«Как мы», - поправил Бато. «Эта зима может стать... своего рода испытанием». Он погладил подбородок и повернулся к Хакоде. «И если он умрет... не будет ли гуманнее, если его будут окружать те, кто о нем заботился?»
Хакода втайне подумал, что испытывать мальчика жизнью было более чем жестоко. Что-то внутри него отшатнулось при мысли о том, что Зуко погибнет от недостатка солнца. Но он также был реалистом, и ничто из сказанного на этом собрании не было правдой. Царство Земли сто лет страдало от нападений магов огня, и они не дадут Зуко легкой смерти. Никто не хотел думать о том, как поступит Народ Огня.
И всегда оставался шанс, что Кана ошибается.
«Если он переживет зиму, то станет Водным племенем». Он сказал, и в его голосе прозвучал приказ. Он огляделся по сторонам и увидел на лицах своих людей согласие - и почувствовал вспышку гордости. Они так много потеряли из-за народа Огня, но готовы были принять одного из его детей как своего собственного.
Однако оставалось еще кое-что прояснить.
«Ауя, - скомандовал Хакода, и женщина снова встала. «Никто не подумает о тебе плохо за твои слова, поэтому ответь честно: возможно, это последние дни Зуко. Как ты думаешь, сможешь ли ты заботиться о нем, как о своем сыне?»
Женщина начала качать головой почти сразу после того, как последнее слово покинуло ее рот. «Нет, Хакода». Она сказала, глядя в землю. «Я знаю, что он всего лишь ребенок... но каждый раз, когда я смотрю на него, я думаю только о моей сестре, Ахне, и о том, как Народ Огня...», - она сомкнула губы и снова покачала головой, садясь на свое место.
Экчуа, повар, встал. «Это должен быть ты, вождь». Он хмыкнул: «У вас в семье единственный другой изгиб, и я видел, как он вас уважает». Вслед за его словами раздался довольный ропот.
Хакода был ошеломлен. Такого он не ожидал. Вообще-то он думал, что Зуко отправится к Ауе... но теперь об этом не могло быть и речи. Если он собирался стать племенем Воды, ему нужен был кто-то сильный. Он был достаточно молод, чтобы приспособиться к их укладу, но ему все равно требовалось доброе руководство. Хакода ненадолго задумался, не наблюдает ли его любимая Кия за происходящим из мира духов и не смеется ли она. Она всегда говорила ему, что у судьбы есть свой извилистый путь. Вот и сейчас за один бурный год он потерял жену и обрел сына.
Хакода склонил голову в знак согласия.
OoOoOOO
На следующее утро Зуко проспал допоздна, до восхода солнца. Когда он проснулся, палатка Ауи была пуста: она и ее ребенок ушли по своим делам, не потрудившись разбудить его, хотя она и припасла для его завтрака немного хлеба, немного козьего сыра и маленькую фляжку с водой.
Памятуя о вчерашнем приказе Хакоды, Зуко поел в палатке и лишь затем вышел наружу, чтобы заглянуть в меховую щель.
Палатка Ауи стояла у границы деревни, и сквозь утренний туман он видел смутные фигуры взрослых, сходившихся к круглому дому племени. Зуко услышал, как в том направлении донесся низкий гул барабана, и вскоре все взрослые вошли внутрь. Обычно собрания проводились вечером, после ужина. Он никогда не видел, чтобы их проводили утром, как сейчас, и от этого у него внутри все переворачивалось от беспокойства.
Как бы он хотел найти эти дурацкие камушки, а не поджигать полено! Но тогда Хакода мог бы не приказывать ему согревать Сокку, а Зуко мог бы и не думать об этом...
...он надеялся, что с Соккой все в порядке.
Через час Зуко сидел у палатки, сгребая снег в небольшие неряшливые кучки за неимением другого занятия. Собрание все еще продолжалось, и, хотя изредка до него доносились повышенные голоса, он не мог разобрать слов. Подкрадываться ближе он тоже не решался. Это было настолько далеко, насколько, по его мнению, он мог зайти, повинуясь приказу Хакоды оставаться в палатке.
Зуко услышал хруст шагов по обледенелому снегу и поднял голову, чтобы увидеть Катару, стоящую в десяти футах от него. Стоило лишь взглянуть на ее лицо, и он понял, что она знает. Она снова боялась его, и теперь, возможно, у нее была на то веская причина. Только на этот раз Зуко подал голос, и, хотя он этого не осознавал, несколько месяцев дружбы и относительной доброты со стороны племени немало способствовали его уверенности в себе.
«Хватит на меня так пялиться, - приказал он, - я не собираюсь тебя сжигать».
«Почему ты никогда не рассказывал мне?»
Из всех вопросов, которые, как он думал, она задаст, этот не был одним из них. Он отвернулся от нее и угрюмо добавил горсть снега на вершину своей кучи. «Я не знал... Я просто вспомнил».
Он поднял глаза, гадая, поверит ли она ему или обвинит во лжи. Ее руки лежали на бедрах, как это делала Кана, когда была строга. «Ты вспомнил?» - повторила она. Возможно, ему показалось, что ее лицо немного смягчилось. «То есть к тебе вернулась память?»
«Нет, только одно». Он вспомнил ту красную спальню и ту ужасную девушку, и его пробрала дрожь. «Я не хочу говорить об этом. Как Сокка?»
«Он спит. Это он рассказал мне, что случилось, после того как набил себе морду едой». Катара закатила глаза и опустила руки на бедра. Затем она еще мгновение колебалась, прежде чем подойти и намеренно сесть рядом с ним. «Я тебя не боюсь».
«Хорошо». Это было сказано резко, чтобы скрыть волну чистого золотистого облегчения, охватившую его. Он не смотрел на нее, только не прямо. Проще было притвориться, что злишься на Катару... на тот случай, если она все еще втайне злится на него. Как упреждающий удар.
«На самом деле, - продолжала Катара, совершенно не обращая внимания на план Зуко. В конце концов, у нее был свой собственный. «Теперь, когда ты сгибатель, ты можешь научить меня».
Зуко покачал головой и схватил еще одну горсть снега, добавив ее в растущую кучу. «Не будь дураком». В ее взгляде было столько презрения, что он снова вспомнил девушку. Он быстро добавил: «Ладно, послушай... Даже если бы я вернул все свои воспоминания, огонь и вода все равно противоположны. В этом нет смысла».
«Но на всем Южном полюсе больше некому меня научить!»
«Катара...»
Но она была настроена более решительно, чем он. В конце концов, она всю жизнь ждала, что кто-то будет наклоняться, и не собиралась позволить такой мелочи, как противоположные стихии, остановить ее. «Пойдем, я покажу тебе». Она потащила его, все еще протестующего, обратно в палатку Ауи.
Внутри было теплее, но ведро для мытья в углу все еще покрывалось ледяной пленкой. Она разломила его и окунула руку, набрав немного воды в ладонь. Вода не шелохнулась - в ее руке оказался почти идеальный шар. «Вот, можешь сделать это?»
«Что? С водой?»
«Нет», - и она нетерпеливым жестом указала на угли, тлеющие в маленьком костерке палатки.
Он перевел дух, а затем покачал головой, отстраняясь от костра. «Ты с ума сошел?! Я не могу этого сделать!»
«Нет, можешь». Она протянула ему глобус воды почти как пример. «Это твоя стихия. Он будет делать то, что ты ему прикажешь».
Он перевел взгляд с ее руки на слабо светящиеся угли и обратно. Она смотрела на него, все еще держа руку в вытянутой руке, и на ее лице было такое жалобное выражение, что ему было почти больно сказать «нет». «А что, если я стану злым?» - сказал он шепотом, потому что на самом деле не хотел этого говорить и не хотел, чтобы кто-то еще случайно услышал его страхи. «Что, если я... стану таким же плохим, как и все остальные члены Народа Огня, и захочу сжечь все дотла?»
Лицо Катары опустилось, и на нем появилось грустное, страдальческое выражение, которое она всегда принимала, когда думала о своей матери. Затем она покачала головой. «Не сожжешь». Ее свободная рука в варежке потянулась к его руке и обхватила его пальцы, ободряюще сжав их. «Я знаю тебя, Зуко. Ты не такой, как злые маги огня. Ты был с нами слишком долго, и ты спас жизнь Сокке».
«Но... что, если...»
«Ты не знаешь, как это, потому что ты только что узнал, что можешь, но это больно - не сгибаться. Это как... не видеть цвета. Ты можешь научить меня тому, что знаешь сам, а я могу научить тебя тому, что знаешь ты... и... и мы будем учиться вместе. А если ты сорвешься и начнешь жечь людей и прочее... ну, я тоже буду рядом, чтобы потушить это». Вода рябила в ее руке, словно подчеркивая ее слова.
Зуко никогда бы не сделал этого, если бы не видел в ее словах какого-то смысла. Однако он должен был признать, что так оно и есть. Ему захотелось снова попробовать согнуться. Все утро он избегал смотреть на кострище, потому что чувствовал, что жар в какой-то мере притягивает его. Теперь же, когда он осмелился взглянуть, то увидел, что угли светятся каким-то тошнотворным оранжевым светом, и это его смутно тревожило. Как если бы он наткнулся на животное, которое медленно умирает от недостатка воздуха. Он почувствовал сочувствие к умирающему огню.
Наконец он кивнул и осторожно пополз вперед, встав на колени перед углями. Существовал реальный шанс, что он может сильно обжечься. «Я не могу просто сунуть туда руку», - сказал он, чувствуя на себе ее пристальный взгляд. Катара стояла рядом с ним, не выпуская из рук воды, и внимательно следила за каждым его движением. «Я обожгусь. Дай мне минутку».
Он закрыл глаза, инстинктивно понимая, что должен быть спокойнее, чем сейчас. Он чувствовал, как жар близких горящих углей обжигает его кожу, и это было почти приятное ощущение, но он не обращал на него внимания. Вместо этого он сосредоточился на дыхании: вдох и выдох. Вдох и выдох. Катара была рядом, с водой на случай, если станет плохо... она была рядом...
«Зуко...»
http://tl.rulate.ru/book/61028/4641659
Готово:
Использование:
