Младший из Созыва
— Тяни!
— Вёсла до кишок, пока приливы не посереют, — пел Гиро, громкостью и энтузиазмом заполняя пробелы, которые оставлял слабый певческий голос.
— Тяни! — кричали мы, упираясь ногами в скамьи перед нами и изо всех сил налегая на весла.
— Звёзды с небес, пока ночь не станет днём!
— Тяни! — Эос плыл по волнам так же быстро, как летит орёл. Казалось, что плод труда четырёх братьев едва ли не обгоняет бриз, хотя ветер никогда не покидал его парусов.
— Меч из ножен, я чувствую битву – готовься и!.. — Гиро пел и работал веслом одновременно и в ритме, без ущерба ни одному, ни другому. Он освоил дыхание охотничьей птицы задолго до того, как я достиг мастерства, – и от него нельзя было увидеть ни единой одышки, чтобы показать его напряжение. Когда он выпрямлялся и откидывался назад, чтобы потянуть, а затем снова наклонялся вперёд, единственными признаками его усилий были пот на лбу и вздувшиеся вены на шее.
— Тяни! — прорычал я, решив соответствовать ему до конца. Справа от меня, на соседней скамье, Фотиос дико хохотал.
— Солнце, что видно из-под пальца Тирана!
— Тяни, — потребовал Дэймон, сидевший на самой передней скамье рядом с Гиро, и мы все продолжали бороться с Ионией, повинуясь.
Некоторые из нас были успешнее других. Я скрежетал зубами, глядя, как вырезанная из дерева леди Эоса дрейфует боком к горизонту, когда курс нашего корабля снова сместился.
Дэймон равномерно распределил нас по скамьям. На палубе было два ряда по четыре человека, по одному на каждое весло, и старшие из молодых столпов заняли для себя левую и правую скамьи впереди. Позади Дэймона сидел его раб, чьи цепи он разорвал, а раб Гиро сидел напротив него. Я с Фотиосом, хотя мы и яростно протестовали против этого, сели на скамьи третьего ряда за рабами наших старших братьев и наблюдали за их спинами, пока они работали. Тон и Димас, рабы, которых мы с моим близнецом взяли по напутствию Дэймона, сидели на задних скамьях позади нас.
И, наблюдая за тем, как наш корабль снова дрейфует в сторону нашего с Дэймоном левого борта, я начал сожалеть о своём выборе.
— Тяни! — прорычал я, поворачивая весло, чтобы оглянуться на Тона. Кровь громом била у меня в ушах, и я полностью пропустил следующую строчку от Гиро.
— Тяни! Чтоб ты провалился в ямы подземные, вложи в этом хоть немного силы! — крикнул я рабу. Тон задыхался, его уродливое лицо исказилось, когда он снова взялся за весло. Залитый потом и раскрасневшийся от кончиков ушей до ключиц, он выглядел как самый трудолюбивый человек на корабле. И всё же, с каждым взмахом вёсел наш курс отклонялся всё дальше влево.
Я резко вдохнул, собирая все частицы боли и напряжения, которые дыхание охотничьей птицы разогнало по каналам моего тела. Моя пневма поднялась.
— Я сказал...
— Тяни!
— ... воск из своих ушей, братец! — крикнул Фотиос, встретив мой яростный взгляд диким ликованием. Крылья нашего влияния вызывающе ударили и настоящий ветер, поднятый бесформенной пневмой, откинул назад влажные локоны наших волос. — Тебе некого винить, кроме себя, если он подводит!
— Л-лорд Э... — попытался заговорить мой никчёмный раб, задыхаясь, и я видел, как наш корабль всё больше теряет курс, пока он отвлекается от весла.
— Я...
— Тяни!
— ... твой язык изо рта! Молчи! — я один раз ударил крыльями своего влияния. Зубы Тона сомкнулись, и он зашипел сквозь них, отбрасывая своё тело назад в следующий рывок.
— Значит, это моя вина?! — потребовал я, поворачиваясь к своему близнецу. — Я виноват в том, что этот уродливый мерзавец не смог...
— Тяни!
— ... ни одной мысли из своей пустой головы, не говоря уже о весле! Это моя ноша?!
Фотиос закатил на меня глаза, его хорошее настроение не ослабевало. Я знал, как это могут знать только братья, которые выросли в одной утробе, что он получает от моего гнева почти столько же удовольствия, сколько и от самой экскурсии. Я попытался удержаться за это знание. Я попытался использовать его как щит, чтобы противостоять моему нарастающему гневу. И я потерпел ужасное поражение.
— Выбрать его – твоё бремя, — бросил мой близнец в ответ. — Оставить его страдать – твоя вина, приказать ему...
— Тяни!
— ... долю культиватора, не имея возможности наполнить свои лёгкие, – это твоя ноша!
— Тяни!
Фотиос оторвал одну руку от весла и осуждающе указал ею на меня. От раздражения я ударил ногой по скамье перед собой, когда Димас, раб которого он выбрал для себя, резко вдохнул и вложил в следующий рывок вдвое больше силы. Компенсируя за моего близнеца.
— Брат-идиот, — осудил меня Фотиос, — ты единственный, чей раб всё ещё в цепях!
— Тяни! — потребовал Молодой Аристократ. Семь культиваторов добродетели и один скованный раб потянули вёсла против волн.
— Что тебя останавливает, Ставрос? — Гиро отозвался через палубу, бросив свой следующий куплет. — Он нравится тебе достаточно, чтобы ты выбрал его. Так почему бы не освободить его?
Дэймон разорвал оковы, приковавшие его раба к Культу Розовой Зари, ещё до того, как Эос был построен. Я знал это, потому что во время строительства корабля он ни разу не покидал выбеленные солнцем пески доков. Он работал без сна и пропитания с того момента, как была вырезана первая рука носовой фигуры, и до тех пор, пока не был привязан последний канат корабля.
Гиро взял запястья раба в свои руки, как только Эос коснулся волн, и, не раздумывая ни секунды, разорвал путы грубого мужчины. Как будто он, как и Дэймон, принял решение задолго до сегодняшнего дня. Как будто он лишь ждал подходящего момента.
Видя это и наблюдая за тем, с какой поспешностью наши старшие братья задают темп гребле, Фотиос последовал его примеру, пока все мы входили в ритм и, не глядя, потянулся назад и резким рывком сорвал кандалы с запястий Димаса. Кожа раба лопнула, окрасив руки и часть весла кровью, но он не проронил ни слова жалобы. Его глаза были ясными и светлыми, а позвоночник выпрямлялся с каждым рывком. Раб моего близнеца работал веслом искалеченными руками так, словно он грёб прямо в небеса.
На мгновение в движении весла, лежащего позади моего, появилась нерешительность. Это была уже не Крония, и у раба, которого я выбрал, хватило ума не высказывать своего ожидания в этот момент. Но оно было, и оно было громким. Тон без слов просил меня разорвать и его цепи.
Я проигнорировал его.
"Так почему бы не освободить его?" Я почувствовал, как меня передёрнуло. Я вложил все силы в следующий поворот вёсел, но Фотиос просто соответствовал мне. Как Дэймон и Гиро соответствовали друг другу, как и их рабы соответствовали друг другу. Единственный диссонанс в наших усилиях был позади меня. В уродливом рабе с часто сломанным носом и в свеже проснувшемся культиваторе, гребущем справа от него.
— Почему я должен?! — крикнул я. Будь они все прокляты, а он вдвойне. Это должно было стать приключением, которое стоит вспоминать. Молодые столпы Розовой Зари, молодое поколение семьи Этосов, опередившие всех в Алом Городе во время кризиса – готовые захватить славу прежде, чем даже ленивый Пылающий Закат сможет отнять её у нас.
Это должно было быть весело.
— Почему ты должен следовать примеру своего более мудрого и красивого брата? — ответил Гиро, подмигивая мне. — Это твой вопрос? — прямо за его спиной раб, которого он освободил, имел наглость, чтобы хихикнуть. Чтобы смеяться надо мной.
— Нет. — Дерево в моих руках застонало и прогнулось, каждая моя костяшка побелела. — Почему я должен отступать от своих принципов из-за того, что у тебя с Дэймоном есть план?! — крылья моего влияния бились, наполняя парус Эоса и переливаясь через его края. — Почему я должен рисковать добродетелью в своей душе из-за того, что Фотиос не удосужился подумать, прежде чем последовать твоему примеру?!
— При чем здесь твои принципы? — недоверчиво спросил мой близнец.
Бездумный близнец. Ты-то должен знать.
Я ответил так, как мог ответить только Софический культиватор. Со всей силой истины, которую я усвоил, принципа, который я усовершенствовал, – и ударил в их черепа этим лезвием своего собственного жизненного опыта.
[Молодой Этос, пожалуйста – этого достаточно.] Мой лоб отскочил от сколотого и обветренного мрамора октагона, а в глазах вместо боли вспыхнул свет. Старший культиватор презрительно смотрел на меня, когда я заставил себя подняться. Вокруг нас, его товарищи мистики из Пылающего Заката хрипели и смеялись, а дети зари стыдливо отводили глаза.
[Молодой Этос, пожалуйста – вам ничего не нужно им доказывать.] Жители Алого Города разразились бурными криками, когда мой противник вырвал моё левое плечо из сустава. Песок в яме был достаточно горячим, чтобы обжечь, когда он перевернул меня и вдавил в него лицом, над Алым Стадионом сияло падающее солнце. Я дико вырывался, даже когда скрежет вывихнутого плеча перекрывал дыхание охотничьей птицы, а боль заполняла все мои чувства. Я пытался подняться, встать как заря, но закат был уже так близко. Мой соперник надавил на меня всей силой своей основополагающей тайны и вдавил меня в песок.
[Молодой Этос, пожалуйста – у аристократа есть дела важнее.] Я ударил сжатым кулаком по зубам крупного мистика из Пылающего Заката. Он отшатнулся назад, прикрыв рот обеими руками, из складок между пальцами текла кровь. Его товарищи посвящённые выругались и набросились на меня все разом, избивая в заднем переулке Алого Города, который Культ Пылающего Заката считал своим.
[Молодой Этос, пожалуйста – это уже чересчур!] Я продирался сквозь реки кроваво-оранжевого пламени, вдыхал тревожный запах собственной горящей плоти и тянулся вверх. Вверх, сквозь разницу в нашем положении. Вверх, через огромную и бесконечную границу, отделявшую восьмой ранг Софического Царства от девятого. Вверх, сквозь пламя добродетели культиватора, чтобы схватить за горло своего товарища Молодого Аристократа. Я выхватил сына Янни Скалы из его пламени и врезался своим лбом в его. Вместо боли в моих глазах вспыхнул свет. Он обмяк.
Я взял в руки одного из молодых столпов Культа Пылающего Заката, одну из благословлённых душ, правящих в этом городе разрезанного чуда, и сбросил его со склона его же горного хребта. Я наслаждался своим продвижением, пока моя пневма удваивалась вновь и вновь. Я наслаждался тем, что выиграл испытание голодом. Я наслаждался реальной и осязаемой силой, которую взял у него в тот момент: часть его жизненной сущности заполнила каналы моего тела, когда я вдохнул, частичка души Анакла Скалы сломалась в моих зубах и осела в желудке, когда я проглотил её.
Но больше всего этого, однако, я наслаждался теми неосязаемыми вещами, что отнял у него. Уважением тех, кого он называл своими друзьями и считал своими сверстниками. Уверенностью, которую он вселял в членов своего культа, и косвенное превосходство, на которое он позволял им всем претендовать – как будто каждый из них был лучше, чем лучшие из нас. Я широко раскинул руки и крылья своего влияния и бросил свою тень на тех, кто собрался посмотреть, как молодой выскочка из Розовой Зари бросает вызов молодому столпу Пылающего Заката в центре его собственного культа.
Юноши и девушки, мальчики и девочки, а также старики, прикрывающие свой возраст косметикой культивации, окружили меня со всех сторон с воющей яростью. Они бросали мне свои голодные вызовы. Те, у кого не хватало стойкости зайти так далеко, бросали вызовы на испытания разумом или духом. Настоящие трусы среди них не решались даже на такое. Вместо этого они оспаривали моё право находиться на их горе, оспаривали законность моей победы, оспаривали мою мужественность, мою добродетель и всё остальное, о чём они смогли подумать, будучи надёжно поддержанными остальной толпой.
[Молодой Этос, пожалуйста!..] они тянулись ко мне, и в этих тянущихся руках я видел служителей моего культа. Я видел старейшин, льстецов и подхалимов, невест и их отцов-интриганов. Они тянулись, предлагая помощь с самого начала и через все последующие трудности. Предлагая мне сбежать от неравенства в моём городе, уверяя, что они поднимут меня на скромную вершину Розовой Зари, если только я позволю им.
Я плюнул на протянутую руку...
... и Гиро смотрел, как моя слюна падает на палубу между нами.
— Человек сам прокладывает свой путь, — сказал я, и сила одного из моих принципов наполнила мои конечности. Я резко выдохнул и потянул.
Фотиос выругался рядом со мной, его пневма поднималась, а крылья его влияния бились, пока он пытался сравниться со мной. Но этого было недостаточно. Курс Эоса дёрнулся вправо, корректируя, пока я подавлял усилия моего брата-близнеца и его недавно освобождённого раба правдой своего убеждения.
— Вам не нужно, чтобы я говорил то, что вы и так знаете! — продолжал я, снова натягивая весло изо всех сил, укрепляя его множеством истин, чтобы оно не сломалось у меня в руках. — Мы четверо знаем нашу цену, потому что мы сами её заработали! Почему я должен отказываться от этого сейчас, когда это вы кто задаёт темп? Как я могу лишить человека обещания, что я посадил в его душе, заплатив цену его свободы за него?
Я услышал позади себя неровное дыхание Тона и увидел, как его весло замерло на середине движения. А потом весь мир услышал его крик, услышал, как он, задыхаясь, потянулся внутрь себя и нашёл силу там, где её раньше не было. Это не было прорывом культиватора, и за этим не последовало излияния пневмы.
Это было гораздо обыденнее. Это было гораздо глубже.
Тон бросил всё своё тело и естество в греблю. Этого всё равно было недостаточно, чтобы сравняться с вольноотпущенником рядом с ним, но этого было достаточно для меня, чтобы преодолеть разрыв силой своего принципа.
— Мы все десятого ранга, — задыхался Фотиос, выбитый из ритма собственного дыхания воспоминаниями, которыми я его атаковал. Впрочем, он не выглядел слишком расстроенным по этому поводу. — Что ты будешь делать, если я вытащу все мои принципы и истины, чтобы сравниться с тобой, брат? Поймаешь взгляд музы и вознесёшься, только чтобы насолить мне?
— Я переверну всё небо и землю, чтобы насолить тебе, братец, — пообещал я ему, и Гиро рассмеялся со своего места на носу корабля.
— Ну, если так, то справедливо! Но не жди от меня пощады!
Тон зарычал, брызги слюны попали мне на шею, когда он выбросил на ветер даже вежливость раба в пользу силы. Не обращая внимания ни на что, кроме своего весла. Ну, наконец-то.
Я с насмешкой посмотрел на моего второго по старшинству брата: «Как будто она нам нужна».
— Тяни, — потребовал Дэймон с улыбкой на лице.
http://tl.rulate.ru/book/93122/3683870
Готово:
Использование:
