1
Круче мира моего нет ничего.
В частном университете Рокумэйкан, расположенном в Кинугасе, в районе Кита в Киото, есть три столовых. Из них столовая Зонсинкан Тики (с любовью сокращаемый до «Зонти») казалась наиболее оживлённой. Наверно, этому поспособствовало большое меню и то, что столовая была рядом с кооперативным книжным.
В тот день на второй паре у меня было окно, поэтому после первой пары я пошёл прямо к Зонсинкан Тике. В то утро я не завтракал — я случайно проспал подъём на целый час, — поэтому я решил, что я смогу перекусить.
— Ох, здесь так пусто в этот час. Рискованное дело, — пробурчал я, сомневаясь, что я вообще использовал выражение «рискованное дело» правильно всё это время. Я взял поднос.
Что теперь стоит съесть?
Я не гурман, поэтому обычно я просто ем всё без разбору. А если оно ещё сладкое или острое, то я беру это без вопросов. Но в последнее время всё было немного по-другому.
Всего лишь месяц назад я провёл чёртову неделю там, где мне подавали изысканные блюда три раза в день. И как следствие мой язык всё ещё не вышел из Снобограда. Целый месяц прошёл с тех пор, как что-либо заставляло меня сказать: «Ух ты, а это хорошо.»
Каждый раз, когда я что-то ел, мне всегда казалось, что чего-то не хватало, будто главный ингредиент не положили.
Эта проблема не была настолько огромной, чтобы её вообще стоило называть проблемой, но я более чем устал от этого ощущения. Что касается решений, то я уже обдумал два. Первое решение было предельно простым: просто поесть вкусной еды.
— Надеяться на то, что это произойдёт в университетской столовой, не приходится.
Но следовать первому варианту было невозможно. В всяком случае, если не возвращаться на тот странный, изолированный маленький остров. Я не скажу, что я был полностью против этой идеи, но я определённо сомневался.
— Это не к добру.
Да, я разговаривал с самим собой.
Оставался другой вариант: тактика сильной руки, она же тактика «Ударь ребёнка, который не слушает». Большинство проблем в мире решаются либо через присваивание, либо через отбирание.
Я подошёл к уголку с домбури и сделал заказ:
— Простите. Огромную миску кимчхи, пожалуйста. Без риса.
Повариха одарила меня насмешкой и сказала: «Там лишь кимчхи, сынок,» — но она всё равно положила его. Будто ничего не было, она шлёпнула кимчхи передо мной, показывая почитаемый профессионализм.
Большая миска кимчхи, наложенного горкой. Я сомневаюсь, что в мире есть хотя бы один язык, который не перестанет ощущать его вкус после поедания всей миски. Я удовлетворённо кивнул, поставил миску на поднос и оплатил счёт.
Столовая была такой пустой, что я едва мог решить, где мне сесть. Через час здесь будет толпа студентов, раньше времени ушедших со второй пары. Я никогда не любил толпы, поэтому я поставил себе ограничение по времени. Я занял место в углу.
— До дна, — сказал я себе под нос и съёл первый кусок...
Это. Было. Ужасно.
Мне действительно нужно было съесть целую миску этого? Разве это не было известно всем как признак суицидального поведения? Какая жестокая судьба привела меня к такому повороту событий? Что же я сделал?
— Это божественная кара?
Наверно, они тоже жнут то, что посеяли.
После этого я в тишине оружовал палочками. Люди могут посчитать меня чудаком, если я продолжу говорить с самим собой. К тому же разговоры за столом — признак дурного тона.
А затем, как только я достиг своего предела, моя голова онемела, начиная с кончика языка. Я не знаю, что я творил или кто я такой, или что означало слово «кто» и что вообще означало слово «означало»...
— Здаров.
Она села напротив меня.
— Не мог бы ты отодвинуть поднос ближе к себе? — сказала она. Затем она подвинула мой поднос ко мне и поставила свой поднос на освободившееся место. На её подносе были паста карбонара, салат с тунцом и водорослями и десерт из фруктов — всего три блюда.
Ох, как по-буржуйски.
Я посмотрел направо, затем налево. Столовая была пустее некуда. Скорее, даже заброшенной. Так зачем она решила съесть свою пасту прямо передо мной? Похоже на какой-то вызов.
— Боже мой, что это? Да тут всё кимчхи! — воскликнула она, шокированно смотря на мою еду. — Ух ты! Ты ешь целую миску кимчхи!
***
Она широко раскрыла глаза и выставила руки вверх, будто она кричала «банзай». Возможно, именно это она и делала, или она сдавалась. Также возможно было, что она мусульманка. Любой из этих вариантов меня бы устроил, но на деле она, наверно, была просто удивлена.
Её волосы до плеч были рыжеватого оттенка, а причёска похожа на боб. Её одежда ничем не выделялась. Она была совсем простой, подстать стилю одежду учеников Рокумэйкан. Внезапно, когда она села, мне показалось, что она намного ниже, но потом я понял, что у неё очень высокие ботинки.
Лиоц у неё молодое, из-за чего я не мог сказать, ровесница она мне или она старше меня. Судя лишь по её поведению, можно было бы сказать, что она младшегодка, но я поступил только в этом году, поэтому это было невозможно.
— Эй. Знаешь, мне станет одиноко и всё такое, если ты не ответишь. — Она уставилась на меня щенячьими глазками.
— Точно, — наконец-то сказал я. — Кто ты?
Я был уверен, что я вижу её впервые. Но за прошлый месяц я кое-что усвоил: в этом пространстве, называемом «университетом», необычайно много дружелюбных и искренних людей. Эти странные люди начинают разговаривать с тобой, будто ты уже десять лет как дружишь с ними, даже если ты их никогда до этого не видел. Для человека вроде меня, плохо запоминающего даже встречи с кем-либо, это порой всё усложняло.
И эта девушка явно была ещё одной из таких. Боясь хлопот, связанных с приглашением в какую-нибудь секцию или чем-то, связанным с религией, что ещё хуже, и задал вышеупомянутый вопрос.
Это заставило её принять чрезмерную шокированную позу.
— А?! — сказала она. — Боже мой! То есть ты забыл? Ты забыл? Ты, чёрт возьми, забыл?! Ик-кун, это так грубо!
Хм.
Судя по её реакции, сейчас была моя не первая встреча с ней.
— Ох. Я в шоке. Но что тут поделать? Да ничего, наверно. В конце концов, память у тебя плохая. Ну, лучше мне снова представиться. — Она вытянула свои руки ко мне и широко улыбнулась. — Я Аой Микоко!
Возможно, разговор с ней будет не из приятных.
Неважно, первая это встреча с ней или нет, это определённо моё первое впечатление об Аой Микоко.
2
История проста: мы с Микоко-тян были одноклассниками. Мы не только изучали одни и те же основные предметы.ю но и были в одной группе на занятиях по иностранному языку. Мы уже встречались несколько раз и были в одной группе во время поездки в тренировочный лагерь перед Золотой неделей. Мы даже работали в паре на занятиях по английскому.
— Ох ты ж... судя по одному лишь этому разговору, я выгляжу полным дураком, раз уж я не помню тебя.
— Я думаю, что ты тот ещё дурак! — беззаботно рассмеялась она. Нужна особая пустота в уме, чтобы так радостно засмеяться после того, как кто-то совсем забыл о твоём существовании. Я подумал, что она всё-таки весьма хорошая девушка.
— В обычной ситуации мне стало бы очень неприятно от того, что ты позабыл обо мне. Или я разозлилась бы. Но ведь ты так устроен, да? Типа, ты не забываешь то, что действительно важно, но забываешь всё остальное, — сказала она.
— Ну, с этим не поспоришь.
Она была права. Как-то раз я даже забыл, правша я или левша, и потом с трудом смог сесть и пообедать. В итоге, когда я закончил, оказалось, что я амбидекстр.
— Хорошо, а у тебя что? — спросил я. — Почему ты не на занятиях?
— Занятиях? Ну, дело в том, что...
По какой-то причине она была невероятно счастливой. Но чуйка подсказывала мне, что «невероятное счастье» было её обычным состоянием. Буду честным, хоть я и видел её раньше, я всё ещё не мог вспомнить, какое у неё обычно настроение. Но в любом случае, эта улыбающаяся девушка вряд ли кото собьёт с толку.
— Я прогуливаю.
— Первогодкам следует посещать занятия, — сказал я.
— Да ладно тебе, это же скучно. Ещё как скучно. Что там было? Ах, да, экономика. Это просто непрекращающийся поток жаргона. И она как математика. Я гуманитарий! И ты тут тоже прогуливаешь!
— Сейчас у меня нет пары.
— Правда?
— Ага. По пятницам у меня только первая и пятая пары.
Она снова вскинула руки.
— А это часом не остой? Это ж шесть часов скуки.
— Скука не обязательно должна быть чем-то плохим.
— Хм, я думала, что скука — практически определение «чего-то плохого». Видимо, мы смотрим на это по-разному. — Она начала накручивать спагетти на вилку. Не сумев накрутить всё на вилку, она стала пытаться. Я посчитал, что пройдёт немало времени до момента, когда еда доберётся до её рта. Но в какой-то момент она убрала вилку и взяла палочки. Вот вам и упорство.
— Скажи... — начал я.
— Хм? Что-что?
— Здесь полным-полно свободных мест.
— Да, правда. Но мне кажется, что совсем скоро их займут, — сказала она.
— Но сейчас ведь пусто?
— Ты уже говорил это. Есть проблемы?
— Я хочу поесть в одиночестве, так что прошу, красавица, подвинься, — хотел сказать я. Но затем я увидел её улыбку — уязвимую улыбку, по которой было понятно, что она не могла представить, что её отвергнут, — и пожалел её. — Нет... ничего.
— Хм? А ты странный. — она надула губы. — Но, наверно, ты не был бы собой, не будь ты странным. Странность как твоя личность, верно?
Я не мог не почувствовать, что меня нечаянно оскорбили. Но опять же, это было не так плохо, как забыть человека, с которым ты регулярно разговаривал на протяжении целого месяца. Поэтому я выбросил эту идею из головы и вновь переключился на кимчхи.
— Ик-кун, тебе нравится кимчхи?
— Нет, не особо.
— Но у тебя его полно. Даже корейцы столько не съедают за один присест.
— У меня на то свои причины, — сказал я, поедая кимчхи. В миске осталось больше половины. — Не очень интересные, но всё же.
— Причины?
— Сперва попробуй их угадать.
— Что? Эм, ладно... хорошо. — Микоко-тян скрестила руки и начала думать над этим. Конечно, угадать, какие обстоятельства могли привести меня к поеданию целой миски кимчхи, было не просто. Немного поразмыслив над этим, она апатично опустила руки. Она довольно быстро сдалась.
— Ах, да, кстати, у меня был вопрос для тебя. Я подумала, что сейчас хорошая возможность задать его тебе. Можно?
— Эм, конечно.
Разве фраза «хорошая возможность» обычно не использовалась по отношению к тому, что подворачивалось случайно? Насколько я знал, Микоко-тян пришла сюда и села передо мной по собственному желанию.
Или это было неважно?
Она задала мне вопрос с той же улыбкой:
— Ик-кун, ты помнишь, что в начале апреля ты какое-то время не появлялся в университете? Что тогда произошло?
— Эм... — Я перестал двигать палочками. Куски кимчхи упали обратно в миску. — Эм, ну...
Наверно, выражение моего лица было встревоженным, потому что Микоко-тян быстро начала махать руками и говорить: «Ой, если тебе тяжело говорить об этом, то не переживай. Мне всего лишь было интересно. Ну знаешь, как в «Неразгаданных тайнах с Микоко-тян.»
— Нет, об этом мне не сложно рассказать. Наоборот, всё просто. Я всего лишь был в отпуске. Примерно неделю.
— В отпуске? — Она моргнула, смотря на меня, как маленький лесной зверёк. Выражения её лица легко читаемы. Блягодаря этому мне было легко разговривать с ней — она была отличным слушателем.
— В отпуске? Куда ты отправился? — снова спросила она.
— На удалённом острове в Японском море, совершенно случайно.
— Случайно?
— Да. И было там ого-го. Неважно, именно так я оказался в ситуации с кимчхи.
Она почесала голову, что, видимо, было её обычной реакцией. Но я в целом ленивый человек, так что я не стал объяснять вообще всё. Точнее, с чего бы я стал делать это?
— Хм. И не говори.
— А ты что подумала?
— Эм, ничего... — Её лицо слегка зарделось. — Я лишь подумала, что, эм, ты покалечился и надолго остался в больнице или типа того.
Для меня оставалось загадкой то, как и почему она додумалась до этого, но, повторюсь, на ум человеку, внезапно пропавшему на неделю сразу после поступления в университет, никакие толковые объяснения не приходили. По крайней мере, это больше тянуло на объяснение, чем «я просто был в отпуске».
— Ясно. Прямо как отложенная поездка на выпускной.
— Ага, типа того. Мест тогда не осталось, поэтому я попал на апрель, — сказал я, пожав плечами. Конечно же, факты были совершенно другими. Сама идея того, что я выпустился из школы, была незнакома мне со времён начальной школы. И я никогда не был на «выпускных поездках». Но все обстоятельства вокруг произешдего потребовали бы бессмысленно длинного объяснения, и этим я всё равно не собирался заниматься хоть в каком-либо виде, поэтому я остановился на её интерпретации.
— Хм... — Выражение её лица стало полуубеждённым. — И ты там был один?
— Да.
— Ясно. — На её лицо вернулась её радостная улыбка, будто всё её удивление выветрилось. Она будто не надевала никаких масок. Она была такой прямолинейной по части эмоций, что я почти завидовал ей.
Ну...
Не совсем.
— Итак, Микоко-тян... Так почему ты здесь?
— Что?
— Тебе есть что сказать? Ты как бы пришла и села прямо здесь, когда тут полно пустых стульев.
— Хм. — Она сузила глаза и немного опустила взгляд на мою грудь. — То есть мне нельзя садиться к тебе, пока мне не будет что сказать тебе?
— Что? — В этот раз уже я почесал голову.
Она продолжила:
— То есть... я достаю тебя? Я только что увидела тебя, когда я шла мимо, и я решила, что мы могли бы поесть вместе.
— А, я тебя понял.
Она просто хотела поесть с кем-нибудь. Я предпочитал заниматься личными делами вроде приёма пищи в одиночестве, но вокруг хватало людей, для которых условный обед и время для болтовни были одним и тем же. Микоко-тян явно относилась к таким. Но неожиданно решив пропустить пару, она не смогла найти друга, с которым можно поесть, поэтому она пошла и завязала разговор с первым знакомым, которого она увидела, то есть со мной.
— Ну, если это всё, то меня это устроит, — заверил я её.
— Спасибо. Какое облегчение. Не знаю, что бы я делала, если бы ты отказал мне.
— Не знаешь?
— Хм? Да. Наверно, чем-то таким. — Она сделала вид, будто держит поднос за края обеими руками. Затем она резким движением вывернула запястья. — Как-то так.
— Ясно... — Даже если она просто шутила, я слегка обрадовался тому, что я не отказал ей. На деле я бы не хотел вызвать у неё такую реакцию. Человек, свободно ощущающий радость, может так же свободно ощущать гнев.
— Ну, я всё равно свободен, покуда ты хочешь просто поговорить со мной, — сказал я.
— Спасибо.
— О чём говорить будем?
— О, эм...
Когда я дал ей понять, что пора идти дальше, она начала скрети палочками в попытках найти тему для разговора.
Я мог забыть, кто она, но в прошлом месяце она явно смогла узреть часть моей личности. По крайней мере, мне так кажется. Так что же она могла бы обсудить со мной? Ведь мне настолько всё равно и не хватает понимания здравого смысла, что я думал, что футбол — это бейсбол, в который играют ногами. Мне по-странному хотелось узнать это, будто я увижу, как это случится с кем-то другим.
Она хлоплуна в ладони, будто она внезапно что-то придумала.
— Тебе не кажется, что мир сошёл с ума? — спросила она.
— В каком смысле?
— Ну... эм, ну знаешь, тот бродяга. Даже ты должен знать об этом.
Даже я.
Даже я — эта фраза очень сильно злит. Только японятия не имел, что это за чёртов «бродяга». «Не говори со мной, как с идиотом! Конечно, я знаю!» — подобная вспышка гнева была бы оправдана, но у «Заткнись! Откуда я, чёрт возьми, должен был об этом узнать, дубина?!» — не было такого же оправдания.
— Хм? Что не так, Ик-кун? — спросила она.
— А, ничего. Что это за «бродяга»?
Очевидно, я не искал словарного определения —это тот, кто бродяжничает. Она изумлённо уставилась на меня.
— Ты ведь шутишь? Это шутка? Ик-кун, об этом во всех новостях жужжали. Раз уж ты живёшь в Киото, ты никак не мог не услышать об этом.
— У меня дома нет телевизора, и я газеты не получаю.
— А Интернет?
— О, у меня нет компьютера. И теми, что стоят в кампусе, я особо не пользуюсь.
— Боже мой, да Ик-кун у нас пещерный человек! — сказала она, в какой-то степени почти впечатлённая. — Это какое-то правило?
— Наверно, да, в каком-то смысле. Как бы так сказать... мне не нравятся пожитки.
— Кру-уто! Ты как древний философ! Ничего себе! — она радостно хлопнула. Я толком не уверен, что её реакция была такой же, если бы она знала, что так всё было по практичной и совершенно скучной причине: моя комната была слишком маленькой.
Газеты немало места занимают.
— Когда ты говоришь «если ты живёшь в Киото», ты имеешь ввиду, что вся эта тема с «бродягой» происходит там?
— Да, верно. Она вызвала огромную реакцию. «Паника в старой столице!» Где-то даже отменили экскурсии.
— Оу... не повезло им.
— Уже шестерых убили! И это продолжается прямо сейчас! И подозреваемых нет! — Она разгорячилась и говорила с некоторым восхищением. — Он режет их ножом, разбрасывает их кишки посвюду и прочее! Жуть, не правда ли?
— ...
Отбросим в сторону тот факт, что мы сейчас ели. В конце концов, я частично был ответственен за то, что наш разговор отклонился в эту сторону. Но что это могло сказать об этой девушке, способной обсуждать убийства с таким ликованием?
Порой становится страшно от того, насколько оторванными могут быть люди.
— Шесть человек, говоришь? Это много?
— Да, много! Это очень много! — Это почти звучало как хвастовство, будто именно она убивала. — Может, не за рубежом, но серийные убийства в Японии редки! Это та ещё сенсация, знаешь ли.
— Хм. Так вот почему по округе разъезжают патрульные.
— Да. В Синкёгоку есть люди из мобильной полиции. Теперь мне интересно, что будет с Гион-мацури. — По какй-то причине она усмехнулась.
— Ага, поди угадай. Я ничего не знал об этом.
Кивая, я подсознателньо знал, что Кунагиса определённо получит удовольствие от этого. Кунагиса, для тех, кто только присоединился, — сокращение от Кунагисы Томо. Она одна из моих немногих друзей. Точнее, мой единственный друг. Кунагиса Томо была девятнадцатилетней специалисткой в электронике и машиностроении и затворнией с загадочным ореолом, с синими волосами и жгучим интересом к сбору информации об именно подобных инцидентах.
В отличие от меня, она не оставалась в неведении о том, что происходит в мире. По сути, она была прирождёным экспертом по сбору информации, и она наверняка уже знала о деле бродяги. Возможно, она уже что-то предпринимала.
— Так когда это началось?
— Где-то в начале мая, наверно? Мне кажется, что тогда. А зачем ты спрашиваешь?
— О, просто так.
Я положил в рот последний кусок кимчхи. Мой язык, нет, весь мой рот был искалечен. Наверно, я больше не буду воспринимать еду как должное или скажу «вкус не очень». Если задуматься, тот факт, что одна миска кимчхи с лёгкостью уничтожила все мои принципы, мало что говорил о моих вкусовых рецепторах. Или, что вероятнее, это были проблемы с желудком.
— Что ж, я закончил. Ещё увидимся. — Я убрал палочки и начал вставать из-за стола.
— Ой! Постой! Прошу, постой! Куда ты?! — Микоко попыталась остановить меня. — Погоди минутку, Ик-кун!
— Всмысле? Я закончил есть и решил, что ещё успею заскочить в книжный.
— Я ещё не закончила! — Я взглянул на её поднос. И вправду, больше половины от её порции осталось.
— А я да.
— Не расстраивай меня. Останься со мной, пока я не закончу.
— С чего мне делать нечто бессмысленное вроде этого? — ...у меня была кишка тонка, чтобы сказать нечто подобное. Я больше предпочитаю плыть по течению.
— Ладно. Я всё равно свободен. — У меня не было ничего срочного, да и не наелся я.
Я понял, что я вполне могу поесть настоящей еды, пока я здесь.
— Погоди, я куплю кое-что.
Я подошёл к кассе с другой стороны (что против правил) и взглянул на меню на стене, размышляя над тем, стоит ли мне заказывать миску с говядиной. Боже, она здесь дороже, чем в «Йосиное». Наверно, стоит заказать что-то другое.
— Снова кимчхи? — беззаботно прервала меня женщина у кассы, пока я думал.
— Да.
Ой.
Я просто сказал это.
Слезами горю не поможешь. Нет; может, тут легче сказать, что у меня дальнозоркость?
Пару десятков секунд спустя я получил ещё одну огромную миску с кимчхи (в этот раз мне дали больше обычного) и сел перед Микоко-тян.
— Какого чёрта? Мне что, нужно следить за чем-то? — сказала она.
— Не волнуйся. О чём мы там говорили?
— Что? Стоп, о чём мы говорили? Я забыла.
— Понял. Может, тебе хочется поговорить о занятиях?
Она решительно покачала головой.
— Зачем? Что-то на первой паре сегодня я не поняла, так что я подумала, что мы могли бы вместе разобрать их. Это обязательный предмет для первогодок, так что ты явно должен был ходить на него, да? Как по мне, тут нужно винить неспособность профессора внятно объяснять, а ты как думаешь?
— Что думаю я? Наверно, нет ни одного живого парня, котоырй поднимает такие темы с девушкой, когда даже теста на носу нет! — Я просто шутил, но её это, видимо, её расстроило. — В чём дело? Тебе не нравится учиться?
— Никому не нравится учиться.
— Для меня это спорно. Но если ты терпеь не можешь учёбу, то почему ты пошла в университет?
— Ой, это запрещённый вопрос. Если ты задашь его, то всё. Точнее... все ведь такие, да?
Похоже, я ненароком коснулся спорной темы, и это её расстроило. Если так подумать, то я вроде как слышал, что в японские университеты люди идут не чтобы учиться и что там готовятся стать частью общества.
— Ну, можно и так сказать.
— Тебе нравится учиться? — спросила она.
Я пожал плечами. Конечно, нет. Точнее, я ненавижу учиться.
— Но убить время учёбой можно. Или сбежать от реальности.
— Обычно учёба есть реальность. — Она тяжело вздохнула. Затем, будто переключив внимание обратно на еду, она какое-то время ела свой салат в тишине.
Хм. А тарелка спагетти, огромная порция и десерт соответствовали обычной порции для девушки, которой меньше двадцати лет? Я не знал никого худого, чтобы использовать его как стандарт для сравнения — все, кото я знал, были либо слишком разборчивыми в еде, либо чересчур прожорливыми, либо всегда голодали или что-то вроде того, — поэтому отталкиваться в своих суждениях мне было не от чего. Но видя, что Микоко-тян ни слишком худая, ни наоборот, я понял, что, наверно, для неё эта порция была нормальной.
— Эм, мне тяжело есть, когда ты на меня так смотришь, — сказала она.
— Ой, извини.
— Всё путём.
Она продолжила есть. Когда она почти закончила, она начала смотреть в мою сторону каким-то испытывающим взглядом. Правда, она всё это время поглядывала на меня, но теперь она внезапно начала делать это в открытую, строя мне глазки так, будто она хотела что-то сказать мне. И действительно, это наблюдение было точным.
Будто наконец-то решившись на что-то, она убрала палочки, не доев десерт.
Она одарила меня игривой улыбкой, пока она наклонялась ко мне. Наши лица теперь близки друг к другу.
— Итак, Ик-кун, — сказала она.
— Да..?
— Дело в том, что у меня возможно, есть просьба к тебе.
— У тебя её нет.
— А она есть. — Она отдалилась. — Ты часом не тот парень, который может быть свободен завтра?
— Если ты имеешь ввиду, что у меня не будет никаких планов, то я скорее скажу «да», чем «нет».
— Да, следовать за твоей мыслью непросто.
— Такой уж я, — ответил я, жуя свой кимчхи. — Проще говоря, я свободный парень.
— Правда? Ты свободен? Как хорошо! — Она сложила руки перед грудью с выражением искреннего счастья. Было немного странно вызвать у кого-то счастье со слезами на глазах, просто сказав, что у меня нет планов на субботу.
Что важнее, выглядело всё это не очень. У меня было ощущение, что меня попытаются втянуть во что-нибудь.
— Ясно-понятно. Раз уж я свободен, то что хорошее должно произойти для тебя? Услуга за услугу. Прямо как в пищевой цепочке. Впечатляющая цепочка, прошу заметить, — сказал я.
Она даже не слушала.
— Да. В любом случае, если ты свободен завтра, то мы могли бы прогуляться вместе!
Её руки всё ещё сложены. Она слегка наклонила их в сторону, как бы подчёркивая свою просьбу. Эта поза была такой искренней и такой умоляющей, что она почти казалась нечестным приёмом. Вряд ли нашлась бы мужская форма жизни, которая не сдалась бы под её напором.
Тем не менее я безжалостно отказал ей.
— Нет, — сказал я.
— Что?! Почему?! — вскрикнула она. — Ты ведь свободен, да?
— Ну да. Но, как я говорил, я не ненавижу скуку. Людям ведь порой нравится проводить дни, ничего не делая? Все временами испытывают такое. Каждый хочет хоть иногда уйти от суматохи мира, снять с себя оковы мороки от общения с другими людьми. У каждого есть право на время подумать о своей жизни. Так уж вышло, что у меня оно больше.
— Но-но-но как ты можешь просто отказать, даже не выслушав меня?! Это безумие! Это всё равно что если бы восьмиклассники основали музыкальную группу и в итоге все стали бы играть на басу!
Эта аналогия была отличной.
Было ясно, что она вот-вот заплачет. Слёз уже начали наворачиваться на уголках её глаз. Ситуация была не из желательных.
Я огляделся. Как раз столовая должна была начать заполняться студентами, а они уже входят и их всё больше и больше. Сейчас я хотел как можно сильнее не выделяться (что пойдёт коту под хвост, если я доведу относительно красивая девушка до слёз). Но да ладно, кто пускает слёзы из-за одного небольшого отказа?
— Ладно-ладно, успокойся. Я выслушаю тебя. Ну же, отведай кимчхи.
— Хорошо, — сказала она, всхлипнув.
Сев за стол, Микоко-тян сделала то, что я сказал ей. Она начала жевать кимчхи, а затем слёзы начали течь по её щекам. Видимо, ей не особо нравятся сюрпризы (что я как бы знал).
— Ох, как горячо... — взвыла она.
— Так это кимчхи. Оно не было бы кимчхи, не будь он острым.
Говорят, что есть кимчхи с сахаром, но я всегда предпочитал острый кимчхи, так что я его даже не видел ни разу.
Я не стал бы возражать, если я бы его так и не увидел.
— Ох, какой ты плохой. Ты такой грубый... Так, о чём мы там говорили?
— О том бродячем убийце?
— Нет! Мы говорили о завтрашнем дне! — Она ударила по столу. Похоже, сейчас она действительно слегка разозлилась. Наверно, я зашёл слишком далеко. Я задумался. — Эм, а ты знаешь Эмото-сан?
— Я не помню её, и неважно, знаю я её или нет.
— Она ходит с нами на занятия по основным предметам. У неё вот такие волосы. — Она приставила кулаки к ушам, но даже её поражающая поза не пробудила во мне воспоминаний об «Эмото-сан» и её причёске. — Она видная девушка. Она всегда носит блестяшки.
— Хм. Ну, я особо не смотрю на людей. Какое у неё полное имя?
— Эмото Томоэ. «Томо» от слова «мудрость», а «э» — от слова «благословение».
Интересное имя. Будто его носитель может стоять на голове и бегать по потолку. Рядом со мной будто в колокол ударили, но мне это ничего не давало. Я не хотел ответить фразой вроде: «Да, да. Я знаю эту тёлку. Это ведь она носит контактные линзы?» Всегда была вероятность того, что Микоко-тян могла ошеломить меня и сказать: «Попался! В нашем классе нет никого такого! Ха-ха-ха, ты так глупо выглядишь сейчас! Ня-ня-ня!»
А после этого она могла была швурнуть мне в лицо яйцо. Но вряд ли Микоко-тян сделает нечто подобное.
— Обычно её зовут Томо-тян.
— Меня это не устроит.
— Что? Почему нет?
— Причины на то нет. Это личное. — Я покачал головой. — Извини. Я этого вообще не помню.
— Понятно, — сказала она, смеясь. — Но если ты не помнил меня, то, наверно, ты несомненно не вспомнишь её. У немного удивлюсь, если ты смог вспомнить её.
Я не совсем уследил за её логикой, но, поскольку отсутствие у меня воспоминаний помогало ей не чувствовать себя плохо, это было не так уж и плохо.
Но нечто в её логике казалось странным.
— Ну, ладно. А что насчёт Атэмии-сан? Атэмии Муимисан? Я зову её Муими-тян.
— Ещё одна одноклассница?
Она кивнула.
— Ещё есть Усами Акихару-кун. Он парень, так что ты должен его помнить, да?
— Моя память работает в гендерно-нейтральной установке.
— Но ты явно не похож на феминиста. — Она непреднамеренно глубоко вздохнула, словно я сделал что-то неправильно. Но ведь это была вина моей памяти, да? — В любом случае, Томо-тян, Муими-тян и Акихару-кун. Мы все идём завтра выпить.
— А какой повод?
— День рождения Томо-тян! — По какой-то причине мне показалось, что она хвастается. Было тяжело отрицать её милоту, когда она сидит тут с руками на бёдрах и выпяченной грудью. — Четырнадцатого мая! Счастливого двадцатилетия!
Если Томо-тян одноклассница, то она первогодка. Возможно, она пошла в университет на год позже. Или она восстанавливалась, как я. Разницы особой нет.
— К слову, мне девятнадцать. У меня день рождения двадцатого апреля.
— Ага, — сказал я. Мне было всё равно.
Она продолжила:
— Эм, в любом случае, завтра день рождения Томо-тян, поэтому мы решили закатить очень простую, обычную вечеринку.
— Для вечеринки у вас группа крайне родственная.
— Типа того. Нам нравится шумная атмосфера, но когда рядом нет толп людей, так что что тут поделаешь?
— Ага. Тогда четырёх человек более чем хватит, наверно.
— Наверно? — удивилась она.
— Пятый человек внесёт дисбаланс.
— Стоп, что?
— Передай всем привет от меня. И с днём рождения тебя.
— День рождения не мой! Эй, постой, не вставай и не уходи! Я вторую половину истории ещё не рассказала!
— Говорят, что знать — лишь половина дела, — сказал я.
— Я не об этом!
Она схватила меня за рукав, пока я уходил, и меня заставили сесть обратно. Но даже если этот разговор бал наполовину закончен, то я уже мог более-менее сказать, что будет дальше.
— Ладно. Сейчас ты хочешь сказать мне, что я должен принять участие в этой вечеринке с выпивкой... или вечеринке в честь дня рождения, если быть точным. Верно?
— А-а! Ух ты, именно так. — Она удивлённо вскинула руки, но в этот раз от этого жеста отдавало фальшью. Наверно, она и не надевала никаких масок; она всего лишь была плохой актрисой. — Классно. Как будто у тебя есть экстрасенсорные способности, Ик-кун.
— Давай не будем об этом говорить. Не нравится мне эта тема. — Я вздохнул. — Как всё это вообще произошло? Я ведь не знаю даже не знаю этих людей?
— Нет, знаешь. Они твои одноклассники.
Ах, точно.
Наверно, у меня была амнезия. У меня всегда было плохо с запоминанием людей, но в последнее время с этим стало особенно плохо. Помимо тех трёх одноклассников, больше не было ни одного человека во всём университете Рокумэйкан, о котором у меня была был составлен ясный образ.
Но было и более вероятное объяснение: это было следствием моей апатии по отношению к другим людям и не имело никакого отношения к тому, как работает мой разум. Это был не дефект. И какая-нибудь важная деталь не пропала.
Будто я с самого начала не был сломанным.
— Может ли так быть, что я просто забыл, а с теми тремя людьми я дружу? Даже я не смог бы забыть, кто мои друзья. Наверно.
Выражение лица Микоко-тян стало слегка печальным.
— Я не думаю, что дело в этом, — сказала она. — Наверно, ты не разговаривал с ними много. То есть, у тебя всегда такой прищур, будто ты о чём-то усиленно думаешь или сильно злишься. Даже сейчас. От этого к тебе тяжело подступиться. Будто перед тобой стоит стена. Или твоё AT-поле действует на полную мощь. И несмотря на всё это, ты всегда сидишь прямо в центре класса.
Я хотел, чтобы она меня оставила в покое на хер. Я хотел сказать ей, чтобы она не разговаривала со мной, если она так думает или чувствует. Но я не сказал.
Я доел кимчхи. Как оказалось, две миски кимчхи были излишними, и я чувствовал болезненную полноту своего живота. Наверно, в ближайшее время я не буду снова есть кимчхи.
— Но мы с тобой ведь друзья? — спросила она.
— Друзья?
— Да! — Она снова ударила руками по столу. Видимо, она привыкла бить по ближайшим вещам, когда её переполняют эмоции. Нужно будет держать в уме, что не нужно стоять рядом с её худыми руками, если я захочу подколоть её. Говоря проще, я должен стоять не на расстоянии её вытянутых рук. Наверно, будет лучше подкалывать её по телефону.
Стоп, а почему я обдумывал способы подоставать её?
— Я иногда рассказываю о тебе своим друзьям.
— Так.
— И мои друзья думают: «Чёрт, а этот парень как бы крутой, несмотря на его хмурое лицо.»
— Допустим.
— Так что не удивительно, что они хотят подружиться с кем-то, кто кажется крутым, хоть он и чудак. Ведь так?
— Да. У всех свои соблазны.
— Вот о чём я говорю, — сказала она.
— То есть?
— Об этом. — Она посмотрела на меня выжидающими глазами. Я сделал вид, что я пью чай, чтобы избежать её взгляда. Но одной чашки чая явно было недостаточно, чтобы реанимировать мой парализованный рот.
— Хм. Я понял, — сказал я.
— Правда?
— Это хорошая возможность и прочее, так что, наверно, я проведу ночь в доме твоих родителей завтра.
— И никаких планов! Ты даже домой не ушёл во время Золотой недели!
Это было весьма жёстко. И даже если она была права, верила ли она, что семнадцатилетний парень, который не приехал к родителям на праздники, будет относиться лучше к простой однокласснице? Возможно, она так сильно умоталась, что больше не понимала, что она говорит.
— Ну же, я умоляю тебя. Я уже сказала им, что приведя тебя. Это будет такой стыд.
— Похоже, между нами произошло недопонимание, так что позволь мне кое-что прояснить. Я не тот парень, с которым можно весело провести время за разговорами. Они говорят, что грома во мне столько же, сколько и в грозовой туче.
— Ух ты, это так разочаровывающе. Как если бы ты услышал о двух подающих надежды авторах, одного из которых обвил ядовитый плющ, а другого съели палаточные гусеницы. — Она выглядела слегка омрачённой, пока она кусала губу. — Давай, Ик-кун. Сделай мне одолжение. Я знаю, это эгоистично моей стороны, но я даже за напитки заплачу.
— Извини, я не пью.
Это было правдой.
— Почему нет?
— Как-то раз я выпил бутылку водки залпом. — Я не стал рассказывать, что произошло после, но с тех пор я поклялся не прикасаться к алкоголю. Наверно, я не самый умный, но я не настолько тупой, чтобы не научиться на собственных ошибках.
— Ничего себе. Даже русские так не делают. — Она действительно была впечатлена. — Понятно... то есть ты не пьёшь. И что теперь?
Она снова начала размышлять. Похоже, она хорошо знала, каково непьющему быть на вечеринке с алкоголем. Наверно, её вес в какой-то степени небольшой.
Тем не менее...
Я не был настолько хладнокровным, чтобы не чувствовать озадаченность девушки, сидящей передо мной.
Чёрт... Я так легко влезаю во всякое. Идти с кем-то из жалости — одно дело. Но позволять втягивать себя из-за представленной ситуации было невероятно глупо.
— Хорошо-хорошо. Раз уж тебя устраивает, что я просто сижу в центре весь такой хмурый.
— Хм, наверно, для меня это была бы та ещё проблема, но знаешь, мне кажется... Постой, ты имел ввиду, что тебе нужно идти? — сказала она.
Она кинулась всем телом вперёд. Наверно, это грубая аналогия, но она была как собака, перед которой только кинули еду. Кот подошёл бы к ней с некоторой осторожностью, подозревая, что там какая-то ловушка, но Микоко-тян была совершенно беззащитна. Физически она могла напоминать кошку, но в плане личности она определённо была больше похожа на собаку.
— Тебя всё устраивает? Ты действительно придёшь?
— Да, всё нормально. Я всё равно ничем не занят.
Даже я был слегка потрясён своей прямотой и думал, что мне стоило изложить это не так прямо. Тем не менее она радостно вскрикнула:
— Ура! Спасибо! — невинно улыбнулась она.
Я ответил тем, что допил оставшийся чай. В какой-то момента она доела свой десерт, так что пришла пора уходить.
— Ой, постой. Позволь мне записать номер твоего телефона. Я позвоню тебе.
— Что? А... — Я вытащил из кармана свой телефон. — Ладно, мой номер... эм, я забыл.
— Понятно. Хорошо, тогда я дам тебе мой. Набери меня.
Я ввёл номер её телефона и позвонил. Из её маленькой сумки донёсся рингтон. Дэвид Боуи. У неё удивительно хороший вкус.
— Отлично, звонок прошёл. Эй, Ик-кун, у твоего телефона нет ремешка.
— Ты об этом. Мне не нравятся девчачьи штучки.
— Разве ремешки девчачьи?
— Ну, я в этом не разбираюсь, но они явно не слишком мужественные.
— М-м, видимо, нет, — с ужасом ответила она.
— Что ж, — сказал я, отходя от своего места с подносом в руках, — увидимся завтра, Микоко-тян.
— Ага! Не забудь обо мне опять! — Она широко помахала мне, на что я ответил махом небольшим. Вернув поднос и столовые приборы, я направился прямиком в книжный. Конечно, поскольку библиотека была при университете, там в основном были научные тексты, а выбор литературы для отдыха был ограничен. Но там была скидка в десять процентов на всё, и по какой-то причине (интересно, по какой?) именно в этом книжном был необычайно огромная подборка журналов, из-за чего там было довольно людно.
Я дошёл до секции с романами и взял один.
Погодите. Что? До меня кое-что дошло:
— Микоко-тян назвала меня «Ик-кун»?
Если так подумать, то она использовала это прозвище, чтобы выделиться. Я даже не заметил, когда она использовала его, но я не думал, что кто-либо вообще обращался ко мне по этому невероятно знакомому прозвищу в прошлом. Я задумался над этим, но я не мог ничего вспомнить. У меня не было не единого точного воспоминания о том, как она называла меня так, но, повторюсь, я не мог вспомнить ни единого момента, когда она не называла меня так. В конце концов, у меня особо нет никаких воспоминаний о самой Микоко-тян, не говоря уже о мелочах вроде той, как она меня называла.
— Неважно.
Меня это устраивало. Успокоившись, я начал читать роман в магазине.
Ага.
Ничего такого.
Вряд ли это вопрос жизни и смерти.
С миром всё было в порядке.
Даже если Рай был пуст.
3
Что такое смертельное ранение?
Отрубание головы кому-нибудь.
Да, явно это.
Уничтожение чьего-то сердца.
Опять же, очевидно.
Уничтожение чьего-то мозга.
Естественно.
Остановка дыхания.
И ещё один хороший способ. И заключительный.
Но когда я говорю «смертельное ранение», я не ссылаюсь на подобную примитивщину.
Я думаю о другом. Смертельное ранение — это удар, настолько сильный, настолько разрушительный, что после него ты впадаешь в состояние, в котором ты более не человек, — хотя ты человек. Больше ты не можешь вести свою жизнь, хотя ты живёшь. Это означает быть разбитым вдребезги после того, как ты стал жертвой парадокса относительности, вызванного самим разумом.
Вот что такое смертельное ранение.
Другими словами, это провал.
Важно здесь то, что даже после невероятного провала мы идём дальше.
Мир по-жестокому прохладен.
Настолько, что он жесток. Это дьявольский рай.
Говоря проще, ты не умираешь от совершённой большой ошибки.
Или, наверно, ты не можешь умереть.
Да, ты не можешь умереть.
Ты просто страдаешь.
Ты просто страдаешь в агонии.
Но ты идёшь вперёд. Всегда.
Ты идёшь без всякой цели или смысла.
Жизнь — не видеоигра. И не потому, что нет кнопки сброса, а потому что нет конца игры. Завтра наступит в любом случае, даже если всё уже давно как «кончено». Даже с наступлением ночи после неё наступит утро. С окончанием зимы наступает весна. Жизнь прекрасна.
Это совершенный парадокс: даже если тебе нанесли смертельный удар, ты не сможешь умереть. Всё равно что спрашивать у человека, путешествующего со скоростьью, превосходящей скоростью света, что он видит, когда он смотрит назад: вопрос немыслимый.
Ты идёшь вперёд, даже когда потенциал быть собой давно как улетучился. Ты делаешь всё это снова и снова.
Ты повторяешь свою жизнь из раза в раз. Но это всё равно что сделать миллион паршивых копий себя, но с каждым разом «ты» становишься всё менее настоящим.
И со временм ты начинаешь думать...
Я действительно я, или...
... я давным-давно как стал кем-то другим.
Я деградировал?
Как центральная фигура в происшествии не может вдруг стать простым незаинтересованным наблюдателем, так и ты не можешь стать собственным зрителем.
Вот что, друзья мои, по-настоящему смертельно.
— Другими словами сознание превыше материи... — пробурчал я. Бесплодно размышляя, я пробовал новый бургер из «МакДональдса». Набор за пятьсот двадцать пять иен.
Похоже, кимчхи помогло, поскольку моё чувство вкуса пришло в норму. Вкус гамбургера снова стал ярко выраженным. В конце концов, будучи японцем, я ни за что не стал бы идти по жизни, не будь у меня возможности насладиться фастфудом.
Сейчас была половина восомьго вечера. Я нахожусь на перекрёстке Сидзо Каварамати, на улице Синкёгоку.
После окончания пятой пары я решил сам посмотреть на мобильную полицию, о которой рассказывала мне Микоко-тян, и мон ноги унесли меня так далеко в попытках убить время.
Рядом с подносом, на котором был гамбургер, лежал журнал, он же «еженедельник», как его называли. Я купил его в книжном, и на его обложке было написано: «Очерк: Джек-потрошитель воскрес в Городе дьявола!»
— Как безвкусно.
Чересчур апокалиптичное ощущение, исходившее от этого журнала, было второй причиной, по которой я купил его. Купил я его потому, что там была представлена большая история об инцидентах с «бродягой» о которых упоминала Микоко-тян.
Я засунул в рот пару картофелин фри, добавил ещё одну и запил колой. Я начал листать еженедельник. На первой странице в качестве фона была размытая фотография, на которой было тяжело разглядеть труп. Большими готичными буквами было написано: «Чудовище, потрясшее Киото!»
Вправду грозно.
— Значит, показывать такие фотографии разрешено... — пробубнил я, пролистывая страницы. Я уже просмотрел статьи вскользь, так что я уже что-то знал об этих инцидентах, если не всё.
В СМИ серию убийств прозвали «серийными убийствами киотского бродяги». Не самое оригинальное название в мире, но опять же, наверно, такому же необычное название и не требовалось. Но слово «бродяга» едва ли точно описывало преступника. Бродяги мне всегда казались кем-то вроде сталкеров, преследующих людей на улицах и устраивающих им неприятности. Но в этом случае убийца завлекал своих жертв в пустынные места, убивал их острым ножом и расчленял их трупы. Похоже, словосочетание «серийный убийца» лучше подходит, чем слово «бродяга». И здесь явно можно провести параллель с убийствами Джека-потрошителем.
— Уже шесть человек? Неплохо, — сказал я, убирая журнал обратно в сумку.
Да, шесть человек. Как и говорила Микоко-тян, шесть человек менее чем за две недели — впечатляющее число убитых. Наверно, эта серия убийств беспрецедентна. Уже к третьему убийству полицию выслали по всему региону, чтобы следить за происходящим на улицах. Отправили на это дело даже спецназ, но убийства продолжились. Убийца будто смеётся над ними.
Между жертвами не было очевидных связей. И стар и млад, и мужчины, и женщины, — убийца не проявлял пощады ни к кому. Полиция (и все остальные, чего греха таить) окрестили эти иниденты серией актов спонтанного насилия.
Вполне вероятно, что шестое убийство не станет последним. Убийства продолжатся. Убийств будет становиться всё больше и больше, пока это чудовище не изловят или оно самолично не решит остановиться. Возможно, что-то произойдёт уже сегодня. Возможно, даже сейчас.
— Но это ведь всего лишь бессмыслица. Ведь так? — Я смотрел на улицу Синкёгоку, стоя у входа в макдональдс.
Пейзаж был тем же, что и всегда. Туристов и студентов в составе экскурсий стало меньше, но там всё ещё было многолюдно. Толпы детей с покрашенными волосами слонялись по округе. Наверно, можно сказать, что они вполне могли выйти пометить территорию.
Никто, вообще никто из тех, кто сейчас идёт по улице, всерьёз не думал, что он или она может стать следующей жертвой.
Конечно, всё всё ещё были настороже. По некоторым было видно, что им некомфортно от вида полицейских патрулей. «Какой бардак,» — могут подумать они, но не более. В лучшем случае они вернутся домой пораньше.
Но глубоко в душе каждый из них верил, что или она вернётся домой.
Как-то так. Немногие могут принять факт возможности стать следующей жертвой.
Правдой было и то, что вероятность стать следующей жертвой был низким: «Этим жертвам явно не повезло.» Ужасная мысль, но что ещё могут подумать они?
В любом случае... может, мне стоит пойти и смешаться с незащищённой толпой? Держа эту мысль в голове, я встал и тут же ощутил, как мой телефон вибрирует в моём правом кармане. Номер на экране был мне не знаком. Но я хотел просто проигнорировать его. Я принял звонок.
— Чао! Это Микоко-тян!
Она сходу завелась. Было легко представить, как она на другом конце провода показывает мне большой палец, хотя, наверно, она этого не делала. Она была такой дружелюбной и весёлой, несмотря на то, что она не знает, с кем она разговаривает. Что бы она делала, если бы она ошиблась номером? В моём пытливом уме зажёгся огонёк.
— Эм? Эй, это Микоко-тян. Что не так?
Я не ответил.
— Эм. Это ведь Ик-кун?
Я опять промолчал.
— Алло-о-о? Это ведь Ик-кун?
Я продолжал не отвечать.
— Я номером ошиблась? Что? Я ошиблась!
Я продолжал молчать.
— Гра-а! Это всё равно что приготовиться к следующей радио-зарядке — знаешь, к трансляции шоу с упражнениями по радио, — и в итоге услышать: «У нас закончилось время, поэтому исполняем танец маленьких утят! Простите, я ошибся номером!»
После этого я наконец-то что-то сказал:
— Нет, ты попала по адресу. Что стряслось?
— А-а! — она удивлённо вскрикнула, когда я ответил. — Что? — пробормотала она в замешательстве. Затем она вздохнула. Так я понял, что она немного успокоилась. Также до меня дошло, что через несколько секунд её облегчение обратится в гнев.
— Говор громко и чётко! Это телефон! Ты должен что-то сказать! Я перепугаюсь, если ты не будешь говорить! Ик-кун, ты козёл! Змея! Ты... ты чудовище!
Я не считал, то я сделал что-то плохое.
— Извини, извини, я всего лишь дурачился.
Я не собирался так долго не отвечать, но я и не ожидал, что она даст такой уморительный ответ. Моё время на ответ прошло мимо меня ещё до того, как я осознал, что нужно ответить.
— Боже... Да в порядке всё, наверно. Раз уж ты есть ты. — Она простонала. Было тяжело не пожалеть её хотя бы самую малость. — Эм, — снова начала она, вернувшись в обычное состояние, — это важный звонок! О завтрашнем деле!
— Знаешь, тебе не нужно кричать. Здесь тихо.
— Хм? Где ты сейчас? — спросила она.
— Я, эм, дома. В съёмном жилье.
— О. А я задержалась, чтобы кое-что обсудить с учителем Инокавой. Я только что вышла из лаборатории. Ну разве это место не потрясно?! Там книги повсюду!
Учитель Инокава вёл общеобразовательные курсы. Будучи слегка эксцентричным доцентом, он был весьма популярен среди студентов, несмотря на его строгость по части пунктуальности (если ты не занял своё место к моменту, когда зазвенел звонок, даже если ты уже был в классе и садился в тот момент, он отметит, что ты отсутствовал).
— Эм, да, насчёт завтра. Ты будешь завтра дома?
— Да, буду. Мы где-то собираемся? — спросил я.
— Ой-ёй. Если мы назначим место встречи, то можем потерять друг друга, да? Нехорошо это, так что я приду за тобой на съёмную квартиру. Я купила скутер, который мне хочется опробовать. Давай я подъеду в четыре? Я могу подъехать к тебе к четырём?
— Да, меня устроит, но... ты знаешь, где я живу?
— Что? О, не нужно беспокоиться. — Мне показалась, что она волнуется. — Ну знаешь, потому что мы составили список адресов, когда занятия только начались, так что я знаю, куда мне ехать.
— Адреса достаточно?
— Я хорошо знаю Киото, так что достаточно. Ты ведь в в Сенбон Накадатиури?
— Что? — спросил я. В её манере речи было нечто подозрительное, но раз уж она знает, то мне нечего волноваться. — Да, нормально.
— Хорошо. Тогда договорились. Хм, мне бы хотелось поговорить подольше, поскольку мне было тяжело позвонить, но мне нужно идти в автошколу. Я опоздаю на занятия, если сейчас же не пойду.
— Хм. Ты посещаешь автошколу.
— Ага. А ты? Уже есть права?
— Да. Хоть и на машины с автоматикой.
Не будь таких хлопот с получением водительских прав, я смог бы водить что угодно, но это секрет.
— Ясно, — сказала она. — Я учусь водишь машину с ручной коробкой передач. Я уже подходу к тому возрасту, когда мне хочется ездить на своих колёсах, понимаешь? Мой отец говорил мне, что купит мне машину, как только я получу права. В любом случае, увидимся завтра. П-п-п-пока-а!
Она захихикала и повесила трубку. Какое-то время я смотрел на телефон, пока не убрал его в карман штанов.
Точно. У нас ведь были планы на завтра. Это не ускользнуло из моей памяти с концами, но это могло произойти. Такими темпами к завтрашнему дню я могу забыть об этом. Наверно, было бы хорошо написать на ладони что-то вроде: «Планы с Микоко-тян на завтра,» — будто я необычный младшеклассник-тугодум.
Но если она собиралась встретить меня у моего дома, то было неважно, забуду я или нет, подумал я. Я всё равно собирался весь день оставаться там. Я убрал свой пенал обратно в сумку.
В этот раз я вышел из Макдональдса по-настоящему. Было уже почти восемь часов вечера, и магазины готовились к закрытию.
Внезапно масль пронеслась у меня в голове.
— Ах, точно. Это день рождения.
В таком случае. Мне стоило бы не упустить эту возможность и купить подарок, пока я на улице. Это ведь здравый смысл, хоть я и не думал о себе как о человеке, привыкшему к здравому смыслу.
Опять же, меня полупринудили пойти. Наверно, мне не нужно было сходить с пути, чтобы быть добрым парнем или типа того. Обдумав это, я заглянул в ближайший магазин сувениров.
Эмото Томоэ. Какой она была? Я ничего о ней не помню. Возможно, я вспомню её, если увижу её лицо. Но сколько бы я ни думал об этом, я ничего не мог вспомнить о ней, что означало, что она вряд ли является персоной эксцентричной или запоминающейся. Наверно, она более зажатая, чем многие. Та, кто читает книгу перед началом урока, а не дурачится со своим телефоном.
Постойте... разве Микоко-тян не упоминаа, что она была поразительной девчонкой, всегда носившей блестяшки? Хм. Без понятия. Даже образа никакого нет.
Были ещё двое: Миуми Атэмия-тян и Акихару Усами-кун, их ведь так звали? Я попытался вспомнить и их, но безрезультатно.
— Эх, наверно, они не могут быть чересчур странными, если они дружат с Микоко-тян.
«Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.» Это сказал Сервантес, но эту фразу можно перестроить без потери смысла. Не нужно так волноваться.
Пока я думал, я взял с коробку с печеньем. Это было печенье яцухаси с корицей, сложенное треугольниками и начинённое пастой из красной фасоли. Абсолютно традиционная японская закуска. Тридцать штук за тысячу иен.
— Хм...
Киото и яцухаси — сладость, сделанная из рисовой муки, корицы и сахара, — были синонимичны. Не будь яцухаси, не было бы Киото. Следовательно, если есть яцухаси, будет и Киото. В сравнении с яцухаси, храм Киёмидзу, фестиваль фейерверков Даймондзи и Великая троица фестивалей были неважны. Храмы синтоистские и буддистские были незначимы. Если ты не отведал яцухаси, то ты не познал восемьдесят процентов Киото.
Так я решил, что Томо-тян на день ождения я подарю именно это. Мне не хотелось обременять её чем-то одноразовым, и к тому же это печенье идеально подойдёт к выпивке. Стоп, а сладости сочетаются с алкоголем? Я не пил, так что я не знаю. Они всё равно не будут несъедобными.
А затем моя спина задрожала.
Мне будто залили жидкий азот в спинной мозг. Словно температура моего тела упала до абсолютного нуля, а жара окружающего меня воздуха вот-вот сожжёт меня. Остались лишь базовые функции мозга. А затем я ощутил сильное давление, сдавливающее меня. Утрать я самообладание, меня бы раздавило.
Но я не обернулся. Я лишь попытался собраться с силами и успокоиться, а затем я всучил коробку с яцухаси продавцу. У него была коричневая серьга, коричневый хвост и не самая умелая улыбка.
— А теперь добро пожаловать. — Продавец обернул мою покупку, и я взял её, отдав мелочь. — Приходите ещё, — сказал он, слегка кивнув. Это явно то добродушное обслуживание, которое западает в сердца туристов, подумал я, хоть это и не к месту, выходя из магазина и идя по улице Сидзо.
А затем я почувствовал его. Взгляд настолько сильный, что его не получится проигнорировать, как только ты его заметишь. Взгляд настолько свирепый, что не заметить его невозможно. Нет, это было нечто большее, чем взгляд.
Это было намерение убить.
Это было стопроцентно чистое желание убить. Ни одна эмоция не разбавляла это желание: ни злоба, ни агрессия, ни озорство. Всё моё тело изнывало от ужасного чувства. Это чувство уже давно перестало быть нежелательным или неприятным.
Я шёл.
Это чувство следовало за мной.
Я шёл дальше.
Чувство осталось.
— Другими словами, за мной следуют, — пробубнил я.
С каких пор? И откуда?
Без понятия.
Это было настолько очевидно, что мне даже не нужно было оборачиваться.
Это было настолько очевидно, что мне даже не нужно было чувствовать его.
Это означало, что тот, кто следит за мной, определённо заметил, что я заметил. Тот факт, что он продолжил следовать за мной, был наиболее очевидным.
— Не к добру это, — вздохнул я, пробираясь сквозь толпу. Это было странно. Я уже думал, что вся опасность осталась позади меня... ещё на том острове на другой стороне моря. Вряд ли за мной проследовали с острова до этой страны и этого города. Ещё маловероятнее была мысль о том, что меня убьют. Я уже нанял Кунагису, чтобы подтвердить это.
В таком случае...
Это было случайно.
На ум в первую очередь пришёл очерк из того журнала в моей сумке.
Убийца.
— Чёрт, нет, — сказал я себе. Какая жестокая судьба привела меня сюда? Будь я Микоко-тян, я бы сказал: «Это как собрать Onyanko Club из подтанцовки.» С другой стороны, я без понятия, что это значит. Наверно, не стоит быть тем, кем ты не являешься, подумал я. Очевидно, что я паниковал.
Но предположить, что тем человеком, стоявшим в тысяче футов от меня прямо сейчас, был известный бродяга или даже подумать о том, что это был всего лишь заурядный убийца-психопат, или даже предположить, что у этот человек зуб на меня точит...
Что-то здесь было не так. Это просто не имело смысла. Это было абсурдно и необъяснимо.
Я ощущал тревогу. Да, тревогу, которую обычно испытывают, когда замечают, что ваше отражение в зеркале смотрит на вас, как-то так. Я только что подтвердил, что эта красная линия, обычно находившаяся впереди, внезапно оказалась сзади.
— Ещё больше бессмыслицы?
Конечно, это была иллюзия.
Сейчас важно было то, что кто-то следует за мной. Определённо. Это и то, что в обозримом будущем меня могут убить. Это тоже было явно. Имея на руках два определённых факта, я не мог больше отвлекаться на другие ощущения. В общём счёте мои возможности были ограничены.
Бей или беги.
— А-ах, это становится чёртовой морокой, — пробубнил я.
Я смог дойти до улицы Сидзо с улицы Синкёгоку. С другой стороны от линии такси была протяжённая линия машин. В это время дня улица Сидзо была до ужаса нагружена, настолько, что быстрее будет не ехать, а идти пешком. В таком городе, как Киото, в котором так много светофоров, что это даже смешным не было, велосипед был наиболее эффективным транспортным средством.
Вторым наиболее эффективным способом, так уж вышло, была ходьба. Наверно, на третье место можно поставить скейтборд или даже доску для сёрфинга.
До университета я доехал на автобусе, так что ходьба была моим единственным вариантом. Перед тем как свернуть на восток я лишь на миг задумался над тем, в какую сторону мне идти.
После остановки на красном сигнале светофора я пересёк улицу Каварамати. Если я продолжу идти прямо, то выйду к храму Ясака. Оттуда я дойду до храма Киёмидзу, если сверну на юг. Таков был путь для всех, кто шёл на экскурсию по храмам и святилищам Киото. Но я здесь не на достопримечательности посмотреть пришёл, и я не собирался идти к храму Ясака.
Я был на иголках. Я ощущал, как этот пронизывающий взгляд приближается ко мне. И если он когда-нибудь нагонит меня, то его давление воплотится в пресном, простом насилии.
— Ох... это будет близко. — Уже май на дворе, а я весь в холодном поту. Сколько времени прошло с того момента, когда я так сильно нервничал в последний раз? Определённо я так не нервничал после отбытия с того странного маленькогоострова. Но в то же время то, что я сейчас ощущал, отдалённо отличалось от того чувства, что я испытывал тогда.
Я волнуюсь, но в то же время я спокоен.
Я понял, что в подобном состоянии провал для меня был чем-то маловероятным.
— Фух... — Так я дошёл до реки Камо. Вместо того чтобы пересечь большой мост Сидзо, я пошёл к лестнице рядом с мостом и по ней спустился к берегу реки. С восходом солнца там собирались бесчисленные парочки влюблённых. По моему мнению, берег этой реки, на котором в ряд выстроились парочки, входил в топ три обязательных достопримечательностей Киото для посещения. С восходом луны на берегу собирались пьяницы. Пропив всю ночь, они приходили сюда, чтобы отоспаться. Пьяницами были как студенты, так и бизнесмены.
У пьяниц и влюблённых было кое-что общее: и те, идругие были совершенно странными людьми, разгуливающие по округе и сующие своё счастье в лица других. Но сейчас нет времени философствовать об этом. Неважно, что я думаю о пояницах и влюблённых. Сейчас важно было лишь одно. Сейчас был тот редкий момент, когда на берегу реки никого не было. Влюблённые уже разошлиь по домам, а пьяницы продолжали бухать.
Другими словами, обстановка была идеальной.
И под мостом стало ещё лучше. Ведь так?
Я скрылся в тени моста, как только сошёл с лестницы на берег. Наверхну проносились машины и разговаривали люди. Шум от них был тот ещё. Но его было недостаточно, чтобы заглушить шаги этого человека.
Доносится звук сыпучего песка.
Я что-то пробубнил и обернулся.
Встретившись со мной лицом к лицу, он издал неразборчивый звук.
Ощущал я в тот момент искреннее и простое удивление. Обычное, повседневное удивление и ничего более.
Передо мной стояло зеркало.
По крайней мере, я так думал.
Он был не выше полутора метров, с длинными ногами, и был он тонкий, как спичка. Он носил шорты в тигровую полоску, красную парку с длинными рукавами и капюшоном и чёрный бронежилет. На руках были перчатки, но надеты они не для чего-то трусливого вроде сокрытия отпечатков пальцев, поскольку это были митенки. Я предпологал, что они нужны были для чего-то более гнусного: чтобы нож не скользил в руках от пота.
Его длинные волосы были собраны сзади и развевались по бокам, словно он был танцором. В его правом ухе был тройной пирсинг, а с правого свисали два ремешка, с виду похожие на ремешки для телефонов. Его стильные солнцезащитные очки делали выражение его лица нечитаемым, но грозно выглядящая, очеивдно настоящая татуировка на правой стороне его лица чётко и ясно указывала на эксцентричность этого человека.
Он был непохож на меня почти во всех отношениях. Наши сходства заканчивались на поле и возрасте.
Но я всё равно ощущал себя так, будто я смотрел в зеркало.
Поэтому я был удивлён.
И мой новый друг тоже казался удивлённым.
Он сделал первый шаг. Он засунул свою правую руку в карман жилета и через мгновение орудовал маленьким, пятисантиметровым ножом. Он не сделал ни единого лишнего движения. Он словно превзошёл пределы обычного человека. Вокруг него свет и звук будто размывались.
Даже если учесть, что я смотрел на всё это со стороны непричастного прохожего, зная, что он был убийцей, то его техника была настолько совершенной, что я мог описать её только как искусную.
От этого не сбежать. Бесспорно.
Но я смог уклониться от ножа, отведя верхнюю часть тела назад. Конечно, в обычной ситуации это было бы невозможно. Я бы не сказал, что я менее атлетичен, чем среднестатистический человек, но я определённо и не Мэри Лу Реттон. Реакция моя не быстрая, да и тело не ловкое, что не помогало ускользнуть от возможного претендента на звание быстрейшего бойца на ножах в мире.
Но допустим, что мусоровоз едет на вас со скоростью сто миль в час, и вы узнали, что он едет в вашу сторону, когда он был в нескольких милях от вас. Думаю, вы поняли, что уклониться от него будет лёгкой задачей.
Точно так же я ожидал рубящего удара нападавшего. Было очевидно, что это случится, ьудто я ждал этого последние пять лет.
Я нащупал свою сумку и размахнулся ей, надеясь врезать ей по его лицу. Но лишь движением своей шеей он смог уклониться от моей атаки, будто он этого ожидал на протяжении десяти лет.
Поскольку я напрягся, чтобы уклониться, я упал назад. Конечно, я не стал делать ничего глупого вроде попытки перекатиться и встать на ноги. Даже одна рука, выставленная для этого, дала бы убийце отличную возможность для действия. Как я и боялся, он оправился после промаха и нацелился на мою сонную артерию. Дело дрянь. В жтой позиции я никак не мсогу уклониться. Наверно, я в теории мог бы по-глупому перекатиться, тем самым уклонившись от этой атаки. Но в следующий же миг или в миг после этого он вонзил бы нож мне в спину, и неважно, насколько посредственно я распластался бы на земле. Я мог так ясно представить это, что мне показалось, что я ощутил себя одной прорицательницей, которую я знал.
Следовательно, уклонение не рассматривалось. Следовало принять это. Я замахнулся правым локтём на нож.
Мой противник вывернул запястье, изменив направление удара, отчего мой локоть в итоге замахнулся на воздух. В итоге вся моя передняя сторона, включая все мои органы, из которых сердце и лёгкие были весьма примечательными, стала полностью уязвимой.
Казалось, что в его глазах, скрытых за солнцезащитными очками, отражалась улыбка.
Ещё одним движением ножа он нацелился на моё сердце.
Движение прекратилось.
А затем тактический нож с удвоенной скоростью направился вниз. Его стремление уничтожить человеческую жизнь было настолько сильным, что его тело стало двигаться на скоростях, не воспринимаемых человеческим глазом.
Он не оставил мне времени даже на то, чтобы охнуть. Так всё и было: времени не осталось даже на это.
Но я знал, что это произойдёт, ещё до моего рождения!
______________________________________________!
______________________________________________!
Нож прошёл насквозь черезодин слой моей одежды и остановился. Его остановили мои левые указательный и средний пальцы: я поднял ими очки нападавшего.
Шах и мат.
У него моё сердце, а у меня — его глаза. Будь мы на весах, они бы указали на то, что разница есть, но нас не следует ставить на весы.
Для моего противника разрезать мою плоть и кости, чтобы разорвать моё сердце, было проще, чем отнять конфету у ребёнка. Но мне хватило бы времени, чтобы раздавить ему глаза.
И наоборот.
Я мог пожертвовать своим сердцем, чтобы уничтожить его глазные яблоки, и он имог пожертвовать своими глазами, чтобы уничтожить моё сердце. Воистину, шах и мат.
Мы оставались в таком положении где-то пять часов или всего лишь пять секунд а затем:
— Это шедевр, — сказал он, бросив нож в сторону.
— Бессмыслица, вот что это. — Я убрал пальцы.
Он отстранился от меня. Я медленно встал на ноги, стряхиваю песок со своей одежды и медленно выпрямляясь
Наша битва была фарсом, но она прошлатак гармонично, будто она была предопределена судьбой. Меня охватила невероятная слабость.
— Я Дзэродзаки, — сказал мой противник, поправляя свои изогнутые очки. — Хитосики Дзэродзаки. Так кто же ты, чёрт возьми, такой, мистер Доппельгангер?
Этот вопрос оставил кислое послевкусие у меня во рту. Я словно увидел, как я спрашиваю у кого-то, как меня зовут.
Именно такой была первая встреча пассивного наблюдателя и смертоносного чудовища.
Как бы странно это не было, тогда была пятница тринадцатое.
http://tl.rulate.ru/book/4792/3994996
Готово:
Использование:
