Готовый перевод Choice and no alternative / Выбор и безальтернативность: Эпилог 1.2.

II

Пребывая в прихожей, я, любопытства ради, решил обвести секретаршу изучающим взором.

Это была молодая девушка на вид лет 19-23, не старше. Она не выглядела изрядно худощавой, но и пышкой её не назовёшь; не сказать, что бледная, и не сказать, что загорелая; не напомнит зрелую мадам, но и юной леди не является. Её скрывающая один глаз чёлка выдавала в девушке неподатливую скромность. В ином же случае, я не мог понять: почему же она прячет столь милое лицо?

Она носила весьма строгий наряд, вроде: узко сидящей, чёрной, офисной юбки; белой блузки и тёмно-синего кардигана; а также смольных колготок и роскошных туфель-лодочек.

Её волосы окрасом напоминали сирень, с присущим ей фиолетовым цветом. Они собирались в небольшой пучок, снисходящий с её правого плеча по самую грудь. С висков же свисали тоненькими стебельками пару острых прядей волос, которые замечательно сочетались с чёлкой. В целом, это была одна из тех скромных, женских причёсок, которые не портили, а скорее украшали внешность и подчёркивали образ.

Глаза же её выглядели, как распустившиеся, зрелые фиалки, с характерным для них нектаром внутри, служащим блеском. Большие и яркие. Над зеницами — опущенные, узкие брови; ресницы — пышные, пушистые. Во взгляде читалась неуверенность, отстраненность, страх, но ощущалась и решимость. В противном случае, как эта застенчивая леди умудрилась принести нам чай и кофе?

Последним, на что я устремил свой взор, были её две огромные… сюжетные линии, стройные ноги и едва натянутая на ягодицы тёмная юбка. У директора отличный вкус, — я внутренне гадко ухмыльнулся. Действительно, её формы были из ряда вон большие, если сравнивать с ученицами первого потока.

Вследствие этого я чувствовал себя несколько некомфортно, словно бы меня насильно искушали, пробуждая похотливые фантазии. Однако в лице я старался не меняться, потому как такое выражение лица могло ненароком вызвать ужас и презрение.

— Ва… Вам…

— Что, простите? — наотмашь сказал я.

— Вам что-то от меня нужно?!

Поскольку до этого я напряжённо вслушивался в то, что она пыталась мне сказать, её крик немного меня напугал — я аж вздрогнул. Неужели она заметила мой похотливый взгляд? 

— Почему Вы так решили?

— Н-ну Вы… Вы слишком долго смотрели на меня… вот я и подумала… — она сжимала дрожащий кулачок у своей груди.

В самом деле, кого угодно мой пронзительный взор заставил бы напрячься. Благо она не стала звать директора, полицию, а также силы национальной обороны, иначе мне не поздоровилось бы.

Глядя на её застенчивость, мне стало стыдно за свои слова, которые я неаккуратно бросил в сторону Манумии-самы. О том, что она не знает правил хорошего тона. В первую нашу встречу, когда я намеревался прийти к директору, мне просто показалось, что она — молчалива и строга, а также немножечко надменна. 

В глубине души, конечно, я перед нею извинился, однако вслух, к несчастью, не осмелился.

Только сейчас, думая о ней, я заметил, что девушка обращается ко мне на «Вы».

— Ох, Вы не подумайте… я просто задумался. Только и всего, — переводя тему разговора, я поинтересовался: — Могу ли я кое-что спросить?

— Д-да, конечно!..

— А почему Вы обращаетесь ко мне на «Вы»?

Её глаза стали несколько шире, словно бы она чутка удивилась.

— Об-бычно Манумия-сама просит налить чашечку чая, когда к нему приходят деловые партнёры или… важные личности… К т-таким людям он велел мне обращаться соответствующе…

— Понятно, — ослабил я вес тяжести на её плечах одним лишь словом. А то они уже начинали заметно вздрагивать, выдавая её беспокойство насчёт своего отношения ко мне.

Снова испытав чувство стыда, я отвёл взгляд, после чего всё же осмелился спросить:

— Хотите, я дам Вам три простых совета, выполняя которые директор будет от Вас в восторге? Возможно, он даже Вас тепло похвалит. 

— П-правда?!.. Это было бы просто замечательно! — выпалила она и вцепилась своими маленькими ручонками в мои запястья. От её неуверенности, казалось, уже и след простыл.

Поскольку она была несколько выше, я глядел в её глаза, высившиеся в нескольких сантиметрах от моих. Её влажные губы отдавали приятным ароматом кофе и чего-то ещё… должно быть, молока или карамели. От жара её тела в паре с разряженным воздухом между нами, у меня даже в глазах потемнело. Мои руки касались её упругой груди, но это, очевидно, не было моей инициативой. Всему виной её детское легкомыслие и неосторожность.

Неготовый к столь неформально близким отношениям, а также, на мою беду, нежным прикосновениям, я отстранился прочь, пока что-нибудь не вытворил.

— Так вот, о чём я… — я выдохнул. — Во-первых, стучитесь перед тем, как войти. Это одно из первоочередных правил хорошего тона.

— Я… я забыла…

Она стыдливо опустила голову.

— Во-вторых, всегда ставьте первую чашку гостю. Правило из той же оперы.

— Л-ладно!

— Ну и, в-третьих… не забудь поклониться перед уходом.

Она возбужденно закивала.

— Поняла!

Про горький кофе я упоминать не стал. 

По всей видимости, она чрезвычайно наивная и покорна. К счастью или к сожалению, но подобными людьми крайне легко манипулировать. Например, если она искренне влюблена в Манумию-саму, то она будет прислушиваться абсолютно к любым советам, которые сулят ей продвижение в их отношениях. Пускай это и низко, но один из способов влияния на поведение человека осуществляется посредством манипулирования чувствами. А манипулировать таким чувством, как любовь — проще всего. Именно поэтому... меня немного беспокоит её будущее. 

Когда советы закончились, она впервые лучезарно улыбнулась и, смотря на меня с теплотой, спокойно поблагодарила:

— Спасибо Вам огромное.

— Что ж Вы всё заладили «Вы», да «Вы», — я закатил глаза, но затем сменился умиротворением. — Не за что, — не по своей воле коротко и холодно отозвалось моё сердце. 

Этот небольшой диалог напомнил мне наш разговор с Комией, — что-то внутри меня нежно улыбнулось, однако лишь на долю секунды. Отделавшись от приятных воспоминаний, я шутливо заметил:

— Честно сказать, Вы каждый день имеете дело с тяжёлым на вид человеком. Я бы даже сказал, с толстокожим. 

— Ну-ну, — отмахнулась она, — директор — доброй души человек! Хотя порой… действительно так и выглядит…

Девушка невольно хихикнула, прикрывая рот рукой, тем самым ясно дав понять, что я попал ровно в яблочко. На волне удавшейся шутки, я решил продолжить:

— И ведь действительно, если бы мне давали по иене за разговор с таким… страшным, пугающим человеком, то я бы, в самом деле, не собрал бы и пяти, — я сухо хмыкнул. — Как только Вы выдерживаете его пронзительный взор?

— Да брось! — сквозь смех отрицала она, мило улыбаясь и заливаясь румянцем.

— Я серьёзно: лучше трижды спрыгнуть с самолёта, трижды лечь под скальпель или трижды поучаствовать в войне и схлопотать три пули, чем один раз посидеть на собеседовании с директором Манумией, — я покачал головой. — У меня на душе кошки скреблись, ей-богу, — и артистично потрепал свои «дрожащие» плечи.

Это уже было явственное преувеличение. Гипербола, если уж на то пошло. Даже меня самого такое избитое повторение к этому моменту могло бы разозлить или, как минимум, надоесть. Однако этой барышне мой юмор, похоже, пришёлся по душе, ибо она усмехнулась, словно бы вспомнив свою первую встречу с Манумией.

— Да… он и вправду душещипательный человек!

Душещипательный? Не думал, что кто-то может употребить подобное словно в отношении этого человека.

Я вяло покачал головой.

— А вообще… если быть предельно честным, то я думаю, что он — один из тех, о ком говорят: «Колос зреет — голову клонит; человек богатеет — голову задирает». Ходит он, как павлин, и вяло клювом щёлкает.

— Такого рода «думы» лучше в следующий раз оставляйте при себе.

Что, простите?.. 

За мгновение я стал бледнее белого, как если бы мне ненароком довелось увидеть привидение в колодце, клоуна Пенивайза или самую настоящую Гадзилу. На руках волосы встали дыбом, по спине пробежались маленькие человечки — должно быть, мои домовые, ангелы Божьи и демоны из преисподней, а также болтики на ножках. Причём засновали все разом. Основательно. И размашистым шагом.

Это уже второй раз за день, когда я услышал чей-то голос по ту сторону плоти, из самых недр души.

Я осторожно поднял глаза на секретаршу и мрачно прищурился, оценивая степень рисков.

Её губы плотно сомкнулись, на щеках пропал румянец, осанка выпрямилась, а брови угрожающе сомкнулись вместе. На этот раз её взгляд пылал холодным гневом и тщательно скрываемой агрессией. От неуверенности, отстраненности и страха не осталось ни единого намёка. Чистейшая вовлеченность и кровожадная решимость.

Передо мной стоял уже совсем другой человек.

И я определённо задел чувства данного человека, иначе эта сторона личности банально бы не вылезла на свет.

— Я никому не позволю отзываться о директоре плохо в его отсутствие. — В тоне её голоса читалась неприсущая ему уверенность и враждебность. Только сейчас он звучал, как кованая сталь. — Вшивым людям здесь не место.

Значит, и Вам не чуждо ничто человеческое, хах?

Я сделал максимально безобидное выражение лица и наклонил голову, оголяя шею.

— Хм-м-м? Вы повелись? Я же это не в серьёз. Просто хотел проверить, как отреагирует личный секретарь директора на грубость в сторону своего руководителя. — Блеф. На самом же деле, от изумления и страха, я чуть, было, не обделался. — Совершенно не удивлён Вашей реакции. Так и должен реагировать секретарь, однако с меньшей враждебностью, хочу заметить.

Её и без того большие глаза начали заметно расти вверх.

— А?.. Ч-что, правда?.. А я так разгорячилась... П-простите меня пожалуйста!.. — она поклонилась.

Глядя на её опущенную голову с индифферентным видом, я думал: «Предугадать абсолютно всё — невозможно. Это касается и меня. В следующий раз мне следует лучше выбирать выражения, если не хочу оказаться в каверзной ситуации».

— Нет, Вы ни в чём не виноваты. Простите за мою бестактность. Этого больше не повторится, — молвил я, отрицательно качая головой. — Хотя, впрочем… я не уверен, что появлюсь здесь вновь.

— Вот как?..

Она снова виновато покосилась вниз.

Любопытно было то, с какой же отвагой и самоотверженностью она заступалась за «честное» имя директора. Вспоминая её первичную наивность и застенчивость, я бы ни за что не поверил, что такой человек, как она, может говорить с людьми на повышенных тонах, а также выражать открытую враждебность.

Опасливо потирая лямки школьной сумки, я поспешил покинуть прихожую на хорошей ноте. Ибо язык мой — враг мой: прежде ума рыщет, беды ищет. Не хотелось бы произнести нечто лишнее ещё раз.

— В общем... желаю Вам удачи, — сжимая ручку двери, я равнодушно бросил: — Всего доброго. 

— У-угу… До свидания!..

Последняя часть её фразы растворилась за увесистой деревянной дверью. В этом деле данная дверь была исполнительна и непреклонна, — она нарочно приглушала любой звук внутри и снаружи, в целях защиты от любопытных ушей.

Не ступив и шагу от двери, я во что-то врезался.

Не припомню, чтобы здесь стояли какие-то шкафы!

Шкафом напротив меня, к счастью или к сожалению, оказалась юная девушка, которая на фоне секретарши выглядела настоящим лилипутом. Её знакомые черты внешности: огненно-красные волосы, с подкрашенными на концах светлыми локонами; голубые, точно море на Мальдивах, глаза; наклейка в виде сердечка на левой щеке; чёрная лента на шее с позолоченной клёпкой; а также чрезвычайно вызывающий, неформальный вид одежды, — буквально всё в ней мне напомнило, где же нам довелось впервые встретиться. Даже сейчас я стойко ощущал характерный запах резиновых перчаток и недавно вскрытой валерьянки.

Это та барышня… из больницы. Говорил же: «Земля круглая — когда-нибудь, да свидимся». Жаль, конечно, что именно сейчас и именно при данных обстоятельствах.

— Ай-ай-ай!.. — она болезненно потирала покрасневший нос. — Ну слушай!..

— ... 

Девушка, казалось, уже собиралась на меня «наехать», как вдруг пригляделась и, будто бы признав, резко сменилась в лице, после чего ехидно ухмыльнулась.

— Ага, — начала она лукаво, — значит, наш немец, да?.. Ну слушай, Немец-кун, дважды меня сбивать — это уже закономерность! А также чистой воды безобразие! Может, мне пора потребовать компенсацию морального вреда?

Я не мог понять по её насмешливому оскалу: шутит ли она или грозится всерьёз? А потому ответил соответствующе:

— Дважды не смотреть под ноги — вот это уже закономерность. Не пора ли кому-то научиться, как минимум, глядеть по сторонам, а не только ворон считать? — словно что-то вспомнив, я нахмурился. — И с какого перепуга я — и немец, позволь спросить?

Оценивающе прищурившись, она натянула широкую ухмылку.

— Хм-м-м?.. Хм-м-м?.. — она ходила вокруг меня, что-то мурлыча и продолжая щуриться. — Хм-м-м?.. Разве это не ты салютовал мне в больнице, которая здесь, недалеко, на Н-ой улице? 

Что за бред она несёт?

— Салютовал? — я с каменным лицом вскинул бровь. — Что ты имеешь в виду?

Юная леди улыбнулась ещё шире, словно бы в моём непонимании не было ничего странного; или даже напротив, как если бы оно полностью соответствовало её ожиданиям, доставляя ей тем самым неимоверное удовольствие и веселье. Жаль, что мысль об этом меня посетила в последнюю очередь.

— Ну как же! — Она вскинула волосы за спину, прислонила к носу палец, на манер усов, подняла одну руку вверх, задрав большой палец, и, откашлявшись, начала басовым, не своим голосом: — Кхе… Кхе… Sieg Heil! Ich bin ein очень злой Немец-мальчик-кун! Auf Wied… М-м-м!..

— Я понял, понял! А-ну прекрати! — на удивление громко пролопотал я, затыкая её рот ладонью. По моему виску пробежала капля пота. — Боже милостивый, где ты только этого нахваталась?..

Если сейчас кто-то подобное услышит, то уже завтра пойдут слухи о том, что я поддерживаю радикальные, национал-социалистические взгляды!.. И это только меньшее из возможных зол!.. — я начал опасливо озираться по сторонам. 

Пот, казалось, стекал по спине в три ручья.

В растерянности я и не заметил, как она вынырнула из моего хвата и уже лыбилась во все свои тридцать два кристально чистых зуба. Это меня до жути рассердило, из-за чего я едва ли не шёпотом выпалил:

— Ах ты мелкая… — и моментально выдохнув, вернулся к норме. Моё лицо вновь полнилось безразличием. — Неплохо. Я почти поверил.

На самом деле, это была безупречная актёрская игра. Я действительно подумал, что она говорит это на полном серьёзе, когда как она… просто стебалась надо мной!

— Хм-м-м?.. А мне кажется, что ты повёлся на все сто! — она рассмеялась. — Видел бы ты только выражение своего лица! А когда с осторожностью по сторонам осматривался… словно бы в одночасье решалась твоя судьба, я чуть было не расхохоталась! Благо удержалась, хе-хе.

Зато сейчас со смеху чуть ли не по земле катаешься!..

Злобно, недовольно хмурясь, я агрессивно молчал. Однако подобный вид только ещё больше раззадорил мою собеседницу, от чего она, прыснув от души, ещё пуще подавилась смехом. С полминуты она пыталась что-то сказать, как-то успокоиться, однако выходило не очень. И едва барышня замолкала, как её глаза вновь падали на мою хмурую физиономию, щёки наполнялись воздухом, будто бы пытаясь задержать смешинку, — и наружу вырвался сперва один смешок, а затем и неугасимый, весёлый плачь.

Сквозь слезинки, усталые скулы и утомлённый живот, она, заикаясь, взмолилась:

— П-прекрати так на меня смотреть, пожалуйста… У меня уже живот болит… Сделай выражение лица попроще.

— Ох, так значит теперь ещё и я виноват?

Она гоготнула сквозь плотно прижатые губы и… разразилась заразительным смехом.

Я в потугах непонимающе скривился. Даже голова немного заболела, как если бы я уже битый час обсуждал какой-то сложный политический вопрос за одним столом с Императором.

С ней абсолютно невозможно вести нормальную беседу!

— Не понимаю, я похож на клоуна?

— О-очень… — держась за свой живот и задыхаясь, ответила юная леди.

Либо она тронулась, либо мир тронулся, либо я тронулся, — в чём я очень сомневаюсь и скорее склоняюсь к первому.

Около нескольких минут между нами стояла тишина, после чего, испытывая некую скуку, я всё же принялся говорить:

— Успокоилась?

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос; на её физиономии проскользнула ехидная, фирменная улыбочка. Это начинало немного напрягать. 

Похоже, одного моего сердечного приступа ей было недостаточно. Теперь, видно, добивается инсульта!

— Вполне, — отозвался я на выдохе и полюбопытствовал. — Позволишь спросить?

— А ты? — вторила она, не меняясь в лице.

Скрывая искреннее недовольство, я легонько утвердительно кивнул. В ответ на свой жест я сразу же услышал энергичное: «Задавай!», — и прежде, чем что-то успел спросить, погрузился в размышления, раздумывая: «Чего же мне такого узнать?». Как ни странно, нужная мысль пришла сама собой.

Я разомкнул губы.

— Почему ты посещаешь больницу? Судя по исходящему от тебя запаху, ты явно посещаешь её на постоянной основе. Хронически, исполнительно, пунктуально, — я остро прищурился. — В чём причина?

— Хм-м-м?.. Хм-м-м?.. От меня, что, действительно так сильно пахнет? — Она стала принюхиваться к рукавам олемпийки, точно собака, и хмурить брови, смотря в мою сторону, как если бы я уличил её в чём-то постыдном. Вслед за тем она с отвращением жутко скривилась. — Ты, что… копался в моём белье?!.. На пом-… М-м-м!..

Моя рука прикрыла ей рот прежде, чем она успела крикнуть: «На помощь!». По моему виску снова скатилась капля пота — по спине прошёлся холодок. На сей раз я был не уверен в том: лукавит барышня или же нет? И это бы осталось для меня тайной, если бы девушку не выдали её смеющиеся глаза.

Я тут же ослабил хватку, отстранился и, вытирая ладошку о пиджак, как мне показалось, злобно проворчал:

— Ты мне руку обслюнявила…

Но на деле же это прозвучало больше как закономерный факт, нежели акт недовольства. 

На её лице появилась тень обиды и стыда — она надула губки, покраснела и попыталась выпалить:

— И ничего я не…

— Красноволосая мадам… Хотя нет, буду называть тебя просто Рыжик. Так вот… Рыжик, ты не ответила на мой вопрос, — я перебил её на полуслове. — Хватит бегать вокруг, да около. Либо говори, либо откажись. Не люблю, когда люди нарочно ломаются и тянут время.

Думаешь, ты одна можешь строить из себя саму Бесцеремонность? Забавное умозаключение.

Девушка умолкла, помолчала некоторое время, после чего произнесла:

— Дело в том, что… — лишь на секунду, — …у меня есть одно хроническое заболевание, из-за которого я вынуждена каждый день посещать школу... Ой! То есть, я хотела сказать больницу!.. Эх-хе-хе~... 

Лишь на секунду.

Буквально лишь на одну секунду, но она отвела взгляд в сторону, куда-то в левый верхний угол. Вкупе с её оговоркой, это выглядело подозрительно. 

Я думал поинтересоваться: «Какое заболевание?», но в этом не было нужды, ведь я был на девяносто процентов уверен, что она лгала, смотря мне ровно в глаза. С невинным видом. Без угрызений совести. Без намёка на стыд. И если эта юная мадам действительно держит меня за дурака, то я отвечу на её вопрос аналогичным образом — грязнейшей ложью, спрятанной за безучастной миной.

— Вот как? Сочувствую. В таком случае не стоит развивать эту тему. Полагаю, тебе бы не хотелось говорить на этот счёт, — говорил я монотонно. — Значит, теперь твоя очередь задавать вопрос?

Врунья несколько раз нерешительно кивнула, а затем мучительно задумалась.

Размышляя о вопрошании, которое она могла затронуть, я заранее сфабриковал ответ: «С моей матерью всё в порядке. Просто случился небольшой обморок — переутомление. Только и всего». Таким образом, в больничной теме была бы поставлена жирная точка.

Однако она спросила кое-что другое, и это что-то, к сожалению, я не учёл.

— Почему твои руки забинтованы? — она указала пальцем на ладонь. Верный признак дурного тона.

Под стать её дурному тону, я не без упрёка задержал на ней взгляд и вслед за тем, зияя беспечнейшим фасадом, пошутил:

— Ладони зачесались — решил об асфальт почесать.

Она стрельнула в меня широкими глазами и, едва ли не дёрнувшись беспокойно с места, замерла с немым вопросом. Глядит оценочно, молчит. После чего, чуть ли не проглотив слово вместе с интонацией, озадачилась:

— Правда, что ли?..

Я посмотрел на неё с физиономией удивленного Багза Банни и внезапно понял, насколько сильно прокололся. Перематывая в голове свой сухой голос, а также вспоминая количество задействованных мускул на лице, — я пришёл к прискорбному выводу, что эта юная леди банально не признала мою шутку шуткой.

Меня опять не так поняли, — я обречённо вздохнул, с грустью косясь на потолок.

В силу недостатка моей личности, я не мог выражать эмоции должным образом. Точнее мог, но по большому счёту они выглядели криво и натянуто, и, к несчастью для меня, не вызывали надлежащего доверия. Они полнились вульгарности, нахальства, — впрочем, всего того, с чем я не сыскал бы себе верных приятелей, даже если бы захотел.

— Нет… это всего лишь шутка.

— Ну и шутки у тебя! — вопила она. — Я едва ли не поверила, дурак... Тебе бы в драмкружке выступать! Любую бесстыдную ложь можешь выдать за читсую монету!

Рыжик стыдливо опустила глаза и так сильно вспыхнула, как будто бы я обвёл её вокруг пальца, вынудив купить вместо щуки малька.

Я почесал затылок и смочил губы.

— Верно, с моей стороны было слишком нелепо полагать, что ты хитроумнее большинства. Мой прокол, — я перетянул весы в свою сторону.

— Ты хочешь сказать, что я — глупая?..

Её брови сомкнулись, ноздри расширились, щёки надулись — всем своим видом она выражала негодование и обиду. Если бы я мог, то в этот момент определённо бы ядовито ухмыльнулся.

— Нет, я лишь хочу сказать, что ты жутко наивна.

— Может быть и так... 

В аккурат моих ожиданий, от неё не последовало встречного ехидства. Напротив, казалось, мои слова её крайне сильно задели, даже опечалили. Она повесила нос, и опустила голову, — я более не видел её глаз, а потому не мог судить ни о состоянии её души, ни о мыслительных процессах.

Какими были её глаза в тот момент? Быть может, они выражали лукавство или веселье? Или, возможно, полнилось скорбью, либо же печалью? Или, вероятно, они свидетельствовали о её непомерном равнодушии, безучастности?

Я не мог этого сказать.

Ничегошеньки из этого.

Единственное, что я мог решительно сказать: в её голосе читалась слабость, как у человека изнуренного постоянными терзаниями. Это было крайне точное и справедливое замечание.

Наблюдая её новое, я бы сказал, иное проявление себя, я впал в задумчивость: «Какого рода были те терзания? Связаны ли они с больницей? Касаются ли они её семьи? Или причина заключается в её позднем пребывании сегодня в школе?».

Я ощущал, как пульсировал мой лоб от напряжения.

*Хлоп!*

Она хлопнула в ладоши, выводя меня из размышлений.

— Ладно, проехали! — она лучезарно улыбнулась. — Ты так и не рассказал, как поранил руки.

Резко перевести тему, отфутболив «мяч инициативы» в чужие руки, — это лучшее решение, если Вы хотите, чтобы фокус внимания собеседника сосредоточился на нём самом. Обязан отдать должное.

Поскольку меня нисколечко не интересовали её секреты, я решил с осторожностью принять предложенный мне «мяч». Конечно, будь у меня везкие причины, то я бы попытался склонить её к откровенному разговору. Однако же сейчас у меня нет подобных намерений. Впрочем, я не буду против, если она поделится со мной «личным» самостоятельно. 

— У моего отца есть мотоцикл — думал покататься, а в итоге… — я поднял запястья. — А в итоге получил шрамы на всю жизнь. Благо, никого не покалечил.

Девушка подозрительно прищурилась.

— Знаешь, ты не производишь впечатления инфантильного человека. Какая муха должна укусить благоразумного парня, чтобы он так глупо поступил? — она усмехнулась.

Так значит, в то, что я решил руки об асфальт почесать, она поверила, а в такую грамотную ложь — нет? — я возмутился и моментально ответил:

— Озорная.

— Хм-м-м?.. Хм-м-м?.. — она вновь навернула круг вокруг меня. — Как скажешь.

Её глаза полнились видимым ехидством. Видать, не убеждена. Я отвёл взгляд в сторону.

— В любом случае… Что ты здесь делаешь так поздно? — я озадачено наклонил голову.

Руки и осанка девушки почти незаметно вздрогнули. Возможно, если бы я отвёл взгляд хотя бы на одну секунду, то уже бы никогда не увидел той маленькой, но, как мне показалось, важной детали.

Это сразу навело меня на своего рода вопросы, которые я предпочёл пока не упоминать.

— Просто… Нужно кое-что сделать, — она покосилась на дверь. — …Связанное с документами.

Я некоторое время смотрел на Рыжика глазами, лишёнными эмоций, и впоследствии монотонно сказал:

— Ясно.

Ясно, как день, что мы пытались друг друга провести. 

Я знал: мне однозначно снова врали, однако, к сожалению, я не мог определить ни цели, ни причины. В моей голове родилось несколько предположений, которые тут же отложились в далёкий, тёмный ящик, дабы не лежать на виду, истощая мою драгоценную концентрацию. 

Мнение на те или иные вещи складываются из фактов, — и для того, чтобы мнение являлось объективным, нужно проверять полученную информацию. «Почему вздрогнула? Почему здесь? Почему врёт?» — давая ответы на свои вопросы, не делайте их основополагающими для своего мышления. Это слишком глупо.

А я разве похож на глупого человека?

Исчерпав все темы для разговора, интересующие вопросы, а также шутки, которые мне, увы, не даются, — я посчитал верным разойтись. К тому же, мне следовало вернуть телефон его законному владельцу до окончания этого дня. Часы близились к позднему вечеру — янтарный шарик клонился к земле, приветствуя ночь, тьму и тишину.

Верно, тишина повисла между нами. Мы обратились в слух. Даже птицы уже притомились, замолчали. Шум машин полностью отсутствовал, совершенно не напоминая о своём существовании. Гулкие крики, болтовня, эхо, лекции и выступления — все звуки, от высокого до низкого, от тонкого до грубого, от исковерканного до идеального, покинули это здание вслед за учениками.

Первые сумерки неспешно подступили к дверям школы, проникли в окна, задержались в коридоре и наследили на полу. Тьма под ногами напоминала неглубокую, тонкую речку, которая, как поднималась вверх по лестнице, так и спускалась вниз по ступенькам. Тьма пряталась в каждом углу, лилась чернильными каплями с самого потолка. Чернила окрасили и правую часть моего лица, и шею, и пиджак. Брюки погрузились в эту реку по самые колени. О туфлях я вообще молчу.

Только тишина, только тьма, только ночь с сопутствующими ей сумерками. Только я, только она, только наши взгляды, направленные в сторону горизонта за окном. Только мы вдвоём.

Мрак.

Мрак был в каждой мелочи.

А также именно мрак… желал нас подавить.

Я с трудом разомкнул охваченные вязкими чернилами губы и проговорил устало:

— Полагаю, мне уже пора, — я развернулся. — Удачи с документами, Рыжик. Auf Wiedersehen.

— …

Где-то вдалеке, во мраке моего сознания… кто-то скорбно плакал. Я обернулся, однако впереди… тишина, тьма и девушка, приветствующая ночь. По силуэту, я мог судить, что она смотрит в мою сторону, однако же её лицо было залито чернилами.

Ничего не видно и не слышно.

Я мог лишь тяжело вздохнуть и скрыться в том же мраке.

Рекомендации:

1) Читайте произведение со шрифтом Times New Roman!

2) Оставьте комментарий и получите сердечки! ❤️❤️❤️

3) Нажмите кнопку "Спасибо", порадуйте автора! 

http://tl.rulate.ru/book/62626/2430933