Готовый перевод Suzume's Door-Locking / Судзумэ,закрывающая двери.: То, что можем видеть только мы.

Звенит звонок, оповещающий о том, что начался обеденный перерыв.

— О, Ивато, ты только сейчас пришла? Судзумэ, не слишком ли ты бледная? — На все вопросы я выдаю уклончивую улыбку и прохожу в класс.

— Наконец-то ты пришла… — с недоверием проговорила Ая, сидящая возле окна и ковыряющаяся в своем бенто.

— Судзумэ, неужели ты соизволила все-таки явиться в школу? — сказала с полуулыбкой сидящая рядом с Аей Мами, засовывая в рот кусок яичницы.

— А… Ну, вроде того...

Постаравшись придать своему лицу радостное выражение, я сажусь напротив них. До ушей долетает стоящий вокруг обеденный шум и крики чаек со стороны окна. На автомате я достаю из сумки бенто и открываю крышку.

— Ооо, вот оно! Это же тетушкино бенто! — весело восклицают Ая и Мами.

Бенто выложено в форме мордочки воробья, украшенного нори и бутончиками сакуры. Из порезанного на полоски омлета сделаны волосы на макушке, похожие на афроамериканские кудри, зеленый горошек — это нос, а два кусочка сосиски — розовые щечки. Сбоку лежит яичница с сосисками и жаренные в масле и панировочных сухарях креветки — у всего этого нарисованы улыбающиеся глаза и рот.

Сегодняшнее бенто определенно сделано с любовью! Интересно, сколько времени понадобилось тете, чтобы это все приготовить? Я кое-как хихикаю и поднимаю глаза на Аю и Мами. Искренне засмеяться никак не получается.

— Кстати… вы же знаете руины, которые находятся рядом с Каминоурой? Старый квартал с горячими источниками, — я все-таки решаюсь спросить.

— Да? Там есть такое? Ая, ты знаешь?

— Ааа, да, вроде есть что-то такое. Во времена «экономики пузыря» ¹ там было курортное учреждение. Вон там, в горах. — Наши взгляды устремляются в направлении, куда показывает палец Айи. За колыхающейся на ветру выцветшей занавеской расстилается тихий портовый город. Небольшой залив окружает мыс, а над ним виднеется невысокая гора. Место, откуда я не так давно пришла.

— А почему ты спрашиваешь?

— Дверь… — Когда это слово слетело с моих губ, намерение «посмеяться и забыть» улетучивается. До меня дошло, что это не сон и не то, чем можно поделиться с друзьями, это слишком личное…— А ладно, забудьте.

— Раз начала, то договаривай до конца! — Голоса Айи и Мами сливаются в один. Это звучит так естественно и потешно, что я неосознанно улыбаюсь и в то же время замечаю, что за спинами девочек, со стороны горы, поднимается тонкий столб дыма.

— Смотрите, там что, пожар?

— Э, где?

— Да вон там, на горе.

— Да где же?

— Да вон же! Дым поднимается!

— Ты о чем? Где именно?

— Эм?..

Я с неуверенностью убираю палец, которым показывала в сторону горы.

— Ты поняла, о чем это она?

— Нет, не поняла. Может, это на полях траву жгут?

Я смотрю на озадаченных подруг, потом отвожу взгляд на гору. С нее, колыхаясь, поднимается красно-черный дым, который отчетливо виден на фоне голубого неба.

— Ах!

Внезапно телефон, лежащий в кармане моей юбки, издает сигнал тревоги, как и телефоны всех остальных людей, собравшихся в классе. Звук вызывает диссонанс, повторяясь раз за разом, — это оповещение о землетрясении.

По классу проходит волна паники.

— Э? Это землетрясение!

— Правда? Сейчас трясти будет?!

Я хватаюсь за телефон и смотрю на всплывшее окно с предупреждением о подземных толчках и инструкцией. Осмотревшись по сторонам, я перевожу взгляд на лампу, висящую на потолке, которая медленно покачивается. С подставки школьной доски падает мел.

— А, немного покачивает!

— Да, уже начинает трясти!

— Это большое землетрясение?

Все застывают, затаив дыхание, пытаясь определить силу толчков.

Лампа раскачивается еще сильнее, а оконные рамы слабо поскрипывают. Я чувствую, как земля под ногами начинает покачиваться. А потом все заканчивается, трель оповещения стихает, и вскоре все телефоны умолкают.

— Закончилось?

— Да, перестало трясти. Не такое уж и сильное землетрясение было.

— Я немного перепугался.

— В последнее время что-то слишком много землетрясений.

— А я уже привык.

— Но мы ведь не знаем, как себя вести в таких случаях.

— Из-за такого маленького разве стоило включать оповещение?

Все успокаиваются, переговариваясь между собой, и нервная обстановка в классе исчезает, только одна я далека от этого всего. Моя спина мокрая от пота, который все никак не перестает течь.

Я окликаю девочек хриплым голосом.

— Да? — Ая и Мами переводят глаза на меня.

Головой я понимаю, что наш разговор будет точь-в-точь как тот, который мы вели до этого, но не сказать им я просто не могу.

— Посмотрите туда…

На поверхности горы как будто растет чей-то огромный хвост. Струйка дыма, которую я видела до этого, стала намного толще и выше, сейчас она похожа на огромного полупрозрачного змея, или на связанные и перекрученные в сноп лохмотья, или на поток красной воды, подхваченной и унесенной вверх смерчем. Дым, медленно кружась, поднимается в небо.

Меня пробивает озноб, как будто крича: то, что я вижу, это определенно что-то нехорошее.

— Судзумэ, так что же ты хотела сказать?

— С тобой все в порядке? Ты себя нехорошо чувствуешь?

— Вы не видите?.. — бормочу я, и подруги переглядываются с встревоженными лицами.

Они не видят. Это вижу только я.

Крупные капли пота, оставляя неприятное ощущение, скатываются по моим щекам.

— Судзумэ, послушай!

Так ничего и не ответив, я без промедления выбегаю из класса, чуть не падая спускаюсь по лестнице и вылетев из школьного здания, начинаю открывать замок велосипеда. Изо всех сил крутя педали, направляюсь в сторону горы, въезжая на склон, расположенный вдоль моря. Я смотрю на гору, с которой отчетливо виднеется тянущийся вверх, похожий на хвост, столб красно-черного дыма. Он как будто прочерчивает в небе толстую линию, вокруг которой летают дикие птицы и вороны, поднимая крик.

Ни водители мимо проезжающих машин, ни люди, рыбачащие на плотине, никто из них не смотрит наверх. Улицы спокойны, и люди ведут себя как обычно, в этот полуденный летний день.

— Почему же это никто не видит? Что же это такое?

В голове появляется догадка, остается ее проверить. Я соскакиваю с велосипеда и несусь по горной тропинке, по пути поглядывая на небо. До этого выглядевший как хвост, дым разросся до размеров большой реки. Из нее, как из русла вязкого мутного потока, разветвляются несколько притоков, внутри которых время от времени мерцает красный цвет, делая их похожими на потоки лавы. Под ногами начинает дрожать земля, как будто что-то хочет вырваться оттуда наружу.

— Не может быть… — Я забегаю в руины города с горячим источником. Легкие словно вот-вот сгорят, но ноги как будто сами по себе бегут еще быстрее.

Перейдя каменный мост, бегу через вестибюль отеля, потом по коридору в сторону двора.

— Нет, этого не может быть! Не может!

Вдруг замечаю, что вокруг витает какой-то странный запах. Возникает ощущение, что давным-давно я где-то уже его чувствовала, необычно сладкий, будто смесь гари и морской воды.

По пути мне встречается окно, через которое открывается вид на двор.

— А-а-а!

Я точно не знаю, откуда возникло мое предположение, но все именно так, как я и думала. Та дверь. Дверь, которую я открыла. Именно из нее выливается это — красно-черная мутная струя, яростно извивающаяся, словно от досады, что выход слишком узок.

Бегу по коридору и наконец выхожу во внутренний двор, в центре которого стоит белая дверь с извергающимся из нее мутным потоком.

— А?! — От удивления я широко распахиваю глаза.

В тени этого потока кто-то стоит, пытаясь закрыть дверь. Высокий и длинноволосый, с красивыми, будто вырезанными на небесах, чертами лица.

— Это же тот человек! — Тот, с кем я встретилась сегодня утром. Сейчас он, с невероятным отчаянием на лице, пытается закрыть эту дверь.

Его крепкие руки смогли прикрыть дверь, извержение становится слабее, и поток начинает постепенно сходить на нет.

— Что ты делаешь?

— А?!

— Быстро уходи отсюда! — кричит он, заметив меня.

В этот момент поток как будто взрывается, набрав энергию, и дверь с треском распахивается, отбросив юношу. Он отлетает и врезается в кирпичную стену, после чего вместе с осколками падает в воду.

— А!

Я поспешно спрыгиваю с каменных ступеней и через немного затопленный водой двор бегу к нему, в изнеможении лежащему на спине.

— С тобой все в порядке? — Я наклоняюсь к нему. Он стонет и пытается сесть. Я кладу руку ему на плечо и замираю, шокированная тем, что вижу.

— !..

Кажется, что поверхность водной глади сияет, и, как только я это замечаю, из воды беззвучно поднимается нечто, похожее на светящуюся золотую нить, словно ее кто-то вытягивает невидимой рукой к небу.

— Это… — прошептал юноша.

То тут, то там, одна за другой, из воды, наполняющей двор, начинают подниматься золотые нити. Переведя взгляд на дверь, вижу, что извергающийся из нее мутный поток похож на ствол с ветвями, которые накрывают небо, как покрывало. А на верхушке этого ствола находится нечто, похожее на огромный красно-медный цветок, в который впадают эти золотые нити. Или это они выливаются из него, как из душа.

И тут цветок начинает падать.

— Это очень плохо… — с отчаянием, сдавленно, шепчет молодой человек.

Слыша это, я начинаю представлять, что же будет, и картины одна хуже другой встают у меня перед глазами. Как из окна класса, наполненного спокойной послеобеденной атмосферой, видно, что вдалеке не спеша заваливается на землю огромный ствол с цветком. Но этого никто не видит, до них не доходит даже запах, и эту опасность, находящуюся как будто в параллельном мире, никто не замечает.

Рыбаки, работающие на судах, простые старики, занятые рыбалкой, и дети, просто прогуливающиеся по улицам, — никто ничего не замечает, а в это время цветок с огромной скоростью приближается к земле.

И вот он со всей накопившейся тяжестью врезается в землю…

Почти одновременно мой телефон в кармане юбки издает сигнал тревоги и земля под ногами начинает ходить ходуном. Я визжу.

«Землетрясение. Землетрясение. Землетрясение» — раздается механический голос из моего телефона. Сильно трясет, все вокруг скрипит. Я кричу и сажусь на корточки, закрыв уши руками.

Это сильное землетрясение — трясет так, что я не могу встать на ноги.

— Берегись! — Юноша сбивает меня с ног, придавив телом, половина моего лица оказывается в воде. Сразу после этого слышится скрежещущий звук, как будто что-то тяжелое падает рядом, и вода перед моими глазами окрашивается в красный. Кровь?!

Над головой раздается стон молодого человека, придавливающего меня к земле. Он немедля поднимается и, бросив на меня взгляд, кричит:

— Немедленно убирайся отсюда! — И сам бросается к двери.

Стальной каркас купола внутреннего двора обрушивается, падая в воду и поднимая брызги.

С криком юноша ударяется о дверь, пытаясь закрыть ее и попутно борясь с мутным потоком, исходящим из нее.

Я рассеянно смотрю ему в спину и замечаю, как его рубашка в районе левой руки окрашивается в красный цвет. Борясь с болью, он прикрывает рану правой рукой и продолжает вдавливать дверь правым плечом, но мутный поток так силен, что у него никак не получается ее закрыть.

Наконец до меня дошло, что он ранен. Он прикрыл меня от обломка стального каркаса…

«Землетрясение» — раз за разом повторяет оповещение, как заезженная пластинка, а земля под ногами так и продолжает сотрясаться. До этого я схватилась правой рукой за бант, повязанный на рубашке школьной формы, и теперь не чувствую пальцы. Рука молодого человека повисает, как плеть, и он, приложив все усилия, наваливается на дверь спиной.

Смотря на этого отчаянного человека, мне хочется плакать.

Он делает что-то важное, что кто-то должен сделать, но никто не видит его усилий и никто даже ни о чем не догадывается.

В голове что-то щелкает, и внутри меня начинает что-то меняться. Землетрясение продолжается. Я пытаюсь разжать задеревеневшую руку, медленно отпуская бант. Я бегу, поднимая брызги, выставляю руки и врезаюсь в дверь, изо всех сил толкая.

— Ты!.. — Он смотрит на меня, в его глазах читается удивление. — Почему?

— Дверь надо обязательно закрыть. Верно?

Крича это, я, стоя бок о бок с ним, давлю на дверь. Сквозь тонкую доску передается какое-то зловещее ощущение, и я прикладываю больше силы, чтобы его раздавить. Я чувствую, что юноша тоже прикладывает еще больше усилий, и дверь, поскрипывая, начинает понемногу закрываться.

Песня? Я заметила, что, закрывая дверь, юноша что-то напевает себе под нос. Я поднимаю на него взгляд. Это похоже на молитву, которую распевают в храмах, и в то же время на песню. Молодой человек закрывает глаза и поет ее громче, от всего сердца. И вскоре к его голосу начинает примешиваться что-то еще.

— Что это?!

Я слышу голоса людей. Игривые детские голоса и смех, шумная болтовня взрослых.

«Папа, быстрее! Иди сюда!»

«Сто лет не был на источниках!» — Будто у меня в голове звучит непринужденная семейная беседа.

«Я пойду позову дедушку!»

«Мама, пошли еще раз искупаемся!»

«Ай-яй-яй, папа, вы так и будете продолжать пить?»

«Давайте и в следующем году приедем сюда?»

Эти далекие голоса приносят с собой что-то вроде выцветшей картинки. Наполненные жизнью улицы, с толпами веселой молодежи, верившей в светлое будущее — образ тех времен, когда я еще даже не родилась.

С громким хлопком дверь наконец-то закрывается.

— Закрыли! — невольно кричу я. Молодой человек качает головой и вставляет в дверь что-то похожее на ключ. Я вижу, что на ее поверхности, прежде пустой, вдруг появляется замочная скважина.

— Возвращаю! — Он поворачивает ключ. Затем раздается звук, как будто лопается огромный пузырь, и мутный поток в мгновение растворяется. У меня начинают болеть глаза от того, что тень, которую бросал поток, растворяется, и становится слишком светло. Проливается радужный дождь, стуча по глади воды, и неожиданно прекращается, как будто его сдул неизвестно когда поднявшийся ветер.

Опомнившись, я замечаю, что уже не слышу тех голосов, доносящихся издалека. Небо опять становится голубым, землетрясение прекращается, а дверь… Дверь все еще стоит на своем месте, как будто все, что ранее произошло, было просто сном.

Это был мой первый опыт в закрывании дверей.

Из-за того, что я толкала дверь изо всех сил, руки как будто к ней прилипли, а ноги ослабли. Поверхность воды полностью успокаивается, и округа наполняется криками диких птиц. Молодой человек стоит на расстоянии двух шагов от меня и немигающим взглядом смотрит на дверь.

— Эм… Что сейчас…

— Эта дверь должна была быть запечатана канамеси. ²

— Что?

Юноша отрывает взгляд от двери и переводит его на меня.

— Почему ты пришла сюда? Почему видела червя? Куда делся этот канамеси? — В его голосе определенно присутствуют нотки недовольства.

— Эм… ну… Червь? А канамеси — это камень? Что?

Его взгляд пронзает. Он меня обвиняет? Почему?

— Что происходит?! — Я начинаю сердиться и говорю так, как будто собираюсь наброситься на него.

Юноша удивленно моргает и тяжело вздыхает, смахивая волосы, упавшие ему на лицо. Он так красив, что я злюсь еще больше, а он, не удостоив меня даже взглядом, поворачивается обратно к двери.

— Это место… задняя дверь, из которой выходят черви.

После того, как произнес эти странные слова, он поворачивается и идет на выход.

— Я благодарю тебя за помощь. Забудь все, что ты тут видела, и возвращайся домой.

Я замечаю, что на его плече запеклось огромное красно-черное пятно крови.

— А… — Это же рана, которую он получил, защищая меня. — Подожди! — кричу я.

В это время Тамаки-сан нет дома, поэтому я с уверенностью открываю входную дверь.

— Проходи на второй этаж, я пока принесу аптечку, — говорю я юноше, застывшему в прихожей, а сама направляюсь в гостиную.

— Конечно спасибо за твою заботу, но я…

— Если ты не хочешь в больницу, позволь тогда мне оказать первую помощь! — отчитываю я. Он что, ребенок, так не любить врачей? Наша дверь на его фоне кажется такой маленькой. Потом я слышу его шаги, когда он неуверенно поднимается по лестнице.

Из-за того, что землетрясение было довольно сильным, над городом летает редкий в наших краях вертолет, снимающий репортаж. По пути от развалин до дома кое-где обрушились каменные стены и осыпалась черепица с крыш. Обычно тихая деревня сегодня как во время праздника, на улицах много народу, убирающего то, что попадало, и переговаривающегося о том, как им повезло, что ничего серьезного не случилось.

Гостиная завалена вещами. Книги, стоявшие на книжной полке, как и гравюры, ранее висевшие на стенах, сейчас валяются на полу. А ясень рухнул прямо в горшке, так что вокруг еще рассыпана земля.

На одной стене были вывешены дорогие сердцу Тамаки-сан фотографии, некоторые из них тоже попадали. Вот я натыкаюсь взглядом на фотографию, на которой я поступаю в начальную школу и запечатлена с глазами, полными слез (рядом улыбающаяся Тамаки-сан). Я открываю шкаф и нахожу аптечку.

Поднимаясь наверх, я уже представляю, какой там творится беспорядок, но, к моему удивлению, там убрано и опрятно. Похоже, что, пока я искала аптечку, юноша тут убрался и расставил вещи по местам. Сейчас он сидит в середине комнаты и дремлет — наверное, усталость взяла над ним верх. Если присмотреться, можно увидеть, что сидит он на моем детском стульчике, который до этого стоял в углу комнаты. Маленький старый стульчик, выкрашенный в желтый цвет.

Прибранная комната и маленький детский стул, то, что он это, пусть и непреднамеренно, но увидел, заставило меня смутиться, и я разбудила его криком:

— Ну так что, для начала обработаем рану!

«Некоторое время назад, в 13:20, произошло землетрясение сейсмической интенсивностью менее шести баллов, с эпицентром на юге префектуры Миядзаки. Опасность возникновения цунами отсутствует. Кроме того, в настоящее время к нам не поступало информации о человеческих жертвах».

Прослушав репортаж, молодой человек касается экрана своего смартфона и закрывает вкладку новостей. Его рваная рана уже не производит того ужасного впечатления, когда все было в крови, но на всякий случай я тщательно промываю ее водой и наклеиваю противобактериальный пластырь. Я сажусь на пол рядом с ним, беру его левую руку и начинаю обматывать бинтами. Он одет в длинную рубашку, а в районе груди висит странный ключ, которым он закрыл ту дверь. Ключ сделан из металла, который позеленел от времени, и красиво украшен.

Из открытого окна дует легкий ветерок, раздается звон колокольчика.

— А ты умело делаешь перевязки, — сказал он, наблюдая, как я обрабатываю его руку.

— Моя мама была медсестрой. И вообще, мне надо тебя о многом расспросить!

— Я так и думал, — произнес он своими красиво очерченными губами с легкой улыбкой.

— Ну так… Ты говорил что-то про червей. Что же это все-таки такое?

— Черви — это огромная сила, находящаяся под землей. У них нет ни цели, ни воли. Когда искажения накапливаются, они извергаются, бушуя и сотрясая землю.

— Э?.. — В голову не приходит ничего подходящего, и я выдаю: — Ну в итоге ты поборол этого червя?

— Только на время. Если не запечатать его канамеси, червь может снова появиться откуда-нибудь.

— И опять произойдет землетрясение? Канамеси… ты и до этого про него говорил. Что же…

— Все хорошо, — перебил он меня нежным голосом. — Моя работа — не допустить этого.

— Работа?

Я заканчиваю обматывать его руку, остается только наклеить пластырь, а в моей голове вопросов становится все больше.

— Эй! — говорю я строгим голосом. — Кто же ты та…

— Спасибо, извини за доставленные неудобства.

Он выпрямляется, смотрит мне в глаза и низко кланяется.

— Меня зовут Соута. Мунаката Соута.

— А! А мое имя Ивато С-судзумэ!

Удивленная его неожиданным представлением, я запинаюсь, произнося свое имя.

Соута-сан несколько раз бормочет «Судзумэ-сан», после чего легко улыбается.

— Мяяяу!

— Ах!

Услышав мяуканье, я поднимаю голову и замечаю за окном маленький силуэт.

На подоконнике сидит котенок.

— Что это за малыш? Почему он такой худой?

Котенок размером с ладонь и такой худой, что можно пересчитать все косточки. На мордочке выделяются огромные желтые глаза. Котенок белого цвета, и только левый глаз будто обведен чернилами — там шерсть черного цвета. Ушки большие, они лежат, будто у него не хватает сил их поднять. В общем, этот котенок выглядит очень жалко.

— Подожди немного! — говорю я Соуте-сану и котенку, а сама несусь на кухню. Найдя там сушеную рыбку, насыпаю ее в маленькую тарелочку и вместе с миской воды ставлю на окно. Котенок подходит к тарелке, нюхает, осторожно лижет, после чего начинает жадно есть.

— Как же он оголодал…

Я смотрю, как он ест, взгляд скользит по его выпирающим ребрам. Этот котенок определенно не отсюда.

— Наверное, ты испугался землетрясения и убежал? С тобой все в порядке? Уже не страшно?

Котик поднимает мордочку и смотрит мне прямо в глаза.

— Мяу!

— Какой милый!

Какой он хорошенький! И Соута-сан тоже улыбается, сидя рядом со мной.

— Будешь жить со мной? — не думая говорю я котенку.

— Угу.

— Чего?!

Кот мне ответил. Огромные желтые глаза не мигая смотрят на меня. А тело котенка, выглядевшее как сухая палка, вдруг становится пухлым и мясистым, похожим на пончик. Большие ушки стоят прямо. «Дзынь» — как воспоминание раздается звон колокольчика. Маленькая пасть открывается:

— Судзумэ добрая. Нравишься.

Голос как у ребенка, который только-только научился говорить. Кот разговаривает. В желтых глазах плескается разум, он переводит взгляд на Соуту-сана, и его глаза внезапно становятся узкими-узкими.

— А ты. Мешаешь.

— !..

Раздался звук, как будто что-то упало. Рефлекторно оглядываюсь и вижу, что это упал стул, на котором сидел Соута-сан, только стул.

— А? А?!

Я обвожу комнату взглядом.

— Соута-сан! Ты где?!

Его нигде нет. Соута-сан, который только что тут сидел, бесследно исчез.

Белый кот все еще сидит на окне, как будто ухмыляясь, от чего у меня бегут мурашки по коже… Вдруг рядом с ногами слышится стук. Стульчик все еще валяется. Что-то странное. Стук!

?..

У детского стульчика всего три ножки, левая передняя еще давным-давно была отломана. И сейчас уцелевшая передняя ножка как будто делает вращательные движения, и от этого стул, который лежал спинкой вниз, переворачивается на бок, отталкивается от пола и встает в правильное положение.

— Чего?..

Стул шатается на трех ножках, отчаянно пытаясь удержать равновесие, и как будто смотрит на меня двумя вырезанными выемками на спинке. Они изначально походили на глаза, но теперь… Выкрашенный в желтый цвет, трехногий детский стульчик переводит взгляд на себя, как бы проверяя свое состояние.

— Это… что…

Из стула раздается голос. Низкий и мягкий голос.

— ААА?! — не удержавшись, кричу я. — Со… Соута-сан?!

— Судзумэ-сан… Я?..

Внезапно он теряет баланс и заваливается ничком, однако сразу же отталкивается передними ножками, поднимая свое тело, пытаясь устоять на трех ногах, и от этого импульса начинает вращаться. Комната наполняется звуком, похожим на чечетку, и, наконец остановившись, он смотрит на кота, сидящего на окне.

— Это сделал ты?! — закричал стул… точнее, Соута-сан. А кот невозмутимо спрыгивает с окна и скрывается на улице.

— А ну стоять! — Стул разбегается и запрыгивает на окно, вылетев следом.

— А?! П-п-п-подожди!

Здесь вообще-то второй этаж! Я высовываюсь из окна, слыша крик Соута-сана.

В это время стул скатывается по крыше и, упав на развешанные на просушку вещи во дворе, скрывается из виду, а через мгновение показывается под простыней и бежит дальше, минуя двор, продолжает погоню за белым котом, который уже на городской дороге.

Ошарашенный водитель нажимает на клаксон, когда видит, как по узкой дороге несется стул.

— Вы серьезно?! — Первое, что пришло на ум — надо их догнать! А секундой позднее — а не сошла ли я случаем с ума!? Я почувствовала, как внутри поднимаются озноб, ужас и растерянность.

Какие-то черви с землетрясениями, говорящие коты, бегающий стул. Меня это все не касается, и лучше в это не ввязываться, ведь мой мир не может быть таким, хотя я точно не знаю, каким именно он должен быть. В голове всплывают образы Тамаки-сан, Аи, Мами. Но все-таки то, что сегодня произошло, могли видеть только мы.

Подобрав ключ, слетевший с Соута-сана, я бегу. Колеблюсь я где-то секунду, а, сбежав по лестнице, совершенно обо всем забываю.

— А? Судзумэ!

— Тамаки-сан!

На выходе я сталкиваюсь в дверях с Тамаки-сан.

— Прости! Мне надо бежать! — говорю я, собираясь выйти, но Тамаки-сан хватает меня за руку.

— Куда это ты идешь? Я вернулась, потому что волновалась о тебе!

— А?

— Землетрясение! Ты не брала трубку!

— Извини, я не заметила! Все нормально!

Так я потеряю их из виду, поэтому, стряхнув руку Тамаки-сан, я выбегаю на дорогу.

Она кричит мне в спину «подожди», но постепенно эти крики остаются где-то позади. Побежав в том направлении, в котором скрылся Соута-сан, я спускаюсь по склону и наконец-то замечаю его фигуру. Он мчится вниз, чуть ли не падая на своих трех ножках. Спереди показываются поднимающиеся младшеклассники, стул падает и скользит по склону, остановившись прямо перед ними.

— Ого!

— Это что такое?

— Стул?

Перед удивленными ребятами Соута-сан поднимается, и, наверное, потеряв баланс, начинает крутиться вокруг них.

— А-а-а! — Ребята, увидев такую странную вещь, не смогли сдержать крик ужаса.

Тем временем Соута-сан, восстановив баланс, бежит дальше вниз по склону.

— Извините! — Я обхожу младшеклассников, которые уже достали телефоны и теперь фотографируют удаляющийся стул. В спину эхом отдаются щелчки затвора. Ах, они и меня фотографируют… Они ж не будут это никуда выкладывать?!

Я вижу Соуту-сана, бегущего за котом, который явно направляется в порт. На набережной стая чаек, выглядящая как группа подростков за гаражами, разом разлетается прочь. Сначала пробегает кот, за ним стул, и чуть позже бегу я.

Я понимаю, что кот направляется на паром, на который сейчас идет посадка. У меня дурное предчувствие, но я все равно продолжаю бежать.

— Эй, Судзумэ-чан!

— А?! — Меня окликнул чей-то громкий голос. Посмотрев в сторону, откуда он звучал, я вижу Минору-сана, махающего мне с соседней пристани. Это коллега Тамаки-сан, безответно влюбленный в нее на протяжении многих лет. Сейчас он разгружает рыбацкую лодку.

— Что случилось? — спрашивает он.

Он добрый человек, и дело не в том, что он мне не нравится, просто сейчас мне совсем не до него.

Трап, ведущий на паром, представляет из себя открытый железный пандус, по которому поднимается толпа. Кот проскальзывает у людей под ногами, Соута-сан следует его примеру, после чего я различаю мужские удивленные возгласы.

— Ну все! — В отчаянии я тоже вступаю на трап.— Простите! — Я расталкиваю мужчин и бегу по трапу, запрыгнув на паром.

«Извините за долгое ожидание, отправление парома было задержано из-за землетрясения, произошедшего сегодня днем. Была проведена проверка оборудования, паром скоро отправится».

Гудок парома, который я обычно слышу только где-то вдалеке, гремит, ударяя по барабанным перепонкам.

Паром — с котом, стулом и мной на борту, — будто подгоняемый полуденными лучами солнца, медленно отдаляется от гавани.

Примечания

1. (1986 —1991 гг.)

2. (Духовный камень; по поверью такой камень, похороненный в земле, предотвращает землетрясения)

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://tl.rulate.ru/book/81645/2560316