– Во-первых, я бы не стал портить драгоценную бумагу на подобное. Во-вторых, я бы не стал оскорблять своего преподавателя подобными выходками. В конце концов, крайне некультурно отвлекаться на что-то постороннее в тот момент, когда учитель ведёт лекцию, – разумеется, очень быстро первоначальное любопытство и удивление сменились на раздражение. Уязвлённый тем, что столь долгожданный ученик отвлекается от его «увлекательнейшей» речи в пользу чего-то ещё, он тут же начал причитать.
– Клянусь Таранисом, я бы сделал так же, будь я Софоклом. Но я Мандубракий, – в ответ на что, впрочем, он получил лишь немного видоизменённый ответ Александра.
– Слагаете вы весьма неплохо, и речи ваши сладки, да вас не оправдывают – я выношу первое предупреждение, вам ясно? – естественно, шутки он не оценил, хотя и похвалил за старания. Впрочем, это и не удивительно, ибо приводить видоизменённую цитату из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха, до одного лишь рождения которого ещё более сотни лет – моё почтение.
– Пожалуй, моё увлекательное занятие можно отложить на более поздний срок… – хотя, в любом случае, это не имело никакого значения – внимая приказу учительскому, он прекратил писать на дорогущем пергаменте свои каракули. Где же это видано, чтобы человек записывал на столь драгоценном материале всего лишь величайшую из теорем, царицу геометрии – Теорему Пифагора? Извольте уж прослушать лекцию о том, почему койне – недостойная, испорченная версия литературного аттического диалекта.
– Видите, не так уж и сложно проявить данное вам природой благоразумие, – естественно, Артём ничего на это не ответил. Он сосредоточил своё внимание на лекции Софокла, перешедшего к изложению базовых основ греческого языка. Количество букв в греческом, правила склонения, количество падежей и так далее. Естественно, всё было крайне похоже на русский, потому что, по сути, русский, особенно в изначальном его виде – это греческий для славян. Не то чтобы это было удивительным или унизительным – это просто ожидаемо. Как-никак, зачем вам заново изобретать велосипед, если уже есть его готовый экземпляр, да ещё и крайне удачный? Полагаю, что незачем…
– Вы правы, – к слову, пока мы там рассуждали, Артём, не пытаясь обмануть себя и свою натуру, а, кроме того, не отказывая себе в удовольствии, продолжил писать – но уже второй рукой. Пожалуй, несмотря на присущую ему глупость, Артёма нельзя было упрекнуть в полном отсутствии талантов или дарований – напротив, он был ими весьма одарён. Развивая своё дарование, позволявшее ему с большей лёгкостью делать несколько действий, за которые отвечали разные части мозга, он постепенно приобрёл одно из полезнейших умений – уподобляясь мифическому образу гениального Цезаря, он мог делать, по меньшей мере, два действия одновременно…
… Спустя несколько часов …
– Ну что же, наш урок окончен на сегодня, – убирая пот с лица, в седьмой раз с него сошедший, Софокл, наконец, заявил о конце уроков. Чего уж точно не ожидал Артём, так это того, что в определённый момент они выйдут на небольшую площадку, заранее им подготовленную, и начнут заниматься упражнениями, чтобы «укрепить дух через укрепление тела».
– *Тяжёлая одышка*, да уж… *Тяжёлая одышка*, вам не откажешь… *Тяжёлая одышка*, в умении удивлять, – действительно. Как-никак, Артём даже и не подозревает о том, что традиционное у греков обучение граждан подразумевает активные упражнения и военную подготовку, а в свободное время – изучение того, что в Средневековье назовут «свободные искусства». Вернее, чтобы быть точным, необходимо сказать, что у греков все эти тренировки занимают добрую половину всей программы обучения. Что, впрочем, весьма логично для общества, построенного на том, что все свободные граждане будут готовы в любой момент встать на защиту отечества – и хотя для нынешних греков это уже давно не актуально, это вполне себе полезно для кельтов.
– И вам не откажешь – не ожидал, что вы будете столь слабы своим телом! Так запыхаться после простой разминки… – весьма обидно, наверное, выслушивать что-то подобное от уже седого деда. Обиднее, наверное, только то, что у этого седого деда тело прекрасного Аполлона, мощные и прочные мышцы на котором блестят от оливкового масла, словно начищенная бронза, в то время как удел Артёма – хлипкое тельце, упорно отказывающееся восстанавливаться.
– Я и сам не ожидал этого – я уже более недели активно занимаюсь упражнениями, однако с того момента практически ничего не изменилось – хотя именно после первых недель результат тренировок виден лучше всего, – и ведь действительно, тело Артёма вело себя как чёртова скотина – наотрез отказывалось признавать его упорные труды над собой. Жаль, что его будет крайне проблематично наказать за подобное поведение…
– Неужели вы чем-то больны, юноша? – внезапно Софокл ужесточил свой взгляд, приковав его к бицепсам бедного парнишки.
– Честно признаться, всего неделю назад я всё ещё валялся в беспамятстве – примерно месяц я пребывал во владениях Морфея, если верить словам окружающих, – разумеется, даже и не вспомнил…
– Ясно. Ну что же, будем надеяться, что хворь сама отступит, увидев силу вашей воли и старания! – расслабив лицо, старец внезапно заговорил всякую чушь. Впрочем, как будто он мог как-то иначе отреагировать на это – как-никак, он был философом и мудрецом, но уж точно не врачом. Хотя, даже будь он им, и даже будь он лучшим из них, вряд ли бы это что-то поменяло – не тот уровень развития медицины, чтобы бороться даже с банальной атрофией мышц.
– Надеюсь… – естественно, Артём и сам уже слабо верил в возможность чудесного восстановления, однако всё же продолжал заниматься упорным физическим трудом. Единственным, пожалуй, его главным утешением, и, в особенности, практически единственным способом развеять скуку, была и оставалась математика, а если быть точнее, то систематическое изложение известных ему основ математики в виде теорем. Занятие не сильно сложное, оно, тем не менее, позволяло ему коротать время, а главное – тренировало его память и помогало не забыть то, чему он был обучен. Одна печаль была – в день ему выдавали всего несколько листов пергамента, и потому ему пришлось обучиться весьма необычному навыку – умению вмещать максимально возможное количество текста в те крохотные полотнища, что были ему отведены.
– Ну что же, пожалуй, на этом замечательном моменте мы и закончим наши занятия сегодня – жду вас завтра в то же самое время. Надеюсь, в следующий раз вы будете слушать лекцию внимательнее, а также не станете причиной ненужных эксцессов, – довольный собой, старец, наконец-то, ушёл, оставив Артёма на попечение прислуги и стражи.
– Вы желаете принять сегодня ванну, господин? – после чего та, естественно, приступила уже к своей части работы.
– Да, желаю. К слову, пусть кто-нибудь из ваших принесёт мои лекционные материалы из аудитории в мою комнату – после банных процедур я планирую повторно изучить их, а также выполнить домашнюю работу. И да – есть какие-либо вести по поводу моей просьбы?
– Как вам будет угодно, господин. Насчёт последнего – мастер просил передать вам, что он подготовил то, что вы просили у него, – не расходуя впустую слова, раб кратко и чётко донёс всё необходимое до своего господина, не смея его задерживать на срок больший, чем это действительно было бы необходимо ему.
– Прекрасно. Распорядись установить «это» к тому моменту, как я закончу с ванной, – к слову, стоит отметить, что первоначальная неловкость Артёма, имевшая место при его личном общении с рабами, уже давно прошла – пожалуй, он даже слишком быстро привык к местным порядкам и правилам.
– Слушаюсь и повинуюсь вам, господин, – к слову, равно как и рабы – они крайне быстро привыкли к новому, весьма покладистому характеру их повелителя. Естественно, он всё ещё крайне сурово наказывал их, однако, в отличие от себя прежнего, теперь это происходило лишь в том случае, если раб серьёзно провинился перед господином (что, естественно, случалось очень нечасто). Кроме того, он награждал каждого за усердную работу – в пределах своих весьма ограниченных возможностей, конечно же, однако уже это хватило для того, чтобы произвести сильнейшее впечатление на раболепных слуг Артёма. Его просьбы не были безумными (в частности, Артём прекратил практиковать сексуальное и физическое насилие на беззащитных перед его волей рабынях), а наказание за проступки было справедливым (и очень часто смягчалось им впоследствии, чтобы продемонстрировать его «великодушие»). Их жизнь, особенно в сравнении с тем адом, в котором они совсем недавно пребывали, стала действительно легка и сладка.
– Ну, чего ждём? Топ-топ! Быстрее придём – быстрее закончим! – впрочем, он всё ещё порой вёл себя крайне несуразно, а иногда и попросту забавно (в хорошем смысле).
… Спустя некоторое время, потребовавшееся для того, чтобы Артём знатно искупался …
– Красота! – произнеся весьма многозначительную, пускай и довольно короткую, речь, Артём, наконец-то, принялся делать задуманное…
– … – жаль, что то, о чём всё это время шла речь – всего лишь металлический стержень для штанги.
– Ну, а теперь, когда я убедился в том, что всё именно так, как мне надо – можно бы и продолжить писать, – сказал Артём, после чего продолжил записывать различные теоремы – для тренировки ума…
– … – хотя, стоит признаться, не только для этого. Вернее, записывает и решает теоремы он для умственной разминки, а вот то, что он делает в качестве хобби – создаёт инженерные проекты. В частности, в данный момент он раздумывает над мельницей – мысль о ней пришла ему после того, как он пронаблюдал мощное течение Алье на одной из прогулок. Он подумал – «было бы прекрасно воспользоваться подобной мощью природы», после чего ему тут же в голову пришла совершенно гениальная идея построить мельницы…
http://tl.rulate.ru/book/70600/1975313
Готово:
Использование:
