Младший из Созыва
— Нашёл тебя, — с глубоким удовлетворением объявил Дэймон, и моё сердце забилось с удвоенной силой.
— Вольноотпущенники! Сохраняйте темп! — Гиро резко встал со своей скамьи, погасив негаснущее пламя добродетели, которым было покрыто его весло. Дэймон уже стоял на носу Эоса, обхватив одной рукой плечи фигуры, а другой упираясь в поручни: и мужчина, и вырезанная из дерева женщина смотрели в бездну.
Я бросил весло и потянулся к своему культовому одеянию – Следующее утверждение верно. Предыдущее утверждение ложно. – и достал оттуда копьё. Фотиос сделал то же самое рядом со мной, рассеивая свет, прилипший к его веслу, чтобы он мог схватить свой трезубец. Через мгновение все огни исчезли. Единственный свет, что остался, предоставляли звёзды, к которым присоединилась и луна...
... И послание из Олимпии, всё ещё прикреплённое к мачте проявленной пневмой Дэймона. Каждая буква светилась розовым светом зари.
Я сразу же осознал ошибочность моего мышления.
Я считал само собой разумеющимся, что у Олимпии будут веские основания знать о произошедшей трагедии и о том, где она произошла. Пираты были такими же рабочими как и все остальные, их только было легче ненавидеть. Вполне логично, что если им достался ценный груз, они будут стремиться продать его тому, кто больше заплатит. Грабёж – был добродетелью пиратов, а выкуп – их путём. Они послали бы весть не только в Олимпию, но и в любую другую богатую державу в свободном Средиземноморье и за его пределами.
Наш причал пустовал уже многие дни, но были и другие способы отправить сообщение. Добродетельные звери, повинующиеся воле человека, пользовались большим спросом, где бы вы ни находились среди неба и земли, но даже обычные птицы при должном воспитании могли быть обучены нести послание. Если варвары в Риме смогли надрессировать своих орлов, то это наверняка было под силу даже самому низшему Греческому грабителю. То, что Олимпия сможет использовать те же ресурсы для доставки призыва о помощи, не вызывало даже сомнений.
Но это имело смысл только в том случае, если предположить, что корабль из Олимпии захватили люди. Иначе как ещё они могли узнать о случившемся? Как ещё сообщение могло быть отправлено в Бушующее Небо?
— Если только они что-то подготовили заранее, — пробормотал Фотиос, облокотившись на поручни корабля и с опаской поглядывая на угольно-чёрное пламя. — Заранее написанное послание на случай худшего... — Я понял, что мы думали об одном и том же.
— В нём не было бы указано их местоположение, — пробормотал я, напрягаясь, когда особенно большая волна разбилась о корпус. — Им пришлось бы внести поправки в тот момент.
— Не невозможно, — рассуждал мой близнец. Он не выглядел убеждённым.
— Но маловероятно. — Я обернулся к моим старшим братьям, вышагивающим по палубе, пока трое вольноотпущенников и раб изо всех сил пытались восполнить потерю гребцов. — У меня есть вопрос.
— У меня есть ответ, — ответил Дэймон, не оборачиваясь.
Ещё один мучительный крик разорвал Ионию надвое.
— Как Олимпия узнала об этом?
— Так же, как и мы.
— И это?
— Вчера, сразу после рассвета, — сказал измождённый человек позади меня. Я повернулся к вольноотпущеннику, которого привёл Дэймон. — Кириос получил рулон папируса от во́рона, созданного из жидкой тени.
— Просто назови его во́роном, — раздражённо сказал я. — Не то, чтобы ещё остались светлые во́роны.
— Он не выражался поэтически, — сказал Гиро, ритмично вынимая и опуская свой меч из ножен и обратно, прислонившись к перилам. Его дурная привычка. Он всегда возился с клинком лишь тогда, когда собирался его использовать.
— Птица, созданная из теней? — спросил Фотиос с другого конца палубы. — Может она ещё и разговаривала? — Его тон был нарочито лёгким, как бы притворным, чтобы снять напряжение, витавшее в воздухе.
— Верно.
Я уставился вниз на человека Дэймона.
— Мой наставник часто говорил мне, что Тираны по ту сторону Ионического Моря – совсем другая порода, чем та, к которой мы привыкли здесь. — В слабом свете бесконечных волн кольца в глазах Дэймона, казалось, светились, как кружащиеся солнечные лучи. — А Кириос Бушующего Неба – это уровень выше даже этого. А когда человек находится всего в полушаге от небес, кто может сказать, что он не может протянуться к своей тени и вытащить из неё птицу, чтобы она передала его послание?
— И что же там было написано? — спросил я вольноотпущенника, после чего покачал головой и обернулся к брату. — Дэймон, что там было написано? Хватит игр – твой раб, очевидно, уже рассказал тебе.
— Он больше не раб.
— Я собираюсь бросить тебя в море, — пригрозил я ему. — Ты хуже Аристотеля.
Дэймон ухмыльнулся: «Долг старшего брата – раздражать своих младших братьев».
— Истина, ради которой стоит возвыситься, — подхватил Гиро.
Я взмахнул копьём.
Молодой Аристократ поднял руки в знак капитуляции, его следующие слова были окрашены смехом.
— В качестве акта политического милосердия во́рон рассказал нашему дяде о том, что кириос Бушующего Неба опустил в своём письме. Послание было кратким: «Дайте мне все героические души, что у вас есть, чтобы сделать это, или я вырву ваше родовое древо с корнями».
Словно в ответ, из морских брызг донёсся ещё один крик. Уже ближе. Сколько у нас было времени, пока мы не доберёмся до него? Я оглядел Эос. Четыре философа, три гражданина и один раб.
— Похоже, мы плохо оснащены.
— Крепись, брат. — Гиро перекинул руку через моё плечо. Его голубые глаза были яркими. — Пока мы вместе, у нас есть всё, что нам нужно.
Эос нырнул под волны.
Я пошатнулся, но детство на палубе и рука Гиро на моём плече не позволили мне перевалиться через поручень. Я слышал, как Фотиос ругался на корме, как Димас и Тон в тревоге вскрикнули, когда скамьи для гребцов выскользнули из-под них. Внезапный рёв стремительной воды был слишком громким, чтобы в него поверить. Даже в кромешной тьме я должен был заметить волну до того как она ударила. Я должен был услышать её. Гиро протянул другую руку и поймал своего вольноотпущенника за волосы, когда тот падал мимо нас.
— Что это? — закричал Фотиос.
Вольноотпущенник Дэймона, спотыкаясь шёл обратно на корму, идя под всё большим уклоном по мере того, как Эос наклонялся всё сильнее. У него не было ног моряка, но он, тем не менее, двигался целеустремлённо. Молодой Аристократ Розовой Зари стоял на носу корабля, скрестив руки и сохраняя идеальное равновесие, даже когда корабль опустился так низко, что женщина, служившая фигурой корабля, полностью погрузилась в воды Ионии.
Подождите. Я прищурился. Нет, она должна была находиться под поверхностью волн к этому времени. Но это было не так. Потому что Иония опускалась, чтобы соответствовать ей. Мы не тонули. Мы наклонялись вниз.
— Лорд Этос, — позвал с кормы корабля вольноотпущенник Дэймона, держа в руках свёрток из неотделанной кожи. Он швырнул его вниз по палубе, и Дэймон, не глядя, поймал его. Из него он извлёк лук и колчан со стрелами.
— Это лук нашего дяди. — Почему-то это было единственное, что я смог сказать.
— Он разобьёт твоё эго, когда мы вернёмся, — воскликнул Фотиос с кормы с истерическим весельем в голосе.
— Он попытается, — сказал Дэймон и наложил стрелу на тетиву. Оружие Тирана, вырезанное из древнего ясеня и такое же широкое от кончика до кончика, как некоторые люди в высоту, зловеще скрипнуло, когда он оттянул его назад. Я почувствовал, как в моём добродетельном сердце закипает такое же безумное волнение, как и у моего близнеца. Гиро с самого начала понимал весь масштаб плана Дэймона, но такова уж природа старших братьев – держать своих младших в неведении.
Дэймон широко расправил крылья своего влияния, и тетива лука Тирана вспыхнула алым пламенем. Оно перекинулось на стрелу, интенсивность света удвоилась вновь и вновь за время между двумя ударами сердца. Он откинулся назад, направив стрелу к небу.
[Заря пробивается]
Тванг.
Стрела взлетела в ночное небо, осветив Ионию на многие лиги вокруг нас. Позади нас не было ничего, кроме тех же самых волн, по которым мы гребли весь день, простираясь до самого горизонта. Но впереди...
Я рассмеялся. Я не мог сдержаться.
— Свободные люди, к оружию! — раздался голос Гиро. Он хлопнул меня по спине и повернулся, чтобы подняться обратно вверх по кораблю, таща за волосы своего вольноотпущенника. Он ударил Димаса по голове и оторвал Тона от поручня, за который тот цеплялся изо всех сил. — Вставайте! Может, вы и не мои братья, и даже не мои младшие, но вы – члены моей команды, а это больше, чем может сказать большинство людей!
— Встаньте так, словно вы принадлежите этому кораблю. Встаньте и сражайтесь вмести с нами, докажите, что мы были правы, освободив вас от оков! — Из складки своего культового одеяния наш брат достал три меча, каждый из которых был произведением искусства, давно выброшенным им, – клинки, которые недолго продержались в руках Анаргироса Этоса. — Сейчас я могу предложить вам только эти отбросы, но как только работа будет закончена, мы найдём каждому из вас оружие, достойное носить на поясе.
Вольноотпущенники поймали клинки, которые он бросил им, с разной степенью самообладания, но благоговение в их глазах было одинаковым у всех троих. Как оно и должно было быть. То, что Гиро назвал отбросами, мечи ослабленные и изношенные за пределами того, что он мог исправить, были бесценными артефактами по меркам любого обычного Философа, – не говоря уже о Гражданине, который предыдущей ночью лёг спать рабом. Я видел, как эти клинки придавали каждому мужчине силу, мужество перед лицом того, что ждало их впереди.
Это одно дело – сбросить свои цепи и впервые за долгие годы вздохнуть свободно. Это одно дело – плыть рядом с молодыми философами-аристоисами, и называть их по именам, словно они твои равные. Но это всё входило в рамки жизни раба, и отсутствие железных цепей не обязательно делало человека свободным. Но это совсем другое дело – стоять и сражаться рядом с Философами, которые когда-то были твоими хозяевами, совсем другое дело – владеть клинком культиватора, а не просто тем, что попалось под руку.
Я рассмеялся ещё сильнее, когда Эос спустился в потоки водоворота, достаточно большого, чтобы поглотить Алый Город целиком. Нас всех безошибочно тянуло к центральной точке, едва видневшейся вдали. Сияющая стрела Дэймона пролетела над нашими головами на мгновение осветив остров в центре, а также корабли, выпотрошенные и разбитые на его берегах.
— Ну ладно! — Я ударил прикладом копья по палубе, и кости корабля под ним засветились от прикосновения моей пневмы. Свет пролился сквозь швы палубы, купая меня в сиянии моей убеждённости.
— Вы хотите преподать мне урок?! — потребовал я у моих братьев, пока Эос падал в море. — Этот скромный софист ждёт вашей мудрости!
Надоедливые ублюдки. Они и раньше позволяли мне устраивать подобные представления, ни разу не прерывая, чтобы дать мне понять, что будет дальше. Философы могли обмениваться мнениями между собой, и ни один Гражданин никогда и не узнал бы об этом – это была не забота о вольноотпущенниках, что держала их язык за зубами. Нет, я знал, что лучше не думать о них столь благосклонно.
— Я понятия не имею, о чём ты говоришь, брат, — сказал Дэймон, вытаскивая ещё одну стрелу из колчана.
— И даже если бы мы это сделали, это действительно кажется тебе подходящим временем? — добавил Гиро, его ругательные слова были преданны весельем в его глазах.
Дэймон и Анаргирос Этос были так же идентичны по духу, как мы с Фотиосом по плоти. Куда бы они ни шли и чем бы ни занимались, ни один из них не мог быть доволен, если не устраивал из этого представление. Любой драматург, достойный своего звания, знал, что даже самая остроумная комедия пропадает впустую, если некому над ней смеяться, – даже самая душераздирающая трагедия ничего не стоит, если некому по ней плакать. К несчастью для нас с Фотиосом, это означало, что мы были зрителями. Мы называли это нашей братской невзгодой. Нашим заслуженным наказанием за наглость родиться такими красивыми не один, но два раза.
Неважно. Они меня подставили, и я в это попался. Теперь мне не остаётся ничего, кроме как принять это к сведению.
— Да, — заявил я. — Я считаю, что сейчас самое подходящее время.
Тон шипел в беспомощном раздражении, пока течения огромного водоворота мотали нас из стороны в сторону, заставляя его шататься. Он потянулся к поручню корабля, но в последний момент остановил себя. Гиро велел ему встать, и он стоял. Он уже был похож на полутруп – единственный из нас, кто был вынужден грести весь день и всю ночь без бодрящего дыхания культиватора. Он не отрывал глаз от своих шатких ног, даже когда я подошёл и навис над ним, настолько поглощён он был сохранением равновесия.
Он, однако, поднял глаза, когда я положил руку на его вздымающуюся грудь и сбил его с ног.
— Что... лорд Этос?
— Я же сказал тебе называть меня Ставросом, — сказал я, вызывая ещё одну складку логики и доставая из своего культового одеяния изящный кожаный мешочек.
— Но... — он заколебался, заметно растерявшись. Белки его глаз резко выделились, когда он осознал нашу текущую ситуацию. Мы уже были так глубоко в водовороте что Иония, казалось, возвышалась вокруг нас, как горные хребты вокруг Алого Города.
— Но? — резко спросил я, стукнув копьём о палубу.
— Это больше не Крония! — закричал он. — Я снова просто раб!
— Это правда, я полагаю, — сказал я и высыпал содержимое кожаного кошелька ему на колени. Золотые драхмы и другие монеты из серебра и бронзы, десятки из них, дождём посыпались в его поспешно сжатые ладони, пока не начали рассыпаться и из них. Тон уставился на богатство в своих руках – больше чем всё, что он держал в руках за всю свою жизнь, до сих пор.
— Что это? — спросил он с заминкой в голосе.
— То, что ты помог мне найти лучшую древесину для моего корабля в единственный день в году, когда тебе не нужно было этого делать, было добротой, — сказал я ему. — Но она не выходила за рамки одолжения. Притащить тебя на корабль и заставить идти в ногу со мной было жестокостью, но в рамках обязанностей раба.
Дэймон выпустил ещё одну сияющую стрелу, осветив ночь и показав, как глубоко мы погрузились. Остров, находившийся в центре всего этого, всё ещё казался невероятно далёким, но волны вокруг нас становились всё выше. Забравшись на мачту, чтобы лучше видеть, Фотиос выкрикнул приблизительные расстояния.
— Если бы мы гнались за пиратами, я бы не дал тебе ни лептона за твои хлопоты, — откровенно сказал я ему. — Но теперь мне ясно, что это не рабская работа. А раз так, то у меня нет другого выбора, кроме как заплатить тебе за неё.
— Я... я не... — Тон никак не мог решить, что для него важнее. Хищный водоворот, культиваторы, взявшиеся за оружие по всему кораблю, словно для того, чтобы сразиться с самой Ионией, или... — Мне некуда всё это положить.
Я закрыл глаза и медленно вдохнул. На другом конце палубы Гиро пытался и не смог приглушить фырканье. Это была не его вина. В этот раз, в таких обстоятельствах, я не стану упрекать его за это.
— Это проблема, — согласился я, открывая глаза, чтобы посмотреть на уродливого раба с часто сломанным носом. — Почему бы мне не придержать их для тебя? Или ещё лучше – продать тебе что-нибудь за них. — Здравый смысл наконец-то победил паническое головокружение, и его надежда вновь расцвела. Тон прочистил горло, спасая ту немногую гордость, что мог.
— Мою свободу?
— Если хочешь. Похоже, что у тебя как раз достаточно денег, чтобы оплатить её.
Тон отсчитал все до последней монеты, пока мы спускались к мрачным скалам центрального острова. Как только последняя золотая драхма упала в мой кожаный мешочек, я заправил его обратно в своё культовое одеяние и взял в руки его кандалы. Заря прожгла их насквозь, ослабляя их до тех пор, пока даже смертный смог бы их разорвать. Тон так и поступил.
Уродливый вольноотпущенник сделал первый свободный вдох, и Гиро тут же швырнул ему четвёртый и последний запасной меч. Тон поднялся на более устойчивые ноги, чем прежде, его хватка на мече была непривычной, но крепкой.
— Ставрос, — поприветствовал он меня как равного. Встретил мой взгляд как свободный человек. Я насмешливо хмыкнул и ударил его по плечу.
— Тон. Посмотрим, стоишь ли ты этих денег.
— Знаешь, я думаю ты всё-таки был прав, — воскликнул Гиро, лучезарно улыбаясь, даже когда Эос покатился и едва не опрокинул нас. — Сейчас самое время для урока.
— Тогда давайте послушаем! — крикнул Фотиос с верхушки мачты. — С таким же успехом я могу умереть мудрым!
Порыв воздуха, сопровождавший каждое использование лука Тирана, был почти что ударом сам по себе, стремительным хлопком по ушам. Дэймон смотрел, как третья стрела прочертила след в небе и едва задела кромку водоворота над головой.
— Что такое герой? — спросил он.
Я сжал копьё в руке, моя пневма поднялась: «Сейчас ты нам расскажешь».
Дэймон достал из колчана четвертую стрелу и прикрепил её к украденному луку нашего дяди, откинувшись так далеко назад, что наконечник стрелы был направлен почти прямо вверх. В этот момент было практически невозможно, чтобы стрела долетела до края водоворота. Мы были слишком глубоко.
— Герой – это разрыватель цепей, — сказал Гиро, полностью вынимая меч из ножен и ставя правую ногу на перила. — Освободитель людей.
Тетива лука Тирана и прикреплённая к ней стрела вспыхнули алым пламенем. Дэймон позволил ему разгореться и разлиться, пока оно не изгнало все тени на корабле. Тон поставил ноги рядом со мной, его плечо прижалось к моему. Димас стоял под парусом и наблюдал за моим близнецом, готовый подхватить его, если он упадёт. Пополнения команды наших старших братьев стояли по обе стороны от них.
— Что ещё? — спросил я, хотя я уже знал. Я глубоко вдохнул и натянул свои принципы вокруг себя, как плащ – как броню.
— Герой, — сказал Дэймон с тяжёлым намерением, — это убийца монстров.
Он резко наклонился, прицелился и выпустил в море свою пылающую стрелу. Луч бушующего света пронзил волны, вздымая пар и кипяток, и понёсся дальше, не угасая. Безошибочный путеводный свет, проникающий вниз, пронзающий тьму...
... и находящий свою цель.
Свет пронзил плоть в глубине и погас. Из волн вырвался пронзительный, мучительный женский крик.
— Ну, давай, — скомандовал Молодой Аристократ Розовой Зари, когда его пневма окутала Эос. Его губы оттопырились от зубов, голос возвысился, и он внезапно расплылся в дикой ухмылке. — Встань! — крикнул он, и мы, его братья, закричали вместе с ним.
— Встань и встреть зарю!
И монстр подчинился, когда серебристая чешуя поднялась из моря.
http://tl.rulate.ru/book/93122/3714491
Сказали спасибо 0 читателей