Позвольте мне объяснить свою историю с самого начала.
Меня зовут Шикамару Нара, как вы уже догадались. Я сын Шикаку Нара и Йошино Нара, ранее Йошино, из незначительного рода, и наследник клана Нара из Конохагакуре-но Сато. Я единственный ребенок, хотя, вероятно, у меня есть несколько дальних кузенов со стороны матери, живущих в других местах.
Я не буду много говорить о них, что, думаю, пойдет им на пользу, так как они гражданские люди, предпочитающие мирную и спокойную жизнь вдали от предательства и жестокости шиноби.
Я не виню их за такой взгляд на жизнь, и не думаю, что они сильно обидятся на меня, когда я скажу, что считаю своих товарищей по оружию больше братьями и сестрами, чем кровных.
Похоже, что в семьях шиноби сильно развита кровная связь. Возьмем, к примеру, меня. На первый взгляд я очень похож на своего отца.
Колючие темные волосы, ленивые глаза с опущенными веками, формы наших ушей и носов, выражения лиц, которые мы делаем в любой ситуации, сверхъестественный интеллект, присущий только Нара, даже наши обычные привычки, от зевания до закатывания глаз в раздражении, полностью совпадают, хотя это может быть связано скорее с тем, как меня воспитывали (дети, в конце концов, подражают своим родителям), чем с генетикой.
Но те преподаватели Академии, которым не повезло пережить не одно поколение моей семьи, включая тетушек, дядюшек и дальних родственников, сразу скажут вам, что в душе я — моя мать.
Говорят (иногда ласково, а иногда жалобно), что Нара страдают от избытка инь. От нашего ума до нашего тела, и даже в фирменных теневых техниках, которые мы используем, мы — тихие, размышляющие типы; умные, но не склонные к действию. Возможно, мы слишком умны, и поэтому природе пришлось уравновесить игровое поле, уменьшив что-то еще в нас.
По крайней мере, так было, пока не появился я.
Хокаге-сама винит во всем мою мать. Он никогда не говорит об этом вслух, но я знаю, потому что каждый раз, когда мой отец решает принять участие в «Дне проводов ребенка на службу», Сандайме хмурит свои старые брови, щиплет переносицу и тихо вздыхает: — О, Шикаку, почему ты женился именно на ней? — каждый раз, когда он смотрит на меня.
Конечно, это было сказано в шутку, а не в гневе, так что, возможно, мне не стоит так уж сильно жаловаться.
Моя мать не была Нара по рождению, хотя она определенно похожа на нее, у нее тоже довольно овальное лицо, которое так заметно, когда ее волосы убраны назад. Но это ни туда, ни сюда.
Она происходила из гражданской семьи, возможно, у меня дед был генином с ее стороны, я не знаю, и поэтому ей пришлось бороться, когтями и криком прокладывать себе путь к званию чуунина, среди остальных ее обычных сверстников, в отличие от тех «специальных» команд, состоящих исключительно из детей кланов (кстати говоря, почти все наследники всех значимых кланов оказались в моем году...).
Возможно, она могла бы пробиться и дальше, но потом родился я, и она ушла на пенсию.
Это так, на бумаге. По духу она всегда оставалась шиноби, и каждое утро, не переставая, доказывала это, вытаскивая меня из постели на рассвете, чтобы сделать зарядку.
(Она давно бросила попытки заставить моего отца проснуться так рано, потому что, когда ей удается поднять его с постели, отведенное время уже заканчивается. Хотя она все еще ворчит на него, когда он наконец просыпается).
Если бы я был моим отцом, она бы отказалась от нас обоих.
Но я не был похож на отца. Я был моей матерью, и в кои-то веки инь Нара уравновесился янем моей матери — новой, свежей кровью, рожденной в результате естественной социальной несправедливости сложившейся клановой системы, выращенной лишь из чистой воли и решимости, горячей, жаждущей и готовой к действию.
Да, я родился с мозгами моего отца, но у меня было сердце моей матери, сердце, вырезанное из испытаний и невзгод не только жизни шиноби, но и политического мира шиноби в целом, с немногим большим, чем средний инструктор, заурядная фамилия, и все ее мужество и свирепость.
Я начал обучение в Академии в возрасте шести лет или около того, как и все остальные в моем году. И поначалу разница между моими одноклассниками и мной не была такой уж плохой или очевидной. Первые несколько дней в основном занимались теорией, чтобы дети, рожденные гражданскими, по крайней мере, не убили себя, когда в конце концов попытаются взять кунай не тем способом.
Так что у меня было не так много возможностей для демонстрации, кроме ответов на основные вопросы. Конечно, я отвечал на них правильно, но так же поступало и большинство других детей, которые накануне потрудились открыть учебник. Даже одна из гражданских девочек Сакура Харуно могла ответить на такие вопросы безупречно.
Даже после того, как начались основные тренировки, я казался совершенно нормальным по сравнению с другими детьми клана. Конечно, благодаря тренировкам с матерью я умел метать оружие и отлично выполнял все свои ката, а также занимал относительно высокие места в спаррингах, но этого и следовало ожидать от человека моего происхождения.
Было много других учеников, например, мои друзья Ино Яманака и Чоджи Акимичи, которые также получили клановое воспитание и поэтому добились не меньших успехов.
В нашем классе в тот год было самое большое количество детей клана за долгое время. Должно быть, что-то подобное было спланировано, поскольку, на мой взгляд, это никак не могло произойти случайно, но я ничего не сказал, поскольку это все равно был бесполезный факт, а отец всегда говорил мне никогда не тратить время на бесполезные факты.
Дело в том, что в первые несколько недель меня мало что отличало от остальных одноклассников, тем более что треть класса была с теми же преимуществами, что и я.
На самом деле, если бы не было известно, что я Нара, который не проводит полдня в дремоте, я был бы одним из менее значительных наследников клана, классифицированным в той же группе, что и Шино Абураме, учитывая, что там были такие дети, как Саске Учиха и Киба Инузака, оба из которых были гораздо более склонны к показухе, чем я.
Но я не мог прятаться вечно. Хотя мой отец изо всех сил старался привить мне чувство скромности, в основном через доктрину, что хорошего шиноби не должно быть ни видно, ни слышно.
Моя мать как бы отменила эту доктрину и выработала свой собственный принцип — всегда стараться изо всех сил и выкладываться по полной.
Учитывая мой врожденный интеллект, это означало, что мне есть что показать.
В конце концов, это вылилось в компромисс.
Я никогда не вызывался делать больше, чем от меня требовалось, в отличие от Саске, который при каждом удобном случае демонстрировал перед инструкторами сложные приемы тайдзюцу, но все, что от меня требовалось, я выполнял так, чтобы доказать вне всяких сомнений, что я способен на гораздо большее, чем то, что я показывал.
Так что я выполнил обе свои части сделки. Я скрыл 75% своих способностей, как и хотел мой отец, но, черт возьми, я не сдерживал остальные 25%.
Оглядываясь назад, можно сказать, что это было сделано как из эгоизма, так и из послушания родительским принципам стать хорошим шиноби. Я, как и любой другой ребенок, хотел, чтобы меня признали за мою собственную гениальность. Это был мой маленький способ показать себя.
Конечно, в шестилетнем возрасте человек не задумывается о моральных последствиях своих поступков.
Я просто убедил себя, что поступаю правильно, без всякого эгоизма, потому что все взрослые вокруг меня так считали. Мой отец получил то, что хотел, и моя мама получила то, что хотела. Конец истории.
Прошла половина первого семестра, когда стали проявляться признаки того, что я не просто отличаюсь от других. Каждый письменный тест я всегда заканчивал первым и всегда получал отличную оценку. Не просто на одну-две минуты опережая следующего человека, иногда разница достигала получаса.
В зависимости от того, сколько нужно было написать и сколько требовалось показать вычислений. Тесты с множественным выбором я мог закончить буквально за несколько секунд. Многие из этих вопросов были здравыми, если я не знал ответа, я мог легко догадаться.
Я дам себе поблажку и скажу, что быстро заканчивал не специально, чтобы доказать свое превосходство перед одноклассниками, как сделали бы большинство детей, а скорее, чтобы доказать свое эго самому себе и своим родителям.
Я любил игры, и поэтому для меня каждый тест был похож на игру, и мой результат определялся тем, сколько времени у меня осталось. Кроме того, чем больше времени у меня оставалось, тем больше времени у меня было на то, чтобы выйти на площадку Академии и потренироваться в одиночестве.
Я знал, что если посидеть еще несколько минут, чтобы проверить свою работу, это поможет мне не больше, чем если бы я не проверял свою работу, тогда как тренировка мышц поможет.
Одна из многих философий моего отца, в конце концов, заключалась в том, что те, кто родился с превосходным умом, должны работать, как и все остальные, чтобы развить превосходное тело.
И, как всегда учила меня трудовая этика моей матери, пользуйся каждой секундой, которая у тебя есть, что я и делал.
Моя сырая сила была такой же, как и у всех остальных учеников, но когда дело доходило до таких вещей, как техника, как наиболее эффективно распределять силу, у меня было преимущество.
Я быстро учился, быстро двигался и был очень скоординирован, поэтому физически я мог нанести больший урон, чем остальные мои друзья, хотя по силе мы все были примерно на одном уровне.
И сколько бы сюрикенов ни бросал Саске Учиха, занявший второе место, сколько бы АНБУ Наруто Узумаки, занявший последнее место, ни обгонял, учителя Академии вскоре заявили, что никому не удастся меня догнать.
Что было неправдой. Я знал, что теперь я умный, но если от чего и предостерегал меня отец, так это от высокомерия, потому что ни один человек не может в совершенстве управлять будущим.
Но неважно. Несмотря на то, что я был Шикамару Нара, я все еще оставался обычным шестилетним ребенком, и какие бы мудрые слова ни произносил мой отец, они, несомненно, будут проигнорированы в пользу так называемого опыта, когда пройдут через мои уста.
В этом и заключалась причина первой и, к счастью, последней ссоры моих родителей.
Все началось достаточно невинно. Примерно в конце первого семестра преподаватели Академии и некоторые другие представители Конохи проанализировали мои оценки и, поняв, что они намного выше, чем у всех, кого они когда-либо видели, включая всех вундеркиндов, которые были до меня, решили поднять меня на несколько классов.
Тогда я был еще молод и наивен, при всем моем интеллекте. В то время у меня не было никакого мнения на этот счет. Я был просто ребенком. Пока у меня были друзья и похвала родителей и учителей, я был счастлив.
Смутно я знал, что я умный и особенный ребенок, так как все всегда говорили мне об этом, но я не мог точно сказать, насколько сильно я отличался от своих одноклассников. Когда тебе шесть лет, ты — это ты, а они — это они.
Что с того, что у меня было больше золотых звезд, чем у всех остальных? Ино была Ино, Чоджи был Чоджи, Саске был Саске, Наруто был Наруто, и, с биологической точки зрения, вашему мозгу требуется некоторое время, чтобы полностью сформировать собственное чувство собственного достоинства.
Моя мать, с другой стороны, была полностью за это.
Тогда отец вмешался и спас меня.
— Нет, — сказал он и решительно поставил ногу на ногу, так что даже Хокаге, который был полностью за эту идею, отступил.
«Просто нет».
Приятная вещь в том, чтобы быть Нара, заключалась в том, что независимо от того, насколько тихо ты говорил, когда ты говорил (а я имею в виду действительно говорил, а не просто жаловался), люди слушали.
Но моя мать тоже была нарой, если не по рождению, то по имени, и у нее были другие идеи. Упрямая женщина, она не могла понять, почему кто-то не воспользуется такой грандиозной возможностью, когда она вот так, прямо перед его лицом. В ту ночь она попросила.
Ну, требовала — это более подходящее слово, поскольку это была моя мать, чтобы точно знать, почему мой отец приостановил мое образование.
Конечно, он предвидел этот вопрос и подготовил целый список.
И вот мы возвращаемся к шестилетнему мне, прижавшемуся к стене, спрятавшемуся в тени, наконец-то получившему представление о том, какой может быть судьба такого ребенка, как я.
— Ни у одного ребенка-гения никогда не было хорошей жизни. Только не в мире шиноби. Шикамару может получить известность и славу, если захочет, но это будет не как ребенок-вундеркинд. Его жизнь будет достаточно трудной во взрослой жизни, в этой сфере деятельности. Пусть он будет счастлив, пока может.
Мою маму многие считают властной и властолюбивой женщиной, но пусть никогда не говорят, что она не знает, что такое разум, когда слышит его.
. . .
Когда наступил следующий день, больше не было «нелепых разговоров» (слова отца, не мои) о том, что я закончу школу раньше времени.
Я останусь там, где был, с детьми моего возраста, и буду расти нормально или, я полагаю, настолько нормально, насколько это вообще возможно, будучи подвергнутым всей этой пропаганде войны и десенсибилизации в возрасте шести лет и далее.
Тем не менее, моей матери удалось убедить моего отца, что он должен помочь разжечь мой талант, пока он не угас окончательно, поскольку было ясно, что мне становится скучно в школе.
С этим отец согласился, ему было все равно, как далеко я продвинусь между шестью и двенадцатью годами, лишь бы я не надел «Коноха хитай-атэ» раньше этого срока.
Я думаю, что в идеальном для него мире дети не завершали бы формально свое образование по крайней мере до восемнадцати лет, но когда они это делали, мы бы выпускали учеников не ниже уровня джонина.
По его мнению, чуунином становятся не после сдачи экзаменов на чуунина, а после того, как ты уже достиг уровня высокого чуунина. Нет смысла проходить потенциально смертельный тест, чтобы провалиться или, что еще хуже, умереть.
Полагаю, для меня такой расклад был даже лучше. У меня были друзья в классе, Чоджи и Ино еще со времен Академии (правда, больше Чоджи, чем Ино, которая любила играть с другими девочками), и я не хотел их бросать.
Даже если Саске имел привычку дуться и быть угрюмым без видимых причин, а Наруто и Киба были немного буйными. Они все равно были моими друзьями.
В любом случае, мои учителя тоже были в курсе моей ситуации (ведь именно они в свое время подали идею о пропуске шести классов моему отцу и Хокаге).
И обычно они позволяли мне заниматься своими делами, пока они помогали остальным членам класса разобраться с концепцией, которую я уже давно усвоил.
Кроме того, по вечерам, в отличие от остальных моих друзей, я засиживался допоздна, иногда даже до двенадцати, сидя с отцом у костра и наблюдая за тем, как свет и тени мелькают на земле.
Мое детство было довольно приятным, если не считать обычных детских испытаний и невзгод.
Но время летит быстро, и вскоре я уже смотрел на собственное отражение на своем полированном защитном щитке для лба и думал, когда же мне исполнилось двенадцать лет.
Может быть, именно поэтому мой отец любил все делать так медленно.
(Но я никогда не забывал отцовского бугимена, и на протяжении всей моей жизни меня преследовали его слова, которые он даже не подозревал, что я слышал).
«Те, кто ходит в тени, вполне могут стать одним целым с ней».
http://tl.rulate.ru/book/93003/3084981
Готово:
Использование:
