(От лица Сюаньдэ)
Пусть на окраине города и не было шумных торговых рядов, зато здесь было много зелени, свежего воздуха и ласкового осеннего солнца. В это время года городская черта напоминала тихий уютный городок, разительно отличаясь от кипящего жизнью центра. И то, и другое по-своему очаровывало меня.
— Кхэ-кхэ-кхэ…
Впрочем, были здесь и свои минусы. Например, необходимость разводить костёр и готовить еду на открытом огне.
— …Господин мой, вы уверены, что с вами всё в порядке?
— А-а-а… Всё хорошо, всё хорошо, — пробормотал я, стараясь сдержать приступ кашля, и ещё усерднее заработал мехами.
— Всё равно это куда приятнее, чем корпеть над бамбуковыми свитками, — добавил я с улыбкой.
— …Наверное, — согласилась Гуньёу. — Но не стоит перенапрягаться, господин мой. Вам не пристало заниматься такой грубой работой.
«Грубой работой» она это назвала…
— Не люблю я все эти церемонии, — отмахнулся я. — Да и потом, я ведь хотел помочь тебе.
— …
Гуньёу явно хотела что-то сказать, но сдержалась и, бросив на меня быстрый взгляд, отошла в сторону, чтобы заняться другими делами.
К слову сказать, в приготовлении еды на большую компанию у меня был некоторый опыт. Как-то раз, гостив у родственников в деревне, я решил освоить это нехитрое искусство. И, как оказалось, не зря.
Вскоре всё было готово. Я разложил еду по тарелкам и отнёс в дом.
— Еда готова! — громко объявил я, надеясь хоть немного поднять настроение своим подопечным.
Но, вопреки моим ожиданиям, беженцы, вместо того чтобы обрадоваться, лишь испуганно вздрогнули и, сбившись в кучу, уставились на меня с опаской.
Было видно, что они меня боятся. Неудивительно, ведь в это смутное время им нечасто доводилось встречать доброту и участие.
— Не бойтесь, — как можно мягче произнёс я, стараясь выглядеть дружелюбнее. — Я, конечно, не повар, но, надеюсь, вы не останетесь голодными.
Раньше я не задумывался над тем, насколько важно производить хорошее впечатление на окружающих. Но здесь, в этом мире, где опасность подстерегала на каждом шагу, приветливое выражение лица было лучшей защитой.
Едва я договорил, как самые нетерпеливые, те, у кого от голода уже темнело в глазах, бросились к столу, хватая тарелки с едой. За ними потянулись и остальные.
Эти люди, измученные лишениями и страхом, были готовы принять любую, даже самую призрачную надежду на лучшую жизнь. И если кто-то проявлял к ним хоть каплю доброты, пусть даже из корыстных побуждений, они были готовы видеть в нём если не спасителя, то уж точно друга.
Интересно, это можно назвать эффектом висячего моста? Наверное, нет.
Я наблюдал за беженцами, и меня охватило странное чувство удовлетворения. Раньше я нечасто помогал другим, но здесь, в этом мире, где, как мне казалось, люди были добрее и отзывчивее, чем в моё время, мне хотелось отдавать всё, что у меня есть.
— …Господин мой, вы просто чудотворец!
А?
Я обернулся на голос Гуньёу. Она смотрела на меня, потом на беженцев, потом снова на меня, и в её обычно бесстрастных глазах светилось что-то похожее на восхищение.
Заметив Гуньёу, беженцы повскакали с мест и почтительно поклонились.
— …Успокойтесь и ешьте, — коротко бросила Гуньёу.
Они послушно сели за стол и продолжили трапезу.
— …
Гуньёу молчала, но я чувствовал, что её что-то тревожит. Пусть её лицо оставалось бесстрастным, но глаза… Когда Гуньёу о чём-то думала, её взгляд становился отрешённым, словно она видела что-то, недоступное другим. Я заметил это ещё тогда, когда мы решали проблему неурожая.
— Гуньёу, ты хочешь что-то сказать? — спросил я, когда мы вышли из дома.
Я знал, что, если я не спрошу, она так и будет молчать.
Гуньёу никак не отреагировала на мой вопрос, лишь посмотрела на меня своим обычным непроницаемым взглядом. Видимо, это означало «да».
— Тебя беспокоит, что они тебя боятся?
Гуньёу молчала. Я уже решил, что она снова промолчит, но тут она произнесла:
— …Возможно.
— Хе-хе-хе.
Я тихонько рассмеялся. Гуньёу смущённо отвернулась. Мне было приятно, что я угадал её мысли, но в то же время меня удивляло, что её это вообще волнует.
Я считал её человеком, равнодушным к чужому мнению. Иначе почему она так часто предпочитала молчать?
— И как ты думаешь, почему так происходит?
— …Они боятся власть имущих.
Ха-ха.
Я снова рассмеялся.
— Дело не в этом. Просто им хочется видеть твою улыбку, — я растянул губы в улыбке. — Ты ведь почти никогда не улыбаешься.
— …Неужели в этом всё дело? — недоверчиво переспросила Гуньёу.
— Конечно! Иначе почему они не боятся меня?
— …Осмелюсь заметить, что меня они, скорее всего, принимают за служку, — сухо заметила Гуньёу.
Хм… Что-то в её словах было.
— В общем, тебе нужно чаще улыбаться! Улыбка ещё никому не вредила!
— …
Гуньёу промолчала, и я тут же пожалел о своих словах. Наверное, я задел её за живое.
— …Мой учитель, почтенный Чжэн Сюань, говорил: «Этикет — основа всего. Без этикета нет государства. А этикет не терпит фамильярности. Улыбка — это проявление фамильярности. Поэтому не следует злоупотреблять улыбками».
Она говорила долго и витиевато, и я не всё понял, но общий смысл был ясен: она и её учитель считали улыбку чем-то недостойным.
— Слишком уж строго, — не удержался я.
— …Этикет — дело серьёзное, — отрезала Гуньёу и снова поклонилась.
Было очевидно, что мои слова не возымели на неё никакого действия.
«А ведь та улыбка, что я видел однажды, ей очень шла. Почему же она так редко улыбается?» — подумал я.
Впрочем, это было её личное дело. У неё наверняка были на то свои причины.
Моя же задача заключалась в том, чтобы помочь ей позаботиться о беженцах.
«Кстати, нужно будет наведываться сюда почаще. А то эти бесконечные свитки меня скоро с ума сведут», — решил я.
http://tl.rulate.ru/book/727/4110453
Готово:
Использование:
