Это был невзрачный сезон. По дороге домой я бесстрастно смотрел в окно автобуса, наблюдая, как мимо пролетают апрельские пейзажи. Я давно не был дома, и снаружи не было ничего, что могло бы меня удивить. Дорога была слишком знакома — я видел её в каждом из четырёх времён года.
Вдоль этой сельской дороги Чхонгны, с её бесконечными холмами, начиная с конца апреля, расцветут белые яблони. А ближе к концу июля всё пространство покроется зеленью. С ранней до поздней осени жители окрестностей разбегутся по своим садам, деловито собирая яблоки. Затем наступит зима, и всё вокруг погрузится в тишину, как будто район решил впасть в спячку. С началом марта суетливые дела начнутся заново, каждый день повторяя унылую картину. Но начало апреля обычно было скучным временем, когда ничего не происходило. Это сделало его хорошим моментом, чтобы вернуться домой.
Большинство людей, живущих здесь, владели яблоневыми садами, другие занимались сельскохозяйственными работами или ненадолго уходили в чужие сады. У его семьи тоже был фруктовый сад, как и у моей. Но, как часто бывает в жизни, это не значило, что мы жили одинаковыми жизнями. Чхонгна, сельский округ, где мы жили, был известен только своими яблоками. Тот, кто обладал фруктовым садом, мог с гордостью считать себя частью высшего класса региона.
Пока их не настигали засухи, тайфуны или болезни деревьев, их социальный статус оставался прочным. Фермеров в мешковатых рабочих штанах было легко заметить — они разъезжали на дорогих иномарках. Его родители всегда ездили на лучших машинах в городе и жили в самом дорогом доме. Мелкие садоводы строили красивые дома на своих участках, но часто использовали их только как временное жильё в напряжённые сезоны.
Он жил в великолепном доме недалеко от города, но с видом на озеро, а не на деревенские пейзажи с ветхими крышами. Так, как средневековый феодал строил свой замок с видом на своё поместье, его родители построили дом так, чтобы его величие ощущалось и заметно было всем. Я отвернулся от окна, не желая снова смотреть на этот дом, как в те времена, когда был завистливым тринадцатилетним подростком.
— Эта остановка — городской центр благосостояния Бэгун. Следующая остановка…
Я тупо слушал объявление об автобусе, когда осознал, что пора выходить. Я сел на междугородний автобус из Сеула, и мне понадобилось четыре часа, чтобы добраться до Чхонгны. На терминале Чхонгна я пересел на городской автобус и ехал ещё сорок минут. Мне хотелось заснуть, как только я вернусь домой, но знала, что это невозможно — по дому будет много работы, с которой мне потребуется помочь больной маме.
Я вяло держалась за ручку автобуса, пока он мчался по извилистой проселочной дороге между фруктовыми садами, прежде чем наконец сойти. Если бы мой брат был рядом, он бы ворчал, что водитель не умеет управлять машиной. Тропа немного поднималась, и колеса чемодана застревали в каждом сколотом тротуаре — мне приходилось вытаскивать его с огромным усилием. Это выматывало. Я чувствовала себя такой усталой, как измученная старуха, приближающаяся к концу своей жизни.
Пробираясь в здание социального центра, я вытащила телефон и посмотрела список, который отец велел мне записать. Это были все документы, необходимые для получения нового кредита. Ещё один вздох сорвался с губ.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— О, да. Мне нужен сертификат печати, копия свидетельства о регистрации проживания вместе с частичной копией оригинала...
Я неохотно перечисляла пункты в списке, когда рядом со мной вдруг громко зазвенел колокольчик. Я вздрогнула, глубоко вдохнула и продолжила. Я не заметила, что человек рядом со мной замер в ожидании. Пока я ждала, когда мои документы будут готовы, услышала, как государственный служащий за стойкой уговаривал своего клиента высказаться. В этот момент я посмотрела на человека рядом с собой.
— Ой.
— Ну что вы знаете? Чахуэй Юн? — спросил он. Тонкие губы, которые я помнила, растянулись в улыбке. Мои глаза скользнули по его красивому лицу и встретились с его глазами, в которых сверкал свирепый блеск. Это был он.
— Кто бы мог подумать, что я увижу тебя здесь, в Чхонгне?
— Укён Пак…
— Я думал, ты никогда больше не ступишь в этот захолустный городок.
Его насмешливый голос возвестил о нашем нежеланном воссоединении. Я с трудом удерживалась, чтобы не произнести вслух вопрос, что он здесь делает. Я знала, что однажды мы снова встретимся, может, на празднике Соллаль или Чусок, когда оба вернёмся в родной город. Но, честно говоря, не думала, что это произойдёт. Я редко приезжала домой на каникулы, а если и приезжала, то оставалась всего на пару дней.
Возможно, при малейшем шансе мы могли бы встретиться в каком-то маленьком супермаркете, но не так. Наступило неловкое молчание. Получив нужный сертификат, он развернулся и, не сказав ни слова, покинул общественный центр. Или благотворительный центр? Мне было всё равно. Нам обоим было по двадцать три. Я ожидала, что он уже закончил военную службу и в этом семестре возобновит учёбу. Возможно, он был здесь всего несколько дней. Не то чтобы меня это заботило.
Похоже, я оставила в его памяти гораздо более неприятное воспоминание, чем думала. Это было хорошо. Но когда я вышла из здания, он ждал меня у входа.
— Хм? — спросила я.
— Эй, мы ходили в одну и ту же школу от начальной до старшей. Это всё, что я получаю?
— Приятно видеть вас снова. Прошло много времени, не так ли?
— Разве ты не можешь проявить больше усилий?
Я вздохнула, и Укён глубоко вдохнул, словно подражая мне. Насколько я помнила, он всегда был таким саркастичным.
— Похоже, с тобой всё в порядке. Хорошо знать. Если вы меня извините, я как-то тороплюсь… — сказала я и бросилась бежать.
— Я знаю. Ты торопишься на автобус, который ходит раз в пятьдесят минут.
— Ну… я не могу быть уверенной, когда будет следующий.
— Конечно, ты знаешь. Ты только что вышла из последнего.
Я заметил неожиданное изменение в его голосе. До этого он говорил как чужой, словно приехал из Сеула, но вдруг вновь стал звучать как ребенок, и акцент в его речи стал отчетливее. Это придавало ему раздражающий оттенок. Мать Укёна была из Сеула, и его акцент никогда не был таким заметным в детстве. Некоторые дети из-за этого считали его высокомерным. Он говорил на юго-восточном диалекте, но акцент не бросался в глаза. У жителей Чхонгны был явный разговорный акцент, а его низкий, ровный тон выделял его, словно больной палец. Хотя, возможно, дело было в том, что он сказал.
— Я не осознавал. Тогда я сяду на городской автобус и пройду остаток пути пешком, — ответил я, несмотря на то, что автобус не довезет меня до семейного сада.
Укён сморщил нос и усмехнулся.
— Это чертов эвфемизм, потому что я не хочу с тобой разговаривать?
— Нет, я правда занят. Эти документы срочно необходимы на родине.
— Если они такие срочные, тебе следует прокатиться на чьей-нибудь машине.
— ...
— Разве я не прав? — его низкий, слегка акцентированный голос звучал решительно. Его равнодушный, монотонный диалект словно призывал к родственности. Я неохотно кивнул. Укён мгновенно расслабился и положил мой чемодан в багажник. Я тянул этот тяжелый багаж из Сеула с ворчанием и стонами, но в его руках он казался легким, как перышко. Я смотрел, как он закрывает багажник, словно только что украл мои сбережения. Я сел в машину, когда он пристально взглянул на меня. Это был аккуратный немецкий внедорожник. Его семья была настолько богатой, что никто в городе даже не удивился бы, узнав, что двадцатитрехлетний парень уже имеет собственный автомобиль.
Скорее всего, его родители выбрали более дешевую модель. Я мог представить, как они говорили. Куда бы вы ни пошли в Чхонне, всегда найдется участок земли, который семья Укёна продала; теперь там расположены модные жилые комплексы, крупнейшая больница в Чонне, дополнительный кампус национального университета и так далее. Тем не менее, они не продали даже половины своих угодий — мой отец завидовал отцу Укёна, как будто это была величайшая несправедливость на свете. Дедушка Укёна, с раннего возраста управлявший садами в этом районе, был крупнейшим землевладельцем во всей Чхонне.
В предвыборный сезон кандидаты на пост мэра или в городской совет на первом месте разыскивали его, чтобы заручиться поддержкой самого влиятельного человека в регионе. Его дядя, старший брат его отца, был президентом фонда частных школ, которому принадлежали единственные средние и старшие школы в Бэгуне. Отец Укёна унаследовал огромный фруктовый сад, принёсший семье состояние. Он был председателем общества владельцев садов и выглядел так, будто вовсе не занимался фермерством. Несмотря на своё богатство, он с улыбкой заявлял: «Человек должен всегда работать и жить продуктивно», что привлекало уважение в обществе. Иногда он заставлял всю семью работать в саду.
На самом деле, все сады в Чхонгне управлялись семейным трудом, так было проще справляться с расходами. Люди считали это признаком бережливости отца Укёна. Даже мать Укёна, красавица, достойная сцены, и сам Укён, младший сын, которому позволили не заботиться ни о чем, кроме учебы, иногда помогали сортировать яблоки на их холодильном складе и в пакетной доставке. Хотя он заставлял остальных работать на себя, отец Укёна часто расхаживал в строгой белой рубашке и костюмных брюках.
Мой отец и отец Укёна были похожи во многом. Единственное отличие заключалось в том, что отец Укёна унаследовал достаточно богатства, чтобы делать, что хотел, в то время как мой иногда просил меня брать небольшие кредиты на свое имя, чтобы покрыть расходы. Я сжал документы на коленях, когда дорогая машина плавно двигалась по проселочной дороге. Нам было уже двадцать три, но ничего не изменилось. Ничего вообще.
http://tl.rulate.ru/book/104712/3992989
Использование:
