— Обучи меня.
Я совершил ошибку.
Я ошибочно полагал, что этот мир — тот же самый, который я видел в аниме.
Но здесь злодеи не вели многочасовые монологи, давая героям время спасти вас. Они не сражались за какую-то благородную и непонятную цель, в которой можно было найти хоть какое-то подобие истины.
Нет, злодеи этого мира — материальные существа, люди вроде меня, из плоти, крови и совести — родились с силой, и они решили использовать ее, чтобы делать все, что захотят, к черту последствия.
Злодеи этого мира предпочитали жить легко, потому что могли жить легко.
Я тоже хотел жить в легком режиме.
— Папа, ему всего три года, ты же не собираешься...
Энджи поднял руку, чтобы заставить Тойю замолчать.
Его голубые глаза не отрывались от моих.
— Это будет трудно, Шото. Пощады тебе не будет.
Я знал, что я ленив.
В прошлой жизни и в этой я был привилегированным ребенком, родившимся с серебряной ложкой во рту.
Но, в отличие от «до», на этой планете денег недостаточно, чтобы защитить меня, если кто-то из власть имущих захочет меня убить.
У меня были деньги, но я не был могущественным, а если у тебя нет силы, ты ничто в этом мире.
То же самое сказали медики о девушке, лишившейся глаз, на мосту.
Судьба хуже смерти.
— Я не хочу, чтобы ты избавлял меня от боли.
Страдать, чтобы стать могущественным, или страдать от рук более могущественных... какая дилемма.
— Зачем тебе это?
Я сделал паузу, посмотрев на Тойю, а затем вернулся к Энджи.
Если бы я сказал ему, что не доверяю мальчику, он бы не понял. Он назвал бы меня лгуном, если бы я объяснил, что он нарочно оставил меня на мосту.
Но я также знал, что он не станет меня тренировать, если я не скажу ему, зачем мне это нужно.
— Ибо есть вещи хуже смерти.
На лице Энджи промелькнула целая череда эмоций. На краткий миг его плечи опустились, а лицо выросло на метр в длину. Казалось, ему было больно.
Я моргнул.
Его глаза снова стали ледяными, а лицо — непроницаемым, как у статуи. Это был тот самый сильный, властный человек, одно присутствие которого наводило ужас на злодеев в тот день.
Энджи кивнул.
— Если будешь жаловаться — я не буду тебя тренировать. Если не захочешь выполнять упражнения — я не буду тебя тренировать. Если будешь плакать — я не буду тебя тренировать.
Я ожидал от своего отца не меньшего.
...
Тренировки были жестокими.
Первые пару дней мне было так трудно вставать с постели, что приходилось ползти в ванную.
Мои мышцы все еще были слабыми, и мне требовался сон после каждой утренней тренировки, но я чувствовал себя прекрасно. Я чувствовал себя хорошо, зная, что с каждым новым синяком, с каждым новым ударом, с каждым новым прошедшим днем я становился на шаг ближе к своей цели.
Энджи был блестящим учителем.
Его инструкции были ясными и четкими, и он никогда не тратил энергию на ненужные разговоры.
Он отдавал приказы, а мы с Тойей выполняли работу.
Вначале я занимался только физической подготовкой.
Даже когда его не было рядом, Энджи давал нам упражнения, которые мы должны были делать. Он давал нам памятки с правильным способом разминки, типом и интенсивностью упражнений, которые нужно было делать. В тот момент моя жизнь состояла из бега, бега, бега: бег вокруг дома, бег на холм в лесу, снова бег вокруг дома. Когда ты устаешь, ты бежишь на беговой дорожке, пока не перестаешь чувствовать свои ноги.
Тойя же вынужден был делить свое время поровну между тренировками причуды и рукопашным боем, да еще и школой.
По утрам я тренировался и заучивал основные ката, которые показывал мне Энджи. Он говорил, что я должен вырасти таким же, как и он, и что умение хорошо использовать ноги даст мне большое преимущество перед теми, с кем я сражаюсь.
Я не сразу понял, что в отличие от Тойи, когда он говорил со мной, он никогда не говорил, что я должен научиться тому или иному, чтобы защищаться от злодеев. Он говорил, что я должен защищаться от «других».
С полудня до раннего вечера я ел и спал. Я много спал.
Наш обед заключался в обильном поедании еды, приготовленной служанкой в соответствии с подробными инструкциями Энджи по диете. Я начал задаваться вопросом, откуда он приобрел такие знания, будь то боевые искусства, питание или множество других странных и очень полезных сведений, которыми он обладал: я видел героев как кучку бесполезных людей с более или менее сомнительными познаниями в самых разных предметах, но Энджи не был таким.
Энджи знал, что делать, как делать и зачем делать.
Иногда я чувствовал себя солдатом, который готовится к войне.
Рей это не нравилось.
Она говорила, что я слишком маленький, слишком слабый, чтобы начинать тренировки. Энджи снова и снова повторял ей, что я сам пришел к нему, что это мое решение, но она не хотела его слушать. У нее были все возможные оправдания, чтобы я бросил.
— Мама, если ты запретишь мне тренироваться с ним, — сказал я однажды, — я найду способ тренироваться самостоятельно. Но я не могу обещать, что всегда буду возвращаться невредимым.
После этого Рей оставила меня с Энджи. После обеда я притворялся, что отправляюсь на «экскурсию» в огромный парк, который был нашим садом. Там были целые акры леса, предназначенные только для нас, потому что Энджи любил держать свою личную жизнь в тайне.
Именно там, вдали от всех и вся, я занимался тренировкой чакры.
...
Чаще всего, когда я пытался почувствовать свою чакру, я засыпал.
Для человека моего возраста, которому требовалось тринадцать часов сна в сутки, грань между абсолютным дзеном и глубоким сном была очень тонкой.
Первые несколько недель были суровым испытанием.
Я сидел в лесу ранним вечером, пытаясь лучше понять энергию, которую чувствовал в животе. Достаточно было на секунду потерять контроль над собой, и в следующий момент я просыпался, дезориентированный, на фоне заходящего солнца.
Когда я думал о том, чтобы бросить работу, — а я делал это много раз в первые несколько недель, — я вспоминал маленькую девочку, лежащую на мосту.
Она была жива, но... душевно она погибла.
Для меня это было то же самое, что и смерть.
На ее месте я бы предпочёл быть действительно мертвым.
Чакра была изменчивой энергией, горячей и неуловимой, как твердое вещество, которое превращалось в газ, когда ты пытаешься его схватить. Она текла сквозь мои воображаемые пальцы, как вода, которая не может намочить руку.
Я начал с этого, пытаясь заставить чакру намочить руку. Я даже не представлял, что чакра способна сделать с телом.
Спустя шесть месяцев и три дня после первой попытки у меня наконец-то получилось.
Я был в гостиной, сидел на диване, зарывшись в полтонны одеял, и ждал, когда Энджи вернется домой, чтобы как обычно вздремнуть.
Комикс на подлокотнике соскользнул. Я попытался его поймать.
Думаю, на этот раз вместо того, чтобы попытаться поймать свою чакру, я ее толкнул. У меня есть четкое воспоминание о том, как она ударилась о что-то, как будто о другой внутренний бассейн.
За долю секунды комикс превратился в пепел.
Половина гостиной замерла, даже не успев моргнуть.
Я всегда буду помнить лицо Энджи, когда он обнаружил меня сидящим в одиночестве в комнате, где первая половина комнаты дымилась, а вторая была крепче айсберга.
Энджи был так взволнован, что поднял меня в воздух, его лицо пылало, как у Призрачного гонщика.
— ШОТО-О-О-О-О-О-О!
Я не мог остановиться от смеха.
— ПАПА-А-А-А-А-А!
Думаю, у Рей чуть не случился сердечный приступ, когда она увидела, как Энджи раскачивает меня в воздухе в комнате, наполненной черным дымом.
Когда Фуюми и Нацуо пришли домой из школы, они очень обрадовались, увидев мои причуды. Они пищали, как птицы, и требовали показать им мое выступление.
Я с радостью согласился, так как это давало мне повод использовать их. На этот раз вместо того, чтобы подключиться к бассейну чакры, я подключился непосредственно ко второму бассейну: в моей правой руке появилась мини-метель, а в левой — шипящее пламя.
Я попытался сосредоточиться изо всех сил, но не смог сделать ничего большего. Я предположил, что использовал свою чакру, чтобы принудительно активировать свои причуды. Чакра служила топливом, чтобы они продолжали работать, как я требовал.
Впервые за много лет я почувствовал себя счастливым.
Наконец-то у меня появилась вещь, которая могла помочь мне выжить в этом мире, защитить себя: чакра.
Благодаря ей и предстоящему времени, пока я стараюсь изо всех сил, все будет хорошо.
Тойя поздно вернулся домой с тренировки по футболу.
Он удивился, когда узнал, что я активировал свои причуды, но улыбнулся и поздравил меня.
Я не помню выражения его лица, но помню, что его левая рука дрожала.
...
Позже в тот день ко мне пришел Тойя.
— Эй, Шо-Шо.
Я сидел на деревянных ступеньках веранды и думал, что делать дальше с моими тренировками. Энджи мог заниматься со мной только три раза в неделю и только по утрам. В остальное время я был свободен, как птица, и, поскольку в школу ходить мне было не надо, у меня было много свободного времени.
Мне нужна четкая, строгая и точная подготовка на ближайшие два года.
Тойя сел рядом со мной, но расстояние между нами было достаточным, чтобы я не чувствовал давления. Я был благодарен.
— Послушай, в последний раз на мосту...
Он замолчал, его губы сжались в тонкую белую линию.
Его левая рука дрожала.
Я подумал, не является ли это побочным эффектом его причуды.
— Я знаю. Я не виню тебя.
Любой человек в здравом уме поставил бы свою жизнь на первое место в подобной ситуации. Не говоря уже о ребенке. Это было несомненно.
— Вообще не винишь? Никаких обид?
Я бы не доверил ему свою жизнь, но я его не винил.
Или теперь, когда ужас закончился, я больше не держал на него зла.
— Никаких обид.
Тойя впервые искренне улыбнулся мне.
В его глазах все еще был странный блеск, но я решил не обращать на это внимания. Думаю, он просто странный ребенок, и беспокоиться не о чем.
Я посмотрел на небо и звезды.
Если бы у меня было достаточно времени, я бы тоже мог жить в легком режиме.
http://tl.rulate.ru/book/98857/3692545
Готово:
Использование: