Никогда бы не подумала, что попадусь на мандаринах, ну или Мандариныче. Мандариныч звучит, как кличка, но сообразила я об этом слишком поздно.
Ну что ж – здравствуй, диагноз амнезия. Мы вас долго ждали.
Кажется, я даже испытала облегчение. В конце концов, зачем одной мучиться? Пусть и остальные составят компанию. Все равно правда рано или поздно выплыла бы наружу.
Никак не пострадала? Ну конечно, надейтесь и верьте.
Хотя… с головой у меня явно лучше, чем у моего заполошного папаши. Это же надо додуматься, кричать на всю больницу. Еще бы про то, что в туалет с чужой помощью хожу, сообщил!
Чуть позже мне заново просветили мозги, или как там это у них называется, но отклонений не обнаружили. И не смотря на отсутствие проблем, оставили в больнице еще на несколько дней. Вроде как прописали до этого постельный режим дома, а сейчас уже в больнице под наблюдением – мало ли, учитывая амнезию. К витаминам, успокоительным и тому подобным таблеткам, поддерживающим работу мозга, добавились и другие лекарства.
Мне запретили читать, смотреть телевизор или планшет, пользоваться телефоном, чему я совсем не обрадовалась. Общее самочувствие улучшилось, а вот узнать новости про семью, когда уже в состоянии все осмыслить, я не могу. Всю технику, кроме чайника, из палаты вынесли.
Как я найду новости про Асилькаре? Как узнаю, существует ли Мия фар Асиль-Марино? И если существует, то что с ней? Живет, умерла? А если живет, то кто я сама сейчас? Думать было страшно, как и спрашивать у медсестер, врача или папы. Вдруг в психушку упрячут. Или экзорциста приведут.
Мало того, что всю технику вынесли, так и жалюзи запретили открывать, чтобы солнце, светящее в палату, не раздражало глаза. Мне даже говорить запретили. В смысле много говорить, хотя я и до этого болтушкой не была. Раздражаться и нервничать тоже стало нельзя. Я почувствовала себя узницей, приговоренной есть и спать, спать и есть, а еще слушать чужие разговоры, ведь папочка развлекал меня именно ими.
Папа задался целью напомнить все забытое. А забыла я практически все.
Папу звали Аландер Торосса. Меня – Амелия Торосса. Приставки “фар” перед родовым именем нет. Впрочем, неудивительно. Семей, имеющих право добавить “фар”, не так много. Не каждый может быть героем освободительной войны, отгремевшей столетие назад, и не каждый может быть моим прапрадедом Асиль, открывшим новый вид энергии, что полностью изменил представление о мире.
Заслуги в науке, технике, заслуги перед государством, перед миром, как у Асилькаре – вот за что семьи получали уважительное “фар”. Не за богатство, как у древних. Впрочем, это не отменяет того факта, что иногда можно было получить заветную приставку обходным путем. Примазаться к чьей-то славе, подкупить. Главное, знать путь.
Семья Торосса состояла всего лишь из двух человек, меня и папы. У Аландера не было ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Жена умерла от осложнений после обычной простуды. Без поддержки семьи, без любимой рядом, с малолетней дочерью на руках Аландер добился успеха – с нуля поднял собственную компанию по производству мелких канцелярских изделий.
Так что Торосса, хоть и не были очень богатыми, могли позволить себе, к примеру, мое пребывание в вип-палате несколько недель. Хотя, конечно, для высшего света, где все сплошь и рядом те самые “фар”, это не значило бы ничего. В их глазах Торосса мелкий выскочка, мечтающий заработать аристократическое имя золотишком.
Когда Аландер решил рассказать о моей жизни, точнее о привычках и любимых вещах Мелли, то на пару секунд завис. Знал он, грубо говоря, только название школы, в которой Амелия учится, о чем и сообщил. Вроде как школа “Перо феникса” самая лучшая в районе и так далее, и так далее.
Интересно, помнит ли он возраст дочери? Четырнадцать? Шестнадцать, как было мне? Спросить? Ведь я тоже его не знаю. Скорее всего, Аландер много времени посвящает компании и мало бывает дома – совсем как мой отец. Вот и объяснила сама себе незнание Аландера. Я вздохнула. Но тут же отбросила лишние мысли и про отца, и про свое прошлое.
Не вспоминать, пока не вспоминать. И не думать.
В итоге от Аландера я услышала только детские истории из жизни Мелли. Вот уж точно бесполезная информация. Хорошо, про возраст узнаю потом – слишком странно даже этого не знать. Лучше выудить что-нибудь про ближайшее окружение Мелли. На будущее.
– А кто такая Лаура? Я видела ее, когда очнулась.
– Даже не упоминай! – рассердился Аландер. – Я запрещаю тебе с ней общаться. Сколько можно.
Вот так!
– Почему?
Аландер нахмурился, но из-за круглого лица напоминал хомяка, набившего щеки зернышками, как в виденном в детстве мультике. Я чуть не рассмеялась.
– Даже скорую не вызвали! – пояснил Аландер. Его возмутило то же, что и меня в свое время. – Хорошо, вас Розабелла увидела.
– Розабелла?
– Одноклассница твоя. Не знаю, вы… – папа замялся, – подружки вы или нет, не знаю. Уж извини. Лаура вот постоянно у нас ошива… в гости приходила. А Розабеллу я не видел. Хорошая девушка, и мне сразу позвонила. Ты уж это, золотце… подружись с ней что ли. А может, и не стоит.
– А другие одноклассники или друзья?
Аландер снова пожал плечами. И даже как-то смутился.
Надолго папы не хватило. Через какое-то время он уже не знал о чем рассказывать. Поэтому встал и, подумав пару минут, с энтузиазмом вызвался притащить в палату семейные альбомы, чтобы “золотко” посмотрела и повспоминала. Самостоятельно.
Ну а мне что? Я была только рада. Устала не только от разговоров, но и от самого присутствия Аландера. Он все еще по сути незнакомый мне человек.
В палату заглянул мужчина в строгом костюме.
– Мисс, – кивнул он мне и обратился к Аландеру. – Мистер Торосса, вы просили напомнить…
– Уже иду, – откликнулся папа и пояснил. – Это Седерик, секретарь. Помнишь его? Нет? Ну и ладно с этим Седериком. Ты главное меня вспомни, золотко! И не забывай больше! Мне пора. Я еще зайду. И позвоню.
С этими словами он притянул мою голову и смачно чмокнул в лоб. Я даже увернуться не успела. Мне оставалось только яростно смотреть на захлопнувшуюся за Аландером дверь. Какие у него дурацкие привычки! Я вытерла лоб свободной рукой. А потом расслабленно откинулась на подушки и задремала.
Аландер Торосса, Амелия Торосса, Седерик, Розабелла, Лаура, Марсель… в голове все перемешалось. Как бы про Асиль-Марино узнать? Или планшет получить? Лучше бы про Асилькаре рассказал или планшет принес. Интересно, что там папочка говорил про “позвоню”? Телефон же у меня забрали. Или не забирали? Он вообще со мной был, когда я в больницу попала?
Спросонок я почувствовала, как пришла медсестра и убрала капельницу. Надеюсь, мне ее больше ставить не будут. Надоело. Муторно. И передвигаться мешает.
“Без нее легче… найти компьютер, ну или телевизор”, – подумала я, сместившись набок и проваливаясь в крепкий сон.
Кроме папы меня никто так и не навестил. Это не казалось странным, учитывая мое первое пробуждение в этом теле и знакомство с так называемыми “друзьями”. Я удивилась, если бы кто-то вообще пришел. Кажется, я начинаю жалеть толстушку Мелли. Хорошо, хоть папа появился в больнице. Дочь, судя по всему, он любит.
Проснулась я, когда медсестра Дора принесла новую порцию несоленой каши с вареной куриной грудкой, а после напоила водой с таблетками. Сил возмущаться разнообразием рациона просто не было. Медсестра не папа – соли в кашу не добавит. И пирожные не принесет.
Эх, сейчас бы ту с белковым кремом и клубникой из “Пикоты” на Морской. С каким бы удовольствием я отправила эту Дору, что до сих пор кривится, думая, будто я ничего не вижу, на Морскую улицу за пирожными. Разве смогла бы она отказаться от приказа Асилькаре? Как миленькая пошла бы – я внутренне захихикала.
А потом снова стало больно. О чем я думаю? Подло. Мерзко. И совсем не приносит облегчения. Я плохая, и мысли грязные – не потому ли умерла? Такой толстушке, какой я стала, диета в самый раз.
Погрузиться в отчаяние помешал робкий стук в дверь. Дора как раз собирала грязную посуду на поднос, она и открыла посетителю перед уходом. Я выпрямилась на кровати. Посмотрим, кого там принесло. Надеюсь, мне не придется просматривать новое выступление Марселя с Лаурой. Сомневаюсь, что они поменяли репертуар.
В палату просочилась незнакомая очень худая девушка и замерла на пороге.
– Привет, – сказала она.
Смотрела девушка при этом не на меня, а вокруг – разглядывала обстановку, словно вот-вот ждала откровения с небес. Я тем временем разглядывала ее. Это что еще за чудо такое?
Именно чудо, потому что светлые волосы девушки торчали в разные стороны, словно из кастрюли повылазила длинная и почему-то объемная вермишель. В этой вермишели застряли живые цветы – маргаритки и крупные оранжевые ромашки.
Макияж тоже был чудным, весь в желто-оранжевых тонах. На веках тени намазаны так густо, словно кто-то учился рисовать круги. Ну или бублики, учитывая, что ровно в середке сверкали оттенками лазури радужки глаз. Губы в тон к теням – желтые. Я не удивилась бы, увидев и желтые румяна.
В одежде девушка избрала тот же подход – на ней были оранжевая водолазка с высоким воротом и клетчатая юбка. Ну, конечно же, клетка оранжево-желтая! Как и сумка, перекинутая через плечо.
Просто яркий солнечный взрыв! Я на мгновение зажмурила глаза. И не сразу поприветствовала девушку в ответ.
– Вот, – девушка вытянула из-за спины рюкзак. – Я принесла тут.
Впервые во всем великолепии желтого я увидела кое-что другого оттенка. Розовый рюкзак. Такими темпами у меня точно случится цветовой коллапс, и это в дополнение к стукнутой башке.
Ядерно-розовый рюкзак весело подмигивал переливающимися стразами.
– Это что? – спросила я.
Девушка наклонила голову, разглядывая уже меня.
– Твой рюкзак, – сказала она и почему-то добавила. – Розовый.
– Вижу, что розовый.
– Со стразами.
Ее как будто интересовала моя реакция, потому что при каждом уточнении она наклоняла голову то в одну сторону, то в другую.
– Предметы тоже перечислишь?
– Какие предметы?
– Из рюкзака.
– А-а, – девушка подошла ближе и села на стул возле моей постели. – Я не смотрела. Вдруг там кровь.
– Кровь? Зачем там быть крови?
– Ты же упала и ударилась. Было много крови.
– Смеешься, да?
– Нет. Я Розабелла. Но сегодня Белла. Можешь звать Беллой, – она посмотрела на потолок и снова уточнила. – Но только сегодня. Беллой.
Я посмотрела вслед за ней наверх, но не нашла ничего необычного. Потолок, как потолок – ни паучка, ни трещинки.
– Тебе не страшно? – спросила Розабелла или “сегодня Белла”
– Ты там что-то увидела?
– Ничего. Удивилась, что потолок белый.
– А ты хотела желтый? – не удержалась я от подколки. – Почему мне должно быть страшно?
Диалог выходил престранный. Но меня зацепило упоминание “крови” и “страха”.
– У тебя аринт. А раньше не было, – ответила Розабелла.
И теперь ее немигающие большие глаза уставились на меня. Густые желтые тени гипнотизировали, как какие-то шаманские круги.
– Аринт? И?
– Я рюкзак принесла, там твои документы, – Розабелла отвела взгляд. – Но мне нельзя тут долго. Я потом еще зайду, если хочешь.
Все в такой же неземной прострации она ушла. И что это было, называется? Я так и не решилась крикнуть вслед, что, пожалуй, обойдусь без ее посещений. Потому что мне одной стукнутой башки хватает. Двух стукнутых я не выдержу и точно свихнусь.
А аринт… он у всех бывает время от времени. Так дед говорил и прадед. Подумаешь, тайны развела.
Вот же! Я не спросила, что там произошло потом, когда потеряла сознание. Как Розабелла меня нашла, как вызвала скорую. И что поделывала сладкая парочка друзей? Продолжали разглагольствовать или драпали со всех ног? Потому что убийство это уже серьезно. Даже непреднамеренное. Хотя какая, в сущности, разница. Результат он уже вот… на голову.
Все время хотелось спать. Может быть, лекарства так действовали. Или психика не выдерживала реальности. Не знаю, я не врач и не психолог. За ленивыми размышлениями совсем не ощущалось, как события медленно перетекают в сон – буквально только что смотрела на потолок и вот уже снова слышу голос Розабеллы.
– Тебе не страшно? У тебя аринт. А раньше не было, – говорит она и добавляет глухо, придушенно как-то. – Ты! Это ты виновата! Сама виновата!
Почему кажется, что Розабелла заговорила на два голоса? Один Беллы, другой Розы? Смешно. Я хотела спросить и даже пошутить на эту тему, но возникшие напротив желтые круги затягивают-затягивают и сверкают всполохами новых оттенков. Я проваливаюсь в цветной омут. Тягучий, неприятный. От разноцветья жутко болит голова. Очень сильно, как будто я снова ударилась. Я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Тянусь, но руки не поднимаются. Хочется звать на помощь, но голос не выходит.
Вокруг снуют серые тени – то мало, то очень много. И темнота.
Темнота разбавляется светом, как будто кто-то тихо зовет. Я знаю, мне нужно проснуться, но не могу. С каждым разом все светлее. Вот сейчас я открою глаза, смогу заговорить, смогу обнять. Того, кто ждет. Надо только очень сильно постараться. И я смогу.
Свет заслоняет тьма, еще гуще, еще непрогляднее. Это не прежняя равнодушная темнота, а именно тьма. Она, словно живой спрут, извивается, дышит злобой, вздыбливается крысиными мордами. Огромное неумолимое черное существо. Оно поглощает, и, проваливаясь, я срываю голос бесконечным криком. Крысы ползут, мерзко пищат, цепляясь за мою кожу коготками. Тьма с довольным глыканьем проглатывает все звуки.
На мгновение я выныриваю, жадно вдыхая. И сразу же бегу, откидывая одеяло. Слышится грохот, звон, что-то дребезжит. Мной же руководит только животный инстинкт. Двигаться, уйти. Спастись. В этом продолжающемся кошмаре я не понимала, двигаюсь ли, сплю ли, и почему вместе со мной кричит кто-то еще. Я чувствовала беспомощность, боль и накрывающий с головой ужас.
Только когда вспыхнул свет, я осознала, что кричу, забившись в угол палаты и закрывая голову руками. Капельница, обмотавшись гибким шнуром вокруг моего локтя, придавила ступню. А по полу от постели до окна стелилось одеяло с простыней. Моя дорожка к свободе. На пороге застыла медсестра, глядя на меня расширенными в испуге глазами, у ее ног валялись поднос и шприц с лекарством.
Укольчики прибыли. Те, что мне прописали и ставили отдельно, через какое-то время после приема таблеток. Но от понимания такой простой истины мне было не легче. И совсем не смешно. Я испугалась медсестры с уколами! Долбаной Доры! Почему она сразу не включила свет и подбиралась к моей постели в темноте? Как злобная грязная крыса!
Крыса! Грязная крыса!
От страха продолжало колотить. Такими темпами зубы раскрошатся или мышцы вывернет наизнанку. Я никак не могла успокоиться. За дверью нарастал топот ног. Ну точно! Сейчас сюда ворвется весь персонал больницы. А я тут сижу, забившись в уголок жирной кучкой, как полное ничтожество.
Вставай, принцесса! Ты гадина ползучая, червяк земляной? Что ты пол перед крысами вытираешь? Подними голову. Вставай!
Вставай же!
Сложно. Слишком сложно просто расцепить побелевшие руки. Просто подняться на еще дрожащих ногах. Чьи это эмоции? Мои или Мелли?
– Тебе не страшно? – спрашивала странная желтая девчонка.
Знала что-то? Или она вообще моя фантазия, и на самом деле никто ко мне не приходил? Перед глазами поплыло. Какие знакомые ощущения.
Еще чуть-чуть… Я выпрямлялась, держась за подоконник. Ноги упорно подгибались назад.
Вот сквозь толпу на входе пробился доктор Цетти, вот медсестра быстро и сумбурно что-то ему объяснила. И вот старый знакомец-туман, который полностью застлал зрение.
Я неловко осела, уплывая в обморок.
Принцесса истеричка, которая только это-то и умеет.
Я хочу проснуться дома.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
http://tl.rulate.ru/book/41645/921343
Готово:
Использование:
