Готовый перевод Маленькая столовая в столичной академии Гоцзыцзянь / 国子监小食堂: Глава 55. Танъюань с черным кунжутом

В конце рабочего дня Е Цзянь вместе с коллегами вышел из здания Министерства наказаний, продолжая обсуждать текущие дела управления. Достигнув дворцовых ворот, чиновники разошлись в разные стороны, каждый направился к своим слугам и сопровождающим. Попрощавшись со своими подчиненными, Е Цзянь направился к привычному месту.

Под старым деревом его слуга держал на привязи двух лошадей. Увидев Е Цзяня, он поспешил навстречу.

Е Цзянь взял поводья и спокойно спросил:

- А господин министр уже вышел?

- Он покинул дворец довольно рано и отправился обратно в квартал Аньлэ, — почтительно ответил слуга, понизив голос, — Только... только вид у него был неважный, казалось, будто он в глубокой ярости.

- Понятно, — с невозмутимым видом ответил Е Цзянь, забрался в седло и произнес, - Поедем в квартал Аньлэ.

Слуга тоже быстро оседлал своего коня и последовал за ним, сопровождая Е Цзяня по главной улице Чжуцюэ в сторону его дома в квартале Аньлэ.

Подъезжая к воротам поместья, привратник, услышав звук копыт, поспешно выбежал из караульного помещения, чтобы поприветствовать хозяина.

Узнав, где находится Е Хуайсинь, Е Цзянь направился в сторону внутреннего двора. По пути он остановился под уже почти облетевшим деревом османтуса и некоторое время молча смотрел на опавшие листья и оголенные ветви. Затем, как будто ничем не потревоженный, направился к главному зданию.

Е Цзянь слегка наклонился перед приоткрытой дверью и почтительно произнес:

- Отец.

После короткой паузы из комнаты донесся холодный и жесткий голос Е Хуайсиня:

- Входи.

Услышав это, Е Цзянь уверенно шагнул внутрь, но остановился за шестистворчатой ширмой, склонив голову и уставившись на узоры у основания.

Сначала никто из них не произнес ни слова: один стоял выпрямившись, другой смотрел на каллиграфию и картины на стенах. Тишина окутала комнату, словно невидимые силы противостояли друг другу.

Спустя некоторое время Е Хуайсинь скользнул взглядом по ширме и без изменения в интонации спросил:

- Почему ты не выступил на утреннем собрании?

Е Цзянь сдержанно и уважительно ответил:

- Этот сын также считает, что система денег под процент должна быть заменена системой аренды.

Е Хуайсинь презрительно хмыкнул и резко ответил:

- Глупец!

Е Цзянь поджал губы, поднял взгляд и твердо сказал:

- Этому сыну, несмотря на недостаток опыта и знаний, все же понятны все тонкости этого вопроса. Для большинства студентов система аренды не представляет серьезных неудобств. Им придется потратить немного денег на покупку еды в столовой Гоцзыцзяня утром и вечером, и только. Если бы они обедали и ужинали в ресторанах, их расходы достигли бы десятков лян. А при поддержке государственной казны каждый потратил бы в столовой лишь около сотни вэнь в год — это практически ничто.

- Даже в Гоцзыцзяне половина еды будет предоставляться бесплатно, а другая половина покрывается системой аренды, чтобы обеспечить все необходимые нужды для учащихся, — продолжил Е Цзянь сдержанным тоном. — А как же быть с простым народом? Один лян серебра может поддерживать бедную семью целый месяц, тогда как доход большинства семей составляет всего лишь шесть-семь сотен вэнь в месяц. Если их вовлекут в эту систему процентов, откуда им брать две тысячи вэнь каждый месяц?

Е Хуайсинь холодно ответил:

- Деньги под процент изначально добровольны. Тот, кто берет деньги в долг, должен осознавать последствия.

Едва он договорил, как Е Цзянь с напряженным лицом резко спросил:

- Добровольны?

Он пристально посмотрел на отца и, чеканя слова, повторил:

- Вы действительно считаете, что все бедняки участвуют в этом по собственной воле?

После этого вопроса Е Хуайсинь ответил не сразу. Е Цзянь слегка усмехнулся, выражение на его лице было одновременно ироничным и печальным. Он тихо произнес:

- Вы прекрасно понимаете зло процентов и добродетель аренды. О чем же вы, отец, заботитесь сегодня? О нуждах народа, о жестком классовом различии между учеными и купцами или о запутанной сети интересов, которые стоят за поборами процентов и их сборщиками?

На мгновение он замолчал, вспоминая прошлое:

- В восемнадцатый год правления Тяньчжэна, вы ради простого народа решительно оставили свою жену и еще не родившегося ребенка, чтобы, возвращаясь в Чанъань, свернуть с пути и отправиться в пострадавшие от бедствия земли. Почему же сейчас, в ваши глаза больше не видят страданий народа?

Его взгляд стал острее, а голос зазвучал резче:

- Или же все ваши прежние поступки были не ради народа, а просто для того, чтобы проложить себе путь к возвышению?

Последний вопрос был словно острейший меч, срывающий застарелую повязку с глубоких шрамов и обнажающий разлагающуюся плоть старых ран.

- Дерзость! — Е Хуайсинь, потрясенный и рассерженный, резко обернулся и громко закричал.

Его глаза сверкнули, взгляд был устремлен на ширму, как будто он пытался пронзить тонкую ткань и увидеть перед собой этого всегда сдержанного приемного сына в новом свете.

Несмотря на тяжелую атмосферу и подавляющее давление, Е Цзянь лишь опустил взгляд, но держался прямо, как сосна или кипарис. Его лицо оставалось спокойным, голос — ровным:

- Этот сын осознает свои слова и готов понести наказание.

Сказав это, он скрестил руки и отвесил глубокий поклон, после чего молча вышел из главного зала, остановился на ступенях и твердо опустился на колени на каменную плитку, ни на мгновение не сутулясь.

Во дворце воцарилась гробовая тишина, а слуги вокруг стояли с опущенными головами, боясь даже громко дышать.

Спустя долгое время из дома раздался голос Е Хуайсиня, лишенный каких-либо эмоций.

- Возвращайся в Юнсинфан и встань на колени там.

Лицо Е Цзяня не дрогнуло, и он, услышав это, молча поднялся. Вновь сделав поклон в сторону главного зала, он произнес: «Слушаюсь», и, не сказав больше ни слова, тихо ушел.

На этот раз, проходя под деревом османтуса, Е Цзянь взглянул на почти опавшие листья, едва цеплявшиеся за ветки, и уголки его губ внезапно дрогнули в легкой улыбке.

Неизвестно, сколько времени прошло с тех пор, но вот солнце уже начало клониться к закату, окрашивая дом в мягкие оттенки вечерних лучей. Внезапно из главного зала послышался звук шагов. Е Хуайсинь приблизился к окну, взгляд его был мрачен, словно он погружен в неясные мысли. Он стоял, облаченный в пурпурное одеяние, символизирующее его высокое положение, и одна половина его фигуры освещалась уходящими лучами солнца, в то время как другая утопала в тени, словно сгнивший корень старого дерева, частично вросший в желтую землю.

Не прошло и нескольких дней, как наступил праздник Лидун*, символизирующий начало зимы.

(ПП: Начало зимы (один из 24 солнечных периодов, с 7 или 8 ноября))

В этот праздник, один из двадцати четырех сезонов календаря, всем чиновникам предоставлялся выходной, и учащиеся Гоцзыцзяна не были исключением. Эти молодые господа в последние дни только и говорили о еде, приготовленной Мэн Сан, решив, что непременно проведут праздничный ужин в столовой и попросили ее приготовить побольше блюд.

В столовой царила веселая и шумная суета — готовили угощения, чтобы студенты могли как следует насытиться. Повар Вэнь вместе с подмастерьями занимался тестом для пельменей, а повара Чэнь и Цзи готовили разные виды начинок… Когда все было готово, вся команда собралась вокруг Мэн Сан, чтобы приступить к лепке.

Хотя само название «цзяоцзы» (пельмени) в нынешней эпохе еще не прижилось — во дворце уже начали использовать это слово, но среди простого народа пельмени по-прежнему называли хуньтунь в форме полумесяца.

Круглые заготовки теста были немного толще в центре и тоньше по краям, аккуратно уложены стопкой слева от Мэн Сан. Рядом стояли миски с начинкой, каждая с разными ингредиентами: капуста и свинина, кукуруза и свинина, яичный омлет с луком-джусай, овощная начинка — все было подготовлено. Единственное, о чем можно было пожалеть, так это о том, что недавно засоленные листья горчицы еще не были готовы, и не получилось сделать пельмени с кислыми овощами и свининой, что было бы настоящим лакомством.

Эта мысль вызвала у Мэн Сан легкое сожаление и привкус желания ощутить вкус кислых овощей.

На самом деле, лепка пельменей не требовала особых умений. Хотя были разные формы — монетки, колокольчики, ивы, подсолнухи — наиболее удобной всегда считалась самая простая. Тех, кто, как повар Вэнь, давно овладел искусством лепки, Мэн Сан оставила без внимания и лишь наблюдала за теми, кто делал это впервые. Она показывала им, как правильно лепить, указывая на ошибки, и вскоре, когда большинство уже освоилось, она спокойно оставила их и направилась готовить танъюань.

Говорят, что на праздник Лидун на севере подают пельмени, а на юге — танъюань. Но Мэн Сан никогда не придерживалась подобных традиций и всегда подходила к еде с радостью, не отказываясь ни от чего. Для нее праздник — это возможность насладиться всеми блюдами, и, разумеется, нужно взять и то и другое!

Она решила не усложнять выбор начинки для танъюань и заранее приготовила только классическую — с черным кунжутом. А-Лань, получив указания Мэн Сан, отошла в сторону и принялась за приготовление рисовой массы для теста. Когда тесто настоялось нужное время, она осторожно передала его Мэн Сан, и, хотя ее взгляд был спокойным, в нем промелькнула легкая неуверенность:

- Учительница, посмотрите, как получилось?

Мэн Сан взяла миску, слегка надавила на рисовую массу, затем осторожно потянула ее, проверяя эластичность, и, подняв взгляд, с улыбкой похвалила:

- Прекрасно сделано.

Глаза А-Лань засветились от восторга, радость от признания буквально переполнила ее.

Процесс лепки танъюань был похож на изготовление лунных пирогов: рисовую массу делили на маленькие кусочки, каждый из которых расплющивали и аккуратно превращали в подобие чашечки, куда клали круглую начинку из кунжута. Закрывали края, скатывали в шар — и вот, танъюань готов.

Этим занятием А-Лань и Чжу Цзы овладели довольно уверенно, и Мэн Сан могла не слишком волноваться за их работу. Она оглянулась вокруг: А-Лань, Чжу Цзы и трое помощников занимались танъюань, а повара Чэнь, Цзи, Вэй Сюнь и остальные помощники увлеченно лепили пельмени.

В центре столовой на плите, над огнем, который поддерживали двое работников, стояли четыре больших котла с кипящей водой. Белый пар клубился в воздухе, наполняя помещение теплом и ароматом.

Мэн Сан, почувствовав, что ей не нужно вмешиваться, расслабилась и решила остаться у танъюань, едва заметно улыбаясь.

Работа кипела, но беседа не прекращалась.

- Слышали, говорят, министр Е наконец смягчился и больше не выступает против аренды?

- Не знаю. Слышал, что лицо у него оставалось мрачным, когда поднимали этот вопрос, но все-таки он ничего больше не сказал и позволил другим чиновникам и Шэнь-цзицю обсуждать детали.

- Да и нам-то какое дело, — посмеивался кто-то, выглядя совершенно спокойно. — Тем более, как сказал Шэнь-цзицю, даже с системой аренды столовая все равно останется, нас не выгонят, а работать со студентами будет даже легче!

Сидевший в стороне дядя Сюй, держа в руках чашку горячего чая, весело подытожил:

- Эх, скорей бы уже утвердили эту аренду! Тогда мне не пришлось бы каждый день считать, хватит ли нам денег до конца месяца.

Лепя танъюань, Мэн Сан с легкой улыбкой слушала разговоры вокруг.

Дядя Сюй и Сюй-цзяньчэн последние дни жили в условиях постоянной нехватки денег, пытаясь растянуть каждую монету. Благодаря согласию Вэй Сюня Мэн Сан смогла заменить мясное вечернее блюдо на более скромное и заранее сообщила ученикам, что на Лидун будут подаваться пельмени, что позволило немного облегчить финансовую нагрузку на дядю Сюя.

В это время один из работников подошел к ним с тревожным видом:

- Нам нужно быть осторожнее в эти дни. Услышав, что власти собираются отменить проценты, эти сборщики денег ходят с хмурыми лицами и часто собираются в группы.

Он понизил голос, прикрывая рот рукой:  

- Не хочу пугать вас, но у нас по соседству есть семья, где сын как раз занимается сбором процентов. Вчера, вернувшись поздно, я слышал, как он кричал на весь дом, весь злой и обиженный!

Остальные только покачали головами, не придавая этому особого значения:

- Мы — всего лишь простые работники, выполняем распоряжения начальства. Станут переходить на систему аренды — и какое нам до этого дело?

Кто-то добавил:

- Верно! Пусть хоть мастер Мэн или любой другой повар, вроде мастера Сюя или мастера Лю, — все мы просто зарабатываем свою плату и делаем свою работу!

- Эти сборщики процентов — да сколько среди них честных людей? Если уж они хотят выразить недовольство, пусть обращаются к своим начальникам, а нас трогать незачем.

Все дружно закивали, поддерживая этот вывод.

Те, кто знал о планах на систему аренды — Вэй Сюнь, дядя Сюй, Чжу Цзы и А-Лань, — предчувствовали развитие событий, но, понимая, что лучше промолчать, либо не касались темы, либо сдержанно поддакивали, оставляя роль Мэн Сан в этом деле нераскрытой.

Сама же Мэн Сан выглядела абсолютно спокойной и сосредоточенной на работе. Если бы Шэнь Дао и Се Цинчжан не предусмотрели все заранее, чтобы минимизировать ее участие в планах, то у нее сегодня, возможно, были бы большие неприятности, и она не смогла бы так спокойно готовиться к введению подряда.

С этими мыслями Мэн Сан подошла на шаг ближе к А-Лань и тихо спросила:

- А-Лань, твой пятилетний контракт с кухней истекает в конце этого месяца?

А-Лань немного удивилась, но также тихо ответила, так, чтобы слышали только они:

- Да, заканчивается двадцать пятого числа.

Получив точный ответ, Мэн Сан уточнила:

- А ты хочешь продлить контракт с кухней?

А-Лань замешкалась, слегка сжала губы и ответила:

- Наверное, да…

Мэн Сан усмехнулась и приподняла бровь:

- А как насчет того, чтобы помочь мне? В столовой хватает людей — на завтрак есть Вэнь Гао, на ужин — Чэнь Да и Цзи Шань, закуски доверены ЧжуЦзы, и этого вполне достаточно для трехсот студентов. Но у меня ситуация другая, мне очень нужны надежные помощники. А-Лань, приходи ко мне — обещаю, что с оплатой ты не прогадаешь!

Раз Мэн Сан решилась на подряд, ей нужно было подумать о собственной команде. Старшая принцесса Чжаонин уже нашла для нее поваров и помощников, но им еще предстояло привыкнуть к ее стилю работы. Поэтому Мэн Сан решила переманить А-Лань полностью на свою сторону. В конце концов, контракт — это контракт, и, будь он с кухней Гоцзыцзяня или с Мэн Сан, разница невелика. Более того, зарплата у Мэн Сан была бы значительно выше.

Услышав предложение, А-Лань замерла. В ее ясных глазах сначала промелькнули удивление и радость, но затем появилось сильное колебание. Ее противоречивые чувства были настолько очевидны, что стало ясно, как сильно она сомневается.

Прошло немало времени, и только когда А-Лань закончила лепить три танъюаня, она, закусив губу, ответила:

- Учительница, позвольте мне подумать об этом.

Мэн Сань нахмурилась, слегка удивленная. За два месяца тесной работы она уже неплохо изучила характер и предпочтения своей главной ученицы и была уверена на девяносто процентов, что А-Лань согласится.

Неожиданно, ее ответ оказался тем самым оставшимся десять процентов, которые Мэн Сан не учла. Она чувствовала непонимание, собиралась что-то сказать, но тут услышала шум снаружи столовой — это возвращались студенты.

Мэн Сан подавила свое замешательство, наспех сказав А-Лань:

- Ничего, не волнуйся. Подумай спокойно и приходи, как решишь, — и тут же начала подгонять всех, чтобы перенесли готовые пельмени и танъюань на высокий стол у плиты, готовясь их варить.

Закончив приготовления, она повернулась к входу в столовую и слегка приподняла бровь от удивления. Причина была проста — первым, кто вошел в столовую этим вечером, оказался Тянь Су, студент Гоцзысюэ, который обычно пренебрежительно относился к еде из столовой. Обычно первыми приходили Е Бо или Сюэ Хэн.

Вспомнив это, Мэн Сан мысленно добавила себе: «Хм, хотя, пожалуй, это уже не совсем так».

С тех пор как три дня назад на поле для куджу Тянь Су довел себя до слез от остроты латяо, на следующий день он уже присоединился к другим студентам и пришел на ужин в столовую.

Хотя прежде и случилось нечто неприятное, но раз передо мной — человек с должностью государственного студента, то его присутствие в столовой вполне обосновано. Поэтому Мэн Сан не стала ничего говорить, предпочтя сделать вид, будто этого человека вовсе не замечает.

Правда, поведение этого студента Тяня казалось ей несколько странным. Приходил он, чтобы поесть, но при этом то и дело бросал на нее крадущиеся взгляды, словно хотел что-то сказать, но все время робел…

Мэн Сан наблюдала за тем, как Тянь Су подошел к очагу, и мысленно добавила:

«Смотрите, именно такое выражение лица бывает у человека, когда кость от рыбы застревает у него в горле».

В душе она посмеялась, но снаружи сохранила подобие вежливой улыбки, указав на бумагу, придавленную камнем у края очага.

Она выдавила вежливую улыбку и сказала:

- Сегодня Лидун, у нас в столовой готовят разные виды хуньтунь в форме полумесяца и танъюань. Студент Тянь, какие вам нравятся хуньтунь? Хотите танъюань с начинкой из черного кунжута?

Тянь Су слегка вздрогнул, почувствовав себя откормленным цыпленком, на которого смотрит лиса, и в его глазах мелькнула тень страха. Он поспешно взглянул на бумагу и осторожно указал:

- Можно с начинкой из капусты и свинины? И танъюань тоже…

Мэн Сан продолжила с улыбкой:

- Хорошо.

Она взяла пельмени и танъюань, поданные помощником, и быстро опустила их в кипящую воду, периодически скользя по Тянь Су взглядом. Каждый раз, когда она замечала, что он бросает на нее взгляды, Тянь Су тут же выпрямлялся и стоял чинно, с мучительным выражением на лице и открывающимся и закрывающимся ртом.

Он быстро оглянулся, затем снова оглядел столовую, глотнул слюну и заикаясь, пробормотал:

- Мастер… мастер Мэн…

- Да? — безразлично откликнулась Мэн Сан, даже не поворачивая головы.

Однако Тянь Су, глядя на ее равнодушное выражение, почувствовал себя заметно увереннее, словно нашел опору.

Он дважды прокашлялся и торжественно сказал:

- Мастер Мэн, я признаю свою ошибку. Ранее я разделял еду на благородную и низкую, умышленно принижая и пренебрегая столовской пищей… Прошу прощения, это было неправильно с моей стороны. Если вы остались недовольны, можете наказать меня, и я, Тянь Тайюань, не произнесу ни полслова в оправдание.

С этими словами Тянь Су сложил руки и крайне серьезно отвесил глубокий поклон.

Мэн Сан поначалу немного равнодушно думала, что он пришел лишь попросить другую начинку или добавку, но не ожидала, что Тянь Су устроит такой торжественный акт извинения.

Она на миг замерла, наблюдая, как этот молодой человек покраснел до корней волос и сжал руки в кулаки. Как-то так получилось, что застарелая досада и негодование, накопившиеся в ее душе, стали постепенно рассеиваться.

Мэн Сан усмехнулась и, с облегчением вздохнув, наконец сказала:

- Ладно, вставайте уже.

Услышав это, Тянь Су радостно поднял голову, забыв про других студентов, уже вошедших в столовую, и, сияя от счастья, воскликнул:

- Мастер Мэн, вы простили меня?

Мэн Сан, видя его блестящие глаза, с легкой усталостью ответила:

 - Хватит, не стану придираться к вам, молодым господам. Что же до наказания…

Услышав, что Мэн Сан внезапно умолкла, Тянь Су поспешно выпрямился, энергично хлопнул себя по груди и уверенно пообещал:

— Мастер Мэн, вы только скажите, я, Тянь Тайюань, хоть в огонь, хоть в воду пойду, чтобы помочь вам и столовой во всем!

Не дав Мэн Сан и слова вставить, он сам взялся перечислять, что мог бы сделать:

— Хм, система аренды еще не введена, на питание столовой в месяц, наверное, средств не хватает. Как насчет того, чтобы я пожертвовал сто лян? Или вам нужен кто-то помощником? Я силен, могу выполнять любую работу. И еще…

Слово за словом, пункт за пунктом, он раскладывал все по полочкам — неизвестно, сколько времени он это обдумывал наедине с собой.

Мэн Сан вдруг не выдержала и рассмеялась, неожиданно обнаружив, что этот студент Тянь немного простоват, про таких говорят «Голова тигра и мозг тигра»*. Остатки ее раздражения окончательно улетучились, и она не сдержалась, перебив его:

- Хорошо!

(ПП: идиома, означает здоровяк, крепыш, честный и немного наивный. Обычно говорят про мальчиков)

— На месячные расходы столовой пока хватает, и помощников мне не нужно. Но спасибо. Ваши пельмени и танъюань готовы, забирайте поскорее, сзади другие студенты уже ждут.  Уксус и масло-чили на столе, сами возьмите, только смотрите, не тратьте зря.

Тянь Су тут же замолчал, услышав, что еда готова, и, сияя от радости, подошел за подносом.

— Эй! Хорошо, хорошо…

Сделав пару шагов, он снова услышал голос Мэн Сан:

— А что до студента Сюя и остальных…

Тянь Су тут же выпрямился и ответил со всей серьезностью:

— Я пойду и извинюсь перед ними!

Мэн Сан приподняла брови, с трудом сдерживая улыбку, и махнула рукой:

— Угу, идите уже.

Тянь Су воспринял это как великое освобождение, подхватил поднос и поспешил к ближайшему столу. Взяв уксус и красное масло, он с трудом удерживал улыбку на губах.

Мастер Мэн — действительно добрая душа! Ах, оказывается, извиняться — не так уж и страшно, сказал все прямо и стало намного легче, и теперь можно будет спокойно приходить в столовую!

Тянь Су поднял палочками пельмень, опустил его в маленькую чашку с соусом и с нетерпением откусил.

Тесто у пельменя было немного скользким, но не мягким и рыхлым, а упругим, с приятной плотностью. Начинка из капусты и свинины была отлично замешана: капуста сочная и мелко порубленная, а свинина с хорошим сочетанием жира и постного мяса, так что при жевании выделялись капельки мясного сока. Кислота уксуса и острота красного масла добавляли пельменю новые вкусовые оттенки.

Тянь Су мурлыкал от удовольствия, один за другим проглотив три-четыре пельменя, и только потом перевел внимание на стоявшие рядом танъюань.

В этой стране круглые клейкие рисовые шарики с начинкой традиционно обжаривали, называя их «цзяочжуй». Но от вдовствующей императрицы пошла новая традиция и название — эти рисовые шарики стали варить и называть их танъюань.

Сейчас пять довольно больших танъюань теснились в отдельной керамической миске, которая удобно стояла в левом верхнем углу подноса, когда Тянь Су принес его.

Он сначала сделал глоток прозрачного супа, чтобы смыть вкус пельменей, затем подхватил ложкой один белоснежный танъюань, подул на него пару раз, и отправил в рот.

Когда Танъюань только коснулся губ, ничего особенного он не почувствовал, лишь легкую скользкость оболочки. Но как только он надкусил мягкую оболочку, сразу почувствовал, как горячая начинка из черного кунжута растекается по языку!

— Ум! — лицо Тянь Су сморщилось от боли, издавая приглушенные звуки, которые с трудом можно было распознать как жалобы на обжигающий жар.

Хотя ему обожгло рот, насыщенный аромат черного кунжута, пропитывавший горячую начинку, удержал его от желания выплюнуть танъюань. Тянь Су, терпя боль и напрягая лицо до покраснения, продолжил жевать.

Неожиданно он услышал смех неподалеку.

— Пф-ф! Смотрите, Тянь Тайюань даже от танъюаня умудрился обжечься! Ха-ха-ха…

Тянь Су с гневом взглянул на них, но, увидев Сюй Пина и Сюэ Хэна, тут же потупил взгляд и, обиженно посасывая обожженный язык, успокоился.

Ах, это ведь лис Сюй… тогда все в порядке.

Про себя он с досадой пробормотал, что во всем виноват этот невыносимый Сюэ Аньюань!

В следующий раз он ел танъюань более осторожно, стараясь больше не обжигаться.

Через некоторое время он услышал, что Сюй Пин и Сюэ Хэн сели за стол неподалеку, каждый с подносом.

Сюэ Хэн, заметив его взгляд, приподнял бровь и спросил:

— Что уставился?

Тянь Су тихо отвернулся, уткнувшись в свой поднос, но его уши, как у летучей мыши, ловили каждое слово.

— Хм, Цзыцзинь, а эти пельмени с начинкой из яиц и лука действительно неплохи, — сказал Сюэ Хэн, — Напоминают те лепешки с луком.

Тянь Су про себя закатил глаза. Черт, ну что тут такого особенного в луке? Мясо куда вкуснее!

Тут послышался мягкий голос Сюй Цзыцзиня:

— Аньюань, а с начинкой из капусты тоже хороши — ароматные и не жирные.

Тянь Су, недовольно цыкнув, украдкой опустил глаза.

«Так, с капустой, значит, — подумал он, — В следующий раз попробую».

Он ел все медленнее, обдумывая, как лучше извиниться перед Сюй Пином. Когда его поднос оказался пустым, он, наконец, решился, повернувшись к Сюэ Хэну и Сюй Пину.

Сюэ Хэн, заметив взгляд, напрягся и прищурился:

— Тянь Тайюань, что тебе надо?

Сюй Пин тоже отложил палочки и тихо посмотрел на него.

Тянь Су, краснея, глубоко вдохнул и, собравшись с духом, выпалил:

— Студент Сюй, из-за того, что ты на экзамене обошел меня, я начал всячески тебя притеснять и вредить другим студентам Сымэньсюэ. Это я…

Сюй Пин поднял брови, выжидая.

Тянь Су показалось, что его ткнула невидимая рука, и его голос стал громче:

— Это я был неправ! Завтра я приведу всех и официально извинюсь перед вами! Простите меня!

Сказав это, он быстро схватил поднос и поспешил уйти. Вдруг, будто что-то вспомнив, он торопливо обернулся и добавил:

— Я ходил к врачу в тот день, он сказал, что ничего серьезного. Бо… большое спасибо тебе!

С этими словами красный от стыда Тянь Су стремительно ушел, даже не взглянув на реакцию Сюй Пина, словно за ним гнался злой дух.

Сюй Пин и Сюэ Хэн посмотрели друг на друга, а потом вдруг одновременно громко рассмеялись.

А Мэн Сан, стоявшая у очага неподалеку, с улыбкой наблюдала за происходящим.

Эх, молодежь…

* Пельмени цзяоцзы 饺子

Таньюань 黑芝麻汤圆

http://tl.rulate.ru/book/112896/5136923