Готовый перевод Мастер Цимэнь против саратовской ведьмы: Глава 6. Приворот на свечах. Леся (ч.1)

Москва встретила ласковым июньским солнышком. Я вдруг поняла, что солнце в Пекине всегда было другое. Не хуже, просто другое. Не люблю большие города, но сейчас хотелось петь и танцевать прямо на улице, забыв о прохожих.

Хотелось после года разлуки вместе пообедать с папой и мамой. Но они, как всегда по уши в делах. И за столиком в ресторане пришлось сидеть одной, общаясь с мамой по видеосвязи. Отец вообще ограничился голосовым сообщением с вопросом, выбрала ли я специализацию в университете. Традиционная китайская медицина его не устраивала, он видел меня в лучшем случае хирургом, в худшем – косметологом. Фитотерапия и рефлексотерапия в его концепцию успешной карьеры совершенно не вписывались. А мое детское увлечение психиатрией вообще воспринималось как блажь. Как там с презрением говорила мать: "Психические заболевания передаются телепатически, все психиатры, в конце концов, становятся под стать своим пациентам".

Больше в Москве мне делать было нечего. Сидеть и надеяться, что родители, вернувшись с работы, уделят мне хотя бы полчаса, а не пойдут сразу спать, не хотелось. Тусить не с кем, Маргоша осталась в Пекине, подтягивать свои хвосты и искать китайского мужа. Но есть в России один человек, который оценит мой выбор специализации в университете – бабушка Параня. В Старой Осиновке ее все звали не иначе, как бабушка Параскева Ильинична, уважали и боялись. Я тоже побаивалась. Родители на меня никогда руку не поднимали, хоть и делали вид, что строго воспитывают. А бабушка Параня легко могла крапивой отстегать за шалости. Правда, понятие шалостей у нее другое было. Варенье из погреба я могла таскать хоть каждый день, посуду бить случайно и даже специально, сбегать из дома. Но вот за неуважительное отношение к соседям или ругань можно было жестоко поплатиться.

Но вообще моя бабуля – просто огонь. Именно благодаря ей первые два курса в Пекинском университете я считалась лучшей студенткой. Пока другие, даже китайцы, зубрили названия трав, я уже умела составлять свои собственные рецептуры. Мне не нужны были атласы растений, многое я знала с детства.

Но главное, что меня радовало в общении с бабушкой – свобода. Не вседозволенность, а именно свобода. Мне разрешалось делать все, что не противоречит законам и неписанным деревенским правилам. Так я и получила в подарок бабушкину книгу с описанием трав, которые не только в Саратовской области растут. Она говорила, что эта книга передается по наследству от матери к дочери. Но ее собственная дочь посчитала это лженаучной ерундой – и книга досталась мне. Там были не только рецепты лекарственных трав, но еще заговоры, странные обряды. Последнее мне тоже не было интересно, я ж не собираюсь стать этнографом или филологом.

Точно! Поеду к бабушке. Тем более там моя собственная квартира в соседнем поселке городского типа Новая Осиновка. Жилье мне по наследству досталось, дед завещал. Я его почти не помню, рано умер. Но теплое ощущение от крепких рук, защищавших от всего мира и утешавших, когда сверстники обижали, до сих пор остается одним из самых ярких воспоминаний детства.

Заодно про Ичжэня расскажу. Мать явно слушать не станет, а Маргоше я уже давно мозг вынесла. Может, бабуля какой совет даст или приворот сделает. Кстати, о привороте... в книге же есть! Надо по дороге это хорошенько обдумать.

Квартирка моя оказалась чистой и ухоженной, словно только вчера ее оставила. И как бабушка успевает дом свой содержать, да еще за моей квартирой присматривать?

Бабушкин дом встретил гомоном птичьего двора, мычанием коровы с луга за забором и звонким лаем Атамана. Затем из кустов медленной тенью перетек к моим ногам здоровенный котяра Василий, которого в деревне все звали Василиском – гроза местных крыс, гадюк, курей, гусей и собак. Собакой, достойной уважения он считал только Атамана, остальные были просто досадными помехами на пути к добыче.

Услышав лай Атамана, на крыльцо вышла бабушка, а из коровника выглянул дед Афоня. Я так и не поняла, какие у этих двоих отношения. Когда умер мой дедушка, Афанасий стал частым гостем в доме, я даже его своим вторым дедом считала. Но на ночь не оставался, и никто в деревне не сплетничал по их поводу. Хотя бывало, они уединялись в комнате бабушки и долго заинтересованно разговаривали. Я как-то пыталась подслушивать, но голоса у них, хоть и уверенные не по-стариковски, но тихие, слов не разобрать. Да и интонации совсем не романтические.

К слову сказать, если бабушку в Старой Осиновке уважали, то деда Афанасия деревенские жители недолюбливали и по-настоящему боялись, называя колдуном. Он и в самом деле был очень нелюдимым человеком, даже со мной говорил мало, хоть и заботился, как о родной внучке. А еще был мастер на все руки. Дом построить, печь сложить, скотину вылечить, заблудившихся в лесу найти – всегда сразу к нему шли. И дед Афоня никогда не отказывал, а денег не брал даже с чужаков. Но ходили к нему не по одному, всегда собирались гуртом. Жил Афанасий в лесу, в избе, давно в молодости своими руками построенной. И тропа туда вела извилистая, так просто не найдешь, не знаючи.

"Приехала, басурманка? Глазки еще не окосели среди твоих татар?" Бабушка неулыбчиво прищурилась. Со стороны казалось, что она сердится, но я-то знала, когда она сердится, всегда улыбается широко и доброжелательно. А сейчас она от всей души рада меня видеть.

"Ну какие татары, бабуля? Китайцы они. Ханьцы, маньчжуры, монголы..."

"Вот-вот, татаро-монголы и есть! – отрезала она, потом усмехнулась. – Да знаю я про твою хань узкоглазую. Но для меня все равно татары и басурмане. Чего вошкаешься, с Василием обжимаешься? В дом заходи, чай с дороги живот с голодухи свело".

Я пыталась с порога вручить подарки из Пекина, но бабушка, молча, усадила меня на лавку за стол и накормила до отвала. Ну ладно, она особо и не кормила меня, я сама по привычной еде соскучилась. В Пекине же все такое острое, хоть и вкусное, много не съешь. А тут картошка с салом, пирог с рыбой с пылу с жару, ароматные тают во рту, не остановиться.

Бабушка к подаркам отнеслась скептически. Нефритовая ступка и пресс для пилюль показались ей тяжелыми, бронзовые старинные весы вообще были встречены презрительным: "Фу, я что, на глазок щепоть набрать не смогу!" Однако, раскритиковав дары, подхватила их в охапку и унесла к себе.

Что дарить деду Афоне я не знала, поэтому в Паньцзяюане выбрала нефритовые парные шары. К моему удивлению, он пришел в восторг: "Отличные штуки, тяжелые". С этими словами он вышел на крыльцо, прищурившись, оглядел двор, положил один шар в ладонь и резко выпрямил руку. Петух, сидевший на заборе, тут же свалился замертво.

"Красота! И шею крутить не надобно. Мне этот говнюк заносчивый у Парани никогда не нравился. А теперь к ужину я тебе супчику наваристого из него сварю. С петрушкой. Будешь ведь, изголодалась поди, в своем Китае".

"Угу". Я кивнула, пытаясь не заржать в голос. Вообще-то эти шары все используют, чтобы успокоиться, помедитировать, стресс снять. Хотя... дед Афоня тоже неплохо стресс снял, отомстив наглому петуху.

Вечером, сидя на лавочке возле крыльца и щелкая семечки, я щедро делилась с бабушкой новостями. Она молча кивала. Лишь когда я завела разговор об Ичжэне, задумалась и ответила: "Не пытайся бежать впереди коня. Суженый мимо тебя не пройдет. А если не суждено быть с человеком, оставаясь с ним, изменишь свою судьбу, навеки одинокой останешься. Да и негоже мужчине свою волю навязывать".

Вот так дела! Я-то точно помню, как бабушка Параня привороты делала деревенским женщинам, когда их мужья на сторону ходили. Им значит, можно, а мне страдать?

"Мужняя жена – другое дело. Вернуть приворотом мужа к семье – небольшой грех. А вот менять судьбу чужого тебе человека – так и свою поломать недолго. Если он твой суженый, и без твоих стараний никуда от тебя не денется. А если нет – так тому и быть".

Всю ночь я проворочалась. Понимала ведь, что бабушка Параня права. Но как только вспоминала Ичжэня, его искрящиеся глаза и бесячую спокойную улыбку, бабушкина правота начинала казаться настоящим издевательством. Моя душа требовала действий. Но как? Пойти найти другую бабку? Позорище! Внучка лучшей ведуньи на деревне в ноги кланяется какой-то обманщице, читающей заговоры по бумажке?

Если быть честной, ту часть бабушкиной книги, где написаны заговоры, я все-таки читала. Особенно начало, где сказано, что точных формул заговоров не существует. Слово должно идти от сердца, слово должно быть точным и изменяться от человека к человеку, от события к событию. Даже детские колядки. Помню, как бабушка посмеивалась над детьми, заучивавшими их наизусть, и учила меня сочинять свои.

Да что я, в самом деле, не бабушкина внучка? Неужели с таким простым делом не справлюсь?

И я, включив ночник, весь остаток ночи просидела над книгой, изучая обряды и нужные слова так же тщательно, как атлас по рефлексотерапии в университете.

Действительно, проще простого. Привороты делятся на две категории: принудительные и избавительные. Первые, по сути, превращают человека в раба своей страсти. Нам это не надо, мы за свободу! Избавительные сближают людей, давая время узнать друг друга. Если это не судьба, приворот медленно сам снимается. Если предназначены – приворот делает их связь сильнее. То, что надо!

Естественно, утром я вырубилась, предусмотрительно перед сном засунув книгу под подушку. Проснулась только после полудня. Бабушки дома не было, дед Афоня сказал, что в соседней деревне повитуха на помощь позвала. Посмотрел на меня и заявил: "Ну, раз вернулась из басурманских далей, принимай хозяйство на себя. Недосуг мне тут возиться, делов дома много". И ушел в лес.

Прекрасная возможность! Бабушка если вернется, то только к следующему утру. А мне надо всего-то две свечи выплавить да нитку сплести крепкую. К вечеру управлюсь.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://tl.rulate.ru/book/124308/5320639

Обсуждение главы:

Еще никто не написал комментариев...
Чтобы оставлять комментарии Войдите или Зарегистрируйтесь

Отмена
Отмена