Открываю глаза. Потолок. Знакомый потолок моей комнаты.
Потягушечки, широкий зевок! Отлично выспался, видел прекрасный сон, в котором мои детки все были здоровыми и счастливыми. Надеюсь сон был вещий. В любом случае: спасибо местным Ками за прекрасное настроение прямо с утра.
Активирую бьякуган: сёстры ещё спят, дядя проводит омовение, Хироко-сан, руководя парой женщин из побочной ветви, занята приготовлением завтрака.
— Непорядок, — сонно пробормотал я. — Так можно всё на свете проспать!
С неохотой вылезаю из-под одеяла и чуть поджимая пальцы из-за прохлады полов, бегу в помывочную.
Я, хоть и имею на лбу печать побочной ветви, но, после смерти отца, живу в доме дяди, вместе со всей роднёй, и Хиаши-доно прохладно воспринимает, если опаздываю на утреннюю разминку. «Дисциплина тела и дисциплина ума — важные составляющие настоящего шиноби». Это любили повторять и отец, хорошего ему посмертия, и дядя, а они оба сильные воины, так что к словам старших родственников я прислушивался. Да и в целом, пользу дисциплины, как таковой, и разминки по утрам, признавал и сам.
Успел выбежать на улицу прямо за вышедшим Хиаши-доно. Мы оба были только в просторных белых штанах: дядя всегда так разминался, и мне порекомендовал. Прохлада раннего утра бодрит не хуже умывания.
Молча отвешиваю положенный главе клана поклон, получая в ответ приветственный кивок, и стандартный сложный взгляд на «птицу в клетке».
Дядя… сложный человек. Я ему сочувствовал. Вообще, я всем сочувствовал: обстановка в клане была далека от идеальной. Этому было довольно много причин, и то, что у меня на лбу — одна из основных. Для меня, как человека отдавшего всего себя клану, в ней не было ничего страшного. Средство наказания, средство уничтожения нашего додзюцу, чтобы оно не попало к врагам. Инструмент — он и есть инструмент. Проблема была в том, что некоторые применяли его… опрометчиво.
Возвращаясь к главе клана Хьюга. Хиаши-доно приходилось принимать очень сложные решения. С самого детства у них с моим отцом были сложные отношения. Тяжело нормально ладить, если знаешь, что один из вас должен будет получить рабское клеймо. Мой папа, в отличие от меня, не имел опыта прошлой жизни, как и дядя, поэтому в их отношении друг к другу чёрт ногу сломил-бы.
Да и закончилось всё… Тяжело. Сначала смерть мамы, которая ещё больше испортила и так не самое лучшее отношение отца к дяде. Нет, тот был не виноват. Совсем не виноват. Куноичи Хьюга погибла на задании деревни. Такое случается, но произошло это накануне моего четвёртого дня рождения, на котором мне и поставили печать. Возможно, мама слишком много об этом думала, поэтому и ошиблась на задании, что и привело к фатальным последствиям.
Отец, после моего дня рождения, был зол практически всегда. Каждый раз, бросая взгляд на мой лоб, я видел, как внешне невозмутимый мужчина приходит в ярость. Думается мне, эта невозмутимость, так пестуемая старшим поколением, сослужила плохую службу папе. Уж лучше бы он сорвался на Хиаши-доно, проорался, может даже подрался с ним. Если бы это произошло наедине, я больше чем уверен, что дядя и не подумал бы использовать печать.
Ослеплённый злостью отец не видел, как в глубине холодных глаз дяди проскальзывает вина и стыд. Он не получал удовольствие от ситуации, ему не приносило наслаждение наше с отцом положение, но холодность Хьюга… Я считаю, что она намного хуже, чем практика использования «птицы в клетке». Отец не всматривался, дядя не демонстрировал. Только Хироко-сан пыталась хоть как-то поддерживать нормальные взаимоотношения между ними. Она никогда не делала различий между мной и кузинами. Да и Хината с Ханаби — чудесные маленькие принцессы.
Одной из которых, так же, как и моему отцу, как и мне, предстоит получить свою печать на лоб. Я сочувствовал. Сочувствовал и дяде, и тёте. Им предстоит ужасная перспектива принять тяжелейшее решение. Кто из двух дочерей — человек второго сорта? Бррр…
Ненависть внутри клана. Ненависть друг к другу. Порочный круг, цепь ненависти, называемая «традицией» и «волей предков», за циклом повторения которого следили старейшины. Не знаю, какую мудрость в подобном видели эти люди, но почему-то мне кажется, что им просто приятно смотреть за тем, как молодежь страдает. Эдакое развлечение на старости лет, щекочущий нервы вуаеризм извращенца-садиста. Что-то в стиле: «мы в молодости страдали, и вы страдайте». Видел я пару раз отблески жадного наслаждения в глазах некоторых стариков, когда у молодых происходит очередная трагедия.
— Неджи-кун, завтрак — прервал мои размышления дядя. Разминка была закончена. Я, задумавшись, пропустил тот момент, когда тётя махнула нам из окна, приглашая к столу, и продолжал движения бесконечного разминочного комплекса: самую основу изучения Джукена. Прекрасная практика — детям, когда они начинают изучать стиль мягкого кулака, легче втянуться, да и для взрослых хороший разогрев.
— Да, дядя, задумался, — лёгкая, благодарная улыбка родственнику не заставляет его улыбнуться в ответ, но, в якобы холодных глазах, заметен отблеск приязни и одобрения.
Забегаю к себе, снова слегка споласкиваюсь, и накидываю на плечи белую верхнюю одежду. Теперь я, как и дядя — весь в белом. В столовой уже все сидели за столом, ожидая только меня. Прохожу мимо мест девочек, целуя каждую в затылок. Милашки, хоровой писк: «доброе утро, Неджи» был мне наградой. Поклон супруге главы.
— Доброе утро, Хироко-сан, — здороваюсь я с мягко улыбающейся женщиной и сажусь на своё место.
— Доброе, Неджи-кун, — отвечает она, переводя взгляд на супруга.
Хиаши-доно обводит нас взглядом, как бы проверяя, все ли готовы к трапезе. На каждой из дочерей его холодный взгляд замирает, чтобы едва заметно блеснуть теплом и умилением. Сонные малышки невероятно очаровательны, не представляю, как он сдерживается, чтобы не тискать их сутками на пролёт.
— Приятного аппетита, — произносит мужчина, получает наш хоровой ответ, и помещение погружается в тишину сосредоточенного уничтожения вкусного и полезного завтрака.
Приём пищи в семье главы Клана всегда такой. Безмолвный, неторопливый, основательный. Изредка тишина нарушается голосами домочадцев, но только в исключительных случаях. Хиаши-доно не любит легкомысленного отношения к пище.
Я же снова погрузился в воспоминания.
Суровый мир, суровые нравы… А иногда ужасные поступки. Я рос довольно разумным, спокойным ребёнком. Память о прошлой жизни полностью стала моей только ближе к полутора годам. До этого была высокая сообразительность, быстрая обучаемость, раннее развитие. И сны. Цветные, красивые сны, в которых было много-много детей, которые со смехом, яркими улыбками и радостью встречали моё появление. Необычные сказки, рассказываемые им, глядя в восторженные глаза. Игры и истории, уроки и проверка домашних заданий. Ну и, наверное, самое важное для того, кто был главным героем сна: бескрайнее удовольствие от общества детишек. Счастье, радость, умиление того, кто шел путём сердца, без остатка отдавая его своему клану.
Я и без своей памяти обожал сестёр, взрослея быстрее других. Эти две милашки никогда не вызывали во мне негатива. А когда осознал себя — и подавно. За что ненавидеть девочек, которые ничего не могут изменить? Да и к дяде с тётей у меня не было претензий. А вот у отца…
Не знаю, что взбрело ему в голову тем днём, но он чуть не кинулся на Хинату. Простая, ежедневная тренировка только чудом не переросла в что-то трагично-отвратительное. Я, стоявший с девочкой в паре, заметил, как у папы заходили желваки, как зло сверкнули глаза, когда он смотрел на химе клана. Кулаки сжались, мышцы напружинились, готовясь к рывку…
Я тогда, прервав нашу тренировку, просто шагнул вплотную к сестре, схлопотав пару довольно чувствительных ударов, обнял её и развернул так, чтобы оказаться на пути разъяренного отца. Вывернув шею, чтобы взглянуть ему в глаза, я постарался передать всё своё удивление, всё непонимание и ужас, от того, что он собирался сделать.
Пантомима трёх Хьюга, грустно улыбался я потом, вспоминая, как отец, дядя и я перебрасывались взглядами. Ничего не произошло, но осадок… остался. Стыд отца, настороженность в его отношении дяди, и моя горечь. Горько, ужасно горько видеть, когда в семье происходит такое. Особенно, когда ты помнишь, как это — быть кланом-семьёй, быть дружными и всегда готовыми на взаимопомощь. Хорошо, что Хината ничего не поняла, решив, что я просто захотел пообниматься. И слава Ками, что Хиаши-доно ничего не сказал тёте — она бы папу не простила. Даже за намерение.
А потом… вот кого я по-настоящему ненавижу, так это Кумо. Проклятые облачники захотели себе бьякуган и решили выкрасть Хинату. Хиаши-доно убил шиноби, пробравшегося на территорию Хьюга. Убил, и я до сих пор не понимаю, почему руководство деревни заняло сторону врага, а не поддержало наш клан. Проклятые политиканы были согласны отдать Главу Клана, сильнейшего клана Конохи! Отдать врагу бьякуган, преподнести его на блюдечке! Да, тяжелая политическая обстановка, да, угроза войны! Но! Раз и навсегда, в моих глазах, как минимум, Сарутоби Хирузен потерял свою честь!
И на фоне мерзкого поступка торгаша, на фоне лая гиен, которых зовут старейшинами деревни, на фоне молчаливого попустительства большинства из совета джонинов. На фоне всей этой мерзости, настоящими столпами чести, достоинства и жертвенности были мои дядя и отец.
Первый, несмотря на своё главенство в клане, был готов отдать свою жизнь. Второй, не дал Клану лишиться главы, не отдал в загребущие, потные ладошки облачников бьякуган. Отец пожертвовал жизнью ради клана и брата. Я провожал его бездыханное тело без слёз, чтобы никто не видел моей боли. Я провожал его взглядом, полным гордости, как героя, на которого стоит равняться.
Тогда, смотря вслед несущим отца, я почувствовал, как на моё плечо легла ладонь дяди.
— Прости меня, Неджи, — раздалось тихое, почти неслышное.
Я повернул к нему голову и встретился с ним взглядом. На привычно равнодушном лице белели невыразительные глаза Хьюга, полные боли и сожаления.
— За что, дядя? — я грустно ему улыбнулся. — Отец всё сделал правильно. Мы же семья!
В любой другой день, я бы, наверное, повеселился увидев на его лице неподдельное удивление. Действительно, несколько забавно наблюдать, как трескается маска изо льда, которую этот человек носит всю жизнь.
— Спасибо за угощение, — поклонился я дядиной супруге. — Было безумно вкусно.
— Пожалуйста, Неджи, — улыбнулась женщина, наблюдая, как я встаю из-за стола. Маленькое послабление от Хиаши-доно.
На официальных приёмах пищи, стол покидают только вместе с главой, но в семейной обстановке такая вольность позволительна. Тем более, все знают, что я не облаками любоваться тороплюсь — науки и техники не ждут.
После завтрака я обычно в течении часа занимаюсь зубрёжкой. Образование необходимо и в этом мире. Вот и изучаю письмо, математику, каллиграфию, литературу, геометрию, анатомию и биологию. Множество наук поможет тебе выжить на пути шиноби. Знания — никогда не бывают лишними, а те, кто ими пренебрегает, изучая только тай, нин и кен, когда повзрослеют — пожалеют.
После теории наступает время физических тренировок, которым я отдаю следующие три часа. Джукен — я влюбился в это искусство боя. Мягкий кулак: забавное название для того, что невероятно эффективно убивает и калечит. Помимо него учителя давали еще тренировки в академическом тайдзюцу, но это больше для ознакомления, чтобы при встрече с знатоком этого стиля не протупить. Смертельно не протупить. Тай академии Конохи — практически тот же тай всех остальных академий скрытых деревень. Есть свои нюансы, но основа одна. Другое дело клановые стили — с ними, в будущем, придётся сталкиваться самому, а ознакомиться можно только с теоретическим описанием и самыми известными приёмами. Знание противника — половина победы.
После тренировки в тай и физических упражнений, я час провожу с девочками. Хината уже изучает джукен, как искусство боя, а Ханаби пока только детскую его версию: то, чем мы с Хиаши-доно занимались ещё утром. Стойки, основные движения. Бесконечный, текучий танец элементов, которые в дальнейшем станут смертельными, хищными, быстрыми, непредсказуемыми, но не менее плавными и красивыми ударами.
Тем не менее, им обеим нужна в этом помощь. Наши учителя прекрасно владеют клановым стилем боя, но как Воспитатели… Я морщусь, оглядывая полигон, где занимаются обе химе. Безразличные лица, холодные голоса.
Когда я в первый раз оттеснил наставника Хинаты, который голосом бездушной куклы пытался ей что-то втолковать, он пошел жаловаться дяде. Думаю, представитель главной ветви Хьюга не постеснялся бы применить «птицу в клетке», если бы не один случай, который произошел через пару месяцев, после смерти отца.
Я тогда, совсем мелкий, налетел на одного засранца, у которого, видимо, было не лучшее настроение. Тот, в связи со скудностью того, что должно было наполнять его черепушку, не придумал ничего умнее, чем пнуть меня, и активировать проклятую печать.
Я корчился на полу от боли и улыбался. Потому что бежал я к дяде, и стоял он, буквально, в двадцати шагах от места действия. К дяде, который несмотря на всю свою холодность, чувствовал за собой вину, который, несмотря на мою «побочность», забрал меня жить в свой дом. Очень, очень взбешённому дяде, который стремительно сблизившись с идиотом, обработал его джукеном до состояния полутрупа. Я даже засмотрелся на совершенство его движений. Люблю смотреть, как горит огонь, как течёт вода, оказывается, мне нравится смотреть и на то, как избивают мудаков.
— Если я увижу, а я увижу, — Хиаши-доно активировал бьякуган, смотря в белые глаза соклановца, — Как ты ещё раз попытаешься причинить боль моему племяннику — я тебя убью.
Вообще, после случая с отцом, глава клана стал больше внимания обращать на отношение старшей семьи к побочной ветви. В такую ярость не впадал, но наказания за несправедливо активированную «птицу» выдавал исправно. Сильно положения это не меняло, но тем, кто носил проклятую печать, стало чуть легче жить.
Так что, за всё время с того момента, я не чувствовал на себе боли «птицы»: слухи в мире шиноби, да ещё и внутри клана, разносятся довольно быстро.
Возвращаясь к тренировкам девочек. Глава пришел на полигон вместе с тем наставником, и всё то время, что я возился с Ханаби и Хинатой следил за мной активированным бьякуганом, потом молча развернулся, и покинул тренировочную площадку. С тех пор, на час, что я занимаюсь с сёстрами, учителя уходят отдыхать.
Поправляю им мелкие огрехи, поощрительно улыбаюсь, показываю на своём примере, как надо. Шучу, тискаю, целую в затылки и жмякаю щечки. Они же такие милахи, а эти, с мордами изо льда, даже не пытаются стать им кем-то больше, чем учителями боя. Наставник и воспитатель — это не просто говорящая голова, это старший, опытный товарищ, вплотную подошедший к тому, чтобы стать твоим другом. Ребёнок должен стараться, но добиваясь успеха, должен получать поощрение и одобрение. Без перегибов, конечно, чтобы не сделать его зависимым от чужого мнения. Но и изображать хмурого снеговика — просто тупо, да и опасно для психики ребёнка.
Потом у нас был тихий, молчаливый обед, снова занятия теорией, но теперь уже три часа. Ещё двухчасовая тренировка, вторую половину которой со мной занимался Хиаши-доно. Его радовали мои успехи. Когда он думал, что я не слышу, нередко называл меня гением клана. Отблеск гордости в его глазах говорил больше, чем славословия. Для меня, хорошо разбирающегося в людях, умеющего видеть мельчайшие признаки настроения собеседника, он был прекрасным наставником. И хвалил, и ругал он молча, холодно, но для меня, в отличии от девочек, это было нормально и приемлемо.
Дальше было свободное время, которое я уделял выходу в город, чтобы навестить одного мальчишку. Настоящий маленький герой, защитивший однажды мою сестру от каких-то балбесов. Жаль, что сирота, на которого все косо смотрят. Хината жутко стесняется, да и дядя её из квартала почти не выпускает. А я, на выходные, как сегодня, забегаю к мальцу. Он скоро, как и сестрёнка, пойдёт в Академию, надеюсь, малышка переборет свою скромность и сможет подружиться с этим, в высшей степени, неунывающим мальчиком.
Ну а, по возвращению, ужин, отдание должного художественной литературе, которая… ну такая себе, немного вожусь с сёстрами, и иду спать.
http://tl.rulate.ru/book/94258/3163090
Готово:
Использование:
Большой рахмат автору за такое произведение!