KatiaNeva

(автор) : Блог

Увы, но на звуки топора и крика очень невовремя сбежались родители, ошеломлённо глядя на брошенный в коридоре топор, щепки и дыру в двери. Ещё неделю назад Анна была бы несказанно рада видеть родителей вновь, плакала бы от счастья. Сейчас, глядя на них, Анна спокойна и снисходительно равнодушна. Тролли виноваты во многом, но они предлагали Эльзе обучить контролировать её магию. А мать с отцом, зная происхождение магии Эльзы, делали всё, чтобы разлучить сестёр, «одарили» Эльзу чувством вины, а саму Анну чувством пустоты, которое даже Олаф не смог залечить и заполнить. Они не дали Анне даже объяснится, собственно, Анна и не собиралась им ничего объяснять; их снова разлучили с сестрой.

Анна корила себя за то, что в двенадцать лет сдалась и перестала стучать в закрытую дверь, которую только и могла, что прожигать взглядом. Нужно было продолжать и непременно разузнать, действительно ли Эльза не хочет её видеть. Достучаться, докричаться, узнать, что происходит. Какая ж она была дура и трусиха! Но не в этот раз.

Дождавшись, пока ночь заботливо укутает королевство, Анна едва слышно пробралась в комнату сестры и постучала — это напомнило ей о тех днях, когда они с сестрой, украдкой лакомились шоколадом на кухне. И Эльза открыла ей, но держась поодаль. Открыла, не прогнала — уже плюс. Тем более, действо с топором было нужно только для того, чтобы Эльза сама увидела, что сестра знает, и всё равно к ней тянется.

Медленно проходят недели. Эрик не пропустил ни одного выступления Кристины, смотря трансляции на планшете в прямом эфире. Каждый день супруги переписываются и созваниваются, Кристина навещает его через день, принося с собой всё то, что он просит, а также фрукты, соки и книги. Пытается о нём заботиться, хотя считает себя неуклюжей. Девушка остаётся с ним на полдня, и каждый раз слышать или видеть её — счастье для Эрика.

Но когда её и врачей нет рядом, Эрик пытается хоть чуть-чуть пошевелить ногой или ногами, и всякий раз не ощущает ничего, ноги словно приклеились к кушетке, словно их и вовсе нет. Эрик плачет и злится, когда остаётся один, ненавидя эту ситуацию. В целом же он ведёт себя спокойно — не хватало ещё, чтобы врачи жаловались на него Кристине, будто он ей не муж, а капризный сын дошкольного возраста. Работа, дом, ещё и его навещает, когда все дела на ней. Из-за него она не отдыхает, в чём Эрик винит себя.

Кристина знает об этом, потому что красные или опухшие глаза и его тонкая кожа на костяшках пальцев покрасневшая — это уже даёт ей подсказку, что одному ему слишком плохо. Но девушка молчит и не говорит ему, ещё и обращалась к врачам, просив не упрекать его в порывах злости. Оказывается, им и не положено, потому как не только больной с простудой может быть раздражительным, но и в других случаях.

Спустя какое-то время (он потерял счёт дням, находясь в больнице и проходя реабилитацию, где основой было «подружиться с инвалидным креслом») Эрик вернулся домой.

Кристина вкатила его инвалидную коляску в дом, который действительно ждал его — всё вокруг украшено так, словно сегодня его День Рожденья, всё, что раньше находилось высоко из-за его роста, теперь было расположено ниже, чтобы ему было удобней дотягиваться до того или иного предмета.

Пока Кристина отсутствовала дома, Эрик вымещал свою боль и злость на самого себя где только мог: вазы и статуэтки, что были под рукой, разбиты, а рояль, синтезатор и даже гитара страдали, пока он терзал их клавиши и струны своими пальцами, стены слышали его жуткие мелодии и плач Эрика. Разумеется, как только Кристина возвращалась, всё было спокойно. Он не хотел, чтобы она знала, но догадался, что Кристина знает. Столь нежно и бережно, словно он — хрупкая ваза, прижимает его к себе ночью. Словно жалеет, пытается забрать его боль и отдать часть своей силы ему.

Девушка оглядела себя в зеркале — голубое платье, что немного напоминает мундир, совсем немного макияжа и чуть-чуть лавандовых духов. К свиданию с мужем готова. Почти. Кто-то стучит в её дверь, которую она заперла со своей стороны (Эрик как-то обмолвился, что выкрал ключ, как только девушка обзавелась личной артистической, сделав дубликат для себя, на всякий случай, и в довесок к нему ключ, который может закрыть дверь и с другой стороны, для самой Кристины, для вот таких вот случаев. Он надеялся, что она случайно обнаружит ключ, спрятанный за флакончиком духов. Кристина не знала об этом тогда, а сейчас этот ключик оказался очень даже полезен).

Девушка слышит голос виконта и чувствует раздражение от его «Откройте, Кристина! Вы в опасности, и поэтому я бы хотел, чтобы вы открыли! Позвольте мне быть с вами!». Глядя на ситуацию со стороны, Кристина понимает, что не имеет совершенно никакого значения её реакция, мнение, жест и всё остальное. Главным было только поведение Рауля, потому что он знает, как произвести на других положительное впечатление. Вот ответ на вопрос, почему Эрик, увидев, что Кристина кричала на него и выставила вон в первый раз в Опере; сказал, что ей приятна компания виконта, вот почему Мэг предположила, что они вместе, и вот почему её мать и директор думали, что она получила роль через постель. Потому что именно это и демонстрировал всем виконт! И именно это он продолжил после свадьбы с Эриком. Словно у неё нет мужа, личной жизни, работы — есть только он. Вот отчего Призрак ревновал.

Но и она его тоже. Когда он вернулся, её не покидала мысль, что у него появилась другая. Ведь теперь он знает, что не только Кристина не обращает внимания на маску и шрам. Может, он отыскал кого-то лучше, чем Кристина, любимее, чем она? Рассказав ему об этом, Кристина впервые видела, чтобы Эрик столь сильно побледнел, от фразы «другая девушка».

Через несколько лет Кристина забеременела. Эрик был счастлив, очень. Первую неделю, после того, как Кристина сообщила ему об этом, он не мог поверить, что скоро станет отцом. Но к шестому месяцу беременности, когда он вернулся домой, Кристина встретила его с ненавистью и гневом. Она была недовольна абсолютно всем, упрекала. Эрик принял это за чистую монету, и решил, что после он даст ей развод, но не оставит на произвол судьбы и будет всячески помогать ей и ребёнку, даже если она его ненавидит, ей будет нужна помощь. Он ведь знал, что счастье не продлится долго.

Но вот прошло полдня, он проведал её в их спальне, собираясь сказать о разводе. Не успел — Кристина заплакала. Девушка извинялась и попутно объясняла, что гнев был вызван ребёнком внутри, что это не было её истинными мыслями, всё, что наговорила — ложь. Просто это гнев на Эрика, ведь из-за него она в таком положении, что временно придётся забыть о карьере певицы, что сидит целыми днями дома, словно пленница (именно на этих словах Эрик подумал, что также вёл и он себя в доме на озере, обещая никогда не выпустить её наверх, чего, разумеется, никогда не делал).

— Но ты… всё равно любишь меня? — осторожно спросил он.

— Да, — всхлипнула она. — Прости, что накричала на тебя… Ты не виноват, то есть, виноват, но я тоже хочу этого ребёнка и…

Обнимая Кристину, мысли о разводе пропали, а вот стыд появился — за себя, за гнев в доме под Оперой. И как только она это терпела? И, видимо, его очередь терпеть. Ради неё и их ребёнка.

Если днём гормоны в ней бушевали и гневались, то ночью… Эрик предпочёл бы спать в гостиной, даже на кухне, но определённо не с Кристиной. Ночью в ней просыпалась нимфоманка, охочая до постельных утех. Это могло бы быть приятной новостью, но секс с ней, когда живота ещё не было видно, было нормально, хотя бы потому, что он долгое время об этом и не знал, но сейчас животик уже виднеется, и Эрик боится, что малышу хоть что-то повредит, боится раздавить его своим весом во время секса или сна. Самое главное, что даже глубокой ночью, дожидаясь, пока он уснёт, Кристина продолжает поползновения, надеясь возбудить его. Правда в том, что он всегда возбуждён рядом с ней, но старается не потерять самоконтроль. Первый раз это было даже почти терпимо. Он полагал, что ей нужны только поцелуи, и что она сама понимает, что в её положении это будет по меньшей мере неудобно. Когда её рука опустилась на ремень его штанов, оглаживая дразнящими движениями между ног, Эрик чуть с постели не упал, догадываясь, что ей хочется большего.

— Я узнала тебя, но подумала, что мне показалось. Ведь ты стал старше и выше всего за один день, мой хороший, — на слове «мой» Эрик обнял её крепче, поняв, что больше не одинок, что она не та, кто его прогонит. Девушка продолжила. — Эрик, я говорила о других… Но кому-то я не смогу солгать о тебе. Карлотта — она мне, как старшая сестра, я не хочу обманывать её. Когда у меня никого не осталось, и я скучала по Швеции, моей родине, Карлотта была рядом со мной, утешала, поддерживала.

— Я рад, что у Кристины есть кто-то, кто о ней заботится. И ещё, я видел это. Но меня пугает, когда она бранится… но она ведь не плохая? Он отстранился от неё, и Кристина погладила его по здоровой щеке.

— Да, Карлотта очень остра на язык, но в целом, она добрая. Эрик и Кристина провели остаток дня за разговорами ни о чём и обо всём.

Начало вечереть.

— Когда мы снова встретимся?

— Завтра, — ответила Кристина. — Хоть и ненадолго. Но… Это правда, что Призрак прячется в пятой ложе?

— Да. Я… то есть, Призрак, прячется там.

— У нас завтра выступление, и мне будет приятно знать, что ты был там и видел меня. Из-за выступления у нас будет не очень много времени с тобой. Где-то пару часов.

Эрик не всегда уверен в себе, но что касалось музыки… Крис не могла бы представить себе кого-то более умелого, собранного, более виртуоза и профи этого дела. Он поражал её каждый раз, а когда он запел… В тот момент Кристина совершенно точно выпала из реальности и пребывала в мире, где есть только звуки, его голос. Она уверена, ни у кого, кроме Эрика, нет настолько чарующего, пленительного голоса. Его музыка и его голос практически стали для Кристины наркотиком. Или воздухом, без которого ей не прожить. Или всё это вместе.

Эрик строгий, но справедливый учитель. Внимательный и очень чуткий. Можно было подумать, что Эрик доподлинно знал, в каком месте у неё проблемы, слабые места и недостатки, с какого именно места им нужно двигаться, чтобы «отшлифовать» её голос, словно бриллиант.

Иногда Эрик снимал маску во время уроков, словно чтобы убедиться, что Крис не собирается от него бежать, что не чувствует к нему отвращения.

На занятия вокалом отводилось определённое время, и им никто не смел мешать. Но иногда были разговоры, совершенно не касающиеся музыки. Например, предпочтения, вроде «любимый фильм, книга, цвет», мнение о чём-либо, а иногда Эрик смешил её. Но, неважно о чём они говорили. После таких бесед, Крис, закрывая за ним дверь музыкальной комнаты, сжимала дверную ручку и улыбалась, хотя почему, совсем не понимала.

Однажды они исполняли мелодию в четыре руки, и Крис пела. Случайно пальцы Эрика столкнулись с её ладонью, и девушка замерла, почувствовав, как по телу пробежал ток.

Эрика открыла глаза, в панике осознав, что кто-то обнимает её за спину, буквально стискивая, как плюшевого мишку малыши. Уже приготовившись защищаться, девушка вовремя вспомнила, что вчера была их с Кристианом брачная ночь. Мужчина шевельнулся во сне, и Эрика испуганно выдохнула, почувствовав, как в спину ей упирается нечто твёрдое. Нет, он же обещал, что до вечера её не тронет. Эрика и не стала бы возражать, но даже если вчера боли не было, сейчас внутри было не очень приятно, видимо, от непривычных ощущений и действий. Девушка попыталась сбежать, но тем самым только разбудила мужа.

— Ты напугана? Что случилось? — сонным голосом спросил он.

— Я… к сожаленью… не могу сейчас… — пролепетала она, на секунду бросив взгляд между его ног, что до сих пор в одеяле.

«Призрак Оперы не может связать и двух слов. Разве могла я думать, что такое возможно?» — ругала себя Эрика в мыслях.

Ещё позднее к ней пришла и другая мысль. «Он… хочет меня?»

Кристиан улыбнулся, выпустив её из рук.

— Моё обещание в силе. А это… Что ж, утром это происходит само собой. Мне жаль, что он тебя напугал.

Отчего-то Эрика смутилась, будто пульсирующий «он» не побывал у неё внутри вчера ночью. Тишина в спальне стала неловкой.

Кристиан накрыл девушку одеялом, спрятав от своего взора (который, как успела заметить Эрика, потемнел) её грудь, как бы моля остаться рядом сейчас.

— Ты веришь мне? — вдруг серьёзно спросил он. — Что я люблю тебя… Мне стыдно, что пришлось так с тобой поступать, но у меня не было выбора. У семьи де Шаньи есть связи, она могла убить тебя… — его голос дрогнул. — Она могла убить тебя на маскараде, она собиралась… — он снова обнял её за талию, целуя щёку и изящную шейку супруги. Поцелуи были нежными, объятия — отчаянными. Эрика безмолвно плачет, замерев в его хватке. — Я не знал, вплоть до этого момента, не знал… Думал, что это обычная ревность, как у тебя, — прикусил мочку её уха и вдохнул запах её волос, поцеловал в плечо. — Но на маскараде… Я испугался. Она была другой, когда поняла, что я провёл две недели именно с Красной Смертью… Ты можешь сколько угодно говорить, что я защищал её, но… Когда она почти шагнула к тебе, я понял, что Паулине ничего не скажут, что дело замнут с её титулом и деньгами, что никто не будет оплакивать Красную Смерть. Кроме меня. Поэтому я увёл Паулину. Маскарад был ужасен, я всё время сдерживал её…

Эрик был в одиннадцатом, а Крис — в девятом классе, когда она призналась ему в любви. Эрик был несказанно рад это слышать, потому что тоже её любит, но также он знал, что стоит ему снять маску — она закричит.

И девушка действительно закричала — ну, а кто бы не закричал, когда высокий крепкий парень восемнадцати лет, вдруг теряет сознание? Эрик в тот момент переволновался, снимая перед ней маску.

Кристина не успела к нему подскочить, да и не смогла бы — несмотря на свою худобу, он всё же тяжёлый.

Признание произошло у неё дома — Эрик помогал ей делать домашку, отца — её единственной семьи, на тот момент дома не было, поэтому никто на её крики не сбежался.

Девушка осела на пол, склонившись над Эриком, и ругала себя за то, что не успела ему признаться и в том, что однажды, совершенно случайно, видела его лицо. С другой стороны, откуда было знать, что он будет настолько нервничать?

Кристина взяла с кровати сумочку и извлекла оттуда пузырёк с нашатырём, который носила с собой на всякий случай, и открыв пузырёк, поднесла к почти-отсутствующему носу мальчика.

— Что… случилось? — простонал он, явно ударившись лбом об пол. Эрик открыл глаза. — Кристина?

— Ты упал в обморок, — ответила она, положив пузырёк обратно, и поправив светлый локон за ухо. — Тебе уже лучше?

— Д-да, — он коснулся собственного лица и с ужасом осознал, что маски нет.

«Чёрт! Кристина видела меня… Я провалялся так… И она знает, что живой труп любит её… и… Всё испорчено!»

После, его ужас сменился ошеломлённостью и растерянностью самой высшей степени. Эрик без маски, но Кристина столь спокойно смотрит на него, словно он обычный. Словно ничего и не произошло, кроме его обморока. Но, разве так может быть?

Девушка улыбнулась и наклонилась над ним, чтобы запечатлеть на впалой щеке один поцелуй. Один непослушный локон упал вниз, пощекотав его подбородок.

— Кристина?

— Да, мы оба выяснили, что это — моё имя, — недовольно буркнула она, после чего снова просияла. — А ещё, мы выяснили, что любим друг друга. Она поднялась сама и, рывком, помогла и ему встать с пола.

— И то, что ты сейчас видишь перед собой, тебя не останавливает?

— Ах, это… — ей было стыдно, потому она отвела глаза, усиленно ища взглядом его маску, что валялась около её стула на колёсиках. Девушка подняла её, протянув мальчику. — Вот, держи. — по её коже пробежали мурашки, стоило его пальцам случайно коснуться при этом её, и Крис снова взглянула в его золотистые озадаченные глаза. — Эрик… я уже давно знаю, как ты выглядишь. Это вышло случайно… Но всё равно не решалась сказать, что люблю…

— Конечно, ведь я явно не прекрасный принц…

— Что? Нет! Я тебя поцеловала, а ты думаешь, что противен мне? Брось, ты же не думал, что я попросила тебя помочь с домашкой только из-за твоей гениальности? Ох, послушай, дело в том, кто мы. Подростки. Я вижу, как мои одноклассники меняют своих возлюбленных, как перчатки. И я думала, что если у меня к тебе тоже всего лишь влюблённость. Поэтому и не спешила признаваться. Но уже около года с небольшим я…

— Около года? В меня?

Крис хихикнула — его замешательство, что уже перешагнуло высшую степень (если это вообще возможно), было забавным.

— Да, в тебя. Но, может, даже больше, чем год…

Она не договорила, пискнув — Эрик обнял её нежно и крепко, и она обняла мальчика в ответ. Эрик был готов провести так всю жизнь, но тут, через минуту, Крис опустила руки ему на грудь.

— Эрик, так нельзя… Не здесь! Если папа это увидит, он включит режим «заботливого папочки», и от допроса не уйдёшь ни ты, ни я.

Почему-то после этой фразы они просто рассмеялись.

Нет, Кристина знала, что в тот день, когда она услышала Ангела Музыки, жизнь переменилась. Но и подумать не могла, что настолько. Что с каждым днём она влюблялась в голос своего Ангела, что боялась, что незримый учитель мог покинуть её, и что он, возможно, не любит её так, как любит его она. И, не стоит также забывать о карьере и кривой её жизни, что стремительно поднялась вверх с тех пор.

Она была очень многим разочарована, когда силой обнажила его лицо. Наверно, Эрик и сам догадывается, что слыша его голос за зеркалом, она представляла себе не то, что увидела. То есть, девушка любит его и не отрицает это, но расстроена из-за того, что его внешность не соответствует её ожиданиям. И, ей всё же казалось, что обладатель голоса моложе, чем Эрик на самом деле.

То, что он кричал о своих преступлениях в тот ужасный для них обоих день… Кристине трудно с этим смириться, но, скорее всего, это правда. Неудивительно, если столько лет у него никого не было. И пусть ей действительно трудно смириться с мыслью, что её Ангел убивал, но каждый выживает, как может. Об этом Кристина знает на собственном опыте. В детстве они с отцом зарабатывали на жизнь, как могли. Он исполнял музыку на скрипке, она танцевала и пела. И пусть они жили бедно, но были друг у друга. У её Ангела не было никого. Но иногда она чувствует удовлетворение, зная, что кто-то, Эрик, страдал больше, чем она.

Также его внешность является преградой для него самого. Это объясняет, почему он живёт под Оперой. Кристина думала, что из-за сегодняшнего инцидента с поцелуем, совсем как недавно с объятием, Эрик не придёт к ней ночью и не будет знать, как после такого смотреть ей в глаза.

Но ей пришлось отвлечься от книги, которую она читала, сидя в постели — в дверь постучали.

Слова застряли у него в горле, когда Кристина подалась вперёд. Он оцепенел, дыхание сбилось. Он ожидал боли, что привычна, но неприятна и невыносима, но вместо этого девушка села рядом с ним, медленно завлекая его в свои объятия. Ласковые поглаживания по голове и спине только усилили плач. В этот миг Кристине хотелось показать ему, что она никому и никогда его не отдаст. С одной стороны, он изнуряет себя этими слезами, он практически задыхается, но с другой, ему нужно выплакаться. Ему восемнадцать, как сказали те, кто продал его. Получается, восемнадцать лет никому не было до него дела.

Эрик долго даже не мог понять, что его просто обняли, столь крепко, словно он был обычным. Поначалу он не решался обнять в ответ, но всё же, руки его обвились вокруг её талии.

Они не знают, сколько времени так прошло, но Эрик уже не плачет, лишь всхлипывает.

— Спа… спасибо вам. За одежду и за всё это.

Кристина отстранилась от него, и он убрал руки с её талии, будто обжёгся. Кристина слабо улыбнулась и протянула руки, медленно снимая шарф с его головы. Остаток дороги они ехали молча, но уже не в напряжении.

Мужчина, повернувшись, успевает заметить, что Кристина всё в том же платье, что была на маскараде, синее атласное, с рукавами до локтя и квадратным вырезом, в этом платье её фигура приобретала очертания перевернутого бокала, самого идеального бокала, как смел думать Эрик. А после, уже даже как-то привычно, герцог ловит упавшую посреди кабинета девушку в обморок. И как только успел подлететь, словно знал, что это случится опять? Это даже было немного забавным. А ещё, его удивляло то, что не он причина, из-за которой Кристина потеряла сознание, зная, как на самом деле он выглядит. Это согревало сердце, но до конца он в это поверить не мог, полагая, что девушка, возможно, лжёт.

Кристина пришла в себя через пару минут, в горизонтальном положении, на диване напротив пианино. Эрик, опять же, привычно, не туго зашнуровал её корсет, стоило ей подняться. Вежливо, обходительно, почти осторожно до такой степени, что его пальцы даже случайно не задели её кожу. Как и в прошлый раз.

— Вам стоит сказать слугам, чтобы научились не душить вас шнурком корсета, — со смешком проговорил он. — Что же случится, если меня не будет рядом?

— Спасибо, Эрик, — всё, что ответила она. — Давайте начнём урок.

Она отвела взгляд, всё ещё не зная, как ему признаться, что она и есть та служанка, которая сама себе завязывала корсет, и что никто не знает, что она здесь.

Для начала, нужно что-то, что будет равноценно бескрайнему воображению. Сон – не совсем подходящий вариант, потому что, как сказал Нил Кэсседи «Однажды в сказке» - будь это сон, тут были бы говорящие пончики. Не каждый жанр потянет «говорящие пончики», нужно что-то более реальное или похожее на реальность. Смерть – тоже не то, слишком узкий выбор происходящего. Нужно что-то, что будет между сном и смертью, и что будет также разнообразно.

Кома – просто идеальное решение. Она соответствует трёхактной структуре построения сюжета, что является основой (разумеется, сюжеты не всегда строятся по трёхактной структуре, бывает и больше, но «скелет» состоит от трёх актов и далее), соответствует «путь героя», вписывается во все законы писательства и сценарного мастерства, одновременно с этим, даёт простор для создания историй. Любой жанр, любое время, любой сюжет.

То есть, например, та же комедия. Если, например, персонаж кого-то убил или что-то сжёг – мы знаем, что это не опасно, создано ради юмора, и необратимых последствий не будет. Зато в том же триллере будем переживать за персонажа только потому, что он где-то поранился – обычно это означает, что после он будет убит. Да, иногда это может быть разножанровое или прятать один жанр за другим. Например, та же «Клиника», что должна быть комедией, но по факту, это драма (слишком много смертей, слишком много боли). За шутками и юмором там прячут боль и слёзы. Недавно пересматривала мультсериалы и заметила, что каждый персонаж имеет некое отношение к главному герою или героине. Также, в конце все проблемы героя или героини окончены, и мы просто ощущаем, как он или она словно бы сложился в единое целое, нашёл идиллию в себе. И, получается, что любой сюжет можно обернуть в схему комы. Главный герой или героиня – это тот, кто буквально собирает некие части себя, положительные и отрицательные, а её или его окружение может вовсе и не обладать теми качествами, теми проблемами, что наделила ловушка комы. Также, главный герой – тот, вокруг кого и вращается весь сюжет, все сюжетные линии, что тоже лишь укрепляет понятие комы вне сюжета. Тем более, если писать слишком реалистично, то история получится не интересной, не убедительной, и что-то из основы (трёхактной структуры) пострадает, будь то посыл, развязка или что ещё.

 Редактировать пост

Эссе о том, почему мы любим такие твисты, за что ненавидим, и о том, что повороты могут быть разными. Когда люди долгие месяцы проводят почти исключительно в компании друг друга, они неизбежно либо друг друга возненавидят, либо невольно привяжутся, поддавшись иллюзии возникшей близости.

Стокгольмский синдром - защитно-бессознательная травматическая связь, взаимная или односторонняя симпатия, возникающая между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия. Ну, а проще говоря, жертва влюбляется в похитителя. Только это «в идеале». На деле всё иногда совсем не так. И не всегда всё так просто. Ведь, давайте начистоту, что средневековые браки (династические) (политические) и др – это тоже сравнимо с похищением. Да что там! Это и есть похищение. Ведь это совершается без согласия, потому что девушка (зачастую, а бывает и мужчина) не любят друг друга, но из-за своего титула или родителей, помолвлены друг с другом с детства, и деваться некуда. И да, тогда только два развития событий: либо они (если действительно предназначены друг другу) полюбят, либо возненавидят. Но бывает по-разному, и всё зависит от обстоятельств. Если не в идеале, то случаи совершенно разные. Пара может развестись, через несколько лет счастливого брака или прожить вместе всю жизнь, даже если они действительно друг друга любили. А может быть, похищение было показательным, и на самом деле предполагаемые «жертва и похититель», уже были знакомы и влюблены друг в друга, но из-за семьи(друзей или общества) не могли узаконить свои отношения. А может быть, один из них наломал дров, уже, будучи влюблённым в другого, который устроил показательную «свадьбу», чтобы наказать любимого. Или, если хотите, жертва только притворяется жертвой, на самом деле мечтая попасть в руки похитителя, чтобы его убить. Либо же похищение, чтобы проучить друг друга. Вариантов просто большущее множество.

За что мы любим такие повороты… Ну, для начала, наверно, за то, что «от любви до ненависти» (причём, ненависть, часто показная). А ещё, за то, что это персонажи влюбляются всегда по-разному. И за то, что персонажи сначала видят все негативные стороны друг друга. А ненавидим за штампы. И то, что один старается перекроить другого под себя. Обычно этим «искусством койки и житья» занимается жертва. И если такое есть, то можно догадаться, что это – не любовь. Потому что любовь это не «за что-то» и не «вопреки», а просто потому, что ты есть на белом свете. А ещё ненавидим, когда жертва и похититель меняются местами, и уже жертва применяет насилие (чаще всего, моральное).

В фике «Магический возраст» я беру описание костюма Красной Смерти, чей плащ вышит золотыми буквами. А Кристина просит сшить ей платье с вышивкой серебром. Это обозначает противоположности и парадоксы. Золото обычно больше носят женщины, а серебро – мужской металл. Но в то же время, золото солнца – это мужская энергия, а серебро луны – женская.

Думаю, у каждого был хотя бы один раз, когда в ошибках попадаются вовсе не ошибки. На днях это произошло и у меня. В фике "Перепрохождение" у меня в одном предложении слова "Бог" и "Аллах", кто-то посчитал это ошибкой. Хотя это действительно одно и тоже, но в этом случае имелась в виду разная вера. Бог - протестанты, католики, христиане. Аллах - мусульмане. И законы этих тоже разные - Библия и Коран очень отличаются друг от друга. Так где здесь ошибка?