Рассветное солнце пекло, заставляя тебя нещадно потеть. Горячий влажный воздух стал похож на густой бульон, от которого становилось труднее дышать, а твои ноги, после неустанной работы, промокли от теплой, болотистой воды. Твоя одежда, больше похожая на искусно сшитый мешок из колючей ткани, была пропитана потом, а штаны закатаны, чтобы с них не капала вода.
Почувствовав как кто-то положил теплую, почти успокаивающую руку на твоё плечо, ты поднял голову и увидел нежно улыбающегося отца. Яркое солнце бросало тень на его лицо, но даже так можно было разглядеть его загорелую, местами растянутую от старости кожу. Его короткие каштановые волосы были собраны в пучок, с редкой проседью серебристо-седых волос, торчавших, словно гордо выставленных напоказ. Одет он был в более крупную версию твоей собственной одежды, однако на его, были видны пятна от засохшей грязи, коричнево-зеленые земляные отметки и небольшие дырки, протертые от времени и пользования.
"Уже не терпится приступить к работе?" — спросил он с улыбкой. Голос его был глубоким, и клокочущим, и ты мог скорее услышать его улыбку, как он обращался к тебе. В ответ на его слова, ты почувствовал волну детского протеста, желания возразить, но усилием воли подавил её. Сделав глубокий вздох, ты снова окинул взглядом свои "владения", если их можно было так назвать.
Расстилавшиеся впереди рисовые поля, казалось, тянулись до самого конца Творения. Ты знал, что так казалось лишь потому, что ты и твой отец жили на вершине этой террасы, что она казалась бесконечной.
Не то, чтобы это было лучше.
Всё. Это и была вся твоя жизнь. О, вы не были одни такие, были и другие, но у них были свои поля и семьи, которые могли позаботиться о них. Порой было сложно не завидовать им, потому что у них было больше двух человек в семье, способных прийти на помощь.
Несправедливо. Ничто из этого не было справедливо.
"Не делай такое лицо, мой мальчик. Ты заставишь своего отца заплакать", — усмехнулся мужчина, развеселённый невольно появившейся на твоём лице гримасой.
"...Прости, отец," — тихо сказал ты, чувствуя себя немного подавленным. Он знал, что тебе не нравилась эта часть дня, как и ты знал, что ему она тоже не приносила удовольствия, как бы он не скрывал это за своей улыбкой. Это была нудная, тяжелая работа, которую просто нужно было сделать.
По крайней мере, так говорил тебе отец. Это было твоё место в мире.
В последующие годы ничто не могло подготовить тебя к тому, как сильно ты будешь ненавидеть само это понятие. Пожалуй, ничто в мире не могло бы адекватно описать, всё отвращение, что будут вызывать эти два простых слова:
Твоё место.
"Давай, сынок. Если мы закончим к полудню, то мы даже успеем навестить твою мать."
Закрыв глаза, ты вздохнул. Его простые слова смогли немного приподнять твой дух, сделав тяжкую ношу на твоих плечах чуточку легче. С легкостью, которой не было раньше, ты снова приступил к тяжелой работе.
***
Ты никогда не знал свою мать. Ты никогда не знал ее, потому что она умерла, ещё при родах.
Всё, что ты про неё знал, ты узнал из разговоров остальных; что она была сострадательной, красивой женщиной, что у тебя были её глаза и что у неё было пламенное, доброе сердце, очень любившее тебя.
Ты уже не помнил, во что из этого верил, тогда. Все так говорили, но как они могли знать наверняка? Несмотря на это, ты верил, что она любила тебя, потому что подумать иначе было слишком болезненно для твоего юного сердца.
Ты принес с собой деревянную миску, одну из самых красивых, которые у вас были, наполненную рисом и полосками соленого мяса. Вы с отцом никогда не ели ничего, кроме риса и овощей, но всегда оставляли для нее лучшее, что у вас было.
Твой отец всегда говорил тебе, что то, что вы делали было запрещено. Что монахи и лорд-патриций уже санкционировали её похороны. Что она уже прошла великий путь реинкарнации к лучшей жизни.
Это не изменяло того факта, что твоя мать была мертва, и ты никогда не узнаешь, как она будет выглядеть. Если они считали утешением то, что после реинкарнации твоя мать стала кем-то совершенно иным и забыла всё о вас с отцом, то они очень сильно ошибались.
Какой смысл возвращаться к жизни, если ты просто всё забудешь? Та же смерть, возможно даже более жестокая.
Несмотря на это, вы с отцом почтили её каждый день молитвой по утрам и миской еды. Возможно, это была просто пустая трата пищи, но когда вас было только двое, еда никогда не была проблемой.
Вы с отцом жили на земле, окруженной террасными холмами, каждый метр которой использовался для выращивания риса, чтобы прокормить вас с отцом, а потом продать оставшееся, чтобы уже наконец починить этот зазубренный и затупленный серп или починить гниющий деревянный плуг, чтобы в следующий раз собирать и продавать ещё больше риса, чтобы отремонтировать или купить новые, лучшие инструменты, чтобы собирать ещё больше риса, и так далее, и так далее, и так далее.
С юных лет ты знал, что это — твой удел в жизни. Твой отец был слишком стар, чтобы жениться во второй раз, и даже будь он более молод, он бы отказался, а потому именно на тебя падала ноша унаследовать ту небольшую землю, которой владел твой отец, и работать на полях, пока ты сам не сможешь жениться, и передать её уже своим детям.
С юных лет ты ненавидел всё это, презирал каждой клеточкой своей души.
Отец думал, что это всего лишь юношеская блажь, которая пройдёт со временем. Он никогда так и не узнал, насколько же ошибался.
В вашем маленьком и грубом домике, больше похожем на хижину из дерева и высохшей глины, была простая комната, спрятанная в задней части дома, которую сделал твой отец. Пожалуй, мало что можно сказать об убранстве этой комнаты, однако это и не было важно. Самым главным в ней был небольшой портрет женщины, криво вырезанный на деревянной доске, рядом с которым горели старые ароматические палочки.
Небольшой импровизированной алтарь для матери. Отец построил его еще когда ты был маленьким, и каждый день, насколько верна тебе была память, он не пропускал ни дня молитвы.
Каждый раз, при виде этого какая-то часть тебя наполнялась непреодолимой тоской. Только став старше, ты начнёшь замечать, как отец станет есть всё меньше и меньше. Только позже ты заметишь, как когда-то казавшийся таким сильным, твой отец с каждым днем начнёт слабеть, и наконец просто... сдастся.
Но это было после. Сейчас были только вы с отцом и святилище матери. В вашем маленьком ежедневном ритуале не было ничего грандиозного. Вы положили подношения, произнесли короткую молитву, и всё. Иногда твой отец рассказывал тебе сказки и истории, но не сегодня. Сегодня был просто очередной день.
Но этот день всегда кое-чем выделялся в твоей памяти. Ты помнил, с кристальной ясностью, как твой отец после очередного прочтения короткой молитвы встал и просто... уставился на это жалкое подобие могилы с нечитаемым выражением на его обветренном лице. Обернувшись, он одарил тебя пустой улыбкой, которая даже не коснулась его глаз, и сказал, что пожалуй вам двоим следует начать готовиться к ужину.
Ты помнил, как перед уходом, взглянув в последний раз на алтарь своей матери, на мгновение, на короткое мгновение, внутри тебя вспыхнула неизвестная доселе эмоция. Она пустила свои корни глубоко, цепляясь, внедряясь в глубину твоей души.
И вот так, подумал ты тогда. И вот так закончится и твоя жизнь?
http://tl.rulate.ru/book/94166/3158282
Использование:
