Готовый перевод Sword of Coming / Приди, меч!: Глава 11. Дева и летающий меч - 1

Ученый муж с седыми висками в сопровождении юноши в синем одеянии покинул деревенскую школу и прибыл к подножию мемориальной арки. Тот самый образованный учитель в городке выглядел немного уставшим. Он указал рукой на табличку над головой и спросил:

— Как объяснить четыре иероглифа «В гуманности нельзя уступать»?

Юноша Чжао Ю, который был как учеником школы, так и помощником учителя Ци, поднял взгляд и без колебаний ответил:

— Наше конфуцианское учение основано на иероглифе «человеколюбие». Эти четыре иероглифа взяты из фразы «В гуманности нельзя уступать даже учителю». Это означает, что мы, ученые, должны уважать учителей и ценить знания, но в вопросах человеколюбия и морали нет необходимости быть скромным.

Учитель Ци спросил:

— Нет необходимости быть скромным? А если заменить на «нельзя», что тогда?

Чжао Ю обладал изящной внешностью, и в отличие от напористости и острого ума Сун Цзисиня, его характер был более мягким, сдержанным, естественно очаровательным, словно распускающийся лотос. Когда учитель задал этот вопрос с подтекстом, он не осмелился отнестись к нему легкомысленно. Тщательно обдумывая ответ, он понял, что учитель проверяет его знания, и как он мог отвечать небрежно?

Ци Цзинчунь[1], увидев, как его ученик напрягся, словно перед лицом грозного врага, понимающе улыбнулся и похлопал его по плечу:

— Это всего лишь случайный вопрос, не нужно так нервничать. Похоже, что раньше я слишком сдерживал твою природу, чрезмерно оттачивал тебя, заставляя жить как статую, выставленную в павильоне Вэньчан[2]. С серьезным лицом, везде соблюдая правила, все объясняя с точки зрения разума. Разве это не утомительно… Впрочем, сейчас это, похоже, оказалось к лучшему.

[1] Ци Цзинчунь (齐静春). Цзинчунь можно перевести как «Тихая весна».

[2] Павильон Вэньчан (文昌阁). Буквально, павильон «литературного процветания». Вэньчан — божество литературы и образования в китайской мифологии. Павильоны или храмы, посвященные Вэньчану, часто служили местом для проведения экзаменов и литературных собраний в древнем Китае.

Чжао Ю был немного озадачен, но Ци Цзинчунь уже повел его на другую сторону, все еще глядя вверх на четыре иероглифа на табличке. Выражение лица Ци Цзинчуня стало более расслабленным, и по какой-то причине этот обычно серьезный учитель начал рассказывать множество интересных историй, неторопливо объясняя своему ученику:

— Ранее надпись «В гуманности нельзя уступать» вызвала много споров. Человек, написавший эту табличку, был лучшим каллиграфом своего времени. Возникли дебаты о «структуре» и «духовном значении» каллиграфии, спор о достоинствах и недостатках «древней простоты» и «современной красоты», и до сих пор нет единого мнения по этому поводу. «Ритм, техника, смысл и стиль — четыре принципа каллиграфии. На протяжении тысячи лет этот человек занимал первое место в двух категориях, практически не оставляя шансов своим современникам-мастерам. Что касается надписи «Естественность в немногословности», то здесь есть нечто интересное. Если ты внимательно присмотришься, то сможешь заметить, что хотя все четыре иероглифа похожи по технике письма, структуре и духу, на самом деле они были написаны четырьмя великими даосскими мастерами из разных монастырей. В то время два старых бессмертных даже обменивались письмами, яростно споря, кто напишет самый загадочный и глубокий иероглиф «надежда», и никто не хотел писать самый обыденный и приземленный иероглиф «слово»…

Затем Ци Цзинчунь повел Чжао Ю к надписи «Не ищи вовне» и, оглядываясь по сторонам, задумчиво сказал:

— Та сельская школа, где ты учился, из-за отсутствия учителя скоро будет закрыта несколькими большими семьями. Возможно, ее даже снесут и построят на ее месте небольшой даосский храм или установят статую Будды для поклонения паломников. Там будет даос или монах, год за годом проводящий службы, до истечения шестидесятилетнего цикла. За это время они, вероятно, «поменяют человека» два-три раза, чтобы не вызывать подозрений у жителей городка, но это всего лишь грубый обман. Однако, если здесь освоить даже крошечное магическое умение, то за пределами этого места оно может произвести эффект подобный грому богов или весенней грозе, сотрясающей небо и землю…

К концу своей речи голос Ци Цзинчуня стал тихим, как жужжание комара, и Чжао Ю, напрягая слух, уже не мог разобрать его слов.

Ци Цзинчунь вздохнул, в его голосе чувствовались беспомощность и усталость:

— Многие вещи изначально были высшими тайнами, которые нельзя раскрывать. Теперь же это становится все менее важным. Но мы все же ученые люди и должны сохранять лицо. Тем более, если я, Ци Цзинчунь, первым нарушу правила, это будет равносильно воровству со стороны сторожа, и будет выглядеть очень некрасиво.

Чжао Ю внезапно набрался смелости и сказал:

— Учитель, я знаю, что вы необычный человек, и этот городок — необычное место.

Ци Цзинчунь с любопытством улыбнулся:

— Вот как? Расскажи подробнее.

Чжао Ю указал на величественную «двенадцатиногую» мемориальную арку:

— Это место, а также колодец с железной цепью в переулке Абрикосовых Цветов, крытый мост, под которым, по слухам, висят два железных меча, старая софора, персиковое дерево в переулке Персиковых Листьев, и улица Счастья и Благополучия, где живет моя семья Чжао, ежегодные объявления о празднике Дождя и празднике Двойной Девятки[3] — все это очень странно.

[3] Гуюй (谷雨) — буквально переводится как «дождь для злаков» или «дождь для долин». Один из 24 сезонов китайского сельскохозяйственного календаря, обычно выпадает на 20–21 апреля. Чунъян (重阳) — праздник двойной девятки, отмечается на 9-й день 9-го месяца по лунному календарю. В это время люди чтят пожилых, наслаждаются осенней природой и участвуют в мероприятиях, призванных принести удачу и благополучие.

Ци Цзинчунь прервал Чжао Ю:

— Странно? Что в этом странного? Ты вырос здесь с детства и никогда не выходил за пределы городка. Разве ты видел пейзажи за его пределами? Без сравнения, откуда такие слова?

Чжао Ю тихо ответил:

— Содержание книг учителя я уже выучил наизусть. Цветы персика в переулке Персиковых Листьев сильно отличаются от описаний в стихах из книг. Кроме того, почему учитель преподает только три книги начального образования, делая упор на изучение иероглифов? Что нам читать после начального обучения? Для чего мы учимся? Что такое «государственная служба», упомянутая в книгах? Что значит «утром быть деревенским мальчишкой, а вечером войти во дворец Сына Неба[4]»? Что означает «Император ценит героев, литература учит вас»? Хотя два предыдущих надзирателя за гончарными мастерскими никогда не говорили о дворе, столице и делах Поднебесной, но…

[4] В древнем Китае «Сыном неба» называли правителя, который по воле Вечного Синего Неба правит Поднебесной, то есть Китаем. Сын неба — император.

Ци Цзинчунь удовлетвореннно улыбнулся:

— Достаточно, нет смысла говорить больше.

Чжао Ю сразу же замолчал.

Ци Цзинчунь тихо сказал:

— Чжао Ю, в будущем тебе нужно быть осторожным в словах и поступках. Помни, что беда может прийти из-за необдуманных слов, поэтому многие мудрецы конфуцианства хранят молчание. Благородные мужи, стоящие выше мудрецов, говорят осторожно даже наедине с собой, следят за своим поведением, как за драгоценной яшмой, опасаясь малейшего изъяна. Что касается мудрецов, таких как главы семидесяти двух академий… Эти люди, подобно великим истинным людям[5] даосизма или буддийским архатам с золотым телом[6], могут одним словом создавать пророчества, и их слова становятся реальностью. Эти люди и выдающиеся личности из ста школ философской мысли, достигнув такого уровня, обычно называются земными бессмертными и считаются переступившими порог. Однако эти личности все подобны драконам: одни высоко вознесены и недостижимы, как божественные статуи в даосских и буддийских храмах. Другие же подобны драконам, у которых видна голова, но не виден хвост — обычные люди просто не могут их найти.

[5] Великий Истинный Человек (大真人) — бессмертный в даосских легендах. В даосизме есть четыре великих истинных человека: Тунсюань, Чунсюй, Наньхуа и Дунлин. Данный термин в древнем даосизме относится к тем, кто достиг совершенства в самосовершенствовании и постиг Дао, проник в суть вселенной и истоки человеческой жизни, по-настоящему пробудился и просветлился. Часто используется как почетный титул.

[6] Арха́т (достойный) — в буддизме человек, достигший полного освобождения от омрачений (страстей) и вышедший из «колеса перерождений».

Чжао Ю слушал в замешательстве, словно окутанный туманом. Он не удержался и спросил:

— Учитель, почему вы сегодня рассказываете все это?

Ци Цзинчунь с просветленным выражением лица рассмеялся:

— У тебя есть учитель, и у меня, естественно, тоже есть учитель. А мой учитель… лучше не говорить об этом. В общем, я думал, что смогу протянуть еще несколько десятков лет, но внезапно обнаружил, что некоторые закулисные фигуры не хотят ждать даже этого короткого периода времени. Поэтому в этот раз я не смогу вывести тебя из городка, тебе придется выйти самому. Некоторые безобидные истины я должен тебе раскрыть, ты можешь воспринимать это просто как историю. Я лишь надеюсь, что ты поймешь один принцип: над небом есть небо, над людьми есть люди. Неважно, насколько ты, Чжао Ю, «исключительно одарен и невероятно удачлив», никогда не становись самодовольным и не теряй бдительности.

Падение уровня воды в колодце и опадание листьев софоры — все это предзнаменования.

Ци Цзинчунь напомнил:

— Чжао Ю, помнишь тот лист софоры, который я просил тебя сохранить?

Чжао Ю энергично кивнул:

— Я сохранил его вместе с печатью, которую вы мне подарили.

— Где в мире ты видел листья, которые, отделившись от ветки, остаются такими свежими и сочными, словно только что сорванные? Среди тысяч людей в городке лишь единицы удостоены такого «благословения». Этот лист софоры можно часто рассматривать, в будущем он может принести неожиданную удачу.

Взгляд Ци Цзинчуня стал проницательным.

— Кроме того, все эти годы я постоянно побуждал тебя совершать добрые дела в городке и завязывать хорошие отношения с людьми. Я учил тебя относиться ко всем с уважением и искренностью. Со временем ты поймешь скрытый смысл этого. Те мелочи, которые кажутся незначительными, подобно капле, точащей камень, в конечном итоге могут принести пользу не меньшую, чем изучение целого тома «Записей местного уезда».

Чжао Ю заметил желтую птицу, сидящую на каменной балке. Она время от времени подпрыгивала и щебетала. Ци Цзинчунь, заложив руки за спину, поднял голову, глядя на желтую птицу с серьезным выражением лица. Чжао Ю не заметил ничего необычного.

Ци Цзинчунь внезапно посмотрел в сторону переулка Глиняных Кувшинов, его брови нахмурились еще сильнее. Он тихо вздохнул:

— Спящие насекомые постепенно слышат звуки весны и выбираются из-под земли. Но разве для гостя не слишком самонадеянно вести себя скрытно и применять эти дьявольские трюки прямо под носом у хозяина? Неужели они действительно думают, что полагаясь на свою собственную небольшую власть, они могут делать все, что захотят?

Чжао Ю обеспокоенно спросил:

— Учитель?

Ци Цзинчунь махнул рукой, показывая, что это не касается его, и повел к последней табличке.

Юноша Чжао Ю, словно насекомое, внезапно услышавшее весенний гром, резко остановился, его взгляд застыл.

Неподалеку стояла девушка в черном одеянии и в вэймао[7], скрывающем ее лицо. Ее фигура была пропорциональной, не слишком худой и не слишком полной. На поясе висели длинный меч в снежно-белых ножнах и узкий клинок в зеленых ножнах. Она стояла под табличкой с надписью «Ци, устремленная к созвездию Ковша и Быка» скрестив руки на груди и подняв голову.

[7] Вэймао (帷帽). Это тип головного убора, похожий на шляпу с вуалью или капюшон. Изначально женщины в древнем Китае носили мили (幂蓠) — широкополую шляпу с длинной вуалью до бедер или колен. Мили надевали во время путешествий для защиты от дорожной пыли, а также она служила показателем скромности носительницы. На основе мили в начале династии Тан появилась шляпа вэймао, отличавшаяся от мили более короткой вуалью, доходившей до плеч.

http://tl.rulate.ru/book/24425/4884855