Глава 6
На окраине города они остановились у сетевого ресторанчика и вошли внутрь. В два тридцать там было пусто, и они выбрали кабинку в углу, подальше от пустынного бара. Джери несла большую сумку, слишком большую для кошелька. Лейси предположила, что в ней находятся документы. Они заказали кофе и потягивали воду со льдом, пока ждали.
Лейси сказал:
— Вы не раз описывали Тада Ливуда как первую жертву. Кто был вторым?
— Ну, я не знаю, сколько всего жертв, поэтому не могу быть уверенной, что Тад был первым. Пока что мой проект выявил шесть. Тад был в 1991 году, и я думаю, что мой отец был вторым, в следующем году.
— Хорошо. И вы всё еще не хотите, чтобы я делала заметки?
— Пока нет.
— Дэнни Кливленд, репортер, был в 2009 году. Значит, он был третьим?
— Я так не думаю.
Лейси выдохнула в отчаянии.
— Простите меня, Джери, но у меня уже зубы скрипят, фигурально. Я снова начинаю расстраиваться.
— Будьте терпеливой. Номер три, во всяком случае, в моем списке, была девушка, которую он знал в юридической школе.
— Девушка?
— Да.
— И почему он убил ее?
Принесли кофе, и они замолчали. Джери размешивала сливки и не торопилась отвечать. Она огляделась по сторонам и сказала:
— Давайте разберемся с этим позже. Мы уже поговорили о трех. На сегодня достаточно.
— Конечно. Но просто любопытно, есть ли у вас больше доказательств в отношении остальных трех, чем в отношении первых двух?
— Не совсем. У меня есть мотив и есть метод. Вот и все. Но я убеждена, что все они связаны с Банником.
— Понятно. Он уже 10 лет как судья. Вы подозреваете его в каком-либо деле после того, как он стал судьей? Другими словами, он все еще в "деле"?
— О да. Последнее дело было два года назад, адвокат на пенсии, живущий в Кис. Бывший сотрудник крупной фирмы, которого нашли задушенным на его рыбацкой лодке.
— Я помню это. Кронкайт, или что-то вроде этого?
— Кронке, Перри Кронке, ему был восемьдесят один год, когда он поймал свою последнюю рыбу.
— Это было сенсационное дело.
— Ну, по крайней мере, не для Майами. У них там больше убитых адвокатов на душу населения, чем в любом другом месте. Неплохое отличие, да?
— Торговля наркотиками.
— Конечно.
— А связь с Банником?
— Он был стажером в фирме Кронке летом 1989 года, потом его кинули, не дав предложения о работе. Очевидно, это его очень разозлило, потому что он ждал два десятилетия, чтобы отомстить. У него поразительное терпение, Лейси.
Лейси потребовалось мгновение, чтобы все это осмыслить. Она потягивала кофе и смотрела в окно.
Джери наклонилась и сказала:
— По моему мнению, как псевдоэксперта по серийным убийцам, это была его самая большая ошибка. Он убил старого адвоката, у которого было много друзей и который когда-то имел прекрасную репутацию. Две его жертвы были людьми чересчур солидными — мой отец и Кронке.
— И их убийства произошли с разницей в двадцать лет.
— Да, это его почерк, Лейси. Это необычно, но не неслыханно для социопатов.
— Простите, но я не в курсе здешнего жаргона. Я имею дело с судьями, которые, в основном, психически здоровы, но они лажают, когда игнорируют дела или смешивают личные дела со своими судейскими обязанностями.
Джери понимающе улыбнулась и отпила кофе. Еще один взгляд вокруг, затем:
— У психопата всегда тяжелое психическое расстройство и антисоциальное поведение. Социопат — это психопат на стероидах. Это не совсем медицинские определения, но достаточно близко.
— Я буду просто слушать, а Вы продолжайте говорить.
— Моя теория заключается в том, что Банник ведет список людей, которые причинили ему вред или обидели его. Это может быть что-то настолько банальное, как профессор права, который поставил его в неловкое положение, а может быть что-то настолько разрушительное, как наставник скаутов, который сексуально надругался над ним. Возможно, он был нормальным, пока его не изнасиловали в детстве. Трудно представить, что это может сделать с ребенком. Вот почему, у него всегда были проблемы с женщинами.
И снова ее уверенность была обезоруживающей и, в то же время, поразительной. Она так долго преследовала Банника, что его вина для неё стала неопровержимым фактом.
Она продолжила:
— Я прочитала сотню книг о серийных убийцах. От сплетничающих таблоидов до научных трудов. Практически никто из них не хочет быть пойманным, но все же они хотят, чтобы кто-то — полиция, семьи жертв, пресса — знал, что они есть. Многие из них гениальны, некоторые невероятно глупы. Они могут быть самыми разными. Одни убивают десятилетиями и никогда не попадаются, другие сходят с ума и делают свою "работу" в спешке. Эти обычно и совершают ошибки. У одних есть четкий мотив, другие убивают наугад.
— Но ведь их обычно ловят?
— Трудно сказать. В этой стране, в среднем, происходит пятнадцать тысяч убийств в год. Треть из них никогда не раскрывается. Это пять тысяч в этом году, в прошлом и позапрошлом. С 1960 года — более двухсот тысяч. Нераскрытых убийств так много, что невозможно сказать, что эта или та жертва погибла от рук серийного убийцы. Большинство экспертов считают, что это одна из причин, по которой они оставляют улики. Они хотят, чтобы кто-то знал, что они — на свободе. Они живут страхом и ужасом. Как я уже сказала, они не хотят, чтобы их поймали, но они хотят, чтобы кто-то об них знал.
— Значит, никто, даже ФБР, не знает, сколько серийных убийц на свободе?
— Никто. И некоторые из самых известных так и не были идентифицированы. Они ведь так и не поймали Джека Потрошителя.
Лейси не смогла подавить смех.
— Простите меня, но мне трудно поверить, что я сижу здесь, в Подунке, штат Флорида, пью приятный кофе и разговариваю о Джеке Потрошителе.
— Пожалуйста, не смейтесь, Лейси. Я знаю, что это странно, но все это правда.
— Что Вы ждете от меня?
— Просто поверьте мне, Лейси. Вы должны мне поверить.
Лейси перестала улыбаться и отпила еще немного кофе. После долгой паузы, в котором ни один из них не смотрел в глаза другому, она сказала:
— Хорошо, я все еще слушаю. Используя вашу теорию, вы хотите сказать, что Банник хочет, чтобы его поймали?
— О нет. Он слишком осторожен, слишком умен, слишком терпелив. К тому же, ему есть что терять. Большинство серийных убийц, так же, как и других убийц — это отщепенцы с задворков общества. У Банника есть статус, успешная карьера, возможно, деньги старой семьи. Он больной человек, но он хорошо притворяется. Церковь, загородный клуб, все такое. Он активен в местном баре, президент исторического общества, даже воображает себя актером в окружной театральной группе. Я видела два его выступления, они просто ужасные.
— Вы наблюдали за ним на сцене?
— Да. Народу было мало, по уважительной причине, но в театре было темно. Это было не особо рискованно.
— Он не похож на антисоциального человека.
— Как я уже сказала, он хорошо притворяется. Никто никогда не заподозрит его. Его даже видели в районе Пенсаколы с блондинкой под руку. Он использует нескольких, возможно, платит им, но я этого не знаю.
— Откуда вы знаете о блондинках?
— Социальные сети. Например, местное отделение Американского онкологического общества проводит ежегодный гала-вечер, черные галстуки и все такое. Его отец, педиатр, умер от рака, поэтому Банник принимает участие в организации пожертвований. Это большое торжество, и они собирают много денег. Все публикуется в Интернете. Уже мало что остается в тайне, Лейси.
— Но он ничего не публикует.
— Ничего. Никаких социальных сетей. Но Вы удивитесь, что можно раскопать, когда живешь в сети, как я.
— Но Вы сказали, что всё оставляет след.
— Да, но случайный просмотр трудно отследить. И я принимаю меры предосторожности.
Еще одна долгая пауза, пока Лейси силилась задать следующий вопрос. Джери нервно ждала, как будто следующее откровение могло отпугнуть ее нового доверенного лица. К ним подошла официантка с кофейником и наполнила их чашки.
Лейси проигнорировала свою и сказала:
— Вопрос. Вы сказали, что большинство серийных убийц хотят, чтобы кто-то знал, что они на свободе, или что-то в этом роде. То же самое с Банником?
— О да. Среди следователей ФБР есть старая поговорка, что "рано или поздно, человек подпишется своим именем". Я взяла это из какой-то книги, может быть, даже романа. Я не могу вспомнить. Я так много читала.
— Веревка?
— Для него — веревка. Он всегда использует нейлоновый шнур диаметром три восьмых дюйма, морского класса, с двойной оплеткой, легкий. Длина около тридцати дюймов, дважды обматывается вокруг шеи с такой силой, что кожа всегда рассекается, и закрепляется двойным выбленочным узлом, которому, вероятно, научился в бойскаутах. У меня есть фотографии с места преступления по каждому убийству, кроме убийства Кронке.
— Разве это не небрежность в расследованиях?
— Может быть, но кто занимается общим расследованием? Есть шесть убийств в шести разных юрисдикциях, в шести разных штатах, за двадцать лет. Ни один из шести полицейских департаментов не сравнивал записи с другими. Они просто так не работают, и он это знает.
— И только один во Флориде?
— Да, мистер Кронке. Два года назад.
— И где это было?
— В городе Марафон, в Ки.
— Так почему Вы не можете пойти в полицию там, показать им свои файлы, изложить свою теорию?
— Это хороший вопрос. Это может случиться, Лейси. Возможно, меня заставят это сделать, но я сомневаюсь. Что, по-вашему, будет делать полиция? Расследовать пять "холодных" дел из пяти других штатов? Сомневаюсь. Вы не забывайте, что у меня пока нет доказательств, нет ничего конкретного, что можно было бы предоставить полиции, и, по большей части, они уже перестали копать.
Лейси потягивала свой кофе и кивала, не будучи полностью убежденной.
Джери сказала:
— И есть гораздо более важная причина, по которой я не могу ворваться туда со своими скудными уликами. Вообще-то, это страшно.
— Вы боитесь его.
— Вы чертовски правы. Он слишком умен, чтобы совершить убийство и выйти сухим из воды. Двадцать лет я исходила из того, что он там, сзади, наблюдает и продолжает заметать следы.
— И Вы хотите, чтобы я вмешалась?
— Вы должны, Лейси. Больше некому.
— Я в это не верю.
— А мне Вы верите?
— Я не знаю, Джери. Я правда не знаю. Мне жаль, но это еще не дошло до меня.
— Если мы не остановим его, он убьет снова.
Лейси впитала это, и ее покоробило случайное употребление местоимения "мы". Она отодвинула чашку с кофе и сказала:
— Джери, мне хватит на один день. Мне нужно все это переварить, поспать, попытаться взять себя в руки.
— Я понимаю, Лейси. И Вы должны понять, здесь — одиноко. Уже много лет я живу с этим. Это поглощало всю мою жизнь и, временами, доводило меня до края. Я провела много часов в терапии, и мне еще предстоит пройти долгий путь. Это стало причиной моего развода и почти разрушило мою карьеру. Но я не могу бросить. Мой отец не разрешает. Я не могу поверить, что сейчас я здесь, наконец-то я могу кому-то рассказать, человеку, которому я доверяю.
— Я не заслужила еще Вашего доверия.
— Но оно все равно у Вас есть. Больше никого нет. Мне нужен друг, Лейси. Пожалуйста, не бросайте меня.
— Речь не идет о том, чтобы бросить Вас. Самый главный вопрос — что мне делать? Мы не расследуем убийства, Джери. Этим занимаются парни из полиции штата или, может быть, даже из ФБР. Мы просто не приспособлены для такой работы.
— Но Вы можете помочь мне, Лейси. Вы можете выслушать меня, взять меня за руку. Вы можете провести расследование, на каком-то уровне. У КПДС есть право вызывать в суд. В деле о казино Вы взяли под контроль продажного судью и целую преступную группировку.
— С большой помощью других, в первую очередь ФБР. Я не уверена, что Вы понимаете, как мы работаем, Джери. Мы не вмешиваемся в обвинения в правонарушениях, пока кто-то не подаст жалобу. До этого ничего не происходит.
— Жалоба анонимна?
— Вначале — да. Позже — нет. После подачи жалобы у нас есть сорок пять дней на расследование заявлений.
— Знает ли судья о вашем расследовании?
— Это зависит от обстоятельств. Чаще всего судья знает, что у него или у нее есть проблема. Сторона, подавшая жалобу, даёт понять, что она недовольна и у нее есть проблемы. Некоторые из этих споров затягиваются на месяцы, а то и годы. Но нередки случаи, когда судья не замечает этого. Если мы решаем, что обвинения обоснованы, что бывает редко, мы подаем судье официальное уведомление.
— И в этот момент он будет знать моё имя?
— Обычно так и происходит. Я не помню случая, чтобы жалующаяся сторона осталась полностью анонимной.
— Но ведь это можно сделать?
— Мне придется поговорить с директором, моим боссом.
— Это пугает меня, Лейси. Моя мечта — прижать человека, который убил моего отца. Другая моя мечта — чтобы моего имени не было в его списке. Это слишком опасно.
Лейси посмотрела на часы и отодвинула свою чашку еще на дюйм или два. Она выдохнула и сказала:
— Послушайте, для меня было уже много за один день, и мне предстоит долгая поездка. Давайте сделаем перерыв.
— Конечно, но Вы должны пообещать мне полную конфиденциальность, Лейси. Понятно?
— Хорошо, но я должна обсудить это со своим боссом.
— Ему можно доверять?
— Это она, и ответ — да. Это деликатная работа, как Вы догадываетесь. Мы имеем дело с репутацией избранных судей и принимаем меры предосторожности. Никто ничего не узнает, пока никто еще не знает. Достаточно справедливо?
— Думаю, да. Но Вы должны держать меня в курсе дела.
***
Двадцатиминутная поездка обратно на кладбище была тихой. Чтобы наладить общение, Лейси спросила о дочери Джери, Дениз, аспирантке Мичиганского университета. Нет, она не помнила своего деда и мало что знала о его убийстве. Джери была заинтригована жизнью Лейси — привлекательная одинокая женщина, которая никогда не выходила замуж, но на этом разговор заглох. Лейси привыкла к такому любопытству и не терпела его. Ее дорогая покойная мать годами донимала ее вопросами о том, как это — состариться в одиночестве и бездетности, и Лейси умело отмахивалась от ее любопытства.
На кладбище Джери вручила ей матерчатую сумку и сказала:
— Здесь несколько папок, только предварительные материалы. Есть еще много других.
— Это о первых трех жертвах, я полагаю?
— Да. Досье на моего отца, Тада Ливуда и Дэнни Кливленда. Остальных мы можем обсудить позже.
Сумка уже была достаточно тяжелой, и Лейси не была уверена, что хочет завладеть ею. Она не могла дождаться, когда сядет в машину, закроет дверь и уедет. Они попрощались, пообещали скоро переговорить и так далее, и уехали с кладбища.
На полпути к Таллахасси, телефон Лейси зажужжал от звонка Элли. Он приедет поздно и хотел пиццу и вино у камина. Она не видела его четыре дня и внезапно соскучилась. Она улыбнулась при мысли о том, что можно общаться с опытным агентом ФБР и говорить о чем-то, кроме своей работы.
http://tl.rulate.ru/book/75015/2120267
Использование:
