Готовый перевод Choice and no alternative / Выбор и безальтернативность: Глава 8.2.

II

28 апреля 2017 г.

Наступил вторник.

Должен Вас предупредить, что всё воскресение и понедельник я провалялся в постели по причине болезни, — как-никак, простыл и подхватил простуду. Лихорадило меня не на шутку. Учитывая последние события, в виде: длительной прогулки под свинцовыми тучами, а также возни в земле с необработанными ранами, — моё состояние вряд ли бы кого-либо удивило. 

Так или иначе, то, что я успел для себя подметить — в апреле-месяце этого года было очень много дождей в сравнении с прошлым. Дождь — априори редкостное зрелище, но такое количество за один месяц — это что-то с чем-то, разве нет? Хотя с количеством дождей в индийском городке Черапунджи и деревне Мосинрам всё равно не идёт ни в какое сравнение. Однако, что до меня? Я любил дождь, поэтому меня данная ситуация нисколечко не огорчала. Напротив, я бы даже немного обрадовался, если бы он пошёл сегодня вновь.

Высматривая тучи или хотя бы сети облаков, я поднял глаза в небо.

Сегодняшнее утро было тёплым. Солнечные лучи не прижигали и даже не нагревали пиджак, лишь изредка касались меня своими золотистыми, неуклюжими ручками, щекоча и оставляя лёгкие мурашки. Соответствуя яркому свету солнца, небо озарило нас ясной голубизной. В нём, казалось, отсутствовали даже мерцающие блики.

Подходя к школьному входу, я взглянул на наручные, серебряные часы с открытым механизмом, которые, между прочим, в отличие от моего телефона, пока ещё были целыми и невредимыми. Они также являлись одним из подарков Юи.

07:46

Гласили они.

Ещё даже не восемь… Сегодня я пришёл, как никогда, рано, хах, — со скукой рассудил я и прошёл в раздевалку. И хоть я и подозревал, что никого в такое время не встречу, мои ожидания вновь оказались безжалостно разрушены.

И нет, Вы не угадали — это не Томако.

Человеком, что встретил меня у входа, была не кто иная, как…

— Где ты вчера был весь день, а? Малыш-кун?

…Катагири Мику — и по совместительству, девушка, что является моим непосредственным семпаем.

— Что ты здесь делаешь так рано?

— В моём положении приходить рано — это естественно.

Это был какой-то намёк? 

— Я болел, — ещё хриплым голосом ответил я. — Пролежал два дня в постели. К слову, я ещё не до конца выздоровел, так что держись на расстоянии. 

— Эм, вот как... хах?.. Но я здесь не просто так. Много времени не отниму, — говорила она как-то неуверенно. — Малыш-кун, мне нужно с тобой поговорить... 

— Прости, Катагири-семпай, но мне нужно поторопиться в учительскую, — я неспешно направился в кабинет.

— Чт-?.. Подожди!..

— Я занят. Поговорим в следующий раз. 

Прозвучал твёрдый, безукоризненный отказ. 

Прости уж, Катагири, но мне более не нужны твои извинения — я сделаю то, что должен, ради того, что считаю верным.

Девушка не стала меня преследовать, лишь безуспешно потянулась ко мне рукой, которую я, к слову, проигнорировал. Как только Катагири пропала из моего поля зрения, я сменил курс и вместо учительской направился в классный кабинет. Всё-таки у меня не было никаких дел в учительской — это являлось обыкновенной отговоркой, дабы уклониться от нежелательной беседы.

— Я уверена, что во всех твоих страданиях виновата — Катагири Мику, — заявила Юи. — Расскажи ещё раз, как обстоял твой первый разговор на крыше с теми упырями-недорэкетирами, которые над тобой издеваются?

— Насколько помню, сперва они не изъявляли особого желания надо мной издеваться. Даже после моей провокации они спустя пару ударов оставили меня в покое и ушли. Плюс к тому же, есть вероятность, что даже до драки бы дело не дошло, если бы я не был вынужден их спровоцировать.

Повторюсь, я появился на крыше с целью помочь Маки, не более. И если бы я не спровоцировал Рослого и Лысого, то, вероятнее всего, они продолжили бы измываться над Маки, но уже на моих глазах. Не сказать, что у меня не было плана «b» в случае тотальной неудачи или в случае доведения ситуации до критического состояния.

К слову, всё то, что я пережил за эти две недели, я и называю критической ситуацией.

— Значит, эта девушка всё же начала действовать. Я просто уверена, что это именно она подговорила тех двух парней — Яширо и Матобо — издеваться над тобой. Всё-таки она желала через тебя навредить мне. И это, между прочим, её большая ошибка, поскольку Ты — явно не тот человек, которого можно назвать жертвой.

Я промолчал, вспоминая события минувших дней и попутно размышляя, после чего решил кое-что упомянуть:

— Я вспомнил, это было в субботу. Ваша первая встреча. Кажется, после неё ты меня предупредила, чтобы я не связывался с Катагири…

— Но ты не прислушался и решил сделать всё, по-своему, чем, между прочим, развязал ей руки. Ведь ясно, как день, что Катагири только и искала возможности, как бы на тебя кого-нибудь натравить.

— Ты думаешь, что она настолько бессовестна? — я вскинул бровь.

— Если я имею уверенность в том, что Катагири — мерзкая лицемерка, то я также имею основания считать, что она — бессовестная и некультурная мразь. Невежественный варвар, а не человек. Убогое создание.

И пускай некоторая часть её ответа звучала бессмысленно, даже из него я смог обрести крупицу информации.

— Ты настолько сильно ненавидишь Катагири?

— Много чести, — отмахнулся она. — Глубокая ненависть — тоже идеализм: мы оказываем такому лицу слишком много почёта. Увы, но я не настолько сильно почитаю Катагири, чтобы позволить себе её ненавидеть.

— Тогда, что ты испытываешь?

— Лёгкое презрение или скорее брюзгливость… Ну, знаешь, когда видишь ползающего по руке жука. Это обычно немного раздражает. Хотя нет, я забираю свои слова обратно. Выказывать Катагири столько же почёта, сколько и жукам, было бы слишком низко по отношению к последним.

Я ощущал очень недобрые нотки в словах Юи. Должно быть, она действительно очень сильно недолюбливала Катагири, ибо при каждом упоминании этой девушки бедолага-медведь с силой стискивался, скручивался в её руках. Благо, он не жаловался по поводу этой вопиющей несправедливости.

Вспоминая первую субботу в апреле, Юи всегда давала понять, что относится к этой девушке в высшей степени враждебно.

— Никого ещё нет, хах?..

Я вошёл в пустующий кабинет.

Прежде, чем ставить себе цель и задачи, стоит проанализировать, какую я вообще информацию имею. А уже затем, когда полученная информация будет систематизирована, в соответствии с поставленной целью я начну искать то, чего мне действительно не хватает для её достижения.

Заняв своё место за партой, я достал из сумки книгу и погрузился в раздумья. На самом деле, я не собирался её всерьёз читать — просто невдумчивое чтение лучше всего помогает погрузиться в собственные мысли. Попробуйте, в этом действительно есть смысл. Если до этого я вспоминал разного рода бессмыслицу, то сейчас же я решил напрячь память всерьёз.

— Ты не против, если мы будем меньше зацикливаться на собственных эмоциях, и больше уделим внимания чётким и ясным фактам? 

— Угх… братик… Хоть ты и говоришь «мы», но имеешь-то в виду конкретно меня, не так ли? — неприятно скривившись, проворчала она.

— Не буду это отрицать.

Таким образом, мы перешли к делу.

— Хорошо, что ты хочешь от меня услышать? — поинтересовалась Юи.

— Что тебе известно о Катагири?

— Ум-м… А можно больше конкретики?.. Мне не очень хочется говорить всё невпопад.

— В таком случае расскажи всё, что тебе известно о её семье.

Это было первым, что я действительно желал узнать. Юи потребовалось полминуты, чтобы, наконец, ответить.

— Тогда для начала расскажу о её родителях и, вообще, о роде Катагири. Насколько мне удалось выяснить, её отец — Катагири Наото — преуспевающий политик, который, кстати, мог бы и действовать самостоятельно, но по какой-то причине поддерживает другую политическую семью. Мать — Катагири Кикё — личный секретарь Наото. Сын, по имени Сато, учится в моей средней школе в параллельном классе. Ну, а с… в общем, с ней ты уже и так знаком.

Она даже брезговала назвать её по имени.

— Это всё, что мне требуется знать о её семье?

— Так и думала, что тебе этого будет недостаточно, хи-хи… Что ж, да, мне есть, что ещё сказать.

Я лишь взглядом подтолкнул её начать.

— А ты знал, что отношения в семье Катагири складываются несколько напряжённо? Я бы даже сказала крайне неважно или не лучшим образом.

— Откуда Ты располагаешь подобной информацией?

— Ум-м… Я надавила на её братишку, Сато-куна.

Помню, как Юи попыталась славно улыбнуться, но из-за враждебного взгляда вышло у неё прескверно. Я бы, наверное, даже ужаснулся, если бы не был частично таким же человеком, каким являлась она.

Её глаза, как и некогда мои, в ту секунду не выражали ничего. Полное отсутствие эмоций в глазах. Zero. И данная пустота глаз роднила её со мной и, как правило, рождала тьму, которая сочилась на выходе из её пасти. Мне казалось, что в такие моменты произнесённые её устами слова молниеносно превращались в приговоры, которыми Юи без угрызений совести избавлялась от других людей.

Обычно мы не вели себя так в компании друг друга, однако ситуация по типу той, в которой я сейчас оказался, являлась исключением.

— Со слов Сато, Мику в юности была жуткой бездельницей, по причине чего отец в ней сильно разочаровался и посвятил всего себя взращиванию в сыне качеств необходимых наследнику рода Катагири. Он стал обучать его задаткам политического деятеля, который бы смог оправдать ожидания всей семьи и крупных партнёров. Можно сказать, что на него осуществляется огромное давление. Если учесть озвученные факты, то становится ясно, почему он так легко поддавался на манипуляцию и принуждения.

— И если выясниться, что над Сато крайне сильно издеваются в школе, то это запятнает честь семьи. Именно поэтому, парень, которого ты зовёшь Сато, держит всё в секрете и слушается тебя беспрекословно. А также именно поэтому не вмешивает в это дело свою сестру. Вероятно, он даже придёт в бешенство, если выясниться, что за него пытается решить проблему девушка.

Как следствие, придя к этому выводу, я завершил мысль Юи самостоятельно.

— Верно-верно! Всё так и есть! Я даже успела довести его до состояния ярости, — она похлопала в ладоши и ядовито ухмыльнулась. — Я, конечно, знала, что ты у меня очень умный, но уже успела забыть, насколько хорошо ты обрабатываешь информацию налету.

— Разве это не было очевидно?

И тем не менее, прежде всего я искал информацию о самой Катагири Мику.

— Что до неё… Она, как минимум, — член студсовета и носит белую униформу. Однако насколько могу знать, как член студсовета, она не предпринимает никаких активных инициативных действий и скорее просто занимает место. Не знаю, для чего… Может, на славу своей семьи или вроде того? Так или иначе, несмотря на занимаемый ей пост или позицию, бояться тебе нечего: у неё отсутствует какая-либо власть. Эта девка — лишь послушная стерва, только и всего.

— …

Кстати, вспоминая о Катагири… кажется, она ни разу не носила при мне своего белого пиджака, который являлся подтверждением её причастности к студсовету… Однако не стоит забывать, что она что-то говорила насчёт своего близкого отношения к Президенту или вроде того… — я размышлял в таком ключе ещё некоторое время.

— Ну, ты-то навряд ли состоишь в студсовете.

— Слабоватый аргумент. По внешности судишь? Впрочем, ты прав... не похоже, чтобы я действительно имела к нему какое-либо отношение. 

Она сказала это ещё до того, как узнала моё имя. Не думаю, что она тогда врала, но исключать эту возможность также до конца не стоит, — таким образом, я решил оставить эту тему в стороне и вспомнить, что ещё мне поведала Юи.

— А также, как я и сказала, отец её не жаловал. Я предполагала то, что у неё проблемы в семье, ещё когда увидела, как она возвращается домой пешком. Вроде как знатный род, состоятельная семья, имеющая собственные рычаги власти в жизни, а возвращается она, видите ли — одна, пешком и без охраны! Не занятно ли?

— Полагаю, ты права. Это кого угодно бы смутило.

Однако в эту самую секунду мне стало Катагири жаль: я поставил себя на её место. В каком-то понимании мы были с ней очень похожи: наши семьи нас не жаловали, порицали, презирали, а те же, кто не выказывал подобного отношения, либо лицемерили, либо испытывали равнодушие. Именно такой являлась моя мать, имя которой я не назову…

И в ту же секунду я смог прочувствовать ненависть Катагири к Юи. «Раздавлю​​​​​​» — именно эта мысль меня посетила, когда я представил Юи на месте Сато — на месте братишки Катагири Мику. 

Действительно, ведь нет ничего удивительного в том, чтобы пытаться отомстить за того, кого считаешь единственным близким — единственным человеком, которого действительно можешь назвать своей семьёй. Для неё брат имел ровно то же значение, какое для меня имела Юи. За неё я раздавил бы даже Бога. И неважно, если бы после этого я отправился первым же рейсом в ад.

К тому же, у Бога уже есть причины, по которым он может отправить меня в ад.

— Что до тех парней, которые надо мной издеваются… Ты располагаешь какой-нибудь информацией о них?

— Прости, братик, но последние две недели я изучала только Катагири и немного учеников твоего класса, — она виновато сложила руки в молитве. 

— Знаешь... то, что ты смогла раскопать столько сведений о Катагири — уже заслуживает благодарности, — я нежно погладил её по голове. — Спасибо тебе, Юи.

— Эх-хе-хе… Братик меня похвалил, — мило мурлыча, она расплылась в румяной улыбке.

Если бы мне было необходимо выразить словами степень фанатичности Юи, то мне бы хватило всего двух диалогов. Вопрос: «Юи, ты поможешь мне убить человека?», ответ: «Хорошо, но кого?»; или если бы я спросил: «Убьёшь за меня?» — ответом послужило бы хладнокровное: «Просто укажи на этого человека пальцем».

Услышавший бы наш диалог человек неподдельно ужаснулся. Ужаснулся бы тому, насколько легкомысленно звучал вопрос, и ужаснулся бы тому, насколько легкомысленно на оный прозвучал ответ.

Мы с Юи были ужасными людьми и не нуждались в оправдании. 

— Эх…

Взглянув на наручные часы, я тяжело вздохнул. 

08:25

Кто бы мог подумать, что размышления займут столько времени…

Между тем класс уже вовсю полнился учениками. Я даже не обратил внимания, кто зашёл в кабинет первым после меня. Кто-то теснился перед входом, кто-то собирался в группки, кто-то занимал свою парту и не участвовал в бурной жизни класса. Именно в такие моменты я лучше всего ощущаю, что являюсь для всех присутствующих обыкновенным изгоем, который просто лишний раз занимает место и нафиг никому не сдался. Действительно, одиноко. Я бы даже сказал, что это чувство навивает то ли тоску, то ли скуку.

Я потянулся всем телом и напряг зрение.

Среди всех прочих мизерных групп, я заметил физиономии тех, кто мне уже успел приесться и запомниться. О ком же идёт речь? Нетрудно догадаться. Я говорю о Комии и её компании в лице Томако, Танаки, Маки, Ёсимуры и ещё двух дам, имена которых, скажу честно, я нисколечко не знал. Да и, собственно, в этом не нуждался.

Я почесал забинтованные ладони, которые мучили меня жутким зудом, после чего перелистнул страницу.

Что у меня есть?

- информация о разногласиях внутри семьи Катагири;

- оценка её вспыльчивости и устойчивости к провокациям;

- сведения о том, что Катагири Мику — член студсовета;

- возможность использовать Сато (младшего брата Мику) в личных целях;

- факт того, что Катагири Мику ненавидит мою сестру;

- личные основания считать, что Катагири Мику, на самом деле, испытывает ко мне сочувствие.

Я ощутил на себе осторожный, пугливый взор, но не смог определить, с какой стороны он брал своё начало — и, как следствие, не смог определить его обладателя. Конечно, я предполагал, что это мог быть взгляд Томако, однако она сейчас усердно избегала встречи с моими бездушными глазами. А без встречи с оными я не смогу определить: её это был взор или же нет?

Также я заметил зелёновласую девушку, которая время от времени бросала на меня изучающий взгляд. Однако стоило мне только попытаться посмотреть ей в глаза, как она тут же вернулась к беседе со своими подругами. За исключением неё, я узнал двух одноклассниц из её компашки. Миссис Eins и Миссис Drei — барышни, которые разводили обо мне недобрые сплетни.

Вероятно, они сейчас упоминали меня в разговоре... В таком случае, её любопытный взгляд вполне уместен. 

Я повторно взглянул на часы и подчеркнул для себя, что урок вот-вот начнётся, по причине чего убрал книжку в сумку. Вместо неё на столе расположились карандаш и тетрадь.

Чего мне не хватает?

- информации о Яширо и Матобо;

- осведомленности во всех тонкостях правил школы и полномочиях студсовета;

- сведений о связях Катагири Мику внутри школы;

- данных, подтверждающих возможность осуществления плана.

Можно назвать и больше, но это основные пункты, ответ на которые я ищу.

*Динь-дон!*

Избитая временем мелодия ознаменовала начало урока.

Мне нужно успеть найти ответы на все свои вопросы и предпринять действия в течение этого дня. Чем раньше я добьюсь намеченного плана, тем лучше будет для меня в долгосрочной перспективе.

***

После четвёртого урока я покинул класс и стал дожидаться одного человека на лестничной площадке. Я знал, что примерно в это время он направится с компанией в столовую. Для меня было очень важно с ним встретиться именно сейчас.

Я оперся спиной о стену и уставился в пустоту.

— Такеши?.. Что ты здесь забыл?

— …

Он, как и прежде, ходил со своей «шайкой», если так можно было выразиться, и особо не изменял своим ценностям или привычкам. По его выражению лица: высоко поднятым бровям, в результате чего на лбу появлялись продольные морщины; расширенным и округлённым глазам; а также приоткрытому рту, что принимал овальную форму, — я мог читать, что этот человек очень удивлён нашей встречи.

Два парня позади него — тот, что с серебряными волосами, и тот, что всем своим невинным видом непроизвольно источал агрессию, — предпочли пока промолчать.

Я твёрдо посмотрел в чёрные глаза именно этого человека, по причине чего он озадачился:

— Тебе что-то от меня нужно?

— Маки, у меня есть к тебе одна просьба. Ты не против отойти на пару минут?

Да, этим человеком был Макино, которого все по-дружески называли Маки.

Он не выказывал неуважения или неприязни, более того его лицо не выражало скуки или брюзгливости. Маки принял это, как должное, словно бы ожидал, что я к нему однажды обращусь. Он отослал друзей, и мы пришли в безлюдное место. Хотя… как сказать безлюдное? Мне, напротив, лучше не стоит пока появляться в действительно безлюдных местах.

Здесь, у старого дерева за теннисной площадкой, конечно, находилось крайне мало людей, но их было вполне достаточно, чтобы в данном месте не ошивались вышибалы студсовета. Плюс к тому же, эти самые люди не были заинтересованы непосредственно в нас с Маки.

— Так и… Что ты хотел у меня попросить? — поинтересовался он, когда мы прибыли на место.

— Об этом чутка позже. Для начала позволь мне задать несколько вопросов.

— Окей, — Маки свёл брови вместе.

Я прочистил перчащее горло и начал:

— Перво-наперво, могу ли я у тебя узнать, что тебе известно о Матобо и Яширо? О тех парнях, что посещают с тобой одну клубную деятельность — баскетбол.

— Зачем тебе это?

— Должен же я знать в лицо тех, кто меня эксплуатирует против моей воли.

Казалось, Маки хотел ещё что-то спросить, но, вероятно, по причине совести предпочёл промолчать. Его губы буквально двигались, — я это видел. Однако звук и следующее за ним слово не рождается на устах, нет, — наш голос берет начало в грудной клетке, при прохождении воздуха из легких через гортань. 

— И что ты хочешь знать?

— Если возможно — всё.

— Н-да… Это та ещё задачка, — Маки приложил руку к подбородку и задумчиво посмотрел в сторону. — Ладно... это, конечно, слухи гулящие в раздевалке между старшеклассниками, но всё же…

— Я слушаю.

— Говорят, что они собирают деньги для высших персон в студсовете. Легализовать насилие, конечно, невозможно, а вот иной раз заплатить, чтобы тебя прикрыли, будет в два раза проще, верно?

Сказанное Маки не являлось для меня новостью, ведь я и сам предполагал, что эти двоя лишь собирают деньги для своих семпаев, получая с этого свой независимый процент. Это не ново и вполне очевидно.

— К тому же, я слышал, что до этого они уже привлекались за насилие и агрессивное поведение, так что в случае повтора… они в первую очередь вылетят из школы. Хоть студсовет их якобы и отмазал, к ним теперь есть особое отношение. И даже, несмотря на то, что, по мнению школы, они сидят тише воды, ниже травы… Мы с тобой успели заметить, что это далеко не так.

— А вот это уже интересно.

Что-то вроде этого я и желал услышать.

— Есть также и другая мысль, к которой я не особо склонен прислушиваться, ввиду ряда причин…

— И какая?

— Согласно этой мысли есть предположение, что Матобо и Яширо — просто разменные пешки, которые используют насилие только потому, что их шантажируют исключением из школы. Я также слышал и то, что первый случай применения ими насилия был несколько мутный, но этому нет подтверждения. Я думаю, что их просто пытались оправдать. Но разве есть оправдание насилию, не так ли?

— …

— Всё-таки они уже стольких обобрали и... многим попортили жизнь. 

Я предпочёл пока промолчать: в словах Маки была какая-то недосказанность, на которую я и решил указать, пускай и намёком.

— Это точно всё, что ты хотел мне о них рассказать?

— Эм… Да, ты прав. Есть ещё кое-что, чего я тебе пока не говорил, поскольку считал такого рода информацию — какой-то безосновательной фантасткой…

Поведанное им следом повергло меня в лёгкий шок — я испытал настолько жуткое ошеломление, от чего даже язык не поворачивался сказать слово более.

Я об этом даже и не задумывался. Более того, скажу предельно честно, я под таким углом даже никогда и не смотрел на эту ситуацию с неспровоцированной агрессией. Наверное, я даже и не брал в расчёт точную мотивацию этих парней.

— Что если этого щенка постоянно пинали?.. Что если я заявляю, что именно банальное отношение людей к щенку стало следствием того, что он обнажил на тебя клыки?..

Тень Фукуды-сенсей, казалось, до сих пор преследует меня и шепчет мне на ушко. И хоть я уже принял решение, я продолжал слышать её голос. Почему же так?

Именно потому, что я принял решение — я, наконец, полноценно выпрямил сгорбленную спину, достал одну руку из кармана и, лениво жестикулируя ей, заговорил:

— Маки, возвращаясь к началу нашего разговора… Та просьба, с которой я пришёл к тебе обратиться, заключается в том, что…

Некоторое время Маки просто стоял и молча слушал. И чем дольше, тем больше менялось выражение на его лице. Казалось, на этот раз он подметил другую сторону моей личности, но в этом не было каких-либо проблем, поскольку то, что ему удалось обо мне выяснить, не являлось чем-то столь значительным. Лишь мышление. В диалоге чутка поскользнула тень моего мышления, которое я прежде не особо изъявлял во время разговоров с Маки.

— Вот как… Думаю, я тебя понял. Да, полагаю, это неплохая идея, но… даже не знаю, правильно ли так поступать?..

Я пожал плечами и бросил провокационно:

— А правильно ли избивать, унижать и доминировать над тем, кто является более слабым, чем ты? И я уже молчу о том, что они выкрали у меня дорогую мне вещь и шантажируют ей, а также вымогают деньги у остальных ни в чём неповинных учеников. Разве в рамках справедливости моё решение — неверное? Разве я в чём-то — неправ? Или, быть может, я в чём-то виноват, раз заслужил подобные страдания?

Маки не знал, что и сказать.

Препираться бессмысленно, Маки… чтобы ты ни говорил. Ты просто-напросто не можешь мне отказать. Я в курсе, ты принципиальный парень и, учитывая то, что я тебе помог, а также фактически занял твоё место, ты явно испытываешь муки совести по этому поводу. И чтобы от них избавиться, ты элементарно вынужден согласиться с моей просьбой, Маки. Только и всего.

Я бросил на него выжидающий, безучастный взор.

— Да… Это было глупостью, прости… Ты абсолютно прав, — наконец, ответил он, отводя взгляд куда-то в пол. — Что ж, я в деле.

Когда у человека не остаётся альтернатив, его сущее становится смелее. Ведь как-никак ему банально более некуда деваться. А раз некуда деваться, то остаётся лишь идти вперёд. Только так Маки может оправдать собственный будущий поступок, который не считает истинно верным именно сейчас.

Маки — парень, не требующий особого труда, чтобы им могли манипулировать.

Должно быть, по этой причине я не испытывал особых сожалений, когда навязывал ему верность своего решения.

***

Тем же днём после очередных издевательств, я лежал изнеможённый на полу крыши и всматривался в пустующее небо. В отличие от прошлой субботы я более не испытывал пустоты в душе. Именно поэтому пустая голубизна неба не аккомпанировала с моим душевным состоянием. Единственное, что меня объединяло с небесами — ясность.

Мои мысли были сейчас, как никогда, ясны и лишены лишних примесей эмоций.

— Ты как? В порядке? — заботливо полюбопытствовала Катагири, прежде отсутствующе наблюдающая за моими надругательствами, и села на корточки позади моей головы.

— Если для тебя, Катагири-семпай, я выгляжу в порядке, то… да, я в порядке.

Несмотря на предельное понимание, что передо мною враг, я пытался выяснить, считает ли она меня и в глубине души доподлинно врагом.

— Не уж-то у тебя до сих пор хватает сил на юмор?

— Катагири-семпай, это не юмор — лишь сарказм. А сарказм… тот обычно не требует сил в произношении, ведь идёт от всего сердца.

— Вот как?

Девушка убрала каштановую чёлку с моего глаза, после чего спросила:

— И? Тебе смешно?

— Если не лукавить, то… как-то не очень.

Катагири, расскажи мне, чего же ты добиваешься? Я действительно не могу этого понять. Ты ведь и сама понимаешь, что я здесь совсем не при чем. И при этом, я в курсе, у тебя абсолютно точно есть совесть. Так почему же ты не сдаёшься? Почему не прекращаешь? Неужто не желаешь признавать то, что «брат той девушки» — вовсе не такой плохой, каким ты его считаешь? Неужели расстроена из-за того, что реальность не соответствует твоим ожиданиям?

Она достала из сумки баночку прохладной газировки и поставила мне её на лоб.

— Вот… это тебе. Уверена, тебя мучает жажда.

— …

Катагири-семпай, — мысленно я выказал уважение при обращении, — ничего не изменится, если ты будешь постоянно оттягивать неизбежное. Ничего не изменится, если будешь пламенно убеждать себя, что «он — не тот, за кого себя выдаёт». Твои потуги бессмысленны. Прими это и остепенись. Испытай глубокое сожаление и вознамерься съесть всю ту кашу, которую заварила.

— Спасибо, Катагири-семпай, но… С чего бы столько чести? Не ты ли игнорировала моё состояние все эти дни?

— Я…

Она тут же замолкла.

Прими, остепенись, сожалей и ешь. Тогда и только тогда тебя покинет пресловутое чувство сожаления и неприятные угрызения совести.

Её улыбка была, как всегда, до ушей, однако глаза при этом полнились печальными оттенками. 

— Неважно…

Очевидно, что она будет избегать диалогов, ведущих её к противоречивым мыслям. Похоже, Катагири не желает пока сдаваться. Тогда…

— Как скажешь, — заключил я.

…я просто вынужден заставить её сдаться самостоятельно.

— Что более важно… ты совсем не собираешься что-либо делать? — она стала трогать мои, прикрытые лейкопластырем, раны на лице; при каждом касании я невольно вздрагивал, словно бы был на приёме у дантиста. — По тебе же видно, что ты в неважном положении…

— Катагири-семпай, я тебе уже об этом говорил. Я — ни Ода Нобунага — лидер Японии периода Сэнгоку, ни Наполеон — Император Франции, ни Гитлер — главарь НСДАП-а, ни Путин — Президент РФ, ни даже Бог — та сволочь, что бесстыдно затаилась за облаками. Я — обычный, никчёмный и никому ненужный человек. Разве в моих силах что-то менять в этом мире? Ты определённо издеваешься, когда говоришь нечто столь опрометчивое.

Я продолжал отрицать возможность перемены своих мыслей.

— Ответь мне, Катагири-семпай… как ты относишься к тому, что надо мной издеваются? — спросил я, скинув со лба банку.

— …

Это действительно был важный вопрос, на который я желал услышать ответ именно сейчас, пока не стало поздно.

— Ответь мне, без лишней фальши и лукавых улыбок, — говорил я, приподымаясь с места.

— …

Барышня удивлённо подняла брови.

— Ответь мне настолько честно, насколько это возможно, — говорил я, садясь напротив неё.

Мои глаза примкнули к ней — она бы не посмела избежать моего взгляда.

Вряд ли твоя совесть позволит мне солгать, Катагири, — я это знаю. Можешь лукавить, но это бессмысленно, ведь я тебя сразу же разоблачу. Разоблачу, как человека, который своим сострадательным мышлением, является куда более чистой персоной в душе, нежели я. И разоблачу, как того, кого в сердцах понимаю.

Девушка, виделось, несколько раз пыталась ответить, но в итоге сдерживалась. И когда как уже казалось, что я не получу ответа на свой вопрос, Катагири всё-таки произнесла:

— Это не то, на что я могу повлиять.

— …

Её выражение лица полнилось предельной серьёзностью, а в словах отсутствовала эмоциональная окраска. И по этому отсутствию эмоциональной окраски, я смог как нельзя лучше понять, что Катагири... на самом деле лукавила.

Флаг тебе в руки, Катагири. Я взаправду желал верить в то, что ты признаешь свой поступок неверным. Лицемерно с твоей стороны говорить то, что ты не можешь повлиять на собственную ошибку, когда как ты самостоятельно стала её инициатором. Я не хотел так поступать, но… ты не оставляешь мне выбора.

Как и некогда утро, день нёс собой всё то же тепло. Солнечные лучи также не источали какого-либо желания прижечь или хотя бы нагреть мой грязный пиджак. Они лишь изредка касались меня уже золотисто-янтарными, проворными руками, будоража и оставляя едва заметную дрожь. Соответствуя свету солнца, небо озарило нас своей ясной, пресно-лимонной голубизной. В небе, казалось, отсутствовали даже мерцающие блики, но прежде всего оное полнилось звуками.

Преступление и наказание, — выберу ли милость я?..

Ясный день. 

Ясные мысли. 

Мой нос уловил зловоние пыли, ладони мучились от жуткого зуда, а лицо полнилось щиплющей болью.

Катагири-семпай, следствием твоего лицемерия будет… твоё наказание.

Тень тусклого коридора, скрыла ухмылку на моём безразличном лице.

…

— ​​​​​​Ещё кто-нибудь был на крыше?

— Да. Катагири Мику-семпай. 

…

Рекомендации:

1) Читайте произведение со шрифтом Times New Roman!

2) Оставьте комментарий и получите сердечки! ❤️❤️❤️

3) Нажмите кнопку "Спасибо", порадуйте автора!

http://tl.rulate.ru/book/62626/2329533