Глава 2
Холл в отеле "Рамада" занимал один большой угол парящего стеклянного атриума отеля. К шести часам хромированный бар был переполнен хорошо одетыми лоббистами, рыскающими в поисках привлекательных секретарш из агентств, и большинство столиков было занято. В пяти кварталах отсюда, в Капитолии, проходила сессия законодательного собрания Флориды, и все салоны в центре города были заняты важными людьми, обсуждающими политику и жаждущими денег и секса.
Лейси вошла, получила свою порцию взглядов от мужской части толпы и прошла в правую заднюю часть холла, где нашла Марджи, сидящую одну за маленьким столиком в углу со стаканом воды перед ней.
— Спасибо, что пришли, — сказала она, когда Лейси присела.
— Конечно. Вы знаете это место?
— Нет. Первый раз. Довольно популярное, да?
— В это время года — да. Все успокаивается, когда заканчивается карнавал.
— Карнавал?
— Законодательная сессия. С января по март. Заприте винный шкаф. Спрячьте женщин и детей. Вы знаете порядок действий.
— Мне жаль.
— Я так понимаю, вы здесь не живете.
— Нет, не живу.
Торопливая официантка поспешно остановилась и спросила, не хотят ли они чего-нибудь выпить, хмуро глядя на стакан с водой. Ее послание было довольно четким: Эй, девчонки, мы заняты, и я могу отдать ваш столик тому, кто заплатит за выпивку.
— Бокал Пино Гриджио, — сказала Лейси.
— То же самое, — быстро согласилась Марджи, и официантка ушла.
Лейси посмотрела направо и налево, чтобы убедиться, что все, что они говорят, не может быть подслушано. Это было невозможно. Столики были расставлены достаточно далеко друг от друга, а из бара доносился ровный гул, заглушавший все остальное.
— Ладно, — сказала Лейси. —-Значит, Вы здесь не живете, и я не знаю вашего настоящего имени. Я бы сказала, что мы начинаем медленно, к чему я уже привыкла. Однако, как мне кажется, я уже говорила Вам, я трачу много времени на людей, которые связываются со мной, а потом зажимаются, когда приходит время рассказать свою историю.
— Что бы Вы хотели узнать в первую очередь?
— Как насчет вашего имени?
— Я могу это сделать.
— Отлично.
— Но я хотела бы знать, что Вы будете делать с моим именем. Откроете ли Вы дело? Это будет цифровой файл или старомодное дело, записанное ручкой на бумаге? Если цифровое, то где оно хранится? Кто еще будет знать мое имя?
Лейси тяжело сглотнула и изучила ее глаза. Марджи не выдержала пристального взгляда и отвела глаза.
Лейси спросила:
— Вы нервничаете и ведете себя так, как будто за вами следят.
— За мной не следят, Лейси, но всё оставляет след.
— След для кого-то другого. Этот кто-то — судья, которого вы подозреваете в убийстве? Помогите мне, Марджи. Дай мне что-нибудь.
— Всё оставляет след.
— Вы это уже говорили.
Мимо пронеслась официантка, остановившись надолго, чтобы поставить перед ними два бокала вина и миску с орехами.
Марджи, казалось, не заметила вина, но Лейси сделала глоток. Она сказала:
— Итак, мы все еще застряли на вопросе об имени. Я запишу его где-нибудь и поначалу буду держать его вне нашей офисной сети.
Марджи кивнула и стала кем-то другим.
— Джери Кросби, сорок шесть лет, профессор политологии в Университете Южной Алабамы в Мобиле. Один брак, один развод, один ребенок — дочь.
— Спасибо. И Вы считаете, что Ваш отец был убит судьей, который сейчас находится за судейской кафедрой. Верно?
— Да, судья из Флориды.
— Это сужает список, примерно, до тысячи.
— Окружной судья в Двадцать втором округе.
— Впечатляет. Теперь у нас осталось около сорока. Когда я получу имя Вашего подозреваемого?
— Очень скоро. Мы можем немного притормозить? Сейчас не нужно много усилий, чтобы вывести меня из себя.
— Вы не притронулись к вину. Оно может помочь.
Джери сделала глоток, глубоко вздохнула и сказала:
— Полагаю, вам около сорока лет.
— Почти. Мне тридцать девять, так что, (спорный вопрос, могу согласиться) скоро исполнится сорок. Травматично?
— Ну, вроде того, наверное. Но жизнь продолжается. Итак, двадцать два года назад вы еще учились в школе, так?
— Наверное. Почему это имеет отношение к делу?
— Расслабьтесь, Лейси, я сейчас говорю, хорошо? Мы к чему-то пришли. Вы были еще ребенком и, наверное, никогда не читали об убийстве Брайана Берка, отставного профессора права.
— Никогда не слышала об этом. Ваш отец?
— Да.
— Мне очень жаль.
— Спасибо. Почти тридцать лет мой отец преподавал в юридической школе Стетсона в Галфпорте, штат Флорида. В районе Тампы.
— Я знакома с этой школой.
— Он вышел на пенсию в возрасте шестидесяти лет по семейным обстоятельствам и вернулся в свой родной город в Южной Каролине. У меня есть подробное досье на моего отца, которое я вам когда-нибудь предоставлю. Он был очень интересным человеком. Нет нужды говорить, что его убийство потрясло наш мир, и, честно говоря, я до сих пор нахожусь в шоке. Потерять родителя слишком молодым — это уже достаточно плохо, но когда это убийство, да еще и нераскрытое, это еще более разрушительно. Двадцать два года спустя дело стало еще более "холодным", и полиция практически сдалась. Когда мы поняли, что они ни к чему не придут, я поклялась сделать все возможное, чтобы найти его убийцу.
— Полиция сдалась?
Она выпила немного вина.
— Со временем, да. Дело до сих пор открыто, и я иногда с ними разговариваю. Я не осуждаю полицейских, понимаете? Они сделали все, что могли в данных обстоятельствах, но это было идеальное убийство. Они все такие.
Лейси отпила немного вина.
— Идеальное убийство?
— Да. Никаких свидетелей. Никакой экспертизы, или, по крайней мере, ничего, что можно было бы отследить до убийцы. Никаких видимых мотивов.
Лейси почти спросила: — И что же мне делать?
Но она сделала еще один глоток и сказала:
— Я не уверена, что КПДС способен расследовать старое дело об убийстве в Южной Каролине.
— Я не прошу об этом. Но ваша юрисдикция распространяется на судей Флориды, которые могут быть замешаны в правонарушениях, верно?
— Верно.
— И это включает в себя убийство?
— Полагаю, но мы никогда не занимались этим. Это более тяжелая работа, для ребят из штата, возможно, из ФБР.
— Ребята из штата пытались. ФБР не заинтересовано по двум причинам. Во-первых, нет федерального запроса. Во-вторых, нет никаких улик, связывающих убийства, поэтому ФБР не знает… никто не знает, кроме меня, я полагаю, что мы имеем дело с потенциальным серийным убийцей.
— Вы обращались в ФБР?
— Много лет назад. Как семья жертвы, мы отчаянно нуждались в помощи. Ни к кому не попали.
Лейси выпила еще немного вина.
— Хорошо, Вы заставляете меня нервничать, поэтому давайте пройдемся по этому делу очень медленно. Вы считаете, что судья убил вашего отца двадцать два года назад. Был ли этот судья на своем посту, когда произошло убийство?
— Нет. Он был избран в 2004 году.
Лейси впитала это и огляделась. За соседним столом сидел лоббист, который разглядывал ее с такой плотоядной вульгарностью, столь нередкой в Капитолии. Она смотрела на него, пока он не отвел взгляд, затем наклонилась ближе.
— Мне было бы удобнее, если бы мы могли поговорить в другом месте. Здесь становится тесновато.
Джери сказала:
— Тут есть небольшой конференц-зал на первом этаже. Я обещаю, что там безопасно и надежно. И если я попытаюсь напасть на вас, вы сможете закричать и убежать.
— Я уверена, что всё будет в порядке.
Джери заплатила за вино, и они покинули бар и атриум и поднялись на эскалаторе на один этаж в бизнес-мезонин, где Джери открыла небольшой конференц-зал, один из многих. На столе лежало несколько папок.
Женщины расположились по разные стороны стола, папки были на расстоянии вытянутой руки, а перед ними ничего не было. Никаких ноутбуков. Ни лэптопов, ни блокнотов. Оба мобильных телефона были по-прежнему в сумочках. Джери была заметно более расслаблена, чем в баре, и начала так:
— Итак, давайте поговорим без протокола, без записей. Во всяком случае, пока без записей. Мой отец, Брайан Берк, ушел на пенсию из Стетсона в 1990 году. Он преподавал там почти тридцать лет и был легендой, любимым профессором. Он и моя мать решили вернуться домой в Гаффни, штат Южная Каролина, маленький городок, где они выросли. У них было много родственников в этом районе, и там было несколько земельных участков, которые передавались по наследству. Они построили красивый маленький коттедж в лесу и разбили там садик. Мать моей матери жила на этом участке, и они заботились о ней. В целом, это была приятная жизнь на пенсии. Они были обеспечены материально, имели хорошее здоровье, активно посещали сельскую церковь. Отец много читал, писал статьи для юридических журналов, поддерживал отношения со старыми друзьями, завел несколько новых в городе. А потом его убили.
Она потянулась, чтобы достать папку синего цвета, размером с письмо, толщиной около дюйма, такую же, как и остальные. Она положила ее на стол и сказала:
— Здесь собраны статьи о моем отце, его карьере и смерти. Некоторые откопаны вручную, некоторые взяты из Интернета, но ни один из файлов не хранится в сети.
Лейси не открыла папку.
Джери продолжила:
— За желтой вкладкой находится фотография моего отца с места преступления. Я видела её несколько раз и предпочитаю больше не видеть. Взгляните.
Лейси открыла вкладку и нахмурилась, глядя на увеличенную цветную фотографию. Покойный лежал в каких-то сорняках с небольшой веревкой на шее, туго натянутой и врезавшейся в кожу. Веревка была нейлоновой, синего цвета и испачкана засохшей кровью. Сзади на шее, (тогда «сзади, на шее, она…», но полагаю, что запятая лишняя) она была закреплена толстым узлом.
Лейси закрыла папку и прошептала:
— Мне так жаль.
— Это странно. После двадцати двух лет ты учишься справляться с болью и кладешь ее в ящик, где она, как правило, остается, если ты достаточно много работаешь. Но всегда легко потерять бдительность и позволить воспоминаниям вернуться. Сейчас я в порядке, Лейси. Сейчас мне действительно хорошо, потому что я говорю с Вами и что-то делаю. Вы даже не представляете, сколько часов я потратила на то, чтобы прийти сюда. Это так трудно… так страшно.
— Возможно, если мы поговорим о преступлении.
Джери глубоко вздохнула.
— Конечно. Папа любил совершать долгие прогулки по лесу за своим коттеджем. Мама часто ходила с ним, но она боролась с артритом. Одним прекрасным весенним утром 1992 года он поцеловал ее на прощание, взял трость и пошел по тропинке. Вскрытие показало, что смерть наступила от удушья, но также была обнаружена рана на голове. Нетрудно предположить, что он столкнулся с кем-то, кто ударил его по голове, вырубил, а затем додушил нейлоновой веревкой. Его оттащили с тропы и бросили в овраге, где его и нашли поздно вечером. На месте преступления ничего не нашли — ни тупого предмета, ни отпечатков ботинок или сапог — земля была сухой. Никаких следов борьбы, никаких оставленных волосков или тканей. Ни-че-го. Веревка была проанализирована в криминалистической лаборатории и не дала никаких зацепок. В деле есть ее описание. Коттедж находится недалеко от города, но он все же несколько изолирован, и не было никаких свидетелей, ничего необычного. Ни легкового автомобиля, ни грузовика с номерами другого штата. Никаких незнакомцев поблизости. Есть много разных мест, где можно припарковаться, спрятаться и пробраться в этот район, а затем бесследно исчезнуть. За двадцать два года ничего не всплыло на поверхность, Лейси. Это очень "холодное" дело. Мы смирились с суровой реальностью, что преступление никогда не будет раскрыто.
— Мы?
— Да, но это больше похоже на родео одного ковбоя. Моя мать умерла через два года после отца. Она так и не оправилась и вроде как сошла с ума. У меня есть старший брат в Калифорнии, и он продержался несколько лет, прежде чем потерял интерес. Он устал от того, что полиция не сообщала о прогрессе. Мы иногда разговариваем, но редко упоминаем отца. Так что, я предоставлена сама себе. Так одиноко.
— Звучит ужасно. Также кажется, что от места преступления в Южной Каролине до здания суда во Флориде очень далеко. Какая связь?
— Честно говоря, ничего особенного. Просто много домыслов.
— Вы не зашли бы так далеко, не имея ничего, кроме предположений. Что насчет мотива?
— Мотив — это все, что у меня есть.
— Вы собираетесь поделиться им со мной?
— Подождите, Лейси. Вы и понятия не имеете. Я не могу поверить, что сижу здесь и обвиняю кого-то в убийстве без доказательств.
— Вы никого не обвиняете, Джери. У вас есть потенциальный подозреваемый, иначе вас бы здесь не было. Вы скажете мне его имя, а я — никому не скажу. Только после вашего разрешения, ясно? Понятно?
— Да.
— Теперь вернемся к мотиву.
— Мотив поглощал меня с самого начала. В мире моего отца я не нашла никого, кто бы его недолюбливал. Он был ученым-правоведом, получал хорошую зарплату и откладывал деньги. Он никогда не вкладывал деньги в сделки, землю или что-то подобное. На самом деле, он с презрением относился к застройщикам и спекулянтам. У него была пара коллег, других профессоров права, которые потеряли деньги на фондовом рынке, в кондоминиумах и других схемах, и он не испытывал к ним особого сочувствия. У него не было никаких деловых интересов, никаких партнеров, никаких совместных предприятий — всего того, что обычно порождает конфликты и врагов. Он ненавидел долги и вовремя оплачивал счета. Он был верен своей жене и семье, насколько мы знали. Если бы вы знали Брайана Берка, вы бы не поверили, что он может быть неверен своей жене. К нему справедливо относились его работодатели, в Стетсоне, и им восхищались его студенты. Четыре раза за тридцать лет работы в Стетсоне он был признан лучшим профессором права. Он регулярно отказывался от повышения до декана, потому что считал преподавание высшим призванием и хотел быть в аудитории. Он не был идеальным, Лейси, но он был чертовски близок к этому.
— Хотела бы я знать его.
— Он был очаровательным, милым человеком, у которого не было врагов. Это не было ограблением, потому что его бумажник был в доме, а с тела ничего не пропало. И это точно не был несчастный случай. Так что, полиция была озадачена с самого начала.
— Но…
— Но. Может быть что-то еще. Шансов мало, но это все, что у меня есть. Я хочу пить. А вы?
Лейси покачала головой. Джери подошла к комоду, налила ледяной воды из кувшина и вернулась на свое место. Она глубоко вздохнула и продолжила.
— Как я уже говорила, мой отец любил аудиторию. Он любил читать лекции. Для него это был спектакль, и он был единственным актером на сцене. Он любил полностью владеть своим окружением, материалом и, особенно, своими студентами. На втором этаже юридического факультета есть комната, которая была его владением на протяжении десятилетий. Сейчас там установлена мемориальная доска, и она названа в его честь. Это мини-лекционный зал на восемьдесят мест полумесяцем, и на каждое его выступление все билеты были реализованы. Его лекции по конституционному праву были захватывающими, сложными, часто смешными. У него было великолепное чувство юмора. Каждый студент хотел заполучить профессора Берка — он ненавидел, когда его называли доктором Берком — для изучения конституционного права, а те, кто не прошел по конкурсу, часто пропускали свои занятия и сидели на его лекциях. Не было ничего необычного в том, что приглашенные профессора, деканы, выпускники и бывшие студенты втискивались в кресла, часто на складных стульях сзади или в проходах. Президент университета, сам юрист, был частым посетителем его лекций. Улавливаете картину?
— Я знаю, и я не могу себе этого представить. Я с ужасом вспоминаю свой курс констправа.
— Похоже, это норма. Восемьдесят студентов, все первого курса, которым повезло поступить, знали, что он может быть жестким. Он ожидал, что они будут подготовлены и готовы к квалифицированному ответу.
Ее глаза снова увлажнились, когда она вспомнила своего отца. Лейси улыбнулась, кивнула и попыталась ободрить ее.
— Папа любил читать лекции, а еще ему нравился метод Сократа, когда он выбирал студента наугад и просил, его или её, кратко изложить суть дела для всего класса. Если студент допускал ошибку или не мог внятно аргументировать, то дискуссия часто становилась жаркой. За прошедшие годы я разговаривала со многими из его бывших студентов, и хотя все они по-прежнему выражают восхищение им, они все еще содрогаются при мысли о попытках спорить с профессором Берком о законах. Его боялись, но, в конечном итоге, им чрезвычайно восхищались. И каждый бывший студент был потрясен его убийством. Ну кто мог захотеть убить профессора Берка?
— Вы разговаривали с бывшими студентами?
— Да. Под предлогом сбора анекдотов о моем отце для возможной книги. Я занимаюсь этим уже несколько лет. Книга никогда не будет написана, но это отличный способ завязать разговор. Достаточно сказать, что вы работаете над книгой, и люди начинают говорить. У меня есть не менее двух десятков фотографий, присланных его бывшими учениками. Папа на выпускном. Папа пьет пиво на студенческой игре в софтбол. Папа на скамье подсудимых во время учебного суда. Все это маленькие кусочки жизни в колледже. Они любили его.
— Я уверена, что у вас есть досье.
— Конечно. Не здесь, но я с удовольствием покажу его вам.
— Может быть, позже. Мы говорили о мотиве.
— Да. Много лет назад я разговаривала с адвокатом в Орландо, который учился у моего отца, и он рассказал мне интересную историю. В его классе был парень, который был рядовым студентом, ничем особенным не выделялся. Однажды мой отец вызвал его в класс, чтобы обсудить дело, связанное с Четвертой поправкой, обысками и изъятиями. Парень был подготовлен, но верил в нечто противоположное тому, что говорил мой отец, и поэтому они довольно сильно поспорили. Мой отец любил, когда студенты становились вспыльчивыми и давали отпор. Но этот студент сделал несколько замечаний, которые были несколько экстремальными и выходящими за рамки дискуссии, и он был несколько самоуверен в том, как он препирался с профессором Берком, который сумел закончить всё шуткой. На следующем занятии студент, вероятно, решил, что на некоторое время он освободился от обязанности готовиться, и пришел совершенно неподготовленным. Отец снова вызвал его. Попытка "окрылить" ученика его была непростительным грехом (Пытаться управлять им было непростительной ошибкой), и студент сильно вспылил. Через два дня профессор Берк вызвал этого студента в третий раз. Он был готов к бою. Они ходили взад-вперед, пока отец медленно загонял его в угол. Не стоит спорить с профессором, который годами преподает один и тот же материал, но этот парень был высокомерен и уверен в себе. Нокаутирующий удар был нанесен одной фразой, которая разрушила всю позицию студента и привела в восторг всю аудиторию. Он был унижен и полностью вышел из себя. Он выругался, бросил тетрадь, схватил свой рюкзак и выскочил из аудитории, едва не разбив за собой дверь.
Очень вовремя мой отец сказал:
— Я не уверен, что он создан для суда присяжных.
Класс взорвался смехом, настолько громким, что тот студент не мог этого не заметить. Он бросил занятия и начал контратаку. Он пожаловался декану и президенту. Он считал себя выставленным на посмешище и, в конце концов, ушел из юридической школы. Он писал письма выпускникам, политикам, другим профессорам, вел себя очень странно. Он писал письма моему отцу. Они были замечательно написаны, но были бессвязными и не содержали реальных угроз. Последнее письмо было отправлено из частной психиатрической клиники недалеко от Форт-Лодердейла и написано растянутым почерком на канцелярском бланке. В нем он утверждал, что страдает от нервного срыва, вызванного исключительно моим отцом.
Она сделала паузу и отпила воды.
Лейси подождала, затем сказала:
— И это все? Мотив — недовольный студент-юрист?
— Да, но все гораздо сложнее.
— Будем надеяться на это. Что с ним случилось?
— Он взял себя в руки и закончил юридическую школу в Майами. Теперь он судья. Слушайте, я знаю, что вы настроены скептически, и не без оснований, но он единственный возможный подозреваемый в этом мире.
— Почему это сложнее?
Джери бросила долгий взгляд на папки в конце стола. Их было пять, все толщиной в дюйм, каждая разного цвета. Лейси проследила за ее взглядом, наконец уловила ее мысль и спросила:
— И это еще пять жертв одного и того же убийцы?
— Если бы я так не думала, меня бы здесь не было.
— Я уверена, что здесь есть связь.
— Их две. Первая — это метод. Всех шестерых сначала ударили по голове, а затем удушили нейлоновой веревкой одинакового типа. Каждая веревка перетёрла кожу шеи, была завязана одним и тем же узлом и оставлена на трупе, что-то вроде визитной карточки. И у всех шестерых была плохая предыстория с нашим судьей.
— Плохая предыстория?
— Он хорошо их знал. И преследовал их годами.
Лейси перевела дыхание, тяжело сглотнула и почувствовала сжимающий страх в животе. Во рту внезапно пересохло, но ей удалось сказать:
— Не говорите мне пока его имя. Я не уверена, что готова к этому.
В разговоре возникла долгая пауза, пока обе женщины смотрели на стены. Наконец Лейси сказала:
— Послушайте, я услышала достаточно для одного дня. Дай мне подумать над этим, и я вам позвоню.
Джери улыбнулась, кивнула и внезапно погрустнела. Они обменялись номерами телефонов и попрощались. Лейси поспешила через вестибюль и не могла дождаться, когда сядет в машину.
http://tl.rulate.ru/book/75015/2120263
Использование:
