Пока Чжан Шэн, Чжан Шицян и остальные искали Амай вдоль берега, Тан Шаои доложили о случившемся. Ему казалось, будто его ударили чем-то тяжелым. Дышать стало трудно, какое-то время он не мог ничего ответить. Ему показалось, что он опять слышит сказанные Амай слова: «Старший брат, остаться в живых надо не тебе или мне, а нам. Остаться в живых надо нам!».
Вэй Син и Линь Миньшэнь тоже услышали новости и заволновались. Линь Миньшэнь принялся допытываться у командира отряда:
– Как так получилось? А что насчет Чан Юйцина?
Командир отряда ответил:
– Мы издалека видели, как Чан Юйцин тащит генерала Мая в реку. Когда мы добрались до берега, то нашли там только броню Чан Юйцина.
Вэй Син взглянул на лежащие на земле доспехи и тонкую кольчугу. Экипировка южан и северян была разного образца, эта принадлежала северянину.
Для Линь Миньшэня было ясно: раз Чан Юйцин снял доспехи, значит он подготовился. А вот Амай угодила в реку в полном комплекте брони. Ничего хорошего ждать не стоит.
Линь Миньшэнь знал о хороших отношениях между Тан Шаои и Амай и теперь, когда Тан Шаои хранил молчание, не смог удержаться, обернулся и взглянул на него.
На лице Тан Шаои не было никаких эмоций. Он медленно отвёл взгляд от брони Чан Юйцина и сказал Вэй Сину:
– Жив Чан Юйцин или нет, мы объявим, что захватили и убили его. Надо найти подходящий труп и одеть на него эти доспехи, а потом вывезти перед нашим строем и тем самым спровоцировать Чан Юйцзуна и Цуй Яня на бой.
К удивлению многих, он ни словом не обмолвился об Амай.
Не обращая внимания на реакцию окружающих, Тан Шаои продолжил:
– Первым делом нашей армии надо отдохнуть и как можно скорее привести себя в порядок. Надо воспользоваться моментом, пока Цуй Янь не собрал остатки своих людей, а боевой дух войска Чан Юйцзуна нестабилен. Надо добить их одним ударом.
Вэй Син согласно кивнул и послал людей заняться этим делом. В помощь Чжан Шэну был отправлен дополнительный отряд.
Когда Тан Шаои вышел от Вэй Сина, он услышал, как кто-то зовет его. То был Линь Миньшэнь. Он догнал Тан Шаои и, глядя на выражение его лица, с беспокойством спросил:
– Генерал Тан, ты в порядке?
На лице Тан Шаои мелькнула тень улыбки, и он спросил:
– Что со мной может быть не так?
Линь Миньшэнь какое-то время молча смотрел на него, а потом нерешительно начал:
– Генерал Май...
– Советник Линь! – прервал его Тан Шаои. – Смерть солдата в бою – обычное дело. К чему тут слова?
Линь Миньшэнь не нашелся что ответить. Тан Шаои отвернулся и пошел к своему коню. Он поднял ногу в стремя, схватился за седло, но не сразу смог запрыгнуть. Смотрящий на него Линь Миньшэнь горестно улыбнулся и покачал головой.
Когда Амай открыла глаза, была ночь. Глубокое часто усыпанное скоплениями звёзд небо казалось синим. Поверхность под её спиной была какой-то страной и неудобной. Она подняла руку и хотела передвинуться, но вдруг услышала голос Чан Юйцина:
– Не шевелись!
Амай застыла и не осмелилась двигаться. Оглядевшись, насколько было возможно, она достаточно быстро поняла, что лежит не на земле, а у ответвления большого дерева. Судя по ширине ветви, на которой она лежала, то дерево было действительно большим. Не слыша больше звуков движения Чан Юйцина, она вскоре осторожно повернула голову и посмотрела в том направлении, откуда донёсся его голос. Он сидел в ветвях другого большого дерева и был поглощен перевязыванием раны на плече.
Подняв голову, он заметил, что Амай смотрит на него, и тихо пояснил:
– Я потерял в воде складку с огнём*, а у тебя, похоже, её нет. Ночью без огня на дереве безопасней.
– О... – тихо ответила Амай.
Она ухватилась за ствол дерева и осторожно села. Доспехов на ней не оказалось, была только влажная военная форма Южной Ся, липнущая к телу и заставлявшая чувствовать себя неловко. Амай чуть нахмурилась.
Вокруг был горный лес, доносился звук текущей воды. Должно быть, они были недалеко от реки.
Чан Юйцин завершил перевязку своего плеча и с безразличным видом посмотрел на Амай. Видя, что она нисколько не озабочена своим состоянием и молча оглядывается вокруг, он пару раз усмехнулся.
Посмотрев в сторону Чан Юйцина, она увидела, что он всё ещё полураздет – только в штанах. Вокруг его левого плеча белела широкая тугая повязка, сквозь которую проступали тёмные пятна. Похоже, что кровь ещё не остановилась.
Чан Юйцин проследил за её взглядом и опустил голову к плечу, а когда поднял её, на его лице опять было веселье.
– Что? Знакомое зрелище?
Амай ровно сказала:
– Достойный человек не пользуется чужой бедой.
Чан Юйцин приподнял брови.
– Кто сказал, что я из достойных?
Амай не обратила внимания на провокацию, чуть заметно улыбнулась и сказала:
– Благодарю за спасение.
Веселье Чан Юйцина пропало, он равнодушно ответил:
– Я не собирался спасать тебя. Я хотел дать тебе утонуть.
Амай тихо ответила:
– Но ты всё же вытащил меня, а потому мне следует поблагодарить тебя.
Чан Юйцин застыл, а потом вдруг посмеиваясь сказал:
– Я вытащил тебя не из добрых побуждений. Я подумал, что для тебя это будет слишком легкая смерть.
Амай какое-то время молча смотрела на него, а потом вдруг рассмеялась:
– Жить всяко лучше, чем ненароком помереть, не так ли?
Чан Юйцин помолчал, а потом усмехнулся, устроился поудобней и сказал:
– В таком случае, тебе следует запомнить моё благодеяние, а мне не следует отказываться от твоей благодарности. Раз так, как же ты собираешься расплатиться за своё спасение?
Этот вопрос застал Амай врасплох. Немного подумав, она с серьезным видом ответила:
– Когда ты попадешься мне в бою в следующий раз, я оставлю тебя в живых.
Чан Юйцин засмеялся.
– Я был бы дураком, если ли бы снова поверил твоим словам.
Амай равнодушно ответила:
– Верить или не верить – дело твоё, а обещать или не обещать – моё.
Чан Юйцин не стал ни соглашаться, ни возражать, а Амай не стала ничего добавлять. Держась за дерево, она вытянула шею и заглянула вниз. Ствол дерева был толстым и прямым, а ветка, на которой она сидела – высоко над землей. Было непонятно, как Чан Юйцин смог затащить её наверх. Решив, что она хочет спуститься вниз, Чан Юйцин сказал:
– Если не боишься, можешь просто спрыгнуть.
Амай взглянула на Чан Юйцина и только крепче схватилась за дерево. Увидев её реакцию, Чан Юйцин не удержался от улыбки, но потом всё-таки убрал её и, пождав губы, продолжил молча наблюдать за действиями Амай.
Амай держалась за дерево крепко, но к своему удивлению по-прежнему чувствовала некоторое головокружение. Раньше, когда она стояла на самом краю отвесных скал, ничего подобного не было. Почему же сейчас, оказавшись на дереве, она страшится высоты? Подул ветер, в сырой одежде стало холодно. Она оглянулась, посмотрела на Чан Юйцина и, видя, что тот всё ещё полураздет, спросила:
– Тебе холодно?
Чан Юйцин удивленно ответил:
– Нет, а что? Мёрзнешь?
Амай кивнула.
Подумав, Чан Юйцин сказал:
– Должно быть, это из-за того, что ты в мокрой одежде.
Он указал на свою развешенную по ветвям одежду и шутя сказал:
– Я хотел повесить сушиться и твою, но подумал, что очнувшись ты будешь смущаться, так что одел её на тебя обратно. Если мерзнешь, можешь как я раздеться и просушить её.
Амай не стала отвечать и закрыла глаза. Чан Юйцин удивленно смотрел на неё, опасаясь очередного обмана. Прождав некоторое время, он не заметил никаких движений, но различил, что она начала дрожать.
– Амай? – позвал он. Не дождавшись ответа, он привстал, осторожно прошёл вперёд и позвал опять. – Амай? Прекращай притворяться, только зря упадешь.
Амай наконец пошевелилась, подняла голову, посмотрела в его сторону и тихо отозвалась:
– Я...
Чан Юйцин приподнял брови.
– Что?
Амай больше ничего не ответила. Чан Юйцин с удивлением увидел, как она начала заваливаться и падать с дерева. Испугавшись, он протянул руку, чтобы схватить её, но не только не удержал, но свалился сам. Не успев даже подумать, он налету торопливо обхватил Амай, перевернулся, упал на спину и, так и держа её, прокатился по земле, гася силу удара.
Рана на плече, которую он совсем недавно перевязал, опять разошлась, и Чан Юйцин пожалел о своём порыве, подумав: «Вот дрянь! И снова из-за неё!».
Лежавшая на нём Амай по-прежнему не двигалась, было слышно, как она часто дышит. Чан Юйцин дотронулся до её лба и почувствовал жар. Неудивительно, что она упала. Это была не уловка, а потеря сознания.
Сняв Амай с себя, Чан Юйцин ещё раз внимательно посмотрел на неё, подумал и снова поднял. Его плечо было ранено и потому держать на руках было затруднительно, так что он перекинул её через здоровое плечо и быстро пошел к реке.
Недалеко от берега ютилось несколько бедняцких дворов, Чан Юйцин заметил их ещё до того, как выбрался на берег. Он не хотел, чтобы его заметили и потому забрался в горный лес. Теперь же Амай так сильно лихорадило, что оставлять её дальше в лесу было нельзя, ему пришлось отправиться искать жилище для ночлега.
На краю леса Чан Юйцин остановился, снял с Амай военную форму и хорошо спрятал её, оставив только нижнее платье. Потом он распустил завязанные на её макушке волосы, и только потом понес дальше к обветшавшему крестьянскому дому, стоявшему у самого леса. Дойдя, он принялся стучать в ворота. Стучал он долго, во дворе заливалась лаем собака. Внутри дома послышалось движение, и на порог вышла пожилая пара с зажженным фонарём. Хозяин подошел к воротам, но не открыл их, а спросил, кто стучится.
У Чан Юйцина уже была наготове история о том, как он с супругой навещал родню; о том, как по пути обратно на их лодку напали бандиты, ограбили и сбросили его с супругой в воду; о том, что сам он пострадал не сильно, получил всего лишь несколько царапин, а супруга чуть не утонула, и у неё началась лихорадка. Под открытым небом ночью холодно, супруге стало совсем плохо, и потому он вынужден проситься переночевать.
Пожилые супруги выслушали учтивые и церемонные речи Чан Юйцина и открыли ему ворота. Подняв фонарь повыше, они увидели, что он безоружен и очень хорош собою, что у него на руках, положив голову на плечо, лежит женщина с распущенными волосами, глаза её закрыты, а на щеках нездоровый румянец.
Чан Юйцина тотчас впустили. Хотя он сказал, что будет довольно сарая, пожилая пара сжалилась. Видя состояние Амай, они сказали, что живут вдвоем, что их сын ушел в армию и пока ещё не вернулся, что его комната пуста и переночевать можно в ней.
Чан Юйцин поблагодарил их, отнес Амай в дом и уложил на кровать. После он спросил хозяйку, может ли она вскипятить немного воды, чтобы напоить больную супругу. Пожилая женщина поспешно ушла и через некоторое время принесла большую чашу имбирного отвара, весьма полезного, когда надо хорошо пропотеть. Ещё она сказала, что лекаря поблизости нет, что на рассвете за ним надо будет отправиться в соседний городок.
Чан Юйцин принял у неё отвар, приподнял Амай и помог выпить, а потом уложил и плотно накрыл одеялом. После этого он поблагодарил хозяйку и сказал, что хоть все бывшие при них деньги украдены бандитами, он расплатится позже. Эти слова очень смутили хозяев. Они сказали, что очень бедны и не могут оказать должного гостеприимства, после чего обругали выдуманных Чан Юйцином бандитов и отправились к себе досыпать. Когда они ушли, Чан Юйцин ещё какое-то время внимательно прислушивался. Убедившись, что хозяева вернулись к себе и улеглись спать, он сел подле Амай и, время от времени меняя мокрую тряпицу у неё на лбу, стал молча ждать рассвета.
Амай была в полубессознательном состоянии и смогла разобрать несколько фраз из разговоров между Чан Юйцином и пожилыми супругами. Она хрипло пробормотала:
– Не убивай людей просто так.
Чан Юйцин сперва не расслышал и наклонился к ней ближе. Поняв, что она опасается, что он убьёт хозяев – ненужных свидетелей, он тихо рассмеялся.
– Когда это у тебя появилось доброе сердце? Оставь других в покое и позаботься о себе.
Услышав его слова, Амай успокоилась. Больше не стараясь оставаться в сознании, она повернула голову набок и погрузилась в глубокий сон.
Из-за опасений, что её обман раскроют, она редко когда позволяла себе так спать. Сначала ведя бродячий, бесприютный образ жизни, а потом попав в армию, она всегда спала очень чутко и просыпалась от малейших звуков. Хорошо отоспаться удалось разве что в столичной резиденции Шан Ичжи.
Она проспала более двух дней и когда открыла глаза, солнце было высоко. Чан Юйцин сидел рядом с кроватью, на его лице появилась небритость. Заметив, что Амай открыла глаза, он широко улыбнулся и сказал:
– У тебя ни бороды, ни усов, ни кадыка. Как они до сих пор не смогли понять, кто ты?
Амай только проснулась после долгого сна и воспринимала окружающее не вполне четко. Она спокойно смотрела на Чан Юйцина и, похоже, не расслышала его вопроса.
Чан Юйцин опустил голову, взглянул на короткое серое платье, в которое был одет, и с улыбкой сказал:
– Ну как? Всё такой же красавчик? Впечатляющий вид?
Эту фразу Амай расслышала. Невольно улыбнувшись, она тихо ответила:
– Как деревенщина. Как дурачок из захолустья.
Снаружи донесся звук хлопнувшей двери. Вошла хозяйка с миской тёмного отвара. Увидев, что Амай очнулась, она обрадовалась и сказала:
– Как хорошо, что молодая госпожа проснулась! Дать ей отвар теперь будет проще.
Чан Юйцин с улыбкой поблагодарил хозяйку и взял миску с отваром, а затем помог Амай подняться с кровати и принялся осторожно поить её.
Стоявшая подле хозяйка с улыбкой наблюдала за этим и сказала:
– Молодой госпоже очень повезло в жизни. У неё такой заботливый супруг, что нельзя не позавидовать.
Амай не знала, как на это ответить и выглядела от этого достаточно беспомощной.
Чан Юйцин взглянул на неё и улыбнулся хозяйке:
– Она так не считает и временами очень недовольна мною.
Хозяйка рассмеялась и сказала:
– Молодой господин шутит. Должно быть, молодая госпожа слишком скромна и стыдлива.
Амай понимала, что Чан Юйцин не сказал крестьянской чете правды о том, кто он, и не стала уличать его. С бесстрастным выражением она слушала, как он перешучивается с хозяйкой. Хозяйка вдруг хлопнула ладонью и воскликнула:
– Ох! Вы только посмотрите, какая у старухи стала память! Стоит, болтает, а о важном совсем забыла!
Сказав это, она достала из-за пазухи две серебряные монеты с закладным свидетельством и вручила их Чан Юйцину.
– В городе есть только один ломбард. Его хозяин сказал, что нефрит молодого господина действительно хорош, но в нынешние смутные времена он не хочет брать его. Если молодой господин настаивает, он может дать взамен только это. Мой старик поговорил с ним, если молодой господин не согласен, то в ближайшие три дня можно поменять серебро на нефрит обратно.
Чан Юйцин взвесил монеты в руке и улыбнулся.
– Этого будет достаточно. Премного благодарю почтенных хозяев.
Хозяйка улыбнулась, а затем достала лист бумаги и передала его со словами:
– Это новый рецепт лекаря Шэнь. Он сказал, что если молодая госпожа сегодня очнется и лихорадка пройдет, то опасаться нечего и надо следовать этому рецепту. Молодая госпожа болела, поэтому следует впредь следить за её здоровьем и хорошо ухаживать за ней.
Чан Юйцин взял рецепт и взглянул на него. Улыбнувшись, он опять достал монеты и одну из них отдал хозяйке:
– Должен побеспокоит вас ещё немного. Прошу передать лекарю Шэнь оплату за оказанную помощь и лекарства.
Хозяйка воскликнула:
– Он подготовил всего несколько порций! Этого слишком много!
– Остальное оставьте себе как нашу благодарность за приют и оказанную милость.
Хозяйка очень смутилась и поспешно начала отказываться:
– Помощь попавшим в беду – долг порядочного человека, как можно брать за это плату?
Однако Чан Юйцин настоял, и хозяйка с благодарностью приняла монету, а потом поспешила во двор ловить петуха, чтобы Амай было чем подкрепиться. Чан Юйцин улыбнулся и отпустил её.
Амай боялась говорить при хозяйке, когда же хозяйка вышла, она с удивлением посмотрела на Чан Юйцина и сказала:
– Кто бы мог подумать, что ты так воспитан и знаешь, как должно обращаться с людьми.
Чан Юйцин улыбнулся.
– Неужели ты считаешь, что я думающий только об убийствах невежа?
Амай отвела взгляд и тихо ответила:
– Если вспомнить то, что было в крепости Хань, то можно ожидать, что ты убьешь их.
Улыбка медленно сошла с лица Чан Юйцина. Помолчав какое-то время, он сказал:
– Верно, меня зовут Мясником. Но и ты не нежная барышня с белыми пальчиками. Если даже забыть о прежнем, это ведь ты уничтожила тридцать тысяч солдат Чан Юйцзуна, а потом заманила в гиблое место Цуй Яня и десятки тысяч его людей. Как твои руки могут быть чище моих?
Амай повернула голову, посмотрела в колючие глаза Чан Юйцина и спокойно ответила:
– Мой прежний капитан Лю Ган как-то сказал: «Вступив в армию, ты должен быть готов погибнуть на поле боя. Смерть на войне – это удел солдат. Оказавшись в бою, убивай без сожалений и не жалуйся, если убивать будут тебя». Но ты разрешил своему войску грабить и убивать безоружных горожан, простой народ. В чём была их вина? Зачем было нужно уничтожать целый город?
Чан Юйцин усмехнулся.
– Я думал, что ты не из тех, кто придерживается обывательских взглядов и скован общепринятыми порядками. Не ожидал подобного мелочного милосердия от того, кто служит в армии. Я увёл своих солдат за тысячи ли от их дома, они ожесточённо сражались, выживали и умирали. В бою важна сила духа, рвение и энтузиазм. Резня во вражеском городе может не только воодушевить войско, но избавить его от накопившихся тревог. Столько выгод! А раз так, то почему я должен жалеть народ неприятеля?!
– Надеюсь, когда будут убивать народ твоей страны, ты сможешь отнестись к этому так же.
Чан Юйцин начал раздражаться, в его глазах промелькнул гнев. Амай напряглась и собралась, но он вдруг опять улыбнулся и сказал:
– В конце концов, ты всего лишь женщина.
Амай не стала спорить и перестала смотреть на него. Чан Юйцин тоже молчал.
В наступившей тишине было хорошо слышно, как хозяйка во дворе ловит петуха, а тот возмущенно кричит. Когда же петух сумел залететь на кромку ограды, хозяйка так рассердилась, что принялась звать супруга, чтобы тот согнал петуха и поймал его. Супруг пришел, но петух удрал, слетев по другую сторону ограды, отчего хозяйка принялась браниться ещё сильнее.
Чан Юйцин и Амай внимательно слушали всё это, будто забыв свой спор.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
http://tl.rulate.ru/book/43904/1414614
Использование: