Ичиго снова приходил в сознание. За свою не такую уж и долгую жизнь он имел в этом нехитром деле уже весьма солидный опыт — в конце концов, почти любая его драка с более или менее сильным противником заканчивалась беспамятством. И это пробуждение здорово отличалось от всех предыдущих. Хотя бы тем, что Ичиго привык приходить в себя под куполом «Сотен Кисюн» Иноуэ. Ну или под воздействием Кайдо, пути исцеления. Тут уже могут быть варианты: от Урахары до бараков четвертого отряда.
Но все эти возможные варианты объединяло одно — относительно нормальное самочувствие после. Собственно, именно крайне отвратительное самочувствие и адская боль по всему телу отличали это его пробуждение от всех остальных. Не выдержав боли, Куросаки застонал, пытаясь хоть как-то облегчить свое состояние. И какого же было его удивление, когда над ним раздался женский голос:
— Он просыпается!
Раздался приближающийся топот ног, возбужденные возгласы, и с лица Ичиго стянули влажную тряпку, закрывающую глаза. Правда, не сказать, что это сильно помогло парню — новый приступ боли заставил его снова застонать и провалится в спасительное забытьё.
Новое пробуждение было уже чуточку легче. Самую чуточку. Что не помешало телу исторгнуть новый стон боли. Влажная тряпка снова была на лице, закрывая лоб и глаза. В пересохшие губы тут же ткнулась трубочка, и тело само собой сделало глоток живительной влаги, имеющей какой-то травяной привкус, после чего последовал новый провал.
Третье наступило уже легче. Боль была значительно меньше, чтобы сдержать стон, а тело начало подавать признаки жизни. По крайней мере, Ичиго смог понять, что руки и ноги у него на месте, хоть еще и не подчиняются ему в полной мере. Да-а-а. Такого с ним не было уже… никогда. Да. Никогда еще Ичиго не просыпался в настолько ужасном состоянии. С этой мыслью пришел и новый провал в темноту.
Очередное пробуждение было искусственное — в губы ткнулась уже знакомая трубочка, и тело автоматически сделало несколько глотков. Правда, в этот раз был не травяной настой, а теплый куриный бульон. Как сын врача, пусть и бывшего синигами, Ичиго определил это как весьма скверный признак. Жидкое питание означало долгое бессознательное состояние, что было плохо. Ну, и то, что его вообще поят, значило только то, что он находится в новом мире в физическом теле. Ибо если бы был в духовном, то, скорее всего, его бы даже не увидели, да и самостоятельное восстановление протекало бы значительно легче. Кстати!
Допив бульон и новую порцию травяного отвара, что, по всей видимости, заменял лекарство, Куросаки сделал вид, что вновь провалился в беспамятство, постаравшись сосредоточиться и достучаться до своего внутреннего мира и обитавших в нем Старика и Широ. Если уж кто и способен относительно быстро поставить его на ноги или, как минимум, просветить о состоянии его тела, так это была эта парочка.
Скользнуть внутрь своей души оказалось на удивление легко, будто и не было преграды в виде физического тела, а сам Ичиго находился в Обществе Душ. Внутренний мир встретил его все тем же перевернутым городом из бетона, стекла и стали. И фигурой Зангетсу, все так же стоящей на навершии меча. И только увидев воплощение своего занпакто, Ичиго выдохнул, успокоился и расслабился. Правда, чтобы тут же скрючиться от потока воспоминаний. Серый Мир. Голос. Предложение. Несколько секунд потребовалось парню, чтобы совладать с собственным разумом.
— Вижу, ты вспомнил, Ичиго.
Голос Зангетсу был все так же спокоен, как и тысячи раз до этого.
— Вспомнил, вспомнил! Добро пожаловать снова в мир живых, Король! Хе-хе.
Насмешливый, слегка безумный, скрежещущий и отдающий металлом голос Белого раздался сзади. Истинный Зангетсу. Да-а-а. Нормальные люди становятся шизофрениками, а вот у Ичиго шизу поймал его меч. Два облика на одно имя. Ну, в принципе, ничего нового, все как обычно.
— Хех. Да, вспомнил. И да, снова жив. Что даже удивительно. Или не удивительно. Я, кажется, скоро вообще разучусь удивляться, залезу на стену и буду смотреть на облака.
Старик хмыкнул и бросил взгляд наверх.
— Хэй! Король, не вздумай! А то так легко и перестать быть Королем! И ты же понимаешь, чем это все закончится?!
Голос «Белого» начал излучать угрозу, но Ичиго уже давно понял, что «Белый» скорее сам сдохнет, растворившись в великом потоке рейяцу, чем причинит вред самому Ичиго. Да и не безумен он, разве что подраться любит. Ну, так на то он и дух меча. Хорош был бы занпакто-пацифист. Старик, если что, тоже не дурак подраться, разве что скрывает это лучше.
Ну и сам Ичиго в этой компании смотрелся весьма органично, в конце концов, учитывая то, что парень не пропустил ни одной более или менее серьезной заварушки… Хех. Прям готовая заготовка под Кенпачи, а не студент первого курса медицинского университета. Хотя, если вспомнить Унохану… Мда, куда-то не туда мысли ушли, видимо, созерцание внутреннего мира так действует на разум.
— Что, Король, закончил мечтать?! Так может, смахнемся?!
— Нет, Зангетсу. Я, как бы, не в той форме, чтобы драться. Я вообще хотел узнать, как вы тут, и… есть ли вы тут. Ну, и узнать, что там с телом. Кстати, а почему я в физическом теле, а не духовном?
Голос парня непроизвольно дрогнул и тут же выправился. Мысль о потере занпакто подспудно тревожила его. Все-таки новый мир, неизвестные законы… Да и о том, кто его сюда отправил, не было известно ничего… В общем, повод для волнения был… и немалый.
Старик, как обычно, прочел не высказанное парнем как открытую книгу и лишь хмыкнул.
— Иди, Ичиго. С нами все в порядке. Не беспокойся о нас и выздоравливай. Все расспросы потом, когда ты достаточно окрепнешь.
Старик в мгновение оказался рядом с Куросаки и одним толчком выкинул его из внутреннего мира. Прямо в тьму беспамятства. Но в этот раз на лице парня, лежащего без сознания на жесткой деревянной койке в бараке рабочих, на одной из безымянных праховых шахт Шни, расцвела улыбка, а грудь впервые за четыре недели стала вздыматься ровно и спокойно. Но женщина, что присматривала за внезапно буквально свалившимся им всем на головы парнем, этого не видела — тяжелая смена сказывалась на всех рабочих, и даже чуткое лисье ухо не дернулось.
Утро на любой праховой шахте всегда начинается одинаково — с долбежки охраны в двери бараков. Правда, основной состав рабочих к этому моменту уже не спит и успевает умыться и перекусить дешёвыми атласскими сухпайками, что тоннами завозят в отдаленные шахты. То еще безвкусное дерьмо, но дерьмо, которым крайне сложно отравиться. А еще эти пайки крайне дешевы, что и послужило главным критерием для главы праховой корпорации Шни при выборе поставщика продуктов питания для рабочих шахт. Да, Жак Шни не желал тратить ни одной лишней льены на обеспечение «животных» — фавнов, которые и составляли львиную долю населения крошечной деревушки рядом с выходом жилы гравитационного праха к поверхности.
Почти так же начался день и у Сакуры Джинджер.
Сакура Джинджер — уроженка Мистраля и фавн-лиса, по молодости купившаяся на посулы золотых гор, которые обещали вербовщики Шни. Вообще, Сакура всегда отличалась редкостным оптимизмом и верой в лучшее. Но мир, оказавшийся намного более суровым и беспощадным местом, доказал, что ничего хорошего ни от кого ждать не следует. Тем более, когда обещают слишком много.
Уже на второй день пребывания на праховой шахте старожилы пояснили вновь прибывшим юным и горячим, куда они попали. В рабство. Иначе это и назвать было невозможно. Крошечное поселение в землях гримм, единственный транспорт, служащий связью с большой землей, принадлежал корпорации, вооруженная охрана якобы от гримм, но по факту, просто не дающая разбежаться рабочим, и тяжелейшая работа на пределе собственных сил. На износ. Изо дня в день. Из года в год.
Да, по зарплате вербовщик не наврал — по сравнению с Мистралем зарплата была более чем достойная… Вот только вербовщики «забыли» упомянуть о гриммовых ценах буквально на все! Еда, лекарства, электричество, вода, аренда жилья! Корпорация, давая льены одной рукой, тут же забирала их обратно другой, не забывая насчитывать проценты. И штрафы. Почти все шахтеры ходили в должниках у Корпорации. А кушать хотелось каждый день, желательно три раза… А еще были дети, рожденные в поселении. И их тоже нужно было содержать, обучать, кормить, одевать… В общем, малейший косой взгляд в сторону Корпорации карался строго законными, но от того не менее жестокими способами.
Таким образом, Сакура иначе, чем рабством, такое положение вещей назвать не могла. А особо выступавшие… погибали. Взрыв в шахте, обвал перекрытий, «случайно» прорвавшиеся гримм. Способов уничтожить недовольных у Корпорации Шни хватало. Понятно, что никаких твердых доказательств ни у кого не было, а даже если бы и были… Ну, куда деться с шахты посреди земель кишащих гримм?! И только угроза этих самых гримм не давала загнать корпорации всех рабочих в окончательное и узаконенное рабство, получив абсолютную власть над рабочими. Этот же страх и держал охрану в некоторых рамках, позволяя молодым девушкам-фавнам не беспокоиться о том, что те будут распускать руки.
Правда, иногда Корпорация проводила что-то вроде амнистий. Когда должников становилось слишком много, отчаяние и безнадега достигали критической точки, расход боеприпасов при очередном отражении нападения гримм превышал какой-то предел, а рабочие были готовы уже своими телами проложить себе путь к свободе или смерти, внезапно издавался указ о списании долгов со всех рабочих и понижении плана выработки. Пусть это была тонкая ложь и игра, но каждый раз она давала надежду на лучшее, утихомиривала готовую взбунтоваться толпу, давала передышку в этом беспросветном существовании. И пусть долги снова появятся… но дети какое-то время будут сыты, одеты, обуты. А рабочие получат шанс передохнуть от каторжного и крайне опасного труда в шахте. Гримм, потеряв такой притягательный источник эмоций, на какое-то время переставали атаковать поселение. А потом все повторялось. Из года в год.
Сакуре в каком-то смысле повезло. Попав в шахту и отработав год в забое, неудачным движением бура она повредила ногу и была освобождена от работы почти на месяц. Но больничные корпорация платила весьма неохотно и скудно, что и заставило травмированную тогда еще девушку искать иные способы подработки. Тут-то и вскрылся её талант к кулинарии. Девушка абсолютно невозможным и волшебным образом могла превратить абсолютно безвкусные атласские пайки в нечто съедобное и даже вкусное. Бригада Георга Овена, одна из самых старых и опытных шахтерских бригад, отличающаяся крайней сплоченностью и монолитностью, была вынуждена в полном составе работать почти круглосуточно, и они, дабы не тратить время на приготовление еды, наняли молодую лисицу в качестве поварихи. О чем ни на секунду не пожалели. Сакуру приняли в бригаду уже на постоянной основе.
С тех пор прошло уже немало лет. Сакура вышла замуж за Георга, у них родилась пара замечательных близнецов, она освоила некоторые направления нетрадиционной медицины, научилась находить лекарственные травы, что позволяло экономить на медицинской помощи и лекарствах, готовить из них отвары и мази, зашивать раны, ставить лубки, вправлять вывихи и относительно ровно соединять сломанные кости. В общем, жизнь наладилась, если это можно сказать про жизнь на шахте.
В это утро Сакура проводила уже привычный ритуал священнодействия над кастрюлями и сковородками, готовясь к пробуждению бригады, которой предстоял тяжелый день под землей. Вообще, Сакуру крайне волновало поведение коменданта. На каждой шахте был свой комендант, поставленный корпорацией и обязанный следить за рабочими, обеспечивать своевременный подвоз боеприпасов, продуктов и медикаментов, замену охраны, приемку новых работников, попавшихся на ложь вербовщиков. И буквально неделю назад прошлого коменданта отозвали в Атлас и прислали нового. Джоши Ивагара, прошлый комендант, был человеком неприятным, но достаточно умным и хитрым, чтобы вовремя издавать «указы о списании долгов» и поддерживать определенный баланс недовольства рабочих и выгоды корпорации.
Новый же комендант даже имени своего не назвал и производил строго отталкивающее впечатление. Слишком лощеный. Слишком высокомерный. Слишком много презрения во взгляде. А еще от него… Сакура списывала это на наследие своей животной части, все-таки лисы животные весьма чувствительные и хитрые. От нового коменданта будто пахло душевной гнилью. Крайне мерзкое ощущение. И женщина боялась тех изменений, что он мог принести.
— Доброе утро, милая, ты, как всегда, прекрасна.
Георг подошел к жене и, приобняв её, поцеловал. Такой своеобразный ритуал, что повторялся перед каждой сменой.
— Доброе утро, милый. Садись за стол, как чувствовала, что ты первый подойдешь. Сейчас будет готово. Бригадиру все самое вкусное!
Георг рассмеялся, наблюдая за своей женой, что крутилась у плиты. Уже десять лет прошло с момента их знакомства, а Сакура все такая же живая и подвижная. Шахта так и не смогла её сломить.
Постепенно подходили и другие члены бригады. Георг был фавном-бараном, и по стечению обстоятельств его бригада состояла из фавнов с наследием животных травоядных, сильных, выносливых и… рогатых. Неконфликтный нрав, привычка искать компании и недюжинная физическая сила позволили как сплотить коллектив, так и постоянно выполнять план по добыче праха. Живая и подвижная Сакура вписалась в эту компанию легко и непринужденно, привнеся в серые будни каплю красок и надежды на лучшее.
Завтрак прошел в непринужденной атмосфере, и даже предстоящий тяжелый день был не в силах испортить настроение большой дружной семье. Бригада «рогатых», как их в шутку называли остальные шахтеры, уже давно разрослась до немалых размеров. Десяток крепких мужчин основного состава, их жены, дети… Барак был разгорожен и, по сути, превращен в многоквартирный дом с общей кухней и санузлом.
После завтрака Сакура проводила остальных, оставшись на хозяйстве. Работы по дому было не меньше, чем в шахтах. Помыть посуду, убраться, приготовить еду, присмотреть за десятком детей. Хлопоты хоть и не тяжелые физически, зато крайне выматывающие морально. За всем этим Лисица даже не заметила наступление вечера. Уже через три-четыре часа закончится смена в шахте, и её новая семья вернется домой.
Внезапно по полу прошлась легкая вибрация. Сакура замерла и попыталась определить, откуда та пришла, и чем вызвана. Причиной вибрации могли быть многие факторы: от расшалившихся детей до взрыва в шахте. И Джинджер пыталась определить, что же случилось. Быстро пройдясь по дому, удостоверившись, что все дети на месте и не заняты особо разрушительными играми, женщина вышла на улицу.
И вот тут её ждало неприятное открытие. В дверях противоположного барака стоял Эмиль Грейвсон. Фавн-пес с забавными обвисшими ушами, крайне внимательно всматривающийся в сторону шахт.
— Эмиль, что случилось?
Грейвсон отличался редкостным чутьем на всякие неприятности в области праха. Если он смотрит в сторону шахт, то что-то в них произошло.
— Привет, Сакура. Не знаю. На взрыв праха не похоже, слишком слабо. Да и на обвал тоже, по крайней мере, на сильный обвал точно. Иди домой и не паникуй. Если не подрыв праха, то, скорее всего, ничего страшного. Может, где старый штрек осыпался. Скоро твои придут, у них и узнаешь.
Джинджер только кивнула и, успокоившись, вернулась в дом. Если Эмиль сказал, что ничего серьезного, значит, ничего серьезного. Но на всякий случай женщина собрала вокруг себя всех детей — мало ли, случаи бывают разные…
Ответ на вопрос «Что же произошло?» появился буквально спустя полчаса. На улице послышались удивленные и встревоженные возгласы, и через пять минут в барак ввалился Георг с… незнакомым рыжим парнем на плече!
— Сакура! Подготовь койку, тут раненый!
Женщина, уже полчаса ожидавшая вестей, среагировала с завидной скоростью. Быстро разогнав детей по разным углам и отправив старших греть воду и нести чистые бинты, Сакура уложила парня на собственную койку. Джинджер уже не раз приносили раненых близким взрывом или обвалом в шахте, и методика была отработана.
Мельком брошенный взгляд на нового пациента определил в нем стопроцентного человека лет восемнадцати. Рыжие волосы, крепкое, но не плотное телосложение, обрывки одежды черного цвета, в которых уже не угадывается фасон, босые ноги, и… осколок белой рогатой маски примерно на половину лица. А также все было забрызгано или даже залито кровью. Волосы, лицо, тело, одежда. И только маска была снежно-белой, с вертикальной красной полосой, идущей через глазницу и щеку. Словно след от кровавой слезы. А еще к правой руке парня тонкой цепочкой был примотан меч. Угольно-черный, тонкий, слегка изогнутый — нечто среднее между катаной и саблей, с гардой сложной формы.
Оторвав взгляд от оружия и жуткой маски, Сакура быстрым и привычным движением избавила парня от обрывков одежды и внимательно осмотрела тело. И увиденное заставило её прийти в форменный ужас. На теле парня не было ни одного живого места — порезы, ожоги и грязь покрывали большую часть его тела, а место, где должно быть сердце… Сначала Джинджер решила, что сердца уже просто нет, но слабое прерывистое дыхание заставило её внимательнее присмотреться и понять, что это просто развороченные страшным ударом грудные мышцы и белеющие сломанные ребра. Кто мог нанести такую страшную рану? Гримм? Откуда тогда парень взялся в шахтах? А только оттуда его мог приволочь Георг. А если не гримм?
Тут подбежал Джейкоб, самый старший из детей в бригаде, кто еще не ходил в забой. В руках четырнадцатилетнего парня был таз с теплой водой и чистые тряпки. Приняв ношу, Сакура поставила таз рядом, смочила первую тряпку и начала аккуратно оттирать с тела раненого кровь и грязь, стараясь как можно меньше тревожить раны. Пусть и неприятная, но привычная работа, которую она делала как минимум пару раз в полгода, когда происходили взрывы и обвалы в шахтах. Постепенно тело очищалось, и оно, к удивлению Лисицы, представало относительно целым. То, что выглядело ужасно, внезапно оказалось не таким уж и страшным. Нет, рана напротив сердца все так же пугала, но учитывая, что из неё не текла кровь… Кроме этой раны было еще три серьезных пореза, но там были лишь рассечены мышцы, и из этих ран так же не текла кровь.
Внезапно парень распахнул глаза с черной склерой и карей радужкой, его зрачки расширились, чернота начала уходить, а из горла раздался стон боли, и… Маска, что закрывала половину его лица, внезапно распалась мелким искрящимся сиянием. И тут же из длинного разреза от плеча до пояса хлынула кровь. Сакура грязно выругалась.
— Джейкоб, иглу и шовный материал! Быстро!
Парень кивнул и испарился, чтобы прибежать через минуту с подносом, на котором лежали иглы и нитки.
— Своди края раны!
Парень уже не раз помогал женщине в подобных случаях и сноровку имел немалую. Долгие три часа женщина, в силу своих умений и понимания, сшивала мышцы и кожу, а парень изо всех сил стягивал края раны, стараясь предотвратить кровопотерю.
Сакура особо не беспокоилась об эстетической стороне вопроса. На её кровати лежал Охотник со сбитой в ноль аурой. А то, что это именно Охотник, сомнений не было. Стоит ему лишь восстановить ауру, как все её кривые, но эффективные швы рассосутся, а от страшного шрама останется только тоненькая полоска, почти незаметная, если не приглядываться. Главное, чтобы рыжий пациент не умер, а с остальным он прекрасно справиться и сам.
Внезапно клинок, так и не выпущенный юным Охотником из руки, стал еще более черным, буквально излучая тьму, если это можно так назвать, окутался бледно-голубым сиянием и… обратился в здоровенный черный тесак с белым лезвием, а намотанная на руку цепь, которую не смог сдернуть и муж Сакуры, обернулась белой лентой.
И тут же кровь брызнула из поперечного разреза, проходящего через грудь. Брызнула и тут же остановилась, а страшная рана напротив сердца начала закрываться, кости вставали на свои места буквально на глазах, мышцы смыкались, но… не до конца. Едва восстановившаяся аура снова иссякла.
Сакура зарычала и с новыми силами бросилась в бой со смертью. Нет! Этот парень уйдет от неё на своих ногах, и уж никак не к близнецам на суд, а дальше бродить по лесам и уничтожать гримм!
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: идёт перевод
http://tl.rulate.ru/book/76305/2273120
Использование:
