Готовый перевод For Love of Magic / HP: Из Любви к Магии: Глава 61

  В отличие от большинства остальных окклюментов, Гарри почти полностью игнорировал ту часть, что предназначалась для защиты разума от вторжения извне. Вместо этого он сосредоточился на усилении способности контролировать свои эмоции и улучшении памяти.

  В целом, идея эта была ужасной, так как это облегчало легилиментам работу с хорошо организованным, но беззащитным разумом.

  Обычно окклюмент сначала учился по желанию очищать свой разум до абсолютно пустого состояния. Достигнув достаточного мастерства в этом деле, можно было создать стену из мысленной пустоты, чтобы не пускать легилимента дальше. Конечно, можно было заставить свою жертву создавать мысленные ассоциации, проецируя в её сознание собственные мысли, и проследить нужную нить в воспоминаниях, в результате чего в ментальной борьбе победил бы тот, чьё мастерство оказалось бы выше. Особо искусные волшебники могли даже отделить свой разум, чтобы создать ложное прикрытие, обманув тем самым легилимента и заставив его думать, что эта проекция и была настоящим разумом жертвы, а не простой ширмой. Для шпиона-волшебника это особое умение было прямо-таки обязательным.

  Только овладев этим навыком, окклюмент мог приступать к упорядочиванию хаоса своего разума. Это было очень полезно для эмоционального контроля и памяти, но это был не тот навык, которым можно овладеть в совершенстве. Как и защитные области Окклюменции, это была способность, которая не имела предела, и её нужно было довольно часто практиковать, дабы она не деградировала.

  Гарри практиковал окклюменцию почти что с религиозной приверженностью, зная, что риск потерять контроль над своими эмоциями у него гораздо выше, чем у большинства других людей.

  — Гарри! Пожалуйста! — завопил Хвост, когда Сириус бросил в него усовершенствованное жалящее заклинание. Разница была лишь в том, что эти чары больше походили на обжигающий удар раскалённой плитой, чем на сильную пощёчину.

  Проблема с попытками контролировать свои эмоции заключалась в том, что причина этих эмоций чаще всего не исчезала и усложняла всю ситуацию. В данном случае это были непрекращающиеся мольбы Петтигрю о пощаде.

  Сириус тоже не мог успокоиться, если судить по его всё более жёстким заклинаниям.

  — Заткнись, — прокричал Гарри, желая, чтобы они оба остановились. Пока он не сможет переместить ярость, которую сейчас испытывал, на задворки своего сознания, и где с ней можно будет позже разобраться.

  Но они не остановились. В глазах Сириуса появился безумный блеск, который свидетельствовал о потере самоконтроля, и он уже подбирался к Круциатусу, не обращая внимания на то, что палочка Гарри сохранила бы историю использования этого заклинания.

  — Прости меня! — всхлипнул Петтигрю.

  — Заткнись! — повторил Гарри, на этот раз громче и яростнее. Руны ощущались так, словно тысяча злобных муравьёв ползали по его телу.

  Его снова проигнорировали. Сириус продолжал осыпать трусливого анимага-крысу потоками желчи, перемежая их умеренными и тяжёлыми пыточными проклятиями. И, конечно же, Петтигрю был не в состоянии подумать о том, что его мольбы только усугубляли ситуацию.

  — Заставь его остановиться! — причитал он, каким-то образом умудряясь звучать ещё жалостливей, чем раньше. — Лили бы этого не хотела! Пожалуйста, заставь его остановиться! Гарри, сделай это ради своей матери.

  Сириус выглядел так, словно готов был взорваться от ярости: он уже не мог рассуждать здраво после того, как предатель упомянул имя женщины, которую сам же и предал, только для того, чтобы заставить её сына смилостивиться.

  Гарри было немногим лучше, чем его крёстному отцу. Он прилагал огромные усилия, чтобы не поддаться гневу и не присоединиться к пыткам, но у каждого есть свой предел, и Петтигрю только что превысил его.

  — ЗАТКНИСЬ! — прорычал Гарри, протягивая руку к крысе и всем своим нутром желая, чтобы та прекратила так назойливо молить о пощаде.

  Гарри давно заметил, что сильные эмоции облегчают использование магии без палочки. Он также заметил, что они, как правило, превращают заклинания в нечто иное. Чем сильнее и хаотичнее эмоции, тем больше заклинание отклонялось от цели, которую преследовал его создатель.

  Гарри хотел, чтобы Хвост замолчал, но последняя мольба заставила его потерять контроль над собой. Его заклинание вырвалось наружу под действием всей мощи его ярости, а ярость отнюдь не была эмоцией однозначной. В то время как обычные чары тишины можно было охарактеризовать как скальпель, его ярость превратила их в меч. Это усугублялось ещё и тем, что Гарри не знал, как произнести беспалочковое заклинание тишины, поэтому просто жёстко вытолкнул свою магию наружу, неистово желая, чтобы оно исполнило его волю.

  Проблема заключалась в том, что Гарри также очень хотелось причинить Хвосту боль.

  Заклинание вырвалось из его руки, окрасившись в огненно-оранжевый цвет взрывного проклятия. Как Гарри и хотел, оно устремилось прямо в рот предателя. И точно так же, как он и желал, оно заставило Хвоста замолчать.

  Но чего Гарри не хотел, так это чтобы голову Петтигрю разнесло на куски, как и большую часть его груди.

  Двое волшебников, оставшихся в живых, при этом кровавом взрыве отпрянули назад. Стены комнаты окрасило алыми брызгами, и лица обоих мужчин застыли в выражении шока.

  Сириус посмотрел на своего крестника и раскрыл челюсть, пытаясь что-то сказать, но ничего не вышло. Внезапная смерть Хвоста вывела его из безумного помутнения, в котором он пребывал, но сейчас он был настолько потрясён, что слова казались совершенно бесполезными.

  Гарри был в ещё худшем состоянии. Ярость вышла из него вместе с заклинанием, а шок от того, что он только что убил человека, не давал ему покоя. Отвратительное зрелище разорванной грудной клетки мужчины, из которой по всей комнате разлетелись перемолотые внутренние органы, ничуть не помогало. Вскоре он добавил ко всему ещё больше беспорядка, высвободив содержимое своего желудка на пол.

  «Я убил человека».

  «Я умышленно убил человека».

  Гарри почувствовал, как что-то внутри него надломилось от осознания этого факта, и совсем не в переносном смысле этого слова. Он чувствовал изменения в своей магии.

  Это нельзя было описать словами, или найти любую аналогию, которая могла бы сейчас подойти. Из всех вариантов самым близким было стекло или зеркало, которое ударили достаточно сильно, чтобы оно треснуло, но не настолько, чтобы разбилось. Он практически чувствовал, как в его душе появляются новые трещины, а магия распространяется в теле по мере того, как психологическое воздействие от убийства становилось всё сильнее.

  Гарри смутно осознавал, что Сириус что-то там пытается выговорить, но это был всего лишь ещё один шум. В какой-то момент в комнате появилась Тини, которая, казалось, была чем-то встревожена. Возможно, всем этим месивом.

  От этой абсурдной мысли ему захотелось хихикать. Судя по обеспокоенным взглядам, которые он заслужил, Гарри действительно сейчас хихикал.

  Затем ситуация каким-то образом стала ещё хуже.

  По мере того, как трещины продолжали распространяться, он познал ещё одно новое ощущение. Архаин вдруг начал излучать холод. Сначала он едва приметил это, но потом холод стал распространяться. Сначала на Аул'Эль и Да'Роа, которые были частью одного набора, а затем и на две другие группы рун, которые раньше почти не ощущались. Будто холодные пальцы пробирались сквозь якоря его магии.

  А вместе с холодом пришла Тьма. Она просочилась сквозь вновь образовавшиеся трещины в его душе, вцепившись в него и его магию так же, как это сделал дементор в поезде.

  Гарри всхлипнул, почувствовав её, и чуть не запаниковал, когда увидел, что его дыхание, выходя из охлаждённых лёгких, превращается в пар.

  Он проигнорировал Сириуса и выскочил из комнаты, желая просто выбраться на улицу. Ему нужно было подумать, а комната, пропахшая кровью, смертью и рвотой, а до этого — дерьмом, ничуть не способствовала этому.

  Он выбежал через парадную дверь за рекордное время, упав затем на руки и колени, как только оказался снаружи. Стоял декабрь, и Хогвартс-экспрессу потребовалось много времени, чтобы добраться до Лондона, поэтому небо уже было тёмным.

  — Так, не паникуй. Думай, — сказал он себе, упорно игнорируя медленное проникновение Тьмы в его израненную душу и холодное дыхание, никак не связанное со временем года.

...

http://tl.rulate.ru/book/17817/1272798