Несколько дней спустя Гарри проснулся рано, дрожа от утренней прохлады, заполнившей его небольшую комнату. Он оставил окно открытым всю ночь, надеясь, что Букля вернётся. Прислушавшись, он слушал, не услыша ли её шум с насеста, но в комнате царила тишина, единственным звуком был стрекот сверчка, притаившегося под шкафом. Гарри решил оставить его в покое.
В воздухе витал запах дождя. «Без четверти шесть утра», - сообщил его посох с лирическим голосом. Гарри обрадовался, что встал рано, пока солнце не наполнило комнату слепящим светом.
«Наверняка, Гермиона вновь пишет роман», - подумал он. Она, вероятно, проводит всё время в библиотеке, погружённая в исследования. Букля же будет занята, ей будет трудно вернуться со всеми своими свитками. Вот и всё, именно поэтому всё так затянулось.
Ему стало интересно, как Гермиона справляется с окончанием семестра, пропустив экзамены и недели учёбы во время окаменения. Зная её, он мог бы представить, как она без усталости допрашивает профессоров, пытаясь наверстать упущенное. Гарри усмехнулся про себя, вспомнив, как Рон, скорее всего, в отчаянии закатывает глаза. Он сожалел, что в своей записке не написал больше. У него оставалось так много слов, чтобы сказать и Рону, и Гермионе.
Чтобы отвлечься от тоски и ожидания, он занялся работой над своим посохом, решив, что он должен стать чем-то большим, чем просто говорящие часы. Когда он взял его в руки, он ощутил тот же магический заряд, что и в своей Волшебной палочке. Это ощущение не совсем напоминало электричество, скорее, это была какая-то энергия, связывающая его с самой сутью. Его метла ощущалась так же, но более тонко. Гарри попытался произнести заклинание «Вингардиум Левиоса», но в комнате ничего не поднялось. Он запер шкаф и попробовал «Алохомору», но тоже безуспешно. Даже клетка Букля не отозвалась на его усилия. Но когда он попробовал на двери своей спальни, посох коснулся нижней части двери, и он услышал, как замок щёлкнул.
«Он должен касаться предмета!» - осознал Гарри.
Он вновь попробовал с платяным шкафом и клеткой Букля, и, прикоснувшись посохом к дверям, они раскрылись! В его груди запрыгал восторг. Теперь он мог уверенно передвигаться по комнате, нащупывая мебель с лёгкостью, словно зная, где она находится.
Снова попробовав заклинание парения, крепко держась за прикроватную тумбочку, он встретил неудачу, но когда произнёс заклинание и коснулся посоха, тот взмыл на несколько сантиметров вверх, и он без труда перемещал его в воздухе. Когда он отпустил посох, тот приземлился на пол с мягким стуком. Он вернул палочку на место. «А что если прикоснуться палочкой к чему-то, что хочу прочитать?» - вдруг пришла в голову мысль.
Он достал из-под кровати одну из брошюр и попробовал. Ничего. Потерявшись в раздумьях, он почувствовал, как бумага затрепетала под его рукой, словно ветерок подхватил её, но ничего так и не произошло. Неожиданно его охватила усталость. Должно же быть какое-то заклинание. В то время, пока он искал новые заклинания, в его памяти всё время звучало беспокойство. Он наполовину ждал, что министерские совы налетят, как в прошлый раз, когда Добби устроил в кухне настоящий переполох с пудингом тёти Петунии. Он надеялся, что слова Целителя о пересмотре ограничений на несовершеннолетних магов для него были правдой. Но когда хоть одно правительство — магическое или нет — когда-нибудь заботилось о делах эффективно? Он решил сделать паузу. Если Дурсли получат сообщение из Министерства Магии, они наверняка лишат его Волшебной палочки и посоха и запрут в комнате, оставив его без развлечений до конца лета. Эта мысль вызывала в его сердце жжение.
***
Дни проходили примерно так же, как и предыдущие. Гарри удалось принять душ. Вернон стучал в дверь, требуя, чтобы он прекратил тратить воду, но всё-таки это освежало. Он освоил способ готовить завтрак, не обжигаясь (используя рукавицу для духовки), и старался не злить дядю Вернона. Когда дядя уходил на работу, тётя Петуния устраивала Гарри работу по дому. В промежутках между задачами он дремал, так как всё ещё чувствовал усталость. Он заметил, что ему нужно подтянуть ремень, чтобы брюки не спадали: аппетита не было. Однажды утром он провёл немало времени, очищая холодильник, после того как из-за ошибки в определении местоположения полки залил липкий сок, расплескав его по всем полкам. После первоначального ужаса он решил подойти к этому занятию как к головоломке. Он тщательно определял на ощупь и по запаху, что это за продукты. Нужно было быть осторожным, чтобы всё расставить правильно... теперь не только ради удовлетворения чувства порядка Петунии, но и из соображений, чтобы избежать путаницы, когда он тянется за вареньем, а не за маринованной селёдкой. Некоторые дела давались проще, чем другие. Стиральную машину ему запретили загружать после неудачи, когда красный носок был брошен в стирку с белым бельём.
Складывать было проще, а вот с распределением было гораздо сложнее. Некоторые вещи он различал на ощупь — одежду тёти Петунии было легко отличить от одежды дяди Вернона — но с другими предметами возникали трудности. Ему требовалось много времени, чтобы различить, вывернута ли рубашка наизнанку. Тётя Петуния была очень требовательна к тому, как складываются вещи, чтобы они были компактны в ящиках. Гладить было не сложно, но довольно утомительно, особенно когда он терял бдительность и касался горячего утюга. У него остался ожог на подушечке указательного пальца, что сильно мешало, так как он сильно зависел от осязания. Когда рядом не было тёти Петунии, он мог потихоньку слушать радиостанции, которые ему нравились, но при условии, что не подходил к радио слишком близко, так как оно теряло сигнал и начинало искажаться, что делало его настройку настоящим испытанием. Сначала он искал музыкальные станции, но очень быстро подсел на новости BBC. Как-то раз тётя Петуния вошла в комнату и переключила радио на свою любимую станцию, где звучали поп-песни в странной инструментальной обработке. Гарри задыхался от этих мелодий.
Он размышлял о том, что мадам Помфри настаивала на том, чтобы он провел эти недели дома, чтобы отдохнуть. Но он не сомневался, что если бы остался в школе, отдохнул бы гораздо больше, чем у Дурслей. Ему было странно, что тетя не проявила радости при ее появлении, ведь он немало облегчил ей домашние хлопоты.
Но когда хоть что-то из ее действий действительно имело смысл? Он пережил все дни и вечера с Дурслями, и в конце концов смог убежать в свою комнату. На пороге он прислушивался, не появилась ли Букля, пока он мыл посуду после ужина. Тишина его разочаровала, и заснуть было трудно — каждый шорох ночи заставлял его насторожиться в ожидании того момента, когда Букля приземлится на подоконник с шелестящей запиской, привязанной к лапке.
http://tl.rulate.ru/book/123867/5198090
Готово:
Использование:
