Готовый перевод Van Goh Reborn! / Ван Гог переродился!: Глава 4. Рисующий ребёнок (3)

Очень приятный подарок.

Добрый доктор, которого я встретил вчера, дал мне альбом размером чуть больше холста 10P (55 х 38 см.).

Бумага также хорошая.

Это не стандартный холст, используемый во Франции, но вполне сгодится.

Было бы лучше, если бы он дал эмульсии* и кисти, но этот набор толстых карандашей из двенадцати цветов тоже интересен.

[П/П: *Эмульсия – краска на водной основе.]

Расцветка разочаровывает, но сам цвет уникальный, а при повороте кончика карандаша, грифель* заостряется, даже если не состригать его ножом, так что это очень удобный инструмент.

[П/П: *Грифель – пишущий стержень внутри карандаша.]

– ….

Развитие технологий поражает.

Графит* стал тверже и удобнее в использовании, его можно окрасить в разные цвета. Теперь с его помощью можно нарисовать множество вещей.

[П/П: *Графит – минерал, из которого обычно делают грифель.]

Как изменилась раскраска?

Какой цвет я могу придать?

Продолжая думать об этом, мне стало жаль, что я не родился в таком мире.

Страсть, пылающая в моём сердце.

Желание запечатлеть этот удивительный мир на холсте заглушает чувство вины за то, что занимаю тело ребёнка.

Ему всего 7-8 лет. У этого ребёнка должна была быть своя жизнь. Но я забрал её у него по неведомой причине.

И несмотря на это, в глубине моего сердца живёт желание больше наслаждаться этим миром.

– ….

Роскошная еда и чистая просторная комната.

Хороший альбом и карандаш.

Радости здорового тела.

А также любовь, полученная из-за недопонимания со стороны дедушки этого ребёнка.

Время последних нескольких дней, похожее на сон, возможно, станет последним подарком, дарованным мне Богом.

Я больше не могу быть жадным.

– Хун, прими лекарство.

Пока я размышлял, медсестра дала мне камешек, похожий на маленькое яйцо.

Когда я проглатываю его, запивая водой, она смеется.

– Такой храбрый.

Если это необходимо для этого ребёнка, то я всё сделаю. Не хочу, чтобы он чувствовал себя больным, когда я верну тело.

Медсестра погладила меня по голове.

– Ты хорошо питаешься и принимаешь лекарства, поэтому скоро поправишься и сможешь нарисовать ещё больше своих любимых картин.

Сердце разрывается, когда я слышу, что могу нарисовать больше картин.

– Чтобы выздороветь нужно много трудиться.

Пока я оставался неподвижным, медсестра обхватила меня рукой и подбодрила.

– Ты был очень-очень болен. Мы думали, что ты уже не проснёшься, но твой дедушка приходил каждый день и молился.

Хотя я не до конца понимаю сказанное.

Похоже, дедушка этого ребёнка был в отчаянии.

Мне жаль его.

Я должен вернуть тело.

***

– Готов? Пойдём к дедушке домой.

Примерно через месяц после пробуждения я смог покинуть больницу.

Разговаривать по-прежнему трудно, но я стал понимать куда больше слов. И да я всё ещё не нашёл способ вернуть это тело ребёнку.

Я подумал, что для дитя будет лучше, если я буду действовать, как хочет дедушка, а потому последовал за ним.

Когда-нибудь я верну тело. Не хочу создавать ещё больше проблем.

–Залезай в дедушкину машину.

Я видел нечто такое несколько раз по телевизору, но машина дедушки совершенно отличалась от тех машин, которые я знал.

Синяя, глянцевая и большая.

Я заколебался. Мне было немного не по себе, но дедушка успокоил меня.

– Всё хорошо, дедушка рядом.

Его лицо, успокаивающее ребёнка, выглядело таким печальным, что я был вынужден забраться внутрь.

Мой младший брат Тео говорил, что была изобретена машина, и попросил меня однажды, когда добьюсь успеха, купить её. Не думал, что буду ездить на ней так.

– Уф.

Как быстро.

Я поразился машине, которая в один миг стала двигаться быстрее чем лошадь или поезд.

Когда я удивленно посмотрел вбок, люди и деревянные строения пронеслись так быстро, что я не успел даже разглядеть очертания.

Сердце вот-вот выпрыгнет.

– Ха, дедушка!

К счастью, когда я крикнул «дедушка», скорость снизилась, и машина остановилась у дороги.

Моё сердце колотится так сильно, что я не могу прийти в себя.

– Хун, что ты только что сказал?

Я пытался успокоиться, но тут дедушка что-то спросил. Не знаю, какого чёрта ему нужно в этой ситуации, он посмотрел на меня и снова спросил.

– Что ты только что сказал?

– ….Дедушка.

– ….

Он был так удивлен. Я не мог понять, что с ним, но вдруг дедушка громко рассмеялся.

– Ха-ха-ха! Да! Да! Дедушка! Хун, кто я?

– Дедушка…

– Ха-ха-ха-ха! Да, мой мальчик. Мой мальчик. Я твой дедушка.

Неожиданно дедушка протянул руку и растрепал мне волосы. Он не жалел сил, но почему-то я почувствовал привязанность.

Поверить не могу, что он так счастлив от того, что я позвал его. Похоже, ему было тяжело.

Машина вновь двинулась.

Через некоторое время дедушка остановился.

– Вот и приехали.

Дом дедушки был большим. С высокой каменной стеной.

Пройдя через железную дверь, я увидел двухэтажное здание с садом.

Оно, конечно, не сравнится с дворянским поместьем, но с виду выглядело богато.

Я последовал примеру дедушки и снял обувь.

– Хун, что хочешь поесть? Дедушка всё приготовит. Или, может, заказать что-нибудь?

Я не знаю, что ответить.

– Тебе больше не нужно есть больничную еду. О. Любишь пиццу? Давай поедим пиццу?

Не знаю, является ли пицца, о которой говорит дедушка, той же самой пиццей из Италии.

Я примерно догадываюсь и понимаю услышанное, но вот сказать предложением…

Я решил спросить, делая круг руками.

– Пицца?

– Да. Пицца. Будешь?

– Да.

Неважно, какой она будет, я уже пробовал пару раз, так что, думаю, всё будет нормально.

– Посмотрим. Номер телефона… Хун, сядь вон там и отдохни. Можешь посмотреть телевизор.

Нет ничего лучше телевизора, чтобы скоротать время.

Делать нечего, и я направился к месту, указанному дедушкой. Там был очень хороший диван и телевизор намного больше того, что в больнице.

А также.

Висела картина.

«Ах.»

Картина маслом, на которой изображена женщина, сидящая на кресле.

Поразительно.

Форма была максимально простой.

Цветов немного, только основные, и они используются, как есть.

Необычно.

Изобилие, тонкие и толстые линии, странно выделяющаяся композиция без ощущения объемности опровергают всё то, что я знал о картинах.

Пусть так.

Она прекрасна.

Телевизор, машины, цветные карандаши и роскошные блюда не производили столь сильного впечатления, как эта картина. Завороженный, я даже не заменил, что рядом со мной был дедушка.

– Эта картина называется «Сон».

– Сон?

– Да. Тебе нравится?

Я кивнул.

Кто способен нарисовать такую картину?

– Тебе пока будет трудновато её понять. Давай позже рассмотрим вместе с дедушкой.

Слова дедушки прошли мимо моих ушей.

Эта картина воистину инновационная.

Не знаю, когда она была написана, но осмелюсь предположить, что произведение сразу сделало скачок в живописи.

– Кто?

– Кто? Кто это нарисовал?

Я кивнул.

– Пикассо.

– Пикассо?

Этого имени я прежде не слышал.

– Да. Пабло Пикассо. Гений среди гениев.

Пабло Пикассо.

Я обязательно запомню это имя.

Пока я смотрел на «Сон» Пикассо, дедушка вдруг вышел на улицу и принёс пиццу, которую я прежде не видел.

Я ожидал Маргариту: томатный соус, сыр и базилик. Но пицца, которую принёс дедушка, была поджаристой, с изобилием сыра. Сверху лежало мясо, нарезанное небольшими кусочками, а вместе с ним грибы и такие овощи, как болгарский перец и лук. И всё это выглядело таким свежим.

Эта роскошная еда – та самая пицца, которую я знал?

– Кушать подано.

Дедушка протянул мне кусок.

– Ха-ха-ха. Хочешь, чтобы сначала откусил дедушка? Хорошо-хорошо. Ам. Готово. Теперь ты.

Дедушка рассмеялся, глядя на то, как я размышляю, каким образом съесть это толщенное и огромное чудо.

Не знаю, что тут смешного, но я рад, что у него хорошее настроение.

Что ж, попробуем.

По всему рту распространяется насыщенный аромат, заполняя весь нос, а пикантный вкус, ощутимый на языке, заставляет всё тело вздрагивать.

Что нужно сделать, чтобы придать сыру такой жевательный и пикантный вкус? Мясо могло похвастаться мягкой текстурой, из него так и вытекают соки. О, а как им удалось вырастить такие хрустящие овощи, которые не теряют свою текстуру даже после запекания?

Одним словом – человечество.

Спустя 137 лет оно сделало из пиццы произведение искусства.

– Mi, Miracle.

Я не мог не восхититься.

Когда я откусил большой кусок пиццы, лицо дедушки стало странным.

– Хун, ты…

Я встретил его взгляд, держа пиццу возле рта.

– Где ты выучил французский?

Не представляю, о чём он говорит.

Дедушка почесал бровь.

Не знаю, о чём он думает… может об этой чудо-пицце?

Затем он наконец заговорил.

– Que tu parles français?.. [Ты говоришь по-французски?]

Это французский.

Поверить не могу, что нашёлся кто-то, знавший французский…!

Приятно осознавать.

Я тут же ответил.

– Я так рад, что ты знаешь французский.*

[П/П: *В оригинале больше не используется текст на французском, и дальше он никак не обозначается. Считаем, что они говорят на франц.]

– Да, я знаю французский.

Дедушка явно был удивлен, по лицу видно.

– Почему ты молчал, когда так хорошо говоришь?

Вопрос застал меня врасплох, и я выронил пиццу.

– А?

Он спросил ещё раз, и я ответил.

– Не понимают.

– Не понимают? Кто?

– Медсестра. Что бы я ни сказал, она не понимала.

К счастью, мы можем разговаривать, но дедушкин французский был перемешан со словами, которые я не понимал, но которые казались знакомыми.

Вероятно, эти слова изменились с течением времени.

Даже если мне удалось поговорить с дедушкой, свободно говорящим по-французски, я не уверен, что смогу с кем-то поддерживать беседу из-за разницы в 137 лет.

– А.

Дедушка откинулся на спинку кресла, казалось, он был потрясен.

– Ты знаешь корейский?

– Нет.

Глядя на потолок, он закричал по-корейски.

– Какой родитель не учит своего ребёнка родному языку!?

После чего повернулся ко мне.

– …Да. Ты прожил во Франции три года, так что вполне способен говорить на французском. А-а-а, им следовало бы учить корейскому дома!

И снова закричал.

Я положил пиццу, которую взял в руки.

Теперь, когда мы можем общаться, пора сказать ему правду.

Хотя это и жестоко.

Я не могу вот так просто занять место этого ребёнка.

Стоило мне только открыть рот, чтобы сказать правду, дедушка заплакал.

Старик прикрыл рукой глаза, из которых полились горькие слёзы.

– Дедушка думал, что ты не можешь говорить от шока. Вот ведь мелкий.

– …..

– Хорошо, что всё обошлось. Всё, что тебе нужно было сделать, это остаться в живых. Все говорили, что ты умер. Я думал, что остался совсем один.

Этот ребёнок умер?

– Но вы только посмотрите… Разве ты не жив? Ты хорошо говоришь…! И ешь…! А как здорово рисуешь?

Дедушка подошёл ко мне и обнял.

– …..

Я не знаю, как быть.

Тому, кто обрёл надежду, я не мог сказать, что его внук… вероятно, мёртв.

Нет, я должен сказать, но моя рука уже обнимает его спину.

– Дедушка…

– Ха-ха-ха! Да… да… Тебе просто нужно научиться говорить!

Дедушка схватил мои руки и посмотрел мне в лицо. А затем снова обнял меня.

Хотел бы и я быть таким счастливым.

Но нельзя жить во лжи.

– Да. Большего мне и не нужно. Просто живи с дедушкой. Я разрешу тебе делать всё, что душе угодно, и есть всё, что захочешь.

Мой взгляд упал на пиццу.

– Любишь пиццу? Буду покупать тебе каждый день.

Нет. Это нездоровая пища.

– Тебе понравилась картина? Это подделка, но если хочешь увидеть настоящую, я отведу тебя в Музей Орсе или Лувр!

– Лувр? Замок Лувр?

– Да! Хочешь увидеть «Мона Лизу»?

Мона Лиза.

Он говорит о гениальном творении Леонардо да Винчи?

– «Джоконда»?

– Что– А, да, «Джоконда». [1]

Я правда хочу увидеть её.

Нет, нет, нельзя.

Я Винсент Ван Гог, а не Ко Хун.

Никчемный человек, который всю жизнь жил в нищете и обременял своего брата Тео.

Но, по крайней мере, я не прожил во лжи.

Принципы не позволяют мне обмануть этого доброго старика и завладеть телом мёртвого ребёнка, чтобы удовлетворить свою жадность. Я лучше других знаю, как больно жить от имени мёртвых. [2]

– Сначала поедим.

– ….

– Вот, кушай пока не остыла.

Я схватил кусок пиццы, который протянул мне дедушка, и запихнул его в рот, словно одержимый.

Вкусно.

Никакими словами не описать, насколько вкусна эта пицца.

Настоящее воплощение изобилия.

Как эта румяная лепёшка может быть такой мягкой и хрустящей?

– Вкусно?

Я кивнул. Впервые ел такую вкуснятину.

Я не голодал, но из-за трат на холсты и краски денег хватало лишь на твёрдый хлеб, от которого у меня болели дёсны.

Но это и есть то счастье, которое должно быть у этого ребёнка.

Этот человек разговаривает не со мной, а со своим умершим внуком. Продолжение этих неправильных отношений только поставит меня в неудобное положение.

Я уже собирался сказать правду, но тут дедушка что-то вытащил.

– Тебе нравятся цветные карандаши? Дедушка прикупил для тебя.

Дедушка достал из пакета железную банку с надписью «100 цветных карандашей».

Открыв крышку, можно было увидеть сотню цветных карандашей, аккуратно выстроенных в красивую форму.

Мои руки дрожали.

Что… Что я могу нарисовать этими карандашами?

Нет, поскольку я могу умело использовать такое разнообразие цветов, то способен нарисовать всё, что угодно.

– Красиво?

Я кивнул.

– Хочешь?

Хочу.

– Малыш Хун, кто я?

– …..

– Почему не отвечаешь?

Дедушка помахал передо мной цветными карандашами.

– ….Дедушка.

– Ха-ха-ха-ха! Да! Я твой дедушка!

Дедушка, который всегда смотрел на меня грустными глазами, искреннее смеялся.

[1] Джоконда и Мона Лиза – названия одной картины «Портрет госпожи Лизы дель Джокондо». В разных странах закрепилось разное название, так в Великобритании её принято называть «Мона Лиза» («мона» означает «госпожа»), а во Франции и Италии – «Джоконда».

[2] Своё имя Винсент Ван Гог получил от умершего брата. Родители собирались назвать в честь деда своего первенца, но первый ребёнок умер в день своего рождения, так и не успев получить это имя. В результате имя досталось второму ребёнку, ставшему художнику.

Известно, что Ван Гог вырос, наблюдая за могилой старшего брата с тем же именем, что и у него, и в детстве страдал от давления – жить вместо умершего брата.

http://tl.rulate.ru/book/67083/2912529