Готовый перевод Nightfall / Да будет Ночь: 23 – Я думал, вы знаете мой особый талант… (23)

«Говорят, что в городе Чанъань Мастеров боевых искусств столько же, сколько и собак, и повсюду полно Мастеров меча. Нет сомнений, что это утверждение слишком преувеличено, но, в конце концов, это столица Империи, самое величественное место в мире, где, естественно, скрываются драконы и крадутся тигры, а также там много практикующихся. По приезду в Чанъань, если в Академии ещё ничего не будет, то за её пределами во избежание неприятностей следует быть осторожнее в своём поведении и словах».

«Да, – ответил Нин Цюэ, а затем неуверенно спросил, – г-н Лу, я не знаю, есть ли в Чанъане могущественные люди, которых нужно опасаться… или с которыми лучше не связываться?»

Лу Цинчэнь взглянул на подростка и сказал с лёгкой насмешкой: «Кто сказал той ночью, что не хочет этого знать?»

Нин Цюэ улыбнулся и почесал в затылке.

«Нет смысла об этом говорить, – Лу Цинчэнь улыбнулся, покачав головой, и сказал. – Тебе просто нужно помнить, что в мире существует множество школ практики, но, в конечном итоге, их можно свести к трём направлениям: секты буддизма, даосизма и Дьявола плюс Академия. Большинство буддийских сект обитают в уединённых местах, даосы часто устанавливают алтари и повсюду открывают храмы, а о секте Дьявола нет необходимости упоминать. Даосская секта – это секта даосизма Хаотянь, к которой принадлежу и я. В прошлых династиях в ней в больших количествах появлялись могущественные люди, и королевские семьи светского мира разных стран уважают и поклоняются ей. Если ты слышал о Божественном Царстве Силин, то должен знать, что именно там находится наш Главный алтарь хаотяньского даосизма».

П/п: «Силин» = Западный Холм.

«Королевские семьи разных стран уважают и поклоняются ей? Неужели и Империя так же относится к хаотяньскому даосизму?» – нахмурившись, спросил Нин Цюэ.

Лу Цинчэнь криво усмехнулся. Империю Великой Тан, которая была самой могущественной державой в мире, следовало рассматривать как единственную светскую королевскую семью в мире, которая осмеливалась не показывать даосизму Хаотянь лицо. У хаотяньского даосизма не было никакого способа справиться с Империей, но, будучи человеком Великой Тан и одновременно пребывая в даосизме Хаотянь, его положение было несколько неловким.

«А где находится секта Дьявола? И есть ли в секте Дьявола какой-нибудь особенно могущественный человек? – Нин Цюэ заметил, что выражение лица старика стало немного странным, поэтому быстро сменил тему и сказал с улыбкой. – Кстати, в тот день у въезда на Северную горную дорогу вы сказали, что Великий мастер меча использовал метод секты Дьявола. Я действительно не понимаю, что это за метод такой – метод секты Дьявола?»

Слыша слова «секта Дьявола», выражение лица Лу Цинчэня стало торжественным и серьёзным, и он сказал: «Не запоминай эту часть и в будущем не упоминай никому постороннему».

«Да, г-н».

«Будь то даосизм, буддизм или Академии, эти ортодоксальные практики основаны на том, чтобы люди воспринимают дыхание неба и земли, а затем сосуществуют в гармонии. Так называемый контроль Юань Ци точнее следует называть как заимствованное использование Ци неба и земли».

Лу Цинчэнь прищурился, словно что-то припоминая, и еле слышно произнёс: «Путь, которым идёт секта Дьявола, отличается от пути всех остальных сект. Они фактически насильно впитывают жизненную силу неба и земли в свои тела».

«И… что с этим не так?» – поразмыслив об этом, Нин Цюэ не почувствовал, что в этом методе совершенствования было что-то неправильное. Казалось, он был более простым, воспринимая вещи буквально.

«Не говори в будущем такую ерунду. Если ты осмелишься высказать подобное о методах секты Дьявола в Академии или секте хаотяньского даосизма, то в лучшем случае тебя исключат, а в худшем – подвергнут ещё более суровому наказанию».

Лу Цинчэнь предупредил со строгим выражением лица: «По сравнению с небом и землёй человеческое тело подобно муравью, а Снежная гора и море Ци в теле едва способны вместить его собственную умственную силу. Насильно впитывая в себя жизненную силу неба и земли, как человеческое тело может это выдержать? Есть только один конец, и это похоже на то, что произошло у въезда на Северную горную дорогу с Великим мастером меча, умершим насильственной смертью».

«Но поскольку секта Дьявола называется сектой…, – Нин Цюэ обратил внимание на свой тон и почтительно спросил. – Я думаю, в мире всё ещё много культивирующих учеников. Если, впитав жизненную Ци неба и земли, они умирают насильственной смертью, то как они тогда передают своё наследие?»

«У секты Дьявола есть свой собственный набор дьявольских техник, помогающих им трансформировать свои тела, чтобы они могли вместить в себя небольшое количество Ци неба и земли, но этот процесс чрезвычайно кровавый и жестокий. По словам старейшин, секта Дьявола отбирает сотни людей для практики, но, в конце концов, только двое или трое из них могут выдержать боль от начального безжалостного физического страдания».

«Это действительно безжалостно».

Нин Цюэ нахмурился и сказал это, но в глубине души подумал, что в мире было очень мало людей с потенциалом для культивации. И такого рода практика, проводимая сектой Дьявола, только лишь истощала большую часть основания совершенствования. Я боюсь, что это также было причиной, по которой эти праведные секты буддизма и даосизма не позволяли такой секте существовать.

Старик Лу Цинчэнь, вероятно, догадался, о чём думал юноша, и его тон стал более солидным, он сказал холодным голосом: «Секта Дьявола насильно трансформируют свои тела, так как они могут считаться нормальными людьми после такой трансформации?»

«Человек – это человек между небом и землёй, а небо и земля – это мир за пределами человека!»

П/п: Тут происходит игра слов: «небо и земля» и «мир», – два значения одного и того же иероглифа.

«Наполняя своё тело Юань Ци, приверженцы секты Дьявола стремятся превратить себя в целый мир».

«И единственный кому позволено быть миром – это Хаотянь!»

«Следовательно, то, что думает и практикует секта Дьявола, на самом деле, является великим злом против неба!»

*

Однажды ночью, уже подъезжая к Чанъаню, Нин Цюэ снова пришёл к экипажу, где находился старик, но на этот раз без приглашения. Звёзды на ночном небе освещали лагерь серебристым сиянием, делая его фигуру особенно призрачной.

В повозке всё ещё горела масляная лампа, и старик Лу Цинчэнь просматривал заметки, написанные Нин Цюэ за последние несколько дней. Глядя на крошечные изящные строчные буквы на белой бумаге, он всё никак не мог понять, как подросток умудрился писать таким красивым почерком в трясущейся повозке и с подвешенным на весу запястьем, и его лицо не могло удержаться от выражения восхищения.

Внезапно он слегка нахмурился, медленно отложил бумагу, которую держал в руке, и посмотрел на занавеску, сказав: «Входи».

Нин Цюэ забрался в карету и опустился на колени, приняв дневную позу. После минутного молчания он сказал: «Г-н Лу, меня всегда интересовал один вопрос. Поскольку у меня нет возможности практиковаться, почему вы всё равно продолжаете меня так многому учить?»

Молодой паренёк поднял голову, и его глаза были необычайно яркими, а голос слегка дрожал, когда он спросил: «Вы увидели, что я особенно талантлив, поэтому и относитесь ко мне по-другому?»

Старик Лу Цинчэнь посмотрел на него с изумлением, его губы слегка приоткрылись, и через некоторое время он, поколебавшись, спросил: «Что ещё за особый талант…?»

Теперь настала очередь Нин Цюэ удивляться. Он воззрился на старого джентльмена с открытым ртом и смущённо спросил: «Если бы я знал, какими талантами обладаю… зачем бы мне тогда утруждаться приходить и спрашивать господина?»

Старик указал своим тонким пальцем ему на нос и слегка задрожал, действительно не зная, что сказать в этот момент.

«Г-н Лу, на самом деле, я человек со множеством секретов, – Нин Цюэ выглядел так, будто ещё не отказался от попыток убедить мастера Загадочного отверстия (4) в том, что он одарённый главный герой. Он нервно потёр лицо и сказал, – После… отъезда из Вэйчэна в глазах окружающих я был очень ленивым, как будто мне в любое время и в любом месте хотелось спать, даже сидя на козлах повозки, где я мог бы уснуть в любой момент. Но на самом деле это вовсе не так, и когда я выгляжу спящим, в действительности я занимаюсь медитацией».

«Вам не обязательно показывать такое выражение лица, это правда… Вы также знаете, что в жизни приграничного городка нет развлечений. Мне нравится писать слова каждый день, потому что у меня это хорошо получается, и я чувствую себя счастливым, когда пишу. Кроме того, я всё время читал “Введение в Возвышение”. Вы также должны знать, что “Введение в Возвышение” очень скучное, поэтому я часто засыпал в процессе, но теперь мне кажется, что это не должно было быть настоящим сном».

Нин Цюэ очень серьёзно посмотрел на старика и искренне произнёс: «Потому что, когда я просто засыпаю, я часто чувствую, что строения и другие предметы вокруг меня находятся далеко от меня, и весь мир становится небом и землёй, где вы среди меня и я среди вас, и я даже смутно ощущаю какое-то дыхание в таинственном ритме…»

Выражение лица Лу Цинчэня постепенно стало серьёзным: медитация во сне хоть и была крайне редким явлением, но всё же осталась зафиксированной в классических текстах даосизма Хаотянь.

Пожалуйста, не забывайте ставить лайки и «Спасибо». Переводчику очень приятно. <(＿　＿)>

http://tl.rulate.ru/book/533/16754