Незнакомец стоял в самом первом ряду и на нём была униформа Министерства иностранных дел — серебристого цвета. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — до этого я никогда не видела это выразительное лицо. И теперь почти не оставалось сомнений, что это и есть — Серебряный Лев.
Не знаю, по какой причине он показался Императору подозрительным, но одно было совершенно ясно сразу же: Серебряному Льву очень нравятся яркие одежды и броские украшения. Однако то, что кому-то нравится такая одежда, ещё не означает, что он — предатель?
“Нет. Ещё не время открыто наблюдать за этим Львом…”
Я заставила себя сосредоточиться и быстро отвернулась, чтобы лишний раз не смотреть на человека, которого приняла за Серебряного Льва.
— Ваше Величество! Есу — здесь!..
Шаг за шагом, мимо всех собравшихся чиновников, я уверенно приближалась к Императору — лёгкой, специально выработанной походкой, всем телом чувствуя, что с каждым моим шагом глаза чиновников сразу же становятся в несколько раз суровее, чем раньше.
Хм... Возможно, всё это — только моё ощущение. И одежда на мне сегодня — ещё более странная: яркая, тяжёлая и более громоздкая, чем та, что была на последней встрече Большого Совета.
— О, мне так неловко... Все смотрят — только на Есу, да-да... — хихикнула я, быстро подошла к Императору и нежно обняла его за шею.
Прошло уже более получаса: я старательно кормила Императора виноградом и вслушивалась в скучное содержание выступлений на этом собрании. А эти занятия, кстати, позволили мне хорошо рассмотреть внешность и того человека в необыкновенной униформе, который недавно привлёк моё внимание.
— Есу, мой милый Олененок. Взгляни — вниз...
— О! Ваше Величество, зачем Вы меня смущаете?..
— …Вниз — по диагонали. Не прямо — вниз.
— А, наверное, Вы имеете в виду тех чиновников — вооон там?
— Верно. Тебе всё видно?
Император внезапно прервал все текущие выступления и обвёл всех чиновников широким жестом. А я одновременно следила и за каждым его движением, и продолжала наблюдать за чиновниками в Зале Собраний.
— И что ты сейчас чувствуешь?..
— Вы выглядите — и самым смелым, и самым мудрым.
— Ладно, и это тоже верно... Но сейчас все эти чиновники очарованы — твоей красотой.
Выражения лиц чиновников сейчас можно было бы скорее назвать искаженными, чем очарованными. Но Император продолжал без малейших колебаний:
— В частности, Железная Гора и Серебряный Лев — явно не могут прийти в себя...
И только после этих слов Императора я, наконец-то, поняла, зачем он вдруг начал всё это говорить прямо здесь, во время встречи на Большом Совете. Император намеренно созвал всех вместе: и хорошо знакомых мне людей, и совсем неизвестных... Только для того, чтобы показать мне, кто же такой Серебряный Лев. И — заглянуть этому Льву в глаза.
Нет... Разве не проще было бы придумать и сказать что-то совсем другое, не вовлекая в такую неловкую ситуацию Хэя? Кого-то другого, но только не Хэя, можно было бы обвинить в том, что он бросал похотливые взгляды на наложницу Императора. Это было почти равносильно публичному оскорблению и могло погубить безупречную репутацию Хэя.
Посмотрите, ну вы только посмотрите на Железную Гору?.. На весь мой «спектакль» он смотрел с какой-то скрытой жалостью, а выражение его невозмутимого лица ничем не отличалось от колючего снега на северном ветру.
А ещё казалось, он уже вполне готов вынуть кинжал и метнуть его, если Император скажет ещё хоть слово. Надо не забыть и про Юги?.. Он тоже присутствовал здесь: прямо сейчас держался за живот и тихо смеялся, прячась за широкую спину Хэя.
Всё это показалось мне таким забавным, хотя очень искренне сочувствовала Хэю. На мгновение я прикусила дрожащую от смеха губу, а затем снова обняла Императора за плечи и тихо шепнула:
— Прекратите дразнить ещё и Юги, Ваше Величество.
Император посмотрел мне в глаза, с каким-то странным озорством улыбнулся и, в свою очередь, крепко обнял меня за талию.
“Как так? Разве ты не должен контролировать свою хватку, даже если знаешь, что я —достаточно выносливая?”
А сила объятий Ахона была настолько мощной, что у меня на мгновение перехватило дыхание.
— Наложница императора — очень игривая…
Мысленно я улыбнулась этой фразе Императора, но уже задавала самой себе вопрос: а что во всём этом хорошего? У Вас, Ваше Величество, такое необъяснимо приподнятое настроение — от предвкушения крупного улова? А вот мне пока не известны причины этой неожиданной улыбки. И, хотя всё происходящее мне казалось очень странным, я, продолжая игру, нежно погладила Ахона по щеке.
И в тот же момент...
— Ваше Величество?
Император вместо ответа лишь несколько раз моргнул, словно внезапно очнулся. А потом совсем странно взглянул на меня. И было трудно угадать его настроение — глаза были полны непонятных эмоций, словно сам он не мог понять, что сейчас ему надо говорить.
— Что Вы делаете?
И в этот момент я спрашивала не потому, что играла роль “глупенькой наложницы Есу”, а потому, что действительно не понимала, почему он ведёт себя — вот так. При этом я молча наклонила голову и, привлекая внимание Ахона, положила свою руку поверх его руки:
“Эй... Разве ты не играешь сейчас? Но ты — должен…”
Но — неожиданно…
— Ваше Величество!
Император решительно убрал мою руку со своей, чем удивил меня ещё больше.
— … Ваше Величество.
Теперь я обращалась к Императору совершенно твёрдо, уже не как его наложница, а как его работник, но так, чтобы никто нас не услышал.
Сейчас пока не имеет значения, по какой причине он вдруг решил так себя вести. Однако, совсем точно, имело значение то, что между нами — заключён контракт. И, поскольку Ахоном этот контракт тоже подписан, то ему необходимо демонстрировать свои актерские способности в меру всех своих возможностей, даже если плохо получается.
Было обидно разорвать контракт из-за моей ошибки, но еще обиднее, если контракт будет расторгнут — из-за его.
— Что Вы делаете? Вы плохо выглядите...
И я не была единственной, кто удивился, когда Император, казалось, совершенно ошеломленный моими незначительными действиями, вдруг проявил такие странности.
Глаза некоторых людей почти радостно сияли — от мысли, что Император, наконец-то, пришёл в себя, другие проявляли сдержанное любопытство, а Юги просто склонил голову.
Только Хэй, который знал всё, кроме того, что я — ассасин, прищурился и внимательно смотрел только на Императора.
— Странно...
“Что — странно?”
Император прошептал это так тихо, что это могла услышать только я, поскольку находилась совсем рядом с ним. А это действительно — именно то, что чувствовала и я.
“Да, это — странно. Но сейчас — не в этом дело. Что же ты вытворяешь, мерзавец?”
— Ваше Величество?
— Надо…
— Ваше Величество!
Теперь всё выглядело совершенно странным и непредсказуемым: Ахон всем своим поведением словно говорил — сейчас надо держаться от него подальше.
Даже Мюнген, который тоже был поблизости от нас, не мог скрыть своего смущения, его лицо дрогнуло. Но Император уже начал действовать:
— Подожди, Есу.
Он стал отдавать распоряжения — тихим, но твёрдым голосом:
— Мюнген, забери с собой сестру. Мне необходимо сконцентрироваться на правительственных делах, но пока она рядом со мной, я всё время отвлекаюсь.
Слухи о наших разногласиях — подтвердились.
* * *
— Вы что — успели поссориться с Его Величеством?
Спрашивал меня Мюнген на обратном пути к Дворцу наложниц и при этом выражение его лица было таким, словно он задаёт мне чрезвычайно важный вопрос.
Мюнген, ты и сам уже знаешь ответ: сначала Император находился в отличном расположении духа, а затем, внезапно, — вышел из себя.
— Я же не настолько глупа, чтобы ссориться со своим клиентом?
— Но однажды вы уже поссорились.
— ... Имею в виду — после того раза.
Мне удалось справиться и с поднимающимся раздражением, и с желанием дать прямой и резкий ответ на всю эту ситуацию.
“Да неужели?.. И с чего вдруг такая забота обо мне?”
Конечно, после всех изысканных комплиментов о том, насколько он хорош, ему могло и не понравится, если бы затем возникли слухи о том, что кто-то положил глаз на его женщину. Хорошо, допустим, тебе такое — не нравится. И всё же... не я же придумала весь этот план?! Ну, хватит!
Это тоже — оплачиваемая работа. Но я определенно не буду делать то, что мне настолько не нравится!
“И ты собираешься поставить под угрозу всё, над построением чего так усердно трудился — только из-за своих нервов?”
Хаа… Я даже пыталась обмахивать себя руками, но... Гнев не остывал так легко.
— …
Остаток пути после этого мы просто шли, молча.
Служанки смогли наконец-то собраться все вместе, чтобы просто дружески пощебетать друг с другом. Они только что проводили свою госпожу, возле которой они без устали хлопотали с раннего утра, наряжая её и украшая нежнейшими цветами. И никто их них не ожидал, что госпожа вернётся — так скоро, да ещё в сопровождении своего брата. Взволнованные, удивлённые, они устремились навстречу:
— Госпожа?!..
— Вы — уже здесь?..
Мюнген, просто подняв правую руку, молча остановил их всех и так же молча впустил меня в мои покои.
Сам заходить не стал — ему снова нужно было возвращаться на собрание. Однако…
— Давайте всё-таки сначала разберёмся — что происходит.
Сказал только одну эту фразу и — ушёл.
Как только я закрыла за Мюнгеном дверь, сразу с ногами устроилась в кресле. Служанки, догадываясь, что произошло что-то не очень приятное, пока не беспокоили меня своим присутствием и тоже оставались за закрытой дверью.
И вокруг стало так тихо — идеальная обстановка для размышлений.
“Почему?”
Я обняла себя за плечи и, закрыв глаза и наклонив голову, начала думать и анализировать:
“Может быть, невольно я сделала что-то такое, что задело его чувства?”
Спиной я чувствовала нежную мягкость ткани кресла, и начала вспоминать последовательность всех своих действий на Большом Совете. Однако, сколько бы я ни думала обо всём этом, не было ничего, что могло бы превратиться в такую проблему.
Самое «значительное», что сделала – просто дотронулась до его щеки? Но так я делала всегда. Кроме того, в этот момент именно такой жест казался неплохой идеей?
Действительно — разгневался за то, что я затем взяла тебя за руку? Просто ненавидишь держаться за руки? Или хочешь сказать, что твои руки настолько чисты, что ты не хочешь, чтобы запятнанные кровью руки ассасина прикасались к тебе?
“Нет... Вряд ли это — верное рассуждение…”
Но тогда — почему? В чём же — проблема?
* * *
Мне хотелось дождаться момента, когда Император ночью посетит мои покои и хоть что-то объяснит мне. Но продержалась только до середины ночи и всё же пошла спать.
Позже, при встрече, обсудим всё это. Почему так неожиданно он сам выбил опору из-под всего, что так долго и старательно строил? У меня пока не получается стать даже любимой наложницей, чтобы наконец-то поймать «крупный улов». А надеяться на такое и совсем станет сложно, если слухи о нашем разладе распространятся.
Так что, если из-за этой ситуации наш контракт будет разорван, то это — его вина. Мне нужно только чётко всё просчитать.
— …
И уже в этот вечер Император, всё же появившийся в моих покоях, выслушивал все эти колкие и неудобные вопросы:
— Разве не Вы сами решили объявить меня своей любимой наложницей перед всеми этими чиновниками? Или Вы хотели, чтобы я стала известна как наложница, которую бросили — после кратковременной страсти? Которая так и не стала — любимой?.. Почему? Неужели только лишь потому, что я коснулась Вашей руки?
Никаких ответов на все эти вопросы от Ахона так не последовало. Он просто молча смотрел на меня.
— Ваше Величество? Вы правда обижены на меня?
Не понимая, я переспросила — ещё раз, но его ответ был совсем неоднозначным:
— Я просто… посмотрел правде в глаза.
— Какой — правде?
— Правде о том, что всё — ложь.
Это всё —ложь? Сейчас ты говоришь об этой пьесе — о любимой наложнице и Императоре, слепом от любви к ней? А как же цель — поимки предателя?
— С самого начала это была пьеса, написанная Вашим Величеством, не так ли?
Император был тем, кто этого хотел, он был и тем, кто этим руководил, был тем, кто это планировал, кто набирал актеров, и он, наконец, был и тем, кто играл главную мужскую роль. Вот только почему вдруг я злюсь — на эту правду?
— Я — не знаю.
— Разве это не план Вашего Величества?
— Да, это план, который я составил. Верно. Всё это сделано мной, правда… —Ахон мрачно качнул головой. — Мне нужно привести в порядок свои мысли.
— Вы сейчас пытаетесь разорвать наш контракт?
Теперь — снова?.. На какое-то мгновение я почувствовала некоторое беспокойство и, не очень уверенно, добавила, что, если он захочет бросить всё это, то ему придется заплатить штраф. Император посмотрел на меня странным взглядом, затем вздохнул и снова покачал головой:
— Я и не собираюсь бросать всё это.
— Не понимаю.
— Да я и сам не понимаю Императора... Так как тогда ты можешь его понять?
Невозможно вот так общаться. И я только смотрела на него, чувствуя, что между нами — стена.
Ко всему прочему, император в тот день не остался спать в моей комнате:
— Пожалуйста, оставайся в своей комнате до конца завтрашнего дня.
— А как же — моя работа?
— Подожди — только один день... Я загляну к обеду.
Сказав только это, он быстро вышел из моих покоев.
* * *
Вид моих, обычно очень гордых, служанок, которым всегда так нравилась благосклонность Императора к его “любимой наложнице Есу”, их госпоже, сейчас был просто удручающим...Можно даже сказать так: это было весьма жалкое зрелище. Похоже, все они решили, что мы с Императором очень сильно поссорились.
Кажется, им очень хотелось, чтобы я как-то за что-то извинилась перед Императором? Но я по-прежнему оставалась в своей комнате и не «сдавалась». При этом и не суетилась, как обычно, а ходила, рассматривая книги и цветы.
Служанки, чьи шаги с самого утра раздавались повсюду, боялись потерять и моё расположение. Но к обеду и они побледнели, опасаясь, что у меня может случиться сердечный приступ. У некоторых, особо слабонервных, на глазах даже выступали слёзы.
А так как я и сама не знала, почему Император так поступил, то не могла ничего толком ни понять, ни объяснить — ни им, ни самой себе.
Извинившись перед всеми, кто так бесконечно переживал за меня, после обеда я продолжила вышивать. Немного подумав, начала вышивку — на новой ткани.
Эту дорогую ткань нежно-золотистого цвета некоторое время назад мне принёс Мюнген.
Сказал, что, если я вышью на ней красивый узор, Император сможет использовать эту ткань как носовой платок. И это будет выглядеть — красиво. Ладно. Тогда я отложила это, считая такое занятие утомительным, но теперь есть свободное время — можно попробовать и такое.
Ахон, сейчас я вышью такой узор, который поразит тебя — до глубины души!
Здесь! Я собираюсь… Нарисую иглой на ткани обнажённое тело сладострастного мужчины!
А, если затем добавить сверху другую, очень тонкую ткань, то эта «внутренняя» вышивка сможет видна только в случае, когда всё это станет мокрым, верно?
http://tl.rulate.ru/book/103882/4708303
Использование:
