Сын Рима
Тень Анастасии нарочито медленно отделилась от моей под резным деревянным столом, намеренное разделение, которое было невозможно увидеть и почти невозможно почувствовать. Я и сам едва заметил это, ощущение теперь почему-то гораздо глубже, чем в последний раз, когда я ощущал подобное, из-за чего я почти что принял его за что-то совсем другое. Если бы глаза Анастасии не выдали её, тлеющее пламя в них слегка вспыхнуло в ответ на послание Грифона, я бы решил, что это просто остаток от истории Этосов.
Грифон вообще не заметил это. Учитывая, в каком состоянии он был сейчас, он, возможно, не смог бы заметить этого, даже если бы знал куда смотреть. Но неважно потрясённый или нет, я бы никогда не смог забыть ощущение падальщика, ползущего в мою тень.
До тех пор, пока я жив, я никогда не забуду крыс.
Во́рон, что скрывался в тени Грифона, зашевелился под столом, поднимая бронзовую рукоять. Улыбка Анастасии расширилась, чтобы соответствовать схемам в её глазах, и в ответ на этот вызов, во́рон поднял ещё двадцать железных рукоятей.
— Я впервые встретил Дэймона Этоса лишь год назад, когда он уже стал тем, кто он есть, — ответил я на вопрос Героев собравшихся вокруг, тишина и так уже слишком затянулась. Через мою тень же, так резко, как только мог, я добавил, Мы не сражаемся здесь. Так что прекратите выпендриваться пока они не заметили – и где ты вообще достал так много мечей?
Падальщик вновь подошёл поближе, с любопытством прислушиваясь, пока женщина, контролирующая его, продолжала изучать карту Сократа.
— Значит, эта история имеет место после того, как он побывал в Риме, — сказал Скифас, прежде чем нахмуриться. — Если только... Он мог бы отправиться туда после этого, но это бы значило...
Сувениры от нашего урока с Оводом, тень Грифона ответила моей, убирая рукояти его небесного топора и двадцати железных мечей.
— Это бы значило, что он обучил Сола лишь десятилетие другое назад, — с сомнением сказал Джейсон. — "Обучил". Даже Овод лишь советовал Бакхусу, как он сейчас советует Солу. В конце концов, как Философ может быть мастером Тирана?
— Что есть в нём такого, что заставляет тебя хотеть целовать ему ноги? — язвительно спросила его Элисса, тыча в меня пальцем, пока она смотрела на Джейсона. — Кто сказал, что он вообще Тиран?
Ты ужасная актриса, провоцировал во́рон Грифона воро́ну Анастасии, пока он сам положил свою щёку на ладонь, чтобы не дать своей руке сжиматься. Уткнула своё лицо в карту, как будто это спасёт тебя от обнаружения.
Это сработало с тобой, весело ответила её воро́на.
— "Кто сказал?" Ты была здесь когда мы притворялись Воро́нами! Ты что вообще не обращала внимание? — потребовал Джейсон.
— Вопрос, который я могу задать паре людей, — размышлял Грифон. Его проигнорировали. Под столом же, он добавил, И это никогда не сработает вновь.
Ничто не работает на тебе дважды, не так ли?
— Чем бы он ни был, — вмешался Кайно, опуская указывающую руку Песни Меча. — Он сам может сказать нам.
— Он уже сказал, — объявил Скифас.
Хотя термин "Легат" вряд ли будет много значить для них, размышляла тень Анастасии, размахивая крыльями, пока она смешивалась с тенями меня и Грифона.
— Ну? — спросил Лефтерис, наклоняясь вперёд.
— Это невежливо спрашивать о положение человека среди неба и земли, прежде чем предложить своё, — отругал его Грифон.
— Вы были в нашем культе и поднялись по лестнице в небеса – наши ранги очевидны. Ваши нет.
— Мой, да. — Его улыбка была лишь слегка неправильной, а притворное легкомыслие было заметно даже мальчишкам Лефтериса. — На самом деле, я видел его сегодня утром.
— Лжец, — обвинил его Лефтерис, поднимаясь от стола. Его одеяния цвета фуксии, небрежно накинутые на плечи, почти полностью упали с них, обнажая бронзовый нагрудник. — Я проверил их, каждую ступеньку с двадцать первой по тридцатую. Ни одно из этих имён не было твоим!
— Ты не там проверял, — сказал Грифон, сузив глаза. — Ты сможешь найти меня на двенадцатой ступеньке.
— Больше лжи. — Элисса сжала свою переносицу. — Так же, как и раньше. И ты ещё спрашиваешь, почему мы не хотим бежать вместе с тобой за мифами.
Может быть, правду в этот раз, Анастасия посоветовала ему через свою тень, возвращая ему его же слова.
Один кулак панкратиона появился в воздухе над столом. Он поднял указательный палец, отбрасывая тень на лицо Грифона.
— Назовите меня лжецом ещё один раз, — попросил он всех в комнате, и я знал что последует.
— Хватит.
Кайно поднял подбородок Лефтериса, закрывая его рот с щелчком зубов. Элисса мятежно скрестила руки, всё ещё опираясь на него, но не стала говорить дальше. Теневой падальщик Анастасии покинул моего, а сама она, наконец, подняла глаза от карты, чтобы с любопытством посмотреть на меня. Джейсон молча потянулся назад и засунул свою пустую чашу в кувшин духовного вина.
— Солус? — тихо спросил меня Скифас. Я закрыл глаза, возвращаясь в состояние ума с которым я был слишком знаком. Более знаком, чем я того заслуживал.
Переходи к делу, посоветовал мне Первое Копьё в мои последние личные моменты, перед тем как я взял на себя командование Пятым легионом. Правда или ложь, хорошие вести или плохие, чтобы ты ни хотел сказать – говори прямо, или не говори вообще.
— Я – Легат, — сказал я Героическим культиваторам, выстроившимся против меня. Глаза Лефтериса расширились. — В Риме, положение человека измеряется его местом в городе. Наши царства отличаются от ваших, восемь вместо четырёх. У нас есть наши пути так же, как у вас есть ваши.
Солдат. Сенатор.
И, конечно же.
Капитан.
— Какой бы путь не избрал человек, результат будет одинаков. Это называлось Cursus Honorum, и это было продвижением Римской души.
— И как далеко по этой дороге зашёл ты? — спросил человек в крокодильей шкуре. Лефтерис пробормотал что-то неразборчивое, неспособный открыть рот, пока рука Кайно всё ещё давила ему на подбородок. Он ударил по этой руке и попытался снова.
— Легат – это командир, — сказал он, пристально глядя на меня. Ища признаки лжи на моём лице. — Человек, что напрямую руководит тысячами людей.
Как интересно, мягко прокаркала воро́на Анастасии. Лефтерис же, сжал зубы и проигнорировал её едкий взгляд.
— Верно, — сказал я, кивнув один раз. — Целый легион. Я командовал людьми, что вместе могли смести сотню кричащих дракайн обратно в море.
Я сказал сказать правду, прокомментировал Грифон, не менее раздражённый тем фактом, что мне не нужно было слышать это от него вслух.
Тс, отругала его Анастасия. Он усмехнулся.
Скифас медленно кивнул: «Так значит ты всё-таки...»
— Тиран, — сказал Джейсон, с тихой убеждённостью.
Я поморщился.
В какой-то момент, ложь должна была закончиться, иначе её раскроют. Если мы с Грифоном сможем убедить любого из этих Героев присоединиться к нам в путешествии через карту в поисках ингредиентов, составляющих пропитание богов, то мы почти наверняка столкнулись бы с конфликтом. Настоящим конфликтом, того, который потребует силы того же уровня, что нам показал папирус Грифона.
Если этого рода проблема найдёт нас в долинах или горах, или в открытом море, или в любой другой дикой местности за пределами свободных городов, то Героям и Героиням, среди нас, не нужно будет сдерживаться. Они будут сражаться свободно, и их сердца будут гореть победоносно. Нас с Грифоном разоблачат в тот же момент, когда мы не сможем соответствовать.
Если мы не сможем соответствовать.
— Республика презирает Тиранов, — сказал я, тихо извиняясь перед Первым Копьём и моим отцом, и всеми остальными, кто придушил бы меня за то, что я планировал. — Ни один гражданин Рима никогда не признает такой титул.
— Называй это как хочешь, — нетерпеливо сказала Элисса, слегка ёрзая. Обеспокоенная тем, что я говорю, и тем, что я не говорю. — У каждой варварской нации есть свои слова для правды, известной свободным городам. Где ты стоишь?
— Элисса, — резко сказал Кайно.
— Всё в порядке, — я протяжно выдохнул. Это сработает, или нет. Теперь, всё что я могу сделать – это попытаться убедить их. Грифон был слишком потрясён историей братьев Этосов, чтобы излучать что-либо, кроме злобы. И это было не то, что им нужно.
— Мы презираем Тиранов, — сказал я снова, — но это не значит, что мы можем избежать их. Среди нас есть люди с силой и влиянием, сравнимым с вашим Тираническим Царством. Законы Республики существуют, чтобы уравновешивать таких людей, закалять их, чтобы они никогда не могли стать для Республики тем, чем Дэймон Этос является для Алого Города. — Я встретился взглядом со Скифасом, и подавил желание смягчить мои следующие слова. — Чем Бакхус был для Олимпии.
Я видел, как он поник, так же как и в покоях Селены, когда я заставил его признать истинную природу тех, кто руководит Греческими тайными культами. Он был Героем, что громче всех протестовал против осквернения похорон кириоса, и он только что стал свидетелем легкомысленной жестокости этого самого великого человека через призму жизненного опыта. Я знал, что он равнялся на Бакхуса, но это не изменяло природу Тирана.
— Но, увы, — пробормотал Грифон. — Ни один закон не является абсолютным. — Я склонил голову в признании.
— Я видел людей, которые были Тиранами во всём, кроме имени, — признал я, хотя слова ощущались как пепел на языке. — Люди, что командовали легионами достаточно большими, что заполнить три Греческих города. Я встречал людей, что брали целые цивилизации в свои руки, и сокрушали их, когда те сопротивлялись. И я бы поставил деньги на любого из этих людей прежде, чем я поставлю их на Грека. Тирана или нет.
— Я служил под величайшим из них, — сказал я Героям вокруг меня. — Я сражался в его легионах, я был с ним, когда он сломал хребет Галлов, Бриттов и Кельтов, сломил каждого варварского короля одного за другим. Те из нас, кто следовал за ним, знали его как Генерала Запада, но были и те, кто звал его иначе.
— Тиран Запада, — пробормотала Анастасия, и Грифон выпрямился. — Император Гай Юлий Цезарь.
Тяжесть каждого слова давила на мои плечи, усиленная тремя тысячами мертвецами. Я стиснул зубы и напрягся против неё.
— Гай был Тираном, — сказал я слова, которые заставили бы сплюнуть кровь любого человека Пятого легиона – включая моего отца, но я видел слишком много, и знал его слишком хорошо, чтобы думать о нём что-либо ещё.
Если тебе нужно нарушить закон, то делай это чтобы захватить власть.
— Но он воплощал лучшее, чем мог быть Тиран, — пообещал я им, наполняя каждое слово убеждённостью капитана. — Меньшее из необходимого зла. Среди патрициев не было никого более щедрого к плебеям, чем он, ни одного победоносного полководца столь же милостивого к своим падшим врагам. Он был тем, кем он был для блага Рима, и он был любим его людьми за это.
— Вот почему, они восхваляли его на улицах, пока его соперники распространяли слово "тиран" через свои владения. Вот почему, они возвысили его над всеми в городе, даже когда провинции обрывали все связи. И вот почему, он вновь и вновь продолжал маршировать, несмотря на превосходящие силы, – даже когда крысы грызли его беззащитные пятки.
Герои и Героини в комнате напряглись и подготовились к бою, а молодые братья спрятались за своим опекуном, но я не обратил на это внимание. Я чувствовал, как выражение моего лица искажается, как мой гнев растёт в грохоте марширующих ног.
— Я обязан частью всего, чем я являюсь, Генералу Запада, так же, как я обязан частью себя Аристотелю, и каждому другому наставнику, что пытались сделать меня больше того, чем я являюсь. Гай был идеальным Тираном, единственным, кто заслуживал того влияния, что у него было, но даже так, его соперники отрывали от него всё что могли. Даже так, они позорили его имя на форуме, пока он находился на самых дальних уголках западного фронтира, проливая кровь, чтобы они могли вести свою роскошную жизнь. Я служил с этим человеком, учился непосредственно у него и я понял, какой может быть "ведущая рука".
— И потом я прибыл в Олимпию. — Мой сжатый кулак закончил то, что начал Лефтерис, разломив стол из резного дерева посередине. — И я вспомнил, почему Республика поклялась никогда более не терпеть очередного короля.
— Цезарь впал в отчаяние в день, когда он нашёл своего величайшего соперника мёртвым, — сказал я яростно. — А ваши старейшины начали хвататься за трон кириоса ещё до того, как закончились его похороны. Они отправили падальщиков охотиться на членов своего собственного культа, безразличные ко всему, кроме их голода! Безразличные к тем, кто зависит от них!
— Безразличные к их гражданам.
Я вспомнил семью, сгрудившуюся и кричащую на улицах Олимпии, пока Тираны били в погребальные барабаны. Они знали, что граждане города присутствовали там, и они знали что громкость, которую они использовали, чтобы дезориентировать свои крупные цели, ранит меньшие души. Они всё равно это сделали. Они использовали их как препятствия.
Семья граждан посмотрела на меня, как на монстра, когда они увидели мои культовые одеяния. И у них были на то веские причины.
— Я пришёл в этот город в поисках моего Греческого наставника, потому что мой Римский наставник умер. Я пришёл в поисках мудрости Аристотеля, и взамен я нашёл это. Взамен я нашёл вас.
Сорея врезался в дверь, ведущую в дом Элиссы, слышимый скрип того, как его когти вонзились в дерево, за которым последовал пронзительный вопль. Звук вырываемой из петель двери эхом пронёсся по коридору.
Добродетельный зверь, который был всем, что осталось от моего дома, через мгновение влетел в комнату и приземлился на мои плечи, широко расправив крылья.
— Я – не Тиран, — сообщил я ошеломлённым культиваторам добродетели. — Я отказываюсь ассоциироваться с вашими старейшинами. Но я наследник человека, что был лучше их во всех отношения, а до этого я – Римлянин.
— Все вы увидели что-то в этой памяти, в подвигах победоносных Героев, что-то, что вы хотите сами. Каждый из вас сражается с Тираном, что держит вас в своей хватке. И вы решили, что Олимпийские Игры – это ваш лучший шанс на спасение. Каждый из вас надеется, что крик Олимпийского чемпиона будет стоить больше, чем ваш собственный.
Я взял рулон развёрнутого папируса в руку, вытаскивая его из потухшего очага, он треснул и смялся в моём кулаке.
— Вы, все вы, взываете к высшим силам, — осудил я их.
— Ты не прав, — возмущался Лефтерис. — Ты не прав, и ты переходишь границу! У тебя нет права читать нам лекции... у тебя вообще нет права здесь находиться! Ты должен быть мёртв!
Скифас резко повернул к нему голову: «Что?»
— О чём ты говоришь? — потребовал Джейсон.
— Он говорит, — сказала Анастасия, едкие зелёные глаза мерцали, — что Республика пала, а её народ вырезан до последнего человека. Солус пришёл в этот город из могилы. Восставший из Рима.
Почему-то, я совсем не удивился, что она знает. Грифон назвал её "ужасной актрисой", но она обманула меня дважды в день, когда мы разделили баню.
— Город Рим – это засоленные руины, — сказал я, признавая правду и идя дальше. Продолжая маршировать. — Половины моей души, что живёт в Риме, оказалось недостаточно, чтобы свергнуть демонов восставшего Карфагена. Половине моей душе, которая родилась от Греции, придётся закончить оставшееся.
— Половине, которая что? — спросила Элисса.
— Я пришёл в Олимпию в поисках Аристотеля, взамен я нашёл крысиное гнездо. Я решил охотиться на Воро́н ваших старейшин, потому что мне тошно на них смотреть, и я ненавижу их до глубины души. Я разорву ваши свободные города на части, выпью любой божественный эликсир, которым ваши боги наполняют свои чаши, и свергну всех ваших Тиранов, если это то, что мне нужно сделать, чтобы получить силу, что мне нужна.
Это был единственный способ, которым я мог убедить их всех, самый безумный гамбит, о котором я только мог подумать.
Я сказал им правду.
— Я – иностранец в чужой земле, и всё чего я желаю – это смерть проклятого Карфагена, — пообещал я им. — Я не остановлюсь ни перед чем в этой жизни, пока не стану достаточно сильным, чтобы сделать это. Присоединяйтесь к нам в этом путешествии и каждом последующем, или нет – результата это не изменит.
— Всё, что измениться – это вы. Либо вы останетесь здесь, в этом ядовитом городе, надеясь и молясь, что наград, что вы выиграйте в игре, будет достаточно, чтобы получить благосклонность высших сил. Вы будете цепляться за эту одолженную силу и надеяться, что её хватит, чтобы вытащить вас из-под пальца Тирана. Вы будете ждать здесь столь долго, сколь потребуется, затаив дыхание, пока вашу свободу не доставят к вам.
— Или, вы присоединитесь к нам, — сказал я, хлопая Грифона по плечу. — И вы возьмёте её.
http://tl.rulate.ru/book/93122/3831830
Готово:
Использование:
