Готовый перевод I Should Have Just Died / Мне Следовало бы просто умереть: Глава 24

Седрик вошёл в комнату через щель, приоткрытую Сашей.

Он увидел человека на кровати.

Седрик нахмурился, увидев бледное лицо Алисы.

Фигура, которая была обычно довольно бодрой, теперь была похоронена под одеялом и не могла быть видна. Он чувствовал, что если девушка потеряет больше веса, то просто сломается. Её губы, с которых едва срывалось слабое дыхание, пересохли.

Он пододвинул стул к кровати Алисы и сел.

Молодой человек нерешительно коснулся её лба тыльной стороной ладони.

У Алисы была слишком высокая температура. Он вдруг повернул голову к Саше, стоявшей позади, и спросил:

 – ... Что сказал врач?

 – У неё стресс.

 – Она хорошо ест?

 – ... Да. Она справится, – ответила Саша, пряча правду подальше. Алиса не хотела, чтобы она говорила правду Седрику.

Седрик почувствовал некоторое облегчение.

Он был рад узнать, что девушка нормально питается. Это облегчение.

Подспудно молодой человек думал, что не хочет раскрывать ей свою личность. По какой-то причине Седрику хотелось подольше пообщаться с Алисой так же, как они общались до этого. Если его опознают, то, похоже, она не сможет вести даже самую незначительную беседу.

Почему общаться с Алисой было так удобно, когда он притворялся садовником? Седрику действительно было легко и фривольно чувствовать себя в общении с ней, зная, что девушка понятия не имеет, кто скрывается под личиной садовника.

"Пока рано…"

Как муж и жена… Седрик не был уверен, что не будет думать о Кендрике, когда увидит Алису. У него не было уверенности, что получится позволить Алисе, которая казалась бесконечно одинокой, избавиться от этого гнетущего чувства. Для Седрика она всё ещё была обузой, и ценой жизни Кендрика, посланной им из королевской семьи.

В результате барьер между ними никогда не мог сгладиться.

Глаза Седрика потемнели от сложного волнения.

 – ...Я хочу, чтобы ты позаботилась о принцессе, проследив, что она хорошо принимает лекарство.

 – Да, герцог.

 – А мама просила передать, что ей очень жаль.

Саша невольно нахмурилась. Это было потому, что она ещё не слышала о том, что случилось с Алисой. В такой ситуации служанка не могла решить, правильно ли будет передать Алисе эти извинения, которые она услышала, или проигнорировать их.

Поэтому она просто повторяла одни и те же слова, как попугай.

 – Да, герцог.

 – О... и Офелия, кажется, тоже очень сожалела. Я ещё раз приношу свои извинения за грубость моей сестры и моей матери. Я не стану просить её простить их. Я просто надеюсь, что это немного успокоит принцессу.

 – Да, герцог, – Саша искусственно улыбнулась.

Люди в этом особняке совсем не плохие. Во всём этом виновата королевская семья. Это была просто плохая ситуация, а у Алисы было плохое прошлое.

Это простое извинение, которое не требует прощения, нерешительность Седрика, гнев Офелии, печаль госпожи Джулианы. Саша всё понимала. Однако её руки были сжаты в кулаки в складках платья. Ей казалось, что горе и боль Алисы были ещё сильнее.

А всё потому, что Алиса не сделала ничего настолько плохого, чтобы с ней обошлись несправедливо. Саша изо всех сил старалась подавить растущее негодование, которое поднималось, даже не осознавая этого.

"Пожалуйста, я надеюсь, что где-то в мире есть место, где Алиса может расслабиться. Жаль, что у неё нет никого, кто мог бы заставить её смеяться".

 – Ну что ж… Я скажу врачу, чтобы он хорошенько позаботился о принцессе.

Седрик поднялся. Саша отступила. Титул "принцесса" рисовал чёткую холодную линию между ними, вместо тёплого слова "жена", и понимание этого поразило Сашино сердце.

Алиса всё ещё оставалась чужой для обитателей этого особняка.

"Моя принцесса... Что же с Вами приключилось, что Вы вернулись такой?"

* * *

 – ... Похоже, принцесса не может встать…

Офелия шныряла и прислушивалась к словам врача. Медик, знавший упрямство девушки, остановился и ответил ей:

 – Да, она не может встать. Однако это дело не тела, а сердца, поэтому, пожалуйста, подождите.

 – Это дело сердца…

Плечи Офелии поникли.

"Как и ожидалось..."

Ей не следовало позволять себе так горько плакать в карете. Всего одно слово, но в то время ни она, ни её мать не могли позволить себе ничего сказать. Грубость, совершённая принцем Норфом, наложилась на жестокость, которую Эйвери до сих пор совершали в отношение Кембриджей, и у неё потемнело в глазах.

http://tl.rulate.ru/book/48882/1658601