Готовый перевод Evil Overlord: The Makening / Злой Повелитель: Начало: Глава Девятнадцатая: Сбрасывание трупов в ее саду

Выступая в качестве Повелителя Зла, я хочу сказать, что презираю лицемеров.

Да, я сожгу твою деревню. Возможно, я продал твою маму в рабство. Я вызвал дремлющие, забытые людьми эльдрические ужасы, чтобы причинить невыразимые страдания моим врагам - и я сделаю это снова в мгновение ока, если это соответствует моим планам.

Но знаете, чего я не сделаю? Я не буду обманывать тебя. Я не буду мочиться тебе на ногу и говорить, что идет дождь. Я не буду заставлять страдать целые народы, а потом с честным лицом говорить им, что это для их же блага.

Вы можете ненавидеть меня, презирать меня, жаждать моей смерти. Вы можете требовать моей крови и сжигать моё чучело. Я, честно говоря, не против всего этого, и эй, остановите меня, если сможете.

Но каким бы ни было ваше мнение обо мне, вы не можете сказать, что я полон дерьма.

~ ~ ~

Представьте, что я сижу на своей узкой кровати, в своей маленькой комнате, в темноте. Мой рот слегка приоткрыт, а глаза широко раскрыты. Лунный свет проникает через кривые планки закрытой ставни на моем окне. Мой рюкзак лежит у двери, в двух шагах от меня, а рядом с ним - мой топор.

Я также сплю голым и без одеяла, но это не важно, если только у вас нет фетиша на Злого Повелителя, на что я скажу: фантазируй, шалунишка.

У вас в голове все прочно запечатлелось? Хорошо. Держись за это.

Людям свойственно быть засранцами.

Конечно, не все, не всегда и не для всех. Но к совершенно одноразовому и, возможно, опасному незнакомцу?

Позвольте мне рассказать вам одну историю. В столице был винный магазин. Перед входом была большая вывеска "Вино за один медяк", но когда вы заходили за вином за один медяк, то узнавали, что аренда кубка, в котором оно подавалось, стоит еще два медяка, а выносные кубки не разрешались.

Еще один пример, подтверждающий мою точку зрения, - совет отца Викера по поводу свиданий с девственницами, который заключался в том, чтобы рассказать им, что синие яйца - это потенциально смертельное заболевание. Я, конечно, злой, но я никогда никого не склонял к сексу по вине. Это слишком низко даже для меня.

Я хочу сказать, что люди будут пытаться использовать всевозможные уловки, чтобы получить прибыль или вообще получить то, что они хотят. Ложь, обман, воровство - все это часть человеческого бытия, и ожидать чего-то другого - значит, как минимум, разочароваться.

Подведем итог и повторим: люди - сволочи.

Орсон, пивовар и член совета, почти наверняка был мешком дерьма, вот к чему я веду. Он, скорее всего, понятия не имел, как обстоят дела в крепости, будь то количество оставшейся еды, или сколько монет в ящике Титуса, или каково моральное состояние головорезов Титуса, или какая магия осталась в арсенале Титуса. Вероятность того, что он вообще знает хоть что-то, была невероятно низка, при прочих равных условиях.

Вероятно, Орсон надеялся, что я просто ворвусь в бой, и что бы со мной ни случилось, он получит хотя бы частичную информацию о состоянии противника. Он просто решил рискнуть, ведь кто знает? Может быть, у меня получится, как бы маловероятно это ни было. В крайнем случае, я смогу забрать с собой нескольких врагов.

Другой стороной медали для него было то, что моя смерть избавит город от потенциального нарушителя спокойствия. Казалось очевидным, что магия любого рода была в Мудхельме, как и везде, дефицитным товаром. Похоже, он знал (а не просто подозревал), что я владею магией огня, а Мудхельм был не иначе как легковоспламеняющимся городом. Тот факт, что он не попросил меня продемонстрировать свои пиромантические способности, говорил о том, что он был уверен в моих способностях.

Или же ему просто было наплевать на то, лгу я или нет.

Всё это я более или менее выяснил ещё до того, как положил свою остроносую голову на подушку на ночь. Разбудило меня скорее мрачное прозрение, которое вырвалось из подсознания и начало бить в мозг предупреждающим гонгом (да, я знаю, что смешиваю метафоры. Что тут поделаешь?).

Эти мудаки из совета только недавно захватили власть. Они никак не могли встать на твердую политическую почву. За всё время пребывания в Мудхельме я не слышал ни одного дифирамба в их адрес - насколько я понял, большинство членов Совета работали если не на Титуса, то с ним до того, как он был свергнут. Хотя, как я понял, их сотрудничество было более или менее неохотным.

К этому следует добавить, что они столкнулись с ослабленным, но всё ещё опасным противником, и конечный результат по-прежнему висел на волоске.

Учитывая эти два факта, они должны были бросать в меня деньги и, возможно, своих дочерей, чтобы привлечь меня на свою сторону или хотя бы удержать от перехода на противоположную. Меня должны были приглашать на пиры и обольщать до потери пульса.

Вместо этого я получил если не холодный взгляд, то едва подогретый.

Что-то было не так, вот что я пытаюсь сказать, и на что более глубокие, мрачные глубины моего сознания вытолкнули меня из постели, чтобы заставить обратить внимание.

В общей сложности на этот вывод у меня ушло около шестнадцати часов, что просто позорно, если сравнить это с моей способностью распознавать чушь сейчас. Но я был ещё очень молод и относительно неопытен, когда речь заходила о тех глубоких уровнях пакости, на которые способны мои собратья по разуму.

Стыдливая медлительность или нет, но я понял достаточно, и как раз вовремя, чтобы спасти свою жизнь. Так что всё было в порядке.

Давайте вернемся к тому, как я сижу в постели, выпрямившись во весь рост, во всей своей обнаженной, довладыческой красе?

Я успел просидеть всего два удара сердца, когда арбалетный болт, пробив планку ставни, с тяжелым, дрожащим стуком вонзился в мою подушку, матрас и раму кровати.

Я бросился к топору как раз в тот момент, когда дверь, сорванная с петель, распахнулась. Пальцы коснулись ручки, и тут незваный гость ударил меня ногой в лицо, изменив траекторию движения. Я столкнулся со стеной, немного оглушённый и с кровью, хлынувшей из носа.

Нарушитель был в темных кожаных доспехах. Нижнюю половину лица закрывала тряпка. В каждой руке он держал по кортику.

Я поджег его.

Голова загорелась, он выронил ножи, закричал и стал бить себя по лицу (как я выяснил, так делают очень часто). Затем в дверной проем протиснулся кто-то гораздо крупнее и толкнул горящего убийцу на меня. Я оттолкнул от себя Мистера Крикуна и поднялся на ноги, готовый зажечь пламенем второго.

Сначала я не был уверен, но через мгновение мерцающий свет костра позволил мне понять, что вторым нарушителем был Терс, тролль, которого я впервые встретил, когда прибыл сюда.

Я выпустил в него копье пламени. Оно прожгло его рубашку, а затем пламя потухло, мерцая.

"Тролли не горят, убийца гоблинов", - сказал он. Затем он протянул одну из своих неестественно длинных рук, схватил меня за макушку и ударил боковой стороной головы о стену раз, два, три раза на удачу. Затем он бросил меня на пол рядом со своим теперь уже мертвым, но по-прежнему горящим коллегой.

"Не утешу, но это была не моя идея", - сказал он. Затем он поднял одну очень большую ступню над моей головой, готовый разбить ее, как яйцо.

Зрение у меня было более чем мутное, но я прекрасно видел наконечник копья, внезапно проросший из его груди. А сопровождавшее его "Уааргх!" я услышал совершенно отчетливо, несмотря на звон в ушах.

Терсес выплюнул кровь и схватился за наконечник копья, но нападавший ещё не закончил. Используя копье как рукоятку, орк, который только что спас меня, с грубой силой вытолкнул тролля в окно. Терсес упал, копье все еще оставалось в нем.

Орк, решительно вытащивший его из комнаты, повернул ко мне свое тяжелое, клыкастое лицо. Он даже не дышал.

"Потуши этот гребаный огонь, - сказал он, - и в следующий раз спи со своим оружием. Ты, блядь, должен это знать". И он вышел из комнаты.

Я поднялся в сидячее положение и ошарашенно огляделся вокруг в поисках чего-нибудь, чем можно было бы погасить пламя. Потом появился Моди с ведром и с многострадальным и почему-то все еще скучающим видом вылил его содержимое на горящую голову второго убийцы.

"Кто это был?" спросил я, лишь слегка коверкая слова.

"Это мой отец", - сказал он, пожав плечами. "Помоги мне вытащить этого засранца наружу, ладно?"

"А?"

"Ты хотел оставить его в качестве домашнего животного или что-то в этом роде?" Он пнул труп по лодыжке.

"Нет". Я встал, шатаясь, но в порядке. "Может, нам просто выбросить его в окно?" спросил я.

"Не-а. Мама будет ругаться, если мы возьмем за привычку выбрасывать трупы в ее сад. Она и так с папы шкуру спустит, если этот тролль испортит ее розы. Я не хочу в этом участвовать".

"Эм, дай мне надеть штаны".

Моди закатил глаза. "Всем плевать".

"Мне нет".

"Неважно. Поторопись."

* * *

Полчаса спустя я сидел в общей комнате с Моди, его мамой Хеллой и его отцом, которого звали Голдфинч.

В гостинице было еще два постояльца. Один, человек, просто проверил, не будет ли еще насилия, и вернулся в постель, в то время как другой (которого я видел лишь мельком, когда увидел спину в плаще и капюшоне) вообще не выходил из своей комнаты. Должно быть, он крепко спал.

Мы бесцеремонно выкинули труп убийцы-человека через парадную дверь на улицу. Терсес, однако, оказался не так мертв, как я предполагал. Он исчез, оставив после себя сломанное копье, пару сплющенных кустов роз, изрядное количество сине-зеленой крови тролля и совершенно взбешенную Хеллу. Арбалетчика, разумеется, не было видно. Или арбалетчицы? Арбалетчицы, неважно. Они свалили, сделав свое дело, не оставив ни следа, ни знака.

Голдфинч, как выяснилось, был поваром "Капающего ведра", и он молча взбил для всех сосиски и яйца (уже близился рассвет), а потом сел за стол рядом с женой и нахмурился.

Все это выглядело довольно сюрреалистично.

"Спасибо, что спасли мне жизнь", - сказал я ему. Он просто уставился на меня.

"Он сделал это не для тебя", - сказал Моди, его тон намекал на то, что я идиот. "Никому не дано напасть на усадьбу орков и уйти, насвистывая".

"Что ж, какова бы ни была причина, я благодарен". И я был благодарен. Я не привык, чтобы кто-то приходил мне на помощь.

"Тогда у тебя не будет проблем с оплатой ущерба", - сказала Хелла. "Тем временем вам понадобится другая комната. Если вы думаете, что это будет происходить регулярно, то комната должна быть в другом трактире".

"Я не знаю. Я не знаю, почему на меня вообще напали. Или кто хочет видеть меня мертвым, если уж на то пошло". О, у меня были очень серьезные подозрения, но выбалтывать их не казалось благоразумным.

"Терсес работает на Диллита", - хмыкнул Голдфинч. "Иногда".

"Диллит? А, ну да, гоблин с плохим вкусом к украшениям".

"Диллит - советник", - сказала Хелла. "Что означает, что совет, вероятно, хочет твоей смерти. Что ты сделал, чтобы попасть к ним в недобрые руки?"

"Ничего такого, за что мою голову можно было бы раздавить, как виноградину".

"Ну, как бы то ни было, я думаю, тебе пора искать другое жилье", - сказала Хелла. "Ты понимаешь".

"Нет", - сказал Златоглазка. Хелла посмотрела на него. Моди зевнул.

"А почему, черт возьми, нет?" Хелла спросила мужа, и он указал толстым зеленоватым указательным пальцем на меня.

"Он убил налетчика на дом. Закон клана ясен".

Хелла прищелкнула языком. "Не начинай нести чушь о законах клана, Голди. Это Мудхельм, а не Бальзарек".

Он скрестил свои массивные предплечья под массивными грудными мышцами. "Клан Капающего Ведра. Родина Капающего Ведра. Бальзарек, Мудхельм, неважно. Он сражался, он убил, он остался".

Хелла вскинула руки. "Самый упрямый гребаный орк, за которого я имела несчастье выйти замуж".

Я прочистил горло. "Я могу найти другой постоялый двор. Это не проблема".

Голдфинч наклонился вперед и устремил на меня взгляд своих глаз-бусинок.

"Ты сражался. Ты убил. Ты остаешься".

"Обязательства клана идут в обе стороны, огненный мальчик", - сказал мне Моди. "Ты доказал свою ценность в бою, бла-бла-бла, так что теперь ты защищаешь клан, а клан защищает тебя, на год и один день. Ты можешь отказаться, но тебе не стоит отказываться от моего отца. Если, конечно, не хочешь сделать его кровным врагом.

Мне понадобилось около полусекунды, чтобы решить, что я не хочу делать папу Моди кровным врагом.

В общем, так я стал членом клана Капающего ведра, или, по крайней мере, аффилированным членом, что звучит в общем-то неплохо, если не особенно грозно. Но это не давало мне никаких скидок на проживание и питание, что, как по мне, все еще кажется скуповатым. Однако Хелла очень любила свои розы и возложила их судьбу прямо на мои ноги.

Мы еще немного поговорили, но Голдфинч не был тем, кого можно назвать болтливым, а Моди не был тем, кого можно назвать заинтересованным, так что вскоре остались только я и Хелла.

Поскольку я был умным, я многое узнал о ситуации в Мудхельме. Но поскольку я был не так умен, как считал себя, мне не пришло в голову спросить, кто именно входит в совет. Это были бы просто имена. Я знал Орсона, знал Диллита, гоблина с золотой цепью, и больше никого, даже не знаю, сколько их.

Я хочу сказать, что я не знал, что Катапульта был одним из членов совета, пока не попросил Хеллу дать мне список людей, которые, очевидно, хотели моей смерти. Мне даже в голову не пришло, что она может быть им. И уж точно мне не пришло в голову спросить.

"Есть пять советников", - сказала она мне. "Орсон, Диллит, Мейрстрикт, Ал'Вулк и Грим".

Когда она произнесла последнее слово, у меня в груди возникло странное, тягучее чувство. "Грим?"

"Она единственная женщина-советник. Раньше работала на Титуса, но перешла в совет, понимая, что у нее будет место в нем. Она отвечает за ополчение".

"Каштановые волосы? Мускулистое, покрытое шрамами лицо?"

"Похоже на нее. А что? Вы ее знаете?"

"Думаю, мы встречались. Вы случайно не знаете, где она останавливается?"

"Она обычно у фальшбортов напротив крепостных ворот. Эй, куда ты идешь? Ты еще не доел свой завтрак".

"Собираюсь поболтать с моим старым приятелем Катапультой", - ответил я.

"С кем? Неважно, тебе все равно нужно заплатить".

http://tl.rulate.ru/book/35183/1830132