Замерзшие ветви были заострены на яростном зимнем ветру.
Щёки и ноги покалывало.
Однако мой взгляд был направлен только в одно место.
Несмотря на то, что Рев, спотыкаясь, закрыл дверь и вошел внутрь, свет в маленьком особняке не зажегся.
*Тук, тук
— Рев, открой дверь.
Голос Рева, который всегда приветствовал меня и звал по имени, так и не прозвучал.
Я постучала несколько раз. Три, пять, одиннадцать и пятнадцать раз.
Моя рука остановилась, потому что мы пообещали друг другу, что я могу открыть дверь после шестнадцати ударов, если никто не ответит.
'…Я пойду первым, Люси. Увидимся завтра.'
Какое выражение было у Рева, когда он говорил необычно тихим голосом и не поднял головы, даже не посмотрев на меня в конце?
Неужели он не хотел показывать свое лицо? Если он не хотел показывать свое лицо…
Могла ли я насильно заглянуть в лицо, которое он так хотел скрыть?
Моя рука, которая держалась за ручку двери, потому что я не могла заставить себя войти без спроса в чужой дом, упала.
— Рев.
Между Ревом и мной существуют два четких правила.
Один из них — 16 ударов, которые я должна сделать, и — «вход на второй этаж запрещен».
Мы были друзьями, у которых не было проблем, пока мы соблюдали эти две вещи, но, к сожалению, я знала, что отношения часто идут наперекосяк из-за неявных правил, а не явных правил.
— Я же говорила тебе, не опаздывай сегодня.
— Ах, прости, мне очень жаль. Автобус немного опаздывает.
Я могу простить это. Но.
— …Я слышала, как ты сказала другим детям, что я сирота.
— Мне жаль, Джису-я. Я не знала, что мне не следует этого говорить. Я сказала им быть осторожными с тем, что они говорят, но я не знала, что они всем об этом расскажут. Я сказала, что это секрет… Мне так жаль.
Вещи, которые трудно простить, обычно случаются при таком вот «невнимании».
Я интуитивно почувствовала, что открытие двери нарушит негласное правило.
Увидев полумесяц, окрашивающий ночное небо, тень дуба, отбрасываемую на тихую дверь, и ожерелье из крокусов, сверкающее в лунном свете, я испустила долгий вздох.
И я подняла руку.
Даже если тебе это не понравится, даже если ты перестанешь со мной после этого общаться, сегодня я должна это сделать.
Думая о его слабом голосе и болезненно бледном лице, я постучала в последний, шестнадцатый раз.
Я не могу притворяться, что не знаю, что ты болен.
Его тускло освещенный дом, казалось, был погружен в глубокую воду.
В гостиной без Рева, который всегда приветствовал меня с улыбкой, было ужасно холодно.
Запах книг, который я считала приятным, казалось, давил на моё тело всё сильнее с каждым шагом.
Нахмурила лоб, думая о Реве, который практически всегда находился в темноте, не считая свечей.
— Рев, это я, Люси.
Мои глаза не привыкли к темноте, поэтому мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, как включить лампу.
Я прошла мимо аккуратно разложенных шарфов на полке и направилась в его спальню.
Я не могла его видеть. Только чистое, белое постельное белье, аккуратно разложенное в соответствии с его личностью.
— Рев, где ты…
Я посмотрела в спальне, кухне и даже в ванной с озадаченным выражением лица.
Я точно видела, как он возвращался в дом, но куда он пошел?
Я осмотрела пустой дома с опущенными бровями, и вдруг подняла взгляд на второй этаж.
Держа рот на замке, я двигалась медленно.
*Кииик
С лестницы донесся громкий звук.
Это было похоже на сигнал тревоги о проникновении незваного гостя, и казалось предупреждением незваному гостю, который не боялся подниматься по лестнице.
Холодный воздух был тяжелым и пугающим. Я так сильно прикусила губу, что теперь чувствовала во рту металлический привкус.
Осторожно поднимаясь по лестнице, я позвала Рева дрожащим голосом:
— Рев, где ты? А? На второй этаж?
И все же ответа не последовало.
— Это то место, куда ты сказал мне не приходить. Так что… приходи скорее и скажи мне, что с тобой. Сделай что-нибудь, независимо от того, сердишься ты на меня или нет. Я уверена, что видела, как ты заходил в дом, но здесь никого нет, так что мне страшно. Рев?
Я ступила на лестничную площадку второго этажа. Я чувствовала, что вот-вот расплачется. Протирая глаза, я прошептала дрожащим голосом:
— …Как ты можешь жить один в таком большом доме…
Как вдруг.
— Хм…
Послышался слабый стон, смешанный со звуком того, как будто я на что-то наступила.
Моя рука, которая торопливо опустила лампу, замерла.
— Рев!
Парень лежал один на лестничной клетке.
Небрежно поставив лампу, я поспешно направилась к нему.
Его тело, освещенное тусклым светом, дрожало так сильно, что это было заметно даже в темноте.
— Рев! Рев, что с тобой? Рев, очнись!
— ….
— Рев! Нет… ты не можешь… — с тревогой прошептала, схватив его за плечи, которые бесцельно тряслись.
— Мне так жаль. Это моя вина. Мне жаль, ты сказал мне не приходить, но я пришла. Так что не оставайся здесь, давай спускаться… здесь холодно. Да у тебя лихорадка!
Руками, пыталась поднять его, я коснулась лба парня.
Да он горит!
Температура тела Рева, которая обычно была холоднее, чем его собственные руки, теперь была невероятно горячей.
В панике я прикрыла рот.
— Я, я позову кому-нибудь. Ты не можешь оставаться здесь в таком виде!
Это было как раз в тот момент, когда я собиралась встать.
— …Рев?
Он держал подол одежды Люси, точно так же, как на следующий день после ее дня рождения, когда она заснула, не попробовав вино.
Я не могла держать его как следует, но и отпустить не могла, поэтому на его руке выступила кровавая вена.
— Нет…
— Ты не хочешь, чтобы я кого-нибудь позвала? Если ты не хочешь, я не буду этого делать. Но просто отпусти меня. Я принесу мокрое полотенце или одеяло…
Лицо Люси, которая говорила так, словно убеждала ребенка, посуровело от его слов.
— Не… уходи…
— ….
— Ты не можешь… уйти… не можешь оставить меня здесь, мама…
Я подняла лампу дрожащей рукой.
Только тогда я как следует разглядела лицо Рева.
Болезненно искривленный лоб, покрытый холодным потом, следы жара, выступающие, как клеймо, на бледной коже, и красноватые глаза, запятнанные этими следами.
— Что мне делать?
Покрытый темнотой и больной лихорадкой, он даже не может плакать, зовя свою маму.
Он плакал беззвучно, как будто уже давным-давно выплакал все слёзы.
— Всё хорошо.
Капля слез упала на его щеку.
— …Я никуда не уйду. Я буду рядом с тобой.
Это были слезы Люси.
— Вот почему я здесь… Вот почему я пришла.
— ….
— Всё хорошо. Я не оставлю тебя.
Едва успокоив свое трепещущее сердце и энергично вытирая слезы, я схватила его за руку, которая держала подол моей одежды.
Даже страдая от лихорадки, Рев, казалось, ясно слышит мой голос.
Его хватка стала сильнее, а дыхание, которое до этого было прерывистым, стало немного спокойнее. Даже дрожащие глаза успокоились.
Я смотрела на него сверху в смешанных чувствах, переведя взгляд на лампу.
О.
Знакомый пузырек с лекарством упал рядом с лампой.
Но почему она полная?
Я растерялась.
Он приходил на второй этаж, чтобы взять это лекарство, и упал ли в обморок, прежде чем открыть его?
Я взяла пузырек с лекарством той рукой, которую не держала Рева. Оно должно было быть холодным, но, к удивлению, бутылка оказалась чуть теплой.
Вытащив пробку, я наклонила бутылку и попыталась дать ему лекарство.
Текстура такая липкая…
Это было зеленое лекарство, которое было не таким водянистым, как сок или вода, а таким же вязким, словно слизь.
Несмотря на то, что я наклонила горлышко бутылки, жидкость не могла попасть в рот Рева и продолжала беспорядочно течь, так и не попав в рот.
Нервно вытерев его лицо рукавом, прикусила губу.
Думаю, нужна ложка или чашка.
Однако сила, с которой Рев держал меня за руку, казалось, стала только сильнее.
Я не могла ни убежать, ни вырваться из его руки, которая сцепилась с моей одеждой так, словно ни за что не отпустит.
Я знала, почему он это делает.
Но помимо того факта, что его дрожь прекратилась, температура совсем не спала. Так что мне нужно дать лекарство прямо сейчас.
Через бутылку Реву не пил, а принести чашку или ложку я не могла, потому что Рев схватил меня, и не думая отпускать.
С сожалением потоптавшись на месте, я глубоко вздохнула.
Я ничего не могу с этим поделать.
Губы, прикоснувшиеся к лекарству, онемели, но беспокоиться было не о чем.
Лекарство, которое заполнило мой рот, показалось мне очень странным.
Оно было вязким и тягучим, как слизь морских водорослей, но на вкус немного сухой, словно зерновая пудра.
Я нахмурилась, потому что вкус был очень горьким и кислым, и я осторожно склонилась над парнем.
http://tl.rulate.ru/book/70232/2723855
Использование: