Какаши не отрываясь смотрел на раскрытый роман, скорее для того, чтобы сфокусировать взгляд на том, чего там не было, чем для того, чтобы прочитать его. Все его внимание было приковано к успокаивающему шуму медицинской техники, сгрудившейся в каждом углу палаты и подтверждающей каждым бесстрастным гудком, что Сакура выдержала еще один ужасный, безмолвный интервал.
Каждой этой секундой он был обязан Айхаре, которая никогда не покидала деревню, не имея возможности связаться с сетью отрядов эвакуации, расположенных по всей стране для быстрого реагирования. В данном случае реакция пришла слишком поздно для большинства членов ее команды. Когда отряд эвакуации вошел в деревню - из-за характера сигнала бедствия перед нападением собралось несколько команд, - выживших оказалось всего пятеро. Один из них потерял слишком много крови, чтобы его можно было стабилизировать, другой тихо скончался от шока во время транспортировки.
Первый из них был частью пары ниндзя, которым Айхара приказала отступить, поскольку не сочла их боевые навыки достаточными для борьбы с таким количеством.
Изначально Сакуру причислили к погибшим; если бы с ними не было чрезвычайно одаренного нин-медика или если бы Сакура оказалась менее упорной, она бы так и осталась там. Судя по обширным синякам, отеку мозга и образовавшейся гематоме, а также по сломанным ребрам и медленному кровоизлиянию, которые конкурировали с черепно-мозговой травмой, чтобы убить ее первой, пришедший на помощь медик-нин решил, что кто-то бил ее головой о стену, пока она не потеряла сознание, и продолжал пинать ее, когда она упала.
Работорговцы не были заинтересованы в сохранении Сакуры. Не для того, чтобы оставить после себя разрушительный след - десятки трупов с характерными следами от ее ножей. Не резня, потому что это не было стилем Сакуры - хирургическая точность и жестокая эффективность. Даже сейчас, когда у нее было достаточно выносливости, она не утратила привычек, сформировавшихся, когда она только начала серьезно заниматься шиноби.
Он до сих пор помнил те дни, когда после короткого спарринга она начинала хрипеть. Отчасти он жалел, что они до сих пор не живут этими днями, что у его команды было время побыть командой, прежде чем двое из них ушли с саннином, а один занял отчаянную последнюю позицию.
Одна смерть особенно заинтересовала капитана объединенного отряда. Пропавший джоунин - не настолько знаменитый, чтобы стать известным, но достаточно раздражающий, чтобы заработать себе награду, - который, судя по всему, позволил задушить себя парой маленьких рук, и на его теле не было ни синяков, ни следов сковывания. Какаши сдерживался, чтобы не признаться, что его бывший ученик - нынешний протеже Гозен Рэйдзи, по крайней мере, настолько, насколько эта старая сука вообще способна к этому приблизиться, хотя он не знал, будет ли лучше, если он даст ей понять, что Сакура создала гендзюцу, способное удержать джоунина без всякого постороннего вмешательства.
Если уж на то пошло, он и сам не был уверен, что чувствует по этому поводу.
Гордость, да, облегчение от того, что Сакура выжила и вернулась к нему, когда так много людей так и не вернулись домой, но существовала четкая грань между той бездумной, детской жестокостью, которую она иногда проявляла по отношению к Наруто, и той жестокостью - или, по крайней мере, уровнем разобщенности, отсутствием сочувствия или, возможно, достаточно сильной воли, чтобы преодолеть любое сочувствие, - которая требовалась для использования гэндзюцу Гозена. Всегда можно было предположить, что Сакура использовала что-то другое, что-то менее похожее на то, из-за чего многие виды гендзюцу, имеющие любую репутацию, обычно становятся печально известными, но у Какаши вошло в привычку предполагать худшее и оказываться правым.
Ему был не чужд горький, горький гнев, но он никогда не умел выражать его в виде чужих кошмаров. Не так, как это мог сделать специалист по гендзюцу. Техника, которую он показывал Сакуре, была просто ударом, без всякого усиления и тонкостей, от которого легко избавился бы и полуграмотный шиноби. Не настолько, чтобы удерживать джоунина дольше нескольких секунд, и уж точно не настолько, чтобы задушить кого-либо.
Два с лишним года назад Сакура совершила свое первое убийство, и это безвозвратно изменило ее. Это должно было сделать то же самое, но только время покажет, как изменит ее вся эта несчастная ситуация.
Он мог только быть рядом, оказать посильную поддержку, даже если это будет просто подавление своей нелюбви к больницам, чтобы сидеть у ее постели и присматривать за ней, пока она спит. Это не было обязанностью сенсея по отношению к ученику - он уже давно не был таковым даже по названию. Это было то же теплое отношение, которое он мог бы испытывать к младшей сестре, если бы таковая у него когда-нибудь была; несмотря на разницу в возрасте и опыте, Сакура была ему другом. А таких друзей у него было немного, и никто из них не заставлял его нарушать свои правила так легко и просто, как Сакура.
Она была... стаей. Семья, которую он выбрал и которую выбрал.
Поэтому, несмотря на антисептический запах, от которого сводило желудок, Какаши остался. О мирских делах позаботились другие, так что он мог быть рядом, когда Сакура проснется.
Все убийства, за которые Сакура получила вознаграждение, уже были обработаны, а деньги перечислены на ее счет: вознаграждения, принадлежавшие погибшим шиноби, передавались их семьям вместе с расчетом за смерть. В данном случае тела всех шиноби Конохи были успешно найдены, так что дело было закрыто.
Генма, доставивший совершенно буйный букет, кормил и нинкена, и мохнатый ужас Сакуры. Нинкены, по крайней мере, были способны реагировать достаточно серьёзно, сворачиваясь жалкими кучками вокруг кровати Сакуры, когда приходили в гости, но кот уселся на грудину Сакуры и принялся разминать когтями её одеяло, а его странные глаза сосредоточились на её лице, словно он то ли оценивал её выражение, то ли требовал, чтобы она проснулась и обратила на него внимание. Какаши отстранил его за шиворот, и кот принялся угрюмо отчитывать медсестер.
Какаши поднял голову, когда кто-то открыл дверь, и с удивлением увидел, что это Айхара. "Тебе пора вставать?" - спросил он, разглядывая ее бледную кожу и рот, превратившийся в тонкую, плотно сжатую линию из-за ее отказа признать боль.
"Я достаточно здорова, чтобы присматривать за тем, что осталось от моей команды", - ответила она, тяжело ступая к постели Сакуры. Она долго молчала, потом, не глядя на него, сказала: "Я рекомендую ее для повышения. Даже если ее не сделают джонином, она готова возглавить команду. Я собиралась подождать, пока она преодолеет все, что у нее есть против элементального ниндзюцу, но теперь вижу, что ей это не нужно. Конечно, это было бы полезно, но у нее есть менталитет и навыки".
"Когда?" - тихо спросил он.
Она посмотрела на него холодным, знающим взглядом. "Сегодня утром я передала бумаги курьеру. Так уж устроена эта деревня - ты выживаешь после того, что может сломать гражданское лицо на всю оставшуюся жизнь, а она просит тебя делать это регулярно. Это будет нелегко. Но ей будет чертовски легче, если она найдет себе занятие по душе, а не будет погрязать в том, что потеряла. Ее бы перевели в другое подразделение независимо от этого: нас осталось недостаточно, чтобы отряд был жизнеспособным. Я просто хочу, чтобы она получила признание, которого заслуживает".
Выражение ее лица смягчилось, но совсем чуть-чуть, достаточно, чтобы Какаши понял, что при всей своей отрешенности Айхара страдает. "Я гордилась тем, что была ее капитаном. До самого конца она не переставала сражаться".
По-видимому, удовлетворив свою потребность проведать Сакуру, Айхара удалилась, оставив Какаши бдеть, но его прервали родители напарницы: мать несла охапку пионов, таких же розовых, как волосы Сакуры, все еще туго закрученные. Хотя Какаши и слышал о них, он встретил их впервые, поэтому приветствие между ними было неловким и неловким, и мать Тацуо, чтобы избежать напряжения, поставила цветы на стол под окном.
http://tl.rulate.ru/book/100569/3441110
Готово:
Использование:
