Пролог.
Вокзал Кингс-Кросс представлял собой привычную для первого дня осени картину: десятки различных торопящихся и снующих тут и там людей. Кто-то, как и подобает уважающим себя англичанам, шли, лишь слегка ускоряя шаг, не подавая и вида, что опаздывают на отходящий всего через пять минут поезд, а кто-то, плюнув на всю эту архаичность, просто бежал, стараясь не размахивать своими саквояжами в руках. Обычный день, каких старинный вокзал видал за свою жизнь огромное количество раз.
Помимо прочих, вокзал в этот день был полон детьми от десяти и старше лет – как-никак первое сентября на дворе и многие отправляют своих чад в пансионаты, где те пробудут вплоть до лета, изредка возвращаясь домой на какие-либо крупные праздники. Рядом с неприметной колонной, разделявшей платформу под номером «9» и «10» стояли трое: статный мужчина в возрасте, женщина, чуть младше него, и юноша. Было видно, то, несмотря на возраст и время, явно не щадившее пару, они следили за собой и выглядели не на свой возраст, который, к слову, приближался к шестому десятку, а немного моложе.
— Виктор, — поставленным и чётким голосом обратился мужчина к своему внуку, по-отечески положив юноше руку на плечо, — Помни: настоящий джентльмен, дав своё слово раз, не будет нарушать его никогда.
— Да помню я, помню, — буркнул Виктор, которому в этом году исполнилось четырнадцать, немного стыдливо отводя глаза в сторону, — Буду я, буду, писать вам письма каждые две недели.
Мужчина на это лишь хмыкнул и потрепал внука по голове, давя, пробивавшуюся сквозь маску напущенной строгости, улыбку на лице.
— Ты дал слово, внук, — словно проводя невидимую черту, кивнул мужчина.
— Ну всё, Роберт, — пихнула его молчавшая до этого женщина мужа в бок, — Хватит с внука твоих старческих бухтений, — после чего обратилась уже к юноше, — Дай бабушка тебя обнимет, — после чего заключила внука в крепкие объятия, ведь в следующий раз они смогут увидеться лишь на Рождество.
Виктор со слегка грустной улыбкой принял объятия бабушки. Внутри него боролись два чувства: недавно давший о себе знать юношеский максимализм, из-за которого хотелось порой, пряча смущение под иными чувствами отмахнуться от родителей, и та его, разумная часть, которая понимала и признавала, что он любит своих бабушку и дедушку, не взирая ни на что.
Объятия не были долгими. Женщина разомкнула руки, после чего смахнула небольшие капельки слёз в уголках глаз, и ещё раз посмотрела на своего драгоценного внука, вынужденного вновь покинуть их на целый учебный год, как делал это уже дважды, начиная с момента, когда получил то письмо. Письмо из Хогвартса. Она понимала, что должна радоваться тому, что её драгоценный внук оказался одним из немногих, кому посчастливилось родиться с даром к магии и его, несомненно, ждёт великое будущее (впрочем она бы думала так же, даже не окажись Виктор волшебником), но так же ей было и горестно, от того, что мальчик вынужден покидать их на столь долгий период.
— Беатрис, Виктор, — нарочито громко прочистил горло мужчина, кивнув на висящие недалеко часы, — Время. Тебе пора…
Виктор на эти слова своего деда лишь сдержанно улыбнулся, пряча небольшую неловкость на своём лице, при взгляде на деда, который сейчас не выглядел самим собой, обычным, слегка чопорным, мужчиной. В этот момент он словно на мгновение сбросил маску, приросшую к его лицу, казалось, уже давно.
Юноша хотел было ответить, но не успел – слово «взяла» бабушка:
— Сынок, мы одного лишь просим, не забывай о нас... Как бы тебе порой не казалось, но нет в этом мире человека, которого бы мы любили и за которого переживали, больше, чем за тебя.
— Я… Я знаю, бабуль, дедушка, — кивнул тот попеременно им.
К сожалению, время действительно поджимало, а Виктор прекрасно понимал, что он не Поттер или его закадычный друг Уизли, которым, казалось, всё сходит с рук и прощается – не важно, наступили они на ногу однокурснику, или по кирпичикам разнесли школу, так что, если он опоздает на поезд, то… Это будет проблема. Его проблема.
Попрощавшись с родственниками, юноша поудобнее взялся за ручки своей тележки, на которой расположился учебный саквояж, больше напоминавший сундук, и, мысленно выдохнув, взял небольшой разбег, после чего, вопреки здравому смыслу, вместо того чтобы на полном ходу врезаться в кирпичную колонну, над которой висела не видимая для обычных людей табличка с надписью «9¾. Хогвартс Экспресс», он прошёл сквозь неё, не испытывая никакого сопротивления.
По ту сторону Виктору открылась привычная картина мельтешащих школьников с такими же саквояжами и тележками, да редкие взрослые, провожающие своих чад в Хогвартс. Почему редкие? Так времени до отправления оставалось меньше пяти минут!
Успев погрузится в поезд за полторы минуты до отправления, Виктору Адамсу пришлось долго брести по вагонам в поисках свободного купе. Нет, он, конечно, мог бы к кому-нибудь напросится, но… Скажем так, не зря на первом курсе шляпа определила мальчика на факультет Ровены – Рейвенкло. Так что, когда стоял выбор между тем, чтобы проторчать большую часть дня в купе, обсуждая летние каникулы с другими детьми, либо в одиночестве погрузится в книгу, Виктор без раздумий выбирал второе. У него как раз лежал недочитанным учебник по Трансфигурации, а уж как у «живущего в маггловском мире» чесались руки наконец-то поколдовать и попробовать все те заклинания, что он выучил за лето… Ух!
К счастью, свободных купе в поезде было куда больше, чем учеников, так что, побродив по вагонам с десяток минут, юноша занял свободное, закинув тяжелый и массивный сундук-чемодан на верхнюю полку с помощью заклинания «Левиосо». Только после того, как подчиняясь мысленному усилию и движению палочки поклажа водрузилась на полку, Виктор смог вздохнуть с заметным облечением. Магия… Он снова может ей пользоваться, не боясь, что его вышвырнут из школы, а Министерство сломает палочку, навеки лишив его доступа к заветному.
***
За окном стучали капли, отбивая неизменный, вот уже который час, ритм, но Виктора мало волновала испортившаяся погода.
— Значит, трансфигурация живое в живое. Интересно, но сначала надо бы отработать прошлогоднее… — тихо бормотал себе под нос юноша. Надкушенный сэндвич, завернутый в салфетку, был зажат в одной руке, в то время как в левой руке Виктора была крепко зажата палочка, рисующая различные фигуры, формулы, заклинаний. Сам же Адамс периодически поглядывал в книгу, сверяясь с написанным, не забывая откусывать от своего обеда небольшие кусочки. Заляпать учебник он не боялся – всё же книгу он держал немного в стороне, да и едой он не размахивал, как это порой делали некоторые… рыжие личности. Впрочем, хоть дед его с самого детства и учил манерам, но, по мнению самого юноши, когда никто не видит, их можно было и отбросить.
— А если так? — слегка сморщив лоб, Виктор сделал витиеватый взмах палочкой, сопровождая это мысленным образом того, вырванный тетрадный лист меняется, превращаясь в небольшую аккуратную шкатулку.
Так, дорвавшийся до магии и поглощённый процессом, Виктор Адамс совершенно не заметил понижения температуры в купе. Впрочем, на замедление поезда он так же внимания не обратил. Лишь когда состав ощутимо качнулся, полностью остановив ход, юноша вынырнул из своего маленького мирка, ограниченного им, палочкой, книгой и недоеденным сэндвичем.
— Что за? — что что-то пошло не так, он понял довольно быстро – всё же за окном было ещё относительно светло, а вот монументального Хогвартса видно не было. Уже после этого юноша почувствовал, что температура в купе стала заметно ниже, привычного, настолько, что каждый выдох создавал облачка пара.
Открыв дверь, юноша высунул голову в проход, осматриваясь по сторонам и видя редкие головы таких же «смельчаков» в непонимании озирающихся. В голове юноши пролетали десятки вопросов и тут же строились на них ответы. Адамса нельзя было назвать трусом или упрекнуть в нехватки отваги, но сейчас юноша чувствовал необъяснимую тревогу. Она была вызвана не непониманием ситуации, такой, когда боишься темноты, потому что не знаешь, что тебя в ней поджидает, нет, она просто появилась. Иррациональная тревога.
В один миг у Виктора появилось желание запрыгнуть обратно в купе, запереть двери, трансфигурировать себе плотное одеяло и скрыться в самом дальнем углу под ним с головой. Сами собой начали всплывать давно забытые воспоминания: детство, то как он плакал, когда дети в школе смеялись над ним, смеялись над тем, что его растят дедушка и бабушка, в то время как других – родители; Всплыло воспоминание, как сдерживающая слезы бабушка рассказывает, что её сын, отец Виктора, умер, был убит вместе со своей женой грабителями, не ожидавшими, что в доме, который они собирались обчистить, кто-то будет, и только по счастливой случайности в тот день сам Виктор гостил у дедушки с бабушкой; Вспомнился и Клык – английский бульдог, которого юноша знал, казалось, всю свою жизнь. Клык был питомцем дедушки и считался самым настоящим членом семьи… Вот только собачья жизнь коротка и Виктору, которому на тот момент было всего шесть, довелось увидеть последний день жизни своего друга. Клык уходил тяжело. Судорожные припадки длились на протяжении всего дня и пусть бабушка отослала мальчика наверх, но Виктор украдкой спустился и сидел, спрятавшись на лестнице, смотря сквозь слезы, как бабушка плачет, держа голову собаки, бьющейся в припадке, не давая той задохнуться пеной, а дедушка, которого он привык видеть непоколебимым, настоящей скалой и тем, для кого, казалось, не существует невыполнимого, беззвучно рыдает, стоя на коленях и гладя Клыка по голове.
Воспоминания против воли, словно прилив, заполняли голову юноши. Они были разными, но всех их объединяло одно – они приносили боль. Мальчик старался подавлять их, отмахиваться, но они всё пребывали и пребывали, дезориентируя, поглощая Виктора подобно самому настоящему болоту. Чем больше он пытался от них отмахнуть, подавить, тем сильнее они накатывали, затягивая в пучину безнадёги. Весь мир для Виктора выцвел. Больше не было красок, ярких цветов – лишь черное и белое… И последнего с каждым ударом сердца становилось всё меньше.
Дементоры… Чуждые, противоестественные существа. Никто уже и не помнит, откуда они взялись. Одни считают, что эти существа были всегда, другие – что их создал какой-то безумец из замученных и запытанных до смерти магов, чьи души извратились в следствии мучительной смерти. Правды никто не знает. Известно лишь то, что эти существа питаются живыми: магами, магглами, оборотнями, драконами – плевать. Если у существа есть разум и душа, то оно становится потенциальной добычей ненасытной твари. Убить их крайне сложно, практически невозможно для подавляющего большинства магов, но контролировать можно. Сложно, очень накладно и ненадёжно, но можно.
Сейчас же дементоры известны большинству магов как тюремщики самой страшной тюрьмы для волшебников – Азкабана. Ни один маг в здравом рассудке (да и в не очень здравом) не захочет добровольно отбывать наказание в этой тюрьме. Приговорённые же будут стараться всеми силами вырваться, сбежать из этого проклятого места, вот только за всю известную историю этого места никому так и не удалось сбежать оттуда… Никому, до не давнего времени.
Сириус Блэк, убийца, предатель и пособник Того-кого-нельзя-называть стал первым, кому удалось невозможное. Министерство пыталось первое время утаивать этот факт, но быстро поняли, что шила в мешке не утаить и ударились в иную крайность – решили спустить «всех собак» на его поиски. Решились на одно из самых глупых действий за последние годы. Решили отправить на его поиски дементоров. Вот только дементорам плевать на него – они не обладают полноценным разумом – лишь извращенными животными инстинктами. Они всегда испытывают голод, им всегда мало добычи, а светлые эмоции манят их, подобно магниту. Душа же для них самое большое лакомство. А уж если душа сильная или необычная…
Большая часть этих тварей сейчас кружила над поездом и лишь некоторые влетели внутрь, позволяя себе немного подкрепиться, пока несут свою «службу». Вот и один из немногих сейчас медленно летел, привлечённый сильной душой. Светлой, яркой и мощной… К которой, подобно отвратительной опухоли, приросла небольшая клякса. Дементоры такое любят – их привлекают крайности. Душа самого благочестивого, доброго и светлого праведника для них будет столь же вкусна, как и душа самого настоящего маньяка, упивающегося смертью, болью и страданиями.
В то время пока ведомый инстинктами монстр заглянул на «огонёк» в купе, в котором ехал Гарри Поттер с друзьями, второй дементор медленно плыл, привлечённый аномалией. Душа… Она была необычна. Сильная, но, как будто спящая, подавленная. Эта душа не сияла ярче или была светлее и темнее других, нет. Она… Она слова была другой. Необычной. Непривычной. Похожей на другие, но отличающейся. Она была иной.
Привлечённый «запахом» дементор вплыл в купе Виктора. Юноша был бледен и практически не замечал монстра, захваченный водоворотом воспоминаний, мелькающих одно за другим снова и снова. Подлетя ближе, тварь начала наслаждаться светлыми воспоминаниями своей новой жертвы. Да, жертвы. Извращенный разум дементора, стоило ему лишь поближе подлететь и почуять «вкус» души Виктор, прочно записал его в разряд пищи. И пусть полноценного разума у него не было, но и того, что было, хватило, дабы существо не захотело сразу переходить к самому вкусному, растягивая удовольствие.
Дементор наклонялся всё ближе и ближе к юноше, что с каждой секундой сопротивлялся меньше и меньше. Наконец, когда монстр вдоволь насладился вкусом светлых эмоций, выпив их под ноль, он приступил к самому важному.
Отвратительный круглый рот существа, спрятанный под разорванным чёрным саваном, приблизился практически вплотную к лицу юноши и с тихим звуком, от которого у любого нормального существа по телу побегут мурашки, начал высасывать душу. Тонкий ручеек медленно, неохотно, стал вырываться изо рта Виктора, тут же втягиваясь в пасть дементора, а сама тварь едва ли не урчала от удовольствия.
Внезапно монстр почувствовал всплеск одного из немногих заклинаний, способных отпугнуть их. Экспекто Патронум – квинтэссенция самых светлых воспоминаний волшебника, воплощенных магией. Казалось бы – настоящий шведский стол для дементоров, но нет. Это заклинание действовало на этих монстров диаметрально противоположно – оно их отпугивало.
Дементор резко отпрянул, повернув голову в сторону, откуда чувствовал отголоски магии. Спустя секунду, тварь поняла, что нужно поскорее заканчивать.
Но именно в тот момент, когда дементор уже хотел было вернуться к своему прошлому занятию, он почувствовал нечто странное. Повернувшей обратно голову твари, предстала странная картина. Пугающая. Бледный юноша, чью душу это существо меньше минуты назад вытягивало, смотрел на монстра своими зелеными глазами. Вот только с каждым мгновением цвет глаз становился насыщеннее, пока те не начали источать самый настоящий свет. Такой же зелёный. Очень быстро глаза добычи стали напоминать два источающих зелёное, скорее даже потустороннее сияние, провала. Агонизирующее лицо разгладилось, застывая в маске отрешённости. Виктор, с ничего не выражающим взглядом, взирал на усеянные струпьями сгнившую плоть дементора, выглядывающую из-под его изодранного балахона.
Монстр опешил. Ещё никогда добыча не вела себя столь странно. Лишённое разума существо почувствовало опаску. А когда дементор чувствует опаску, он нападает. Изо рта твари раздался свистящий гул, отдалённо похожий на сдавленный крик, когда тот попытался наскоро завершить прерванное действие. Вот только мгновения тянулись одно за другим, а ничего не менялось. Душа Виктора не поддавалась.
Дементор впервые почувствовал страх. Всё дело в том, что душа его добычи вела себя странно. Она… Если раньше она ему казалась необычной, то сейчас он был в этом полностью уверен. Душа юноши словно вышла из сна. Проснулась. Теперь дементор точно понял, что эта душа… Она чуждая. Монстр впервые испытал страх. Но судьбе было плевать на «мысли» и «чувства» дементора. Как было плевать и Виктору.
Медленно, даже небрежно, юноша поднял руку и в одно слитное движение пальцы сомкнулись на шее твари. Адамс наклонил голову на бок, будто что-то привлекло его внимание, после чего, всё так же, словно и не чувствуя, как трехметровая тощая фигура, затянутая в саван, истошно верещит, пытаясь вырваться, встал.
Картина была сюрреалистичной. Молодой парень, ростом чуть больше ста шестидесяти сантиметров с неестественно бледной кожей и глазами, будто два зеленых фонаря, держал на вытянутой руке существо, которым пугают магов Европы и Англии. Существо, что не знает пощады и страха. Существо, что питается душами. Существо… что сейчас мало напоминало своё описание.
Дементор завывал и судорожно размахивал своими руками, пока его шею неумолимо, словно неостановимыми тисками сжимали пальцы юноши с ничего не выражающим лицом. Шея монстра хрустела и сминалась под силой хвата Адамса.
Внезапно, на бледном лице Виктора появилась ещё одна контрастирующая деталь. Кровь. Тонкая струйка крови начала стекать из его носа, задерживаясь мгновение на верхней губе и капая на пол. Сам Адамс, кажется, заметил неладное и вмиг усилил напор, а монстр, окончательно понимая, что сейчас произойдёт, затих в неверии.
Тело дементора начало рассыпаться, опадая крупными хлопьями на пол купе. Медленно существо превращалось в то, чем должно было стать уже давно – в прах, развеивающийся, стоило ему достигнуть пола. Наконец, когда от дементора осталась едва ли половина, глаза юноши вспыхнули сильнее прежнего и, словно преодолевая невидимый рубеж одним рывком, его пальцы сжались в кулак, разрывая шею «хищника». Последним, что «увидел» в своей жизни дементор был зеленый свет, начавший плавно угасать в глазах его «добычи».
Когда последняя частичка тела монстра обратилась прахом, глаза Виктора вновь вернулись к своему изначальному виду. Его рука плавно опустилась, после чего, постояв ещё пару мгновений, Адамс рухнул на пол, потеряв сознание. Буквально через пять минут после этого в купе натурально влетел взмыленный мужчина в видавшей виды, но при этом аккуратно заштопанной одежде.
Римус Люпин, по просьбе Директора Дамблдора, стал преподавателем Защиты от Тёмных Искусств в этом году. Альбус, предполагавший, что Министерство может выкинуть нечто подобное, попросил своего бывшего ученика присмотреть за детьми, намекнув, что таким образом он сможет познакомиться с сыном своих почивших друзей. Вот только сам Римус сегодня был не совсем в том состоянии – вчера было полнолуние.
Когда же он, уснув в поезде и разбуженный дементором, отпугнул заклинанием тварь, удостоверился, что с Гарри всё более-менее нормально, то опомнился и решил всё же проверить прочих детей. Быстро пробежавшись до вагона старост, Люпин подрядил тех ему помочь и обойти ближайшие вагоны, а сам побежал в дальние. И вот, когда, проходя мимо купе он увидел лежащее лицом в пол тело юноши, Римус не на шутку перепугался. А когда же он перевернул бледного как сама смерть мальчика и увидел кровь, то выругался, чувствуя, как внутри всё сжалось.
Диагностические чары были далеко не его коньком, но понять, что ребёнок находится в критическом состоянии, он мог. Ещё раз грязно выругавшись, Люпин взмахнул палочкой и перед ним из света соткался маленький пушистый волчонок, которому тот начал судорожно что-то надиктовывать, а затем, состроив серьёзную мордочку Патронус кивнул своему хозяину и, быстро разбежавшись, исчез. Сам же Люпин достал из-за пазухи небольшой бутылёк, откупорил крышку и приподняв голову юноше начал медленно вливать зелье тому в рот. Закончил же он как раз к моменту, когда во вспышке огня в купе появился феникс. Наконец, Люпин смог вздохнуть с облечением.
— Фоукс, — обратился Римус к птице, — Нужно срочно его доставить в больничное крыло!
Словно поняв слова мужчины, феникс коротко кивнул, взмахнул крыльями и в одно движение приземлился на тело Виктора, после чего они вместе исчезли во вспышке огня.
После исчезновения Фоукса и мальчика, Люпин откинулся назад, уперев руки в пол и запрокинув голову, чувствуя, как с каждой секундой бешеный стук сердца, отдающий в голову, затихает, судорожно выдохнул. Посидев так несколько секунд, мужчина встрепенулся и мотнув головой из стороны в сторону встал.
— Отличное начало, Римус, — скривился мужчина, — Ещё учебный год не успел официально начаться, а ты едва не потерял ученика…
После этого мужчина вышел из купе и пошёл проверять других учеников, даже не подозревая о том, что на том самом месте, где он только что сидел, встретило свою смерть одно из самых страшных существ магического мира.
***
http://tl.rulate.ru/book/87476/2799526
Готово:
Использование:
Во имя господа Пафоса, святого духа Эпика и отца сего Брутала! Аригато:)どうも