Готовый перевод I’m a Villainess, Can I Die? / Я злодейка, могу ли я умереть?: Глава 36

Это был день, когда моя сестра попала в больницу. Будучи 10-летним подростком, рано вернувшимся домой из школы, я все еще надеялась. Я осторожно вытащила контрольную работу, набравшую 100 баллов, и показала маме, которая пила воду за столом.

Мои руки дрожали от страха, надежды, застенчивости и волнения.

— Что… Контрольная работа? 100 баллов? — Мама, которая без особого энтузиазма взяла лист, медленно просмотрела в него. А потом разорвала его на части. (п/п: втф, женщина)

Контрольная работа была разделена на два огромных куска, и я перестала дышать, глядя на обрывки теста, даже не осознавая этого. Мама, которая разорвала бумагу на куски, вытерла руки, как будто прикоснулась к чему-то грязному. Ее глаза, смотревшие на меня сверху вниз, ужасно блестели.

— Твоя сестра заболела и попала в больницу.... А ты набрала 100 баллов?

Я не могла понять, как соотносятся мои сто баллов и визит моей сестры в больницу, но у меня не было выбора, кроме как извиниться. (п/п: у меня такой же вопрос)

Мои ожидания небольшого комплимента были разорваны в клочья, как та бумага.

Мама оттолкнула меня своей грубой рукой и направилась в комнату моей сестры.

Наблюдая за происходящим со спины, я прижала уголки глаз, из которых вот-вот должны были политься слезы, и собрала контрольную работу. Теперь, скомкав оторванные кусочки руками, я выкинула их все в мусорное ведро. Даже в этот момент мне пришлось улыбаться.

— Иди сюда!

— Да!

Ынджи лежала и спала в своей спальне, и я побежала на мамин голос. Женщина взглянула на меня, осторожно поглаживая тельце маленького ребенка, и перевела взгляд на свою дочь.

О, я знала эти теплые глаза. Всего полтора года назад они предназначались мне. При этой мысли я прикусила внутреннюю сторону щеки.

— Мама собирается ответить на телефонный звонок, так что присмотри за Ынджи.

— Да.

Женщина ответила на звонок мобильного телефона, который держала в руке, и осторожно вышла из комнаты. Дверь была открыта, и звук звонка был приглушенным.

— Я не знаю… Я умру от тоски из-за Ынджи. Я была в больнице, и ей, возможно, потребуется еще одна операция. Я действительно схожу с ума… Наша Ынджи, что нам делать? — Содержание долгого разговора касалось только беспокойства за этого ребенка. Там не было ни единой строчки обо мне. Как будто меня не существовало.

Возможно, при звуке этого голоса прозвучало бы мое имя, поэтому я сомкнула губы и погладила маленькое тельце девочки, как это делала мама раньше.

Ынджи слегка пошевелилась. Ее маленькая шея была видна сквозь одеяло, которое было повернуто. Она, которая сегодня легла в больницу, выглядела бледнее обычного, потому что плохо себя чувствовала, как сказала мама по телефону.

Для детей любовь и внимание были чем-то вроде зависимости. Они хотели получить его, независимо от того, было оно у них или нет. Это было то, от чего я не могла отказаться, потому что у меня во рту были конфеты слаще, чем у кого-либо другого до этого.

Если бы я задушила этого бледного ребенка… Если бы я это сделала, была бы я снова любима? … Если этот ребенок исчезнет, смогу ли я вернуться к своему милому прошлому...?

Теперь это было так тяжело. Мне было всего 10 лет, и прошлое было живо в моей голове, но реальность была такой холодной. Я не могла отказаться от надежды, и я хотела вернуть тот маленький огонек, который, возможно, я уже потушила в глубине своего сердца. Я хотела вернуться.

Я хотела быть принцессой, которая танцевала на балу, а не Золушкой, кухонной служанкой.

Я медленно протянула руку. Когда моя ладонь уже собиралась коснуться тела ребенка, вошла мама и оттолкнула меня. Мое тело ударилось о стену.

— Ты… Что ты пыталась сделать сейчас? — Не выслушав моего ответа, мама вывела Ынджи на улицу и вернулась одна.

Она так сильно ударила меня по спине, что я не могла издать ни звука и съежилась от боли.

Момент, когда мамины блестящие глаза и мои, наполненные слезами боли, встретились друг с другом… Я поняла, что у меня больше нет конфет, которые я могла бы съесть.

Все было измельчено в порошок, будь то песок, конфеты или осколки стекла… Я больше не чувствую вкуса того, что было измельчено в неизвестные формы… Я поняла, что не могу даже прикоснуться к этому. И я стерла улыбку со своих губ. В конце концов, даже если я улыбнусь до такой степени, что уголки моего рта заболят, мои родители не вернутся.

В тот день… в тот день, когда меня чуть не забили до смерти. В тот день, когда меня, такую побитую, не отвезли в больницу, наказали и заперли в холодной складской комнате.

Мне было 10 лет.

Прошло совсем немного времени с того дня, как я отказалась от надежды, которую не хотела терять, пока мне не исполнилось 10 лет, чтобы стереть свои воспоминания через боль в подростковом возрасте, до того дня, когда я постепенно даже не могла вспомнить, что такое любовь, интерес или привязанность.

***

Когда я закрыла глаза в остаточном образе прошлого, голос Ынджи снова разбудила меня. Это было темное пространство, в котором я была в первый раз.

— Так ты действительно хотела убить меня?

Я открыла глаза на вопрос, заданный жестоким голосом.

Иллюзия Ынджи, которая, казалось, пряталась в темноте, возникла передо мной, как мираж, и коснулась моей шеи. Точно так же, как то, что я сделала в тот день.

«Ты пыталась убить меня?»

Я медленно покачал головой.

— Нет.

«Я не хотела тебя убивать. Я не могла убить тебя».

Я не могла причинить боль своей сестре.

Верно, удушение было болезненным. А испытывать боль было неправильно. Потому что этот ребенок был моей сестрой.

В детстве я знала то, чего не знали взрослые. Я знала, что не должна причинять боль никому, кто слабее меня.

— Одежда была скомкана, поэтому я попыталась ее расправить.

Иллюзия моей сестры улыбнулась моему ответу и обняла меня. Я не почувствовала никакого тепла на ее персиковых щеках. Однако я приняла холодную, дружелюбную фантазию и уткнулась головой в ее плечо.

Объятия… Я чувствовала себя странно. Та Ынджи, которую я знаю, не смогла бы меня обнять. Это произошло потому, что худенькую девочку, что всю свою жизнь провела в больничной палате, можно было держать на чьих-то руках, однако для нее самой это – было немыслимо. (п/п: тут имеется в виду, что Ынжи не смогла взять кого-то под свое крыло / позаботиться о ком-то)

Девочка, лица которой я не могла видеть, расчесывала мои волосы своими руками, отчего мои глаза задрожали. Я помню тот день, когда мне было всего 7 лет, я лежала в объятиях своих новых родителей и плакала. Конечно, теперь слез не было, но…

— Сестра, я была той, кто позвал тебя в мир Селены. (п/п: вот это поворот)

— ...Что?

Даже после того, как она произнесла шокирующие слова о том, что именно она призвала меня в мир Селены, Ынджи не показала своего лица и продолжала гладить меня по затылку. Я пыталась заставить себя отодвинуться от нее, но она оказалась сильнее, чем я думала, так что я просто сдалась и продолжила слушать ее историю.

Голос Ынджи стал еще более спокойным:

— В этом мире много неизвестного. Людская судьба и жизнь одинаковы. Человеку дается несколько жизней, чтобы развернуться на долгое время. Однако очень редко, когда срок одной жизни не завершен, это время переходит в другую. И в этом случае Сестра умерла сама по себе, а оставшееся время твоей жизни перешло в тело Селены. (п/п: прям как гб при тарифе. Простите)

— Тогда Селена - это еще одна моя жизнь?

— Как и ожидалось, сестра умна.

— Но почему ты призвала меня?

Рука Ынджи остановилась. Поскольку слова остались без ответа, я снова попыталась отодвинуться, и на этот раз девушка позволила мне это. Она улыбалась.

Слезы текли из ее глаз, но она улыбалась достаточно ярко, чтобы ничего не было видно.

— Ты говорила, что прошла через панораму своей жизни после смерти, верно? — сказала Ынджи. — Да, это было точно так же, как то, что Сестра видела раньше. Я прошла через то же самое. О, единственная разница в том, что я смотрела ее с того момента, как родилась. Все воспоминания о том дне, который я не могу вспомнить.

Девушка замолчала и сделала глубокий вдох, прежде чем выдохнуть. Уголки ее сомкнутого рта подергивались.

— Сестра, пока я была жив, мне приходилось нелегко. Бесконечные иглы и наркотики. Лечение было таким тяжелым, это было так трудно, но я не могла спать, потому что боялась умереть. Я так завидовала детям, играющим на улице. Я так завидовала людям, которых выписывали одного за другим в 6-местной палате. «Как долго мне придется жить в этой больничной палате?» - Это было все, о чем я думала.

Тихий голос эхом разнесся по всему пространству.

— Я видела только свое страдание. Я была так несчастна, что казалось, что чужое несчастье - это и мое несчастье тоже. Да, я сама оценивала несчастье. Я была в классе А, этот человек - в классе В, другой - в классе С. О, вон тот - счастливый. Разве это не смешно?

— Нет. — Я покачала головой.

На самом деле, это было забавно. Мне это показалось таковым, потому что у меня тоже была такая же мысль.

Когда я была подростком, когда я еще не отказалась от всего, я продолжала ревновать и обижаться на Ынджи. Было время, когда я думала, как идиотка, желая быть такой же больной, как она. Итак, как бы я посмела сказать ей, что это было смешно?

— Ну, чем старше становилась Сестра, тем выше она росла, но почему я продолжала быть карликом? Я снова приревновала, поэтому кое-что сказала Сестре. Это было действительно глупо. Извини.

— Я даже не помню.

Я действительно не помнила. Единственное, что осталось в моей голове, это тощая фигура Ынджи, держащая зеркало и плачущая в полном одиночестве.

— Я всегда была голодна, но у меня всегда не было аппетита. Мне тоже захотелось попробовать что-нибудь вкусненькое… Почему меня заставляли есть только вегетарианскую пищу? Из-за этого я пожаловалась Сестре. Мне очень жаль.

— Все в порядке.

Ынджи горько улыбнулась и опустила глаза. Итак, когда я посмотрела вниз, я увидела ее извивающиеся пальцы.

— Моя Сестра… Сестра… Я и не знала, что ты так живешь. Я видела, что мама и папа часто ругали тебя, и вы не очень хорошо ладили, но… Я действительно не знала, что с тобой так обращаются. Я не знала, что ты умираешь в этом мире так же ужасно, как я умирала в больничной палате.

— Я понимаю, что ты не знала.

Да, она бы не узнала. Ынджи, что была больна, находилась только в больничной палате, где мои родители не могли обращаться со мной так, как дома. Холодность и неприязнь ко мне проявились неявно, но в глазах девочки, должно быть, это было все, что она увидела.

Больной ребенок, получивший оценку «несчастье», должно быть, был просто маленьким ребенком, который хотел, чтобы внимание родителей было приковано к нему. Я это знала.

Так что даже если бы я ненавидела его, который случайно отнял у меня жизнь, глядя на это больное лицо, я не могла бы относиться плохо.

— Я всегда завидовала более здоровой Сестре. Такая обиженная, очень ревнивая, и все же я зависела от тебя… Ты мне снова понравилась. Ты была милой. У меня была сестра, которая была хороша во всем… Между прочим… Только после того, как я умерла, я узнала, что все это было из-за меня. Прости, прости. Сестра. Сестра, мне так жаль. Мне очень жаль.

Ынджи начала рыдать. Ее слезы превратились в водяной пар в тот момент, когда они покинули кончик ее подбородка. Не оставляя мне ни минуты, чтобы вытереть их.

«Почему ты плачешь? Почему ты извиняешься?»

На самом деле, виновата не ты.

— Итак, я загадала желание после того, как умерла. Просила дать сестре еще один шанс. «Дай моей сестре возможность быть счастливой, чтобы они жила настоящей жизнью». Ха-ха, пока я была жива, ни одно из моих пустых желаний не было исполнено, но это осуществилось.

— ...Вот почему я пришла в этот мир...

— Верно. Я дала эту жизнь Сестре. Я никогда в жизни ничего тебе не дарила, так что какое счастье, что я смогла дать тебе хотя бы это. — Ынджи, которая изо всех сил пыталась сдержать слезы, приподняла уголки губ и улыбнулась.

Казалось, что она хотела выглядеть игривой, но наоборот, казалась так, как будто ей было трудно.

Когда я убрала волосы с ее лица, растрепавшиеся от слез, я задала странный вопрос:

— Но я встретила Селену. Если бы мы были одной и той же душой… Как мы могли встретиться?

Перевод: Капибара

http://tl.rulate.ru/book/39274/2760453