А’Ань чувствовал, что боль в его теле уже достигла предела, который его тело могло вынести, но следующая волна пыток часто давала ему понять, что он снова ошибся.
Он даже не мог контролировать мышцы своего горла и издавал только какие-то короткие нечленораздельные звуки.
Но он не открыл рта, чтобы молить о пощаде. Урок, запечатленный в его костях, говорил ему, что молить о пощаде сейчас бесполезно и является пустой тратой энергии.
Ты можешь только терпеть это, независимо от того, можешь ты это вынести или нет.
Женщина, которая мучила его, находясь с ним лицом к лицу, была всего на несколько лет старше его.
Но, как и его учитель, она обладала богатым опытом пыток и могла причинить сильнейшую боль взрослому человеку при минимальном повреждении.
Со спокойным и безжалостным лицом она неоднократно подвергала пыткам его тело.
Это был наихудший вариант развития событий, думал А’Ань в своем сердце.
Для теневого стража, если он не смог вовремя покончить с собой после попадания в руки врага, он надеялся, по крайней мере, умереть пораньше.
Самым страшным было попасть в руки такого профессионального врага, как этот.
Он заставит тебя сильно страдать и жаждать смерти. И ты сможешь только страдать и выносить бесконечную боль, молясь о том, чтобы смерть наступила поскорее.
Чтобы враг не смог легко принудить их к признанию после того, как они были захвачены живыми, с самого детства учитель лично наказывал их различными способами, когда они делали что-то не так.
Делая так, чтобы их тела были способны переносить боль и привыкали к ней.
В дополнение к физическим пыткам, этот вид наказания приводил даже к психологическому опустошению.
Однажды он промахнулся, но учитель Цзе ничего не сделал, только протянул ему маленькую чашу вина.
Эта чаша вина заставила его увидеть настоящий ад.
С тех пор он ни разу не допустил ни одной ошибки и не пропустил ни одного удара.
Может быть, я должен быть благодарен за то, что этот человек всего лишь мучает мое тело.
В уголках рта А’Аня появилась кривая усмешка.
"Неплохо, ты все еще можешь смеяться. Я слишком добра, разве я не так хороша, как ваш господин Цзе из Государства Сун?" - молодая женщина протянула свои испачканные кровью пальцы и схватила его за подбородок, заставляя поднять глаза: "Похоже, мне нужно стать серьезнее."
Словно некий бесстрастный демон равнодушно говорил что-то.
А’Ань закрыл глаза.
Одновременно он услышал странный хруст костей.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что на самом деле это был звук колес инвалидного кресла, катящегося по неровному каменному полу тюрьмы.
"Госпожа А’Цзя, пожалуйста, будьте милосердны. Господин сказал, что в пытках нет необходимости.
У меня есть к нему кое-какие личные вопросы, и я надеюсь, что госпожа А’Цзя облегчит мне задачу."
А’Ань смутно слышал мягкий мужской голос, к которому примешивалось несколько холодных слов женщины.
Позже кто-то вывел его из подвешенного состояния, обычным образом остановил кровотечение, перевязал раны и отволок обратно в камеру.
Голос мужчины раздался прямо перед ним.
А’Ань неохотно открыл глаза, и перед ним оказалось деревянное инвалидное кресло, в котором сидел мужчина.
Мужчина держал глиняную миску с каким-то отваром неизвестного назначения.
Он наклонился, при этом его широкие мягкие рукава коснулись грязного пола камеры, и поднес миску к лицу А’Аня.
Что это значит?
В конце концов, мне все равно придется выпить тот проклятый наркотик.
А’Ань почувствовал, что его почти омертвевшему сердцу внезапно стало грустно.
Тем не менее, такого рода пытки были неизбежны.
Он не сопротивлялся и даже проявил инициативу, с усилием приподняв голову над краем миски, и залпом выпил горький целебный отвар.
Он знал, что сопротивление бессмысленно, чем больше ты был послушным и безразличным, тем меньше другие могли быть заинтересованы в пытках.
"Это лекарство, оно полезно для твоих ран." - прозвучал мягкий мужской голос.
А’Ань лежал на полу с закрытыми глазами, у него не было сил понять цель этого человека.
Но его тело, кажется, не проявляло никакой особой реакции. Теплая жидкость попала в его пустой желудок, отчего он почувствовал себя немного лучше.
"Ты можешь рассказать мне об А’Ян?" - тот голос прозвучал снова.
А’Ань слабо приоткрыл глаза и взглянул на мужчину в инвалидном кресле.
Этого человека звали Чжоу Цзыси.
Эта дурочка А’Ян умерла за этого человека.
Оказалось, что он тоже помнил А’Ян.
"Все, что связано с ней, прекрасно. Я хочу знать о ее прошлом." - Чжоу Цзыси посмотрел на заключенного, лежащего на полу: "До тех пор, пока ты будешь рассказывать мне об этом, я буду просить моего господина прекратить пытать тебя."
Полная луна взошла на ночное небо и осветила темную тюремную камеру сквозь оконные решетки.
Луч лунного света прошел сквозь колеса инвалидной коляски и осветил раненого заключенного.
Возможно, он слишком долго испытывал боль, с нетерпением ожидая возможности перевести дух, или по другим причинам, но мгновение спустя в камере раздался хриплый и низкий голос.
"Когда я был совсем маленьким, нас с А’Ян определили в одну группу.
Вначале в нашей группе было двадцать детей, но в конце концов в живых остались только мы с А’Ян."
А’Цзя стояла перед столом Чэн Цянье.
"Ну, Цзыси умолял меня об этом, и я согласилась с ним."
Чэн Цянье уткнулась лицом в документы, не поднимая головы: "Мне достаточно знать, что это убийцы из Государства Сун. Рано или поздно я сведу с ними счеты."
А’Цзя промолчала.
Чэн Цянье взглянула на нее: "Что не так?"
"Но эти убийцы, возможно, все еще скрываются в городе." - сказала А’Цзя.
"Прошло так много времени, что даже если ты заставишь его говорить, информация, которую ты добудешь, вероятно, будет бесполезной." - равнодушно ответила Чэн Цянье.
Это прекрасно, если господин настолько мягкосердечен, даже господин Чжоу такой же.
Он молил о пощаде для убийцы, который хотел лишить его жизни, поистине материнская доброта, мысленно выругалась А’Цзя.
"Поскольку в городе есть убийцы, А’Цзя, ты все это время будешь рядом с господином Чжоу." – Чэн Цянье перестала писать и подняла глаза на А’Цзя: "Господин Чжоу отвечает за реализацию Новой Политики, он очень старательный. Он часто посещает деревни и ходит по улицам города, чтобы выяснить настроения людей. Он искалечен, и я не уверен, могу ли я доверить его безопасность кому-либо еще."
А’Цзя нечего было сказать, и она приняла приказ.
Чэн Цянье отложила перьевую ручку и оглядела ее с ног до головы: "Ты не хочешь?"
Подсознательно прикоснувшись к своему лицу, А’Цзя удивленно подумала:
Господин снова увидел это?
Действительно ли я регрессирую?
Без присмотра моего учителя я теперь даже не могу хорошо скрывать свои самые элементарные эмоции?
На самом деле, ей хотелось достать бронзовое зеркало, чтобы увидеть свое нынешнее выражение лица и понять, что пошло не так.
Чэн Цянье посмотрела на ярко-зеленый жадеит, сияющий перед ней, и не смогла не найти это немного забавным.
Внешне А’Цзя выглядела совершенно непоколебимой, но эмоции в ее сердце были очень активными, сменяя друг друга.
"Тебе не нравится господин Чжоу?" – сказала Чэн Цянье с улыбкой: "А’Цзя, тебе не нужно прятаться, если у тебя есть какие-то мысли, ты можешь просто высказать это."
"Не… нет." – А’Цзя редко заикалась: "Я – теневой страж, и приказ господина - это все мои мысли."
Чэн Цянье отложила перьевую ручку, поманила А’Цзя и попросила ее подойти к ней поближе: "Мой приказ заключается в том, что тебе не нужно подавлять себя и нужно смело высказывать то, что у тебя на уме."
Глаза А’Цзя забегали, внезапно она не знала, какое выражение лица сохранить для себя.
"Господин Чжоу... слишком благороден. Что касается меня, то я к этому не привычна." - наконец, решилась заговорить она.
Стоило ей только открыть рот, и она случайно сказала даже больше того, что следовало сказать: "Он слишком серьезен, во всем старается соблюдать этикет, следует наставлениям мудрецов везде, где только можно. Он как стеклянный Будда на постаменте, слишком идеальный образец для подражания.
Я чувствую себя неловко перед кем-то вроде него.
Когда я применяла пытки к заключенным, он чувствовал, что я была слишком сурова, и я действительно не могу с ним хорошо ладить."
Ах, оказывается, это так освежает - высказывать то, что у тебя на сердце.
А’Цзя выдохнула, почувствовав, что все небо над ее головой, казалось, очистилось.
Чэн Цянье улыбнулась и покачала головой: "Хорошо, ты можешь остаться с Цзыси на несколько дней. Через несколько дней мы вернемся в Бяньцзин. Я найду подходящего человека для его охраны и заберу тебя обратно."
В темном подземелье А’Ань лежал на куче сена.
Тюремная камера была пуста, и там никого не было.
С тех пор как его арестовали, он не знал, как долго пробыл здесь взаперти: один месяц, два месяца или три месяца?
Из разговоров тюремщиков он смутно понял, что Цюаньжуны потерпели поражение и отступили в северные степи, а правители вассальных государств делили территорию, оставленную Цюаньжунами.
Армия Цзинь захватила много городов, и теперь они оккупировали всю область Фэнду вплоть до запада.
Ситуация в мире постоянно менялась.
Некоторые страны быстро становились сильнее.
Некоторые страны, такие как их Страна Сун, все еще были слабы.
Но это не имело никакого отношения к нему, человеку без рода, без племени. Единственное, что его могло волновать - это день, когда он умрет.
Чжоу Цзыси не солгал ему, с тех пор его больше никто не пытал.
В пустой камере его никто не беспокоил, за исключением того, что тюремщик каждый день вовремя приносил еду.
Время от времени по ночам можно было услышать скрип колес инвалидной коляски, и этот элегантный и исполненный достоинства чиновник Цзинь подходил к нему и разговаривал с ним о человеке, которого они оба знали.
А’Ань неосознанно много рассказывал о прошлом, он даже не думал, что в его скучной жизни было так много воспоминаний.
"Однажды я не справился с заданием, учитель связал меня и оставил в доме, лишив еды на пять дней.
Вечером третьего дня я уже был так голоден, что у меня кружилась голова.
А’Ян тайком бросила мне пирог в окно, но бросила его криво, и я никак не мог до него дотянуться. Если бы учитель узнал, все было бы кончено для нас обоих. В то время мы оба ужасно перепугались.
А’Ян чуть не провалила свое первое задание. К счастью, я случайно проходил мимо и перерезал шею ее цели. Она была так напугана, что заплакала.
В то время я почувствовал, что эта женщина действительно слишком слаба, и она, вероятно, долго не проживет.
Неожиданно она прожила долго, а позже все остальные постепенно один за другим умерли, но она все еще была жива.
К сожалению, в конце концов я остался единственным выжившим из нас всех.
Но, я думаю, это не слишком надолго."
Иногда он много говорил, что-то об А’Ян, что-то о себе.
Но человек с искалеченными ногами никогда не перебивал его, просто сидел в инвалидном кресле, поднимал голову, смотрел на ночное небо за окном и тихо слушал.
Иногда А’Аню не хотелось разговаривать, поэтому он произносил несколько небрежных слов.
Этот человек не винил его строго, некоторое время молчал, а затем звук катящейся инвалидной коляски раздавался снова и постепенно затихал вдали.
Этот человек не появлялся здесь уже несколько дней.
А’Ань лежал на куче соломы, глядя в сырой потолок.
Раны на его теле были обработаны врачом и почти зажили.
Кто-то каждый день вовремя доставлял еду, не позволяя ему голодать.
Он вдруг почувствовал, что у него никогда еще не было таких спокойных дней.
Если бы не то, что он находился во вражеской тюрьме, он даже подумал, что было бы неплохо проводить таким образом все остальное время.
Когда тюремщик, доставлявший еду, как обычно, просунул ее в щель в железной двери, А’Ань услышал несколько негромких стуков.
Его кожа мгновенно напряглась. Это был постоянный сигнал между ним и его товарищами.
Тюремщик, который доставлял еду, выглядел немного по-другому под низко надвинутыми полями своей шляпы. Он вытянул свои костлявые пальцы за спину и постучал по миске с едой.
А’Ань знал, что тот хотел этим сказать. Эта еда была отравлена, так что он мог немедленно покончить с собой.
http://tl.rulate.ru/book/51810/3187006
Готово:
Использование:
