Страх — мать предусмотрительности ~ Томас Харди
Не могу сказать, что я прыгала от радости, когда поняла, где нахожусь. Учитывая, что моим братом-близнецом был Шикамару, я могла примерно угадать, в какой временной зоне я оказалась. Однако это не означало, что мир вокруг меня был "каноничной" вселенной Наруто. Очевидно, что я здесь, и это уже фактор, который не присутствовал в сериале. Многие другие вещи тоже могли быть другими.
Но даже если это был "канон", Коноха была захвачена дважды за время сериала. Впереди была война. И, не говоря уже о том, что в повседневной жизни большая часть города состояла из высоко обученных, слегка неуравновешенных убийц.
Я бы точно не рекомендовала это место для отпуска.
Это был мир, где выживали только сильные и удачливые. Слабые? Они задыхались от собственных криков, когда дьявол приходил в город.
Я никогда больше не хотела быть такой беспомощной.
Как уже говорила, нападение Кьюби мотивировало меня с тех пор.
На меня никогда не давили, чтобы я стала ниндзя, на самом деле, я сильно сомневаюсь, что мои родители вообще думали, что я могла бы стать им с моим "недугом". Я могла бы остаться ухаживать за оленями, могла бы изучать медицину, и эта идея мне действительно нравилась.
Жизнь ниндзя была суровой и опасной. Но я уже играла в безопасность раньше, и это ни к чему не привело. И не было никакой гарантии, что "игра в безопасность" спасет меня. В конце концов, гражданские умирают намного легче, чем шиноби.
Конечно, в детстве я мало что могла сделать. Я впитывала информацию, которая была доступна: речь, ходьба, игры. Не знаю, что бы я делала в те дни без Шикамару. Он был моим ориентиром, моей мерой. Какой уровень прогресса я должна показывать? Чему я должна учиться?
Уверена, что выглядела странным, вдумчивым ребенком. У меня есть ощущение, что если бы я родилась в другой семье, всё было бы для меня гораздо сложнее. Но мои родители казались совершенно невозмутимыми, когда я усваивала вещи гораздо быстрее, чем Шикамару – мой взрослый разум легче понимал концепции, имея гораздо больше опыта в обучении. Учитывая, что клан известен своей интеллигентностью не меньше, чем теневыми техниками, возможно, это было не так уж и необычно. Я старалась сдерживаться, правда старалась, но это было невероятно сложно, и я отчаянно скучала.
Теперь, когда я знала, что энергия, которую я ощущала, была чакрой, я вспомнила кое-что о том, как она используется. Идея возможности ходить по стенам была настолько захватывающей, что я просто обязана была попробовать это освоить. Как только я начала ползать, я стала пытаться направлять чакру, чтобы прилипать к поверхностям. Конечно, я быстро узнала, сколько чакры это на самом деле требовало. Меня не должно было удивить, учитывая, что я выпускала чакру через обе руки и колени. Площадь одной ладони сама по себе довольно велика, и поддержание постоянного уровня высвобождения чакры быстро истощало мой небольшой запас. Недаром серьезное обучение ниндзюцу не начиналось раньше восьми или девяти лет, когда резервы чакры начинали расширяться сверх "необходимой" чакры, которая питает тело.
Я провела много дней, дремля на солнце после того, как уставала, медленно изучая, где проходит граница истощения чакры. Это был, безусловно, неплохой способ проводить дни. Я, конечно, не пыталась подниматься вертикально. Не только потому, что это было бы подозрительно, я бы продержалась на стене может быть три или четыре шага, прежде чем упасть. А это было не то, чего я ждала с нетерпением.
Существовали и другие упражнения на чакру, которые не требовали так много энергии. Всё, что использовало чакру, технически являлось упражнением на контроль, и всё, что преподавалось как упражнение на контроль, обычно имело другие приложения. Менее истощающим, чем хождение по стенам, было упражнение на приклеивание листа – которое не обязательно требовало листьев. Эти два упражнения были двумя сторонами одной медали: приклеивание себя к чему-то и приклеивание чего-то к себе. Я использовала бумагу, одеяла, одежду – всё, что было под рукой. Между разными материалами и тканями были крошечные, незначительные различия, требовавшие незначительных корректировок в количестве необходимой чакры и скорости её высвобождения. Как только что-то приклеивалось ко мне и покрывалось чакрой, я могла слегка манипулировать этим. Ходили рассказы о медицинских ниндзя, которые обладали таким контролем чакры, что могли складывать журавлика из рисовой бумаги, не прикасаясь к нему. Существовали чакровые нити для развития контроля над чакрой вне тела. Чакровые нити были сложными по концепции, но на самом деле не было большой разницы между созданием одной нити и двадцати, кроме их движения после создания. Мастера марионеток были виртуозами многозадачности, по всей видимости. Учитывая, что десятки нитей могли быть прикреплены к каждой марионетке, неудивительно, что спектакль "Сто марионеток" Сасори был легендарным. Я даже не могла прикрепить две нити к разным объектам, не запутавшись, не говоря уже о том, чтобы начать их двигать.
К двум годам, когда Шикамару и я были способны говорить полными, хоть и простыми предложениями – хотя Шикамару говорил редко – я ходила по дому с одной из своих книжек и без конца приставала к любому, кто находился дома, чтобы мне её прочитали. Японский язык был написан во всех книгах, и мне очень, очень хотелось научиться читать.
Я когда-то изучала японский, годы назад, хотя должна признаться, что никогда не была в этом очень хороша, но это означало, что я знала разницу между письменным японским и письменным английским. В английском алфавит состоит из 26 букв, каждая из которых соответствует определенному звуку. Хирагана – это простой фонетический алфавит, где каждый символ представляет собой сочетание согласного и гласного, и эти символы складываются в слова. Катакана такая же, но в основном используется для иностранных слов. А вот кандзи. Кандзи. Их тысячи. Один и тот же кандзи может означать разные вещи и произноситься по-разному, в зависимости от того, где и как он используется или с какими другими кандзи он комбинируется.
Я провела много часов, сидя на коленях у папы, водя пальцем под словами, когда он читал, отчаянно пытаясь связать символы с определенными звуками. Примерно в это время я начала подозревать, что реинкарнация изменила меня – сильно сомневаюсь, что раньше мне удалось бы добиться успеха в этом. Я была умной, да, но никогда до такой степени. Думаю, это был еще один случай, когда моё тело влияло на мои действия – просто мозг, которым я теперь пользовалась, мог обрабатывать информацию намного быстрее, чем тот, который у меня был раньше.
Это было немного тревожно. Это имело смысл, да – разум не был духовной сущностью, слабо связанной с телом, он формировался тысячами взаимосвязанных нейронов в мозге, что каким-то образом приводило к высшему сознанию, которое мы называем "разумом". Реалистично, это было вполне логично. Но это не означало, что это не было пугающим.
В конце концов, я приняла это как нечто полезное, что поможет мне здесь.
Как только я научилась читать, мир открылся для меня.
Мои родители, вероятно, думали, что я обожаю историю, с каким рвением я читала книги. Надо признать, это было довольно интересно, особенно учитывая, насколько она была коротка. История в моем мире могла измеряться десятками тысяч лет, не говоря уже об археологии, которая могла отслеживать события нескольких миллионов лет назад. Здесь записи были редки до формирования деревень и практически отсутствовали до мудреца Шести Путей.
Но я занималась исследованиями.
Я хотела узнать об этом мире. Я хотела знать, соответствует ли он сериалу, насколько бы абсурдной эта идея ни казалась. Я читала, с трудом
Но это доказало мне, что этот мир был настолько похож на шоу, насколько я могла вспомнить.
И это привело к вопросу, что делать дальше?
Если этот мир действительно был вселенной Наруто, то я знала будущее, или хотя бы часть его. Могла ли я что-то изменить?
Ответ казался ошеломляющим "нет".
Кто бы поверил предостережению от ребенка? У меня не было способа передать предупреждение тайно, и я не была уверена в своих способностях сделать это. Я определенно не хотела узнать, что со мной сделают, если я заявлю, что помню прошлую жизнь. Психиатрическая больница была бы наименее неприятным исходом из нескольких возможных.
Какие были крупные события? Важные. Вторжение в Коноху. Акацуки. Атака Пейна. Четвертая Великая Война Шиноби. Могла ли я остановить их? Реалистично?
Четвертая Война Шиноби была вызвана Мадарой и Кабуто. Если бы их устранили... Возможно, их можно было бы убрать до того, как всё дошло до этого. То же самое с Пейном. Вторжение Орочимару? Без понятия.
Мне нужно было стать сильной. Это не была невозможная цель. В конце концов, в пятнадцать лет Саске убил Дейдару и Итачи, Гаара был достаточно сильным, чтобы быть главным командующим Шиноби-армией и побеждать нескольких бывших Каге, даже без Ичиби. Шикамару уничтожил Хидана. S-ранг не означал непобедимость. Это было возможно. Но это потребовало бы огромного труда.
Я не могла сделать это в одиночку, в этом не было сомнений. Но завоевать доверие других, когда я не могла рассказать, почему? Это было бы непросто.
Однако, помимо этой пугающей цели, первые годы моей новой жизни были приятными. Единственный случай, когда мир шиноби вторгался в мою тихую жизнь, был, возможно, когда мне было около полутора лет, может быть, двух, и Шикаку вернулся с миссии с двумя яркими шрамами на лице. Ему повезло: один шрам проходил над бровью, другой изгибался под скулой; оба шрама миновали глаз. Потеря глаза не была непреодолимой проблемой для опытного ниндзя, но никто не спорил, что это была проблема.
Он отсутствовал недолго, но шрамы уже почти зажили, просто оставались ярко-красными. Либо базовая скорость заживления была быстрее здесь, либо его лечили чакрой. Возможно, смесь того и другого.
Думаю, он немного беспокоился, как мы отреагируем на это. Ёшино не отреагировала на шрамы, разве что обняла его немного крепче, чем обычно. Возможно, она подумала: "Близко". Мы же были слишком малы, чтобы понять, и шрамы делали его внешность довольно грозной. Возможно, он мог быть таким, но я никогда не знала его другим, кроме как добрым и мягким.
— Папа, — пробормотала я, осторожно проведя пухлыми руками по шрамам. Осторожно, потому что моя координация была не очень хорошей, и я не хотела ткнуть его в глаз. Не знаю, что бы я сказала, но в том возрасте мои языковые навыки были ещё не очень развиты. Шикамару просто зевнул и уснул, но это его обычная реакция на всё.
Шикамару был настоящим ленивцем, но уютным, как все маленькие дети. Мне повезло, что у меня не было желания играть в подвижные игры, потому что мотивировать его на игру заняло бы в два раза больше времени, чем сама игра.
Ёшино, мама, была в восторге от того, что у неё есть дочь. Она обожала наряжать меня и заплетать волосы. Меня это не особо волновало, у неё был хороший вкус, и она выбирала в основном темные цвета – синие, зелёные и красные, которые подходили к моим темным волосам и светлой коже. Конечно, я обычно крала пару штанов Шикамару, чтобы носить под платьем, на что она только закатывала глаза. Местная мода казалась мне странной, хотя я привыкла к ней. Носить сетку под одеждой, на первый взгляд, казалось ужасной идеей, но на самом деле это было удивительно удобно. Она выглядела, как будто была сделана из толстой проволоки, но на самом деле это была тонкая, прочная проволока, обмотанная черной тканью. Это служило двум целям: во-первых, предотвращало блеск проволоки, а во-вторых, не превращало кожу в терку. Некоторые рубашки также имели подкладочную ткань, либо черную, либо телесного цвета.
Мне не особенно нравились штаны длиной до середины голени, и уж тем более привычка подвязывать их к лодыжкам, но я должна была признать, что это практичный способ удерживать их от развевания, даже если это делало бедра похожими на воздушные шары. Я также не любила открытые ниндзя-сандалии, но решила привыкнуть к ним, потому что, опять же, они были практичны. У них была широкая подошва и глубокие канавки для хорошего сцепления практически с любой поверхностью, и высокие голенища для поддержки лодыжек. Открытые пальцы были сделаны, чтобы предотвратить потливость, хотя они плохо согревали. Я была благодарна, что в Стране Огня был мягкий климат. Тот факт, что они были ужасно уродливы, просто нужно было игнорировать.
Я скучала по элегантности высоких каблуков, но, учитывая, что в Конохе, кажется, не слышали о бетонных дорожках, это, вероятно, было к лучшему.
Что-то, что я заметила о родителях даже в те ранние годы, так это то, что они ходили совершенно бесшумно. Я имею в виду, что они пытались издавать звуки, входя в комнату или подходя к нам сзади, но для них это было осознанным усилием, чем-то, на что они должны были обращать внимание. Я не имела понятия, как они это делали.
Это была наполовину техника, наполовину просто их стиль ходьбы. Я старалась подражать Ёшино, как могла. Шикаку был слишком хорош, его метод скрывался за привычной ленивой походкой.
Я пыталась идти за Ёшино, ступая как можно легче и точнее. Шикаку находил это забавным. "Моя маленькая кошачья лапка", — смеялся он, подбрасывая меня вверх.
Позже я научилась чакровой части техники "Кошачья Лапка", но даже без неё могла двигаться почти бесшумно на большинстве поверхностей. С ней иногда я чувствовала себя скорее призраком, чем ребенком.
В таком возрасте нас не обучали в строгом смысле, хотя многие из игр, которые мы играли, казались имеющими скрытый смысл. Некоторые из них были мне уже знакомы, например, игра в "кошачью колыбель" и хлопковые игры, но также были многие другие, направленные на развитие гибких пальцев и хорошей координации рук и глаз.
Ёшино также вводила нас в утреннюю разминку, начиная с тех пор, как мы научились стоять самостоятельно. Я сравнивала это с йогой, переходя от позы к позе в естественной последовательности. Было поразительно, насколько гибкими и подвижными мы были, некоторые из этих поз я никогда не могла бы выполнить в своем старом теле. Тогда я не могла достать кончиками пальцев до пола, не сгибая колени; здесь я могла положить ладони полностью на пол – и вперед, и назад. Режим, которому нас учили, явно был рассчитан на детей, так как сопровождался песней, помогающей запомнить порядок поз.
Конечно, попытка сделать всё это и петь? Это не так просто, как звучит. Собственно, теперь, когда я думаю об этом, песня немного жутковата. Думаю, это то, что можно ожидать в обществе ниндзя.
Это не было полной изоляцией. Родители здесь не видели ничего плохого в том, чтобы дети бегали по улицам. Высокие, обветшалые здания и узкие переулки создавали идеальные условия для игр в догонялки и прятки, или, как их называли местные, в "ниндзя". Не могу сказать, что особенно наслаждалась этими временами; мои "сверстники" находили меня довольно странной. Это было что-то, что я могла смягчить со временем, но сама необходимость
вновь учиться взаимодействовать с другими людьми, а не просто интуитивно знать, как быть общительной, выделяла меня. Можно было бы утверждать, что я должна была быть лучше в этом, имея за плечами целую жизнь опыта, но я никогда не была особо общительной, и эта ситуация выводила меня далеко за пределы моей зоны комфорта. Все правила, которые я усвоила, рушились, как карточный домик. Дети не разговаривают о погоде и не заботятся о росте цен на что-то. Здесь не было телевидения, не было сериалов, не было музыки. В Конохе не было национального спорта, за которым следили бы все. Мы ещё не ходили в школу, так что даже этого не было, чтобы обсудить. Большинство из них ещё не умели читать. Я была совершенно потеряна.
Я больше наблюдала и слушала, чем говорила, следуя за Шикамару, как особо умная тень, и не говорила, если меня не просили, или если не была абсолютно уверена, что мои слова будут поняты и приняты.
Нет ничего хуже, чем когда все вокруг тебя смеются. Я до сих пор чувствую, как горит унижение. Возможно, мне стоило бы быть менее чувствительной, но даже будучи взрослой, группа детей, смеющихся надо мной, все равно могла бы довести меня до слез.
Именно во время одной из таких игр мы познакомились с Чоджи. Все думают, что мы встретились потому, что наши родители были друзьями. Но это не так. Наши родители умнее этого. Они знают, что друзья, которых ты выбираешь сам, остаются с тобой на всю жизнь.
«Ты больше не можешь играть с нами в ниндзя!» — протестовал Юборин Судзу, когда Чоджи попросил присоединиться к игре. Нас было всего около дюжины, но он уже успел утвердиться как «лидер» игры. Фиолетовые татуировки на его щеках показывали, что он был членом клана Судзу. Как клан, они очень редко становились боевыми ниндзя, больше фокусируясь на медицинском ниндзюцу.
Чоджи был еще слишком мал, чтобы осознать, что его вес или внешность могли бы сделать его мишенью для насмешек. Он был просто ребёнком, который хотел поиграть. И я знала, что Чоджи будет играть важную роль в будущем, но также знала, что не должна вмешиваться слишком резко. Однако ситуация все равно требовала действий.
«Почему нет?» — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, хоть и тихо. Я шагнула вперед, встав между Судзу и Чоджи. Это было рискованно — я еще не была достаточно сильной, чтобы встать против других детей, и у меня не было авторитета среди них. Но я знала, что если позволить этому случиться, Чоджи останется изолированным, и я не могла этого допустить.
Юборин хмыкнул, смотря на меня с удивлением. Я редко вступала в конфликты, предпочитая держаться в тени, но это был момент, когда молчание означало бы согласие.
«Потому что он слишком медленный и толстый», — ответил он, скрестив руки на груди. В его голосе не было злобы, скорее просто факт, как он его видел.
Я сжала кулаки, чувствуя, как во мне закипает раздражение. Это было несправедливо. «Все мы разные, и в этом нет ничего плохого», — сказала я, стараясь не повышать голос. «Он может играть с нами».
Юборин собрался было возразить, но вдруг замер, оглядываясь на других детей. Они не выглядели особенно убеждёнными в его правоте. В конце концов, кто-то пожал плечами, а другой кивнул в знак согласия. Видя, что теряет контроль над ситуацией, Судзу фыркнул и отвернулся, махнув рукой: «Как хотите, мне все равно».
Чоджи улыбнулся мне, благодарный за поддержку, и я почувствовала внутреннее удовлетворение. Это был маленький шаг, но важный. Теперь у Чоджи был шанс найти свое место среди нас.
С того дня мы начали проводить больше времени вместе. Чоджи был добрым, мягким мальчиком, и у него было огромное сердце. Ему не нужны были сложные игры или жесткие правила — он просто хотел быть частью команды. Мы бегали вместе, играли в прятки, и даже если он был медленнее остальных, никто больше не смел его исключать. Постепенно мы стали настоящими друзьями, и наша связь укреплялась с каждым днем.
Шикамару тоже часто присоединялся к нашим играм, хотя и не особо проявлял энтузиазма. Он был тем, кто всегда предпочитал избегать лишних усилий, но иногда его хитроумные планы спасали нас в самых неожиданных ситуациях. Мы уже в детстве стали своеобразной командой — я, Шикамару и Чоджи, хотя это было только началом нашего долгого пути.
Эти ранние годы сформировали нас так, как я не могла предвидеть. Мы были еще маленькими, но уже в нас закладывались основы тех связей и дружбы, которые будут с нами на протяжении всей жизни. Мы учились быть командой, учились доверять друг другу и защищать друг друга, и это было гораздо важнее, чем любые игры в "ниндзя".
Их также знали как хороших музыкантов, особенно в связи с их одноименными поющими чашами.
Татуировки казались знакомыми, и я задумалась, не знаю ли я кого-то с такими отметинами. Потом до меня дошло — Рин, напарница Какаши. Медик, которая пересадила ему глаз, тоже имела такие отметины. С беспокойством я задумалась, выбрала ли она боевую роль сама или война вынудила её это сделать по необходимости.
«Но почему я не могу?» — с обидой спросил Чоджи.
«Потому что, когда ты играешь с нами, мы проигрываем!» — ответил Юбирин.
«Да, ты слишком медлительный», — добавил его лучший друг и прихлебатель, Джиро Ватанабе.
Чоджи выглядел разбитым.
«Знаете, без него команды не будут равными. Это будет неинтересно, как если бы ты играл в сёги, но с недостающей фигурой», — сказал мой брат. Он заботился о людях. Чоджи выглядел таким счастливым от его вмешательства, но следующая реплика снова испортила ему настроение.
«Но если у тебя есть фигура, которая совсем бесполезна, это то же самое».
«Да, вот именно», — повторил Джиро.
«Это наша команда, и нам неважно, что будет на одного человека меньше».
Я сглотнула. «Мы можем поменяться», — предложила я. «Он может быть в этой команде». Шика с удивлением посмотрел на меня, не то от самого предложения, не то от того, что я вообще заговорила на публике. Он знал, как неловко я чувствую себя, когда пытаюсь говорить с людьми.
Юбирин фыркнул. «Ты девочка. Мы не хотим девочку в нашей команде. Так что давайте просто играть!»
«Ну, если вам это подходит, тогда, думаю, это нормально», — пробормотал один из остальных, нетерпеливо оглядываясь. Им было всё равно, кто играет, лишь бы мы начали.
«Ладно, тогда решено!» — радостно заявил Юбирин, довольный тем, что выиграл спор. «В этот раз мы точно победим».
Чоджи опустил голову и ушёл, волоча ноги. Краем глаза я заметила, как он остановился, чтобы освободить бабочку из паутины паука.
«Почему бы тебе не продолжить играть», — предложил Шикамару, наблюдая, как бабочка улетает. «Я скоро вернусь».
Я замешкалась, разрываясь между желанием последовать за ним и его предложением. Если Шика здесь нет, у меня нет ни настоящей причины, ни желания продолжать играть. С другой стороны, если он собирается догнать Чоджи, возможно, лучше, если меня там не будет. В конце концов, они были лучшими друзьями. Я бы никогда себе не простила, если бы помешала этому.
Я прикусила губу и вернулась к игре.
Шика не вернулся сразу. Игра закончилась, и дети разошлись, так что в конце концов я решила его поискать. Найти его чакру было несложно, но даже без неё я бы смогла его найти. В конце концов, он был на своём любимом месте для наблюдения за облаками.
Я осторожно поднялась по лестнице и увидела Шику и Чоджи, лежащих на большой скамье. Там был мужчина, вероятно, отец Чоджи, наблюдавший за ними с доброй усмешкой.
Я замялась, не зная, вмешаться или спуститься обратно, когда Шикамару поднял голову и поманил меня.
«Это моя сестра», — сказал он Чоджи, затем добавил: «Она хлопотная, но я должен за ней присматривать».
Я покраснела, смущённая, и опустила взгляд на землю. Отличное первое впечатление. Но я не обиделась, потому что Шикамару считал хлопотным почти всё. «Привет».
«Привет», — так же застенчиво ответил Чоджи, протягивая свои закуски. «Хочешь чипс?»
Так зародилась дружба.
Я не могу сказать, что была так же близка с ним, как Шика; они просто хорошо ладили друг с другом. Но я почти постоянно была рядом с ними, и ни один из них никогда не давал мне почувствовать себя нежеланной или исключённой. За это, я думаю, я всегда буду считать его одним из самых близких друзей.
Незадолго после этого нам предстояло пойти в школу. В Академию идут с пяти лет, обычно, но они не были слишком строги к требованиям для поступления. Гениальные дети начинали и заканчивали её гораздо раньше, как только это было признано необходимым, хотя они начинали ужесточать эти правила. Война с Облаком достигла своего рода тупика или холодной войны. Напряжённость была ощутима, но мы больше не вели активных боевых действий. Люди начали осторожно надеяться на мир. А это значило, что они могли уделять больше времени подготовке своих детей.
Я считала само собой разумеющимся, что мы с Шикамару будем учиться вместе. Дело было не в том, что я особенно хотела стать ниндзя (хотя, признаюсь, я не была устойчива к этому соблазну, ведь моя семья была ниндзя), но мы с Шика были единым целым, мы везде были вместе. Мне просто не приходило в голову, что на этот раз всё будет иначе.
«Шикако, дорогая», — сказала мама однажды утром, когда я закончила помогать ей с завтраком. Честно говоря, мне нравилось ей помогать на кухне. Раньше я никогда не была хорошим поваром, и это было с блюдами и приборами, рассчитанными на скорость и удобство. Научиться ориентироваться на кухне — это то, что я хотела сделать, прежде чем это стало абсолютно необходимым. «Почему бы тебе не остаться здесь на минутку, чтобы мы могли пойти в Сёгакко и заполнить твоё заявление на поступление».
«Сёгакко...?» — переспросила я, сбитая с толку. Сёгакко. Гражданская начальная школа. Очень редко кто-то из Нара ходил туда. Даже те из клана, кто не становился ниндзя, обычно учились в Академии. «Я... не пойду в Академию?»
«О, дорогая», — сказала она, смягчив лицо и усадив меня за стол. Затем она очень чётко объяснила, что, когда я была младенцем, меня отвезли в больницу, и мне поставили диагноз гиперчувствительности к чакре. Это означало, продолжала она, что я никогда не смогу использовать чакру и никогда не смогу стать ниндзя.
Это был первый раз, когда я услышала об этом, и это сильно меня озадачило. Я использовала чакру. Я знала, что использовала чакру. Ничего столь очевидного, как дзюцу, у меня не было достаточно чакры для этого, но я могла прилипать к поверхностям, создавать нити из чакры и свет, а также выполнять десяток других упражнений по контролю чакры, которые я нашла в книгах или придумала сама.
«Но... Шика же идёт», — сказала я, недоумевая от этой информации, цепляясь за первый попавшийся аргумент. Мне понадобилось немного времени, чтобы упорядочить мысли, когда я поняла, что то, что знаю я, и то, что «знают» другие, не одно и то же. Между моим внутренним миром и внешним миром была несоответствие. Это потрясло меня, вероятно, больше, чем следовало бы.
«Я знаю», — сочувственно сказала мама. «Но ты уже большая девочка. Разве не будет здорово завести друзей без твоего брата?»
Мне показалось, что мне предлагают идеальный способ «сбежать» от опасности быть ниндзя. Это было заманчиво. Даже если я уже решила, что собираюсь что-то предпринять по поводу грядущих бедствий... это было заманчиво.
Но Шика был моим братом. Чоджи был моим другом. Я знала Коноху Двенадцать как персонажей в истории, но они мне нравились. Я не могла просто их бросить. Я не могла просто ничего не делать.
«Я хочу пойти в Академию», — твёрдо сказала я, возможно, впервые в жизни (в этот раз, во всяком случае) сделав заявление. Мама выглядела ужасно удивлённой.
«Шикако». Она вздохнула. «Ты не сможешь выучить то, что они преподают. Ты не сможешь закончить её».
«Я хочу пойти. Пожалуйста», — я сглотнула. «Буду очень стараться и изучу всё остальное, даже если не смогу использовать чакру». Я была почти уверена, что смогу, но она посеяла во мне маленькое сомнение. Может, то, что я делала, было другим. Может...
«Хорошо», — наконец сказала она. «Я поговорю с твоим отцом, когда он вернётся домой, и посмотрим, что он думает».
Это не было «да, ты можешь пойти», но близко к этому. Папа обычно шёл по течению, если только не было очень веской причины этого не делать. Академия ниндзя охватывала все темы, которые были в гражданской школе, и многое другое, так что не было настоящего аргумента, что это было бы лучше для меня, за исключением того, что я никогда не смогу закончить её. Возможно, они также беспокоились, что неспособность использовать чакру не лучшим образом скажется на моей самооценке, но ниндзя не верили в чрезмерную заботу о своих детях. Большинство из них считало, что «несколько трудностей, и они поймут, что делают неправильно».
Я вышла на улицу, чтобы найти Шику и Чоджи, озадаченная и удивительно расстроенная. Шика, как обычно, наблюдал за облаками, и я легла рядом с ним, свернувшись у его бока. «Что-то не так?» — спросил он через мгновение.
Я всхлипнула и подумала не рассказывать ему, но не увидела причин этого не делать. Он, вероятно, узнает об этом сегодня вечером в любом случае, и, возможно, он сможет придумать больше аргументов, чтобы убедить наших родителей.
«Возможно, я не пойду в Академию с тобой», — сказала я.
«Что?» — воскликнул Чоджи, уронив пакет с чипсами. «Почему нет?»
«Они думают, что я не могу использовать чакру», — сказала я, сморщив нос. «Один из медиков в больнице, видимо, диагностировал у меня гиперчувствительность, когда я была младенцем».
Шикамару обдумал новую информацию. «Но ты можешь», — заметил он, нахмурившись. «Я видел, как ты делала свет».
Я кивнула. После кошмара я иногда кралась из своей комнаты в его. После нескольких ночей, когда я натыкалась на вещи, я научилась призывать чакру к рукам для освещения. Хотя я не думала, что он это знал.
«Ты им это сказала?»
Я моргнула, потом вздохнула. «Нет?» — предложила я. Глупо. Теперь было простое решение. Я была так глупа. Я избегала демонстрации своих навыков из страха быть названной «вундеркиндом», чего я определённо не хотела и не нуждалась, но могла бы сказать им это.
«Ладно», — сказала я, приняв решение. Если это всплывёт, я покажу им. Лучше быть вундеркиндом, чем исключённой.
Но до этого не дошло. Как я и предсказывала, у папы не было аргументов против того, чтобы я пошла в Академию с Шикамару. Так мы и записались в Академию к концу лета.
http://tl.rulate.ru/book/117693/4687834
Готово:
Использование:
