Готовый перевод The Moth of Brightlyre / Мотылек из Брайтлира: 6. Мотылек не может Летать

...Алади, Бессмертный, сидит на горе и смотрит на королевский дворец Великана с высоты птичьего полета. У него нет веревки, чтобы спуститься вниз. Эта гора стоит уже тысячи лет, и до сих пор она выглядит ничуть не хуже; ни одно растение не вгрызлось в камень, ни одно не созрело, чтобы он мог использовать его в качестве еды.

В небе над ним роятся огромные стрекозы. Их крылья хлопают и жужжат, как гарпии в холодную зимнюю ночь, дразня его. Хаджар, Трудный, смотрит на Алади и качает головой, говоря, что они должны отступить и вернуться со сталью и досками. Алади возражает и говорит, что они не могут уйти сейчас. Прежде чем наступит настоящая весна и гиганты пробудятся от сна, они должны расправиться с Богом Насекомых Ленью, повелителем всех огромных существ. Путешествие по туннелям и обратно займет слишком много времени.

В разгар их спора Самавак, Неверный, смотрит на стрекоз и смеется над их уродливыми крыльями. Раши, Мудрый, говорит ему, чтобы он замолчал.

Но Алади смотрит вверх, и его осеняет мысль.

— ... Если у людей нет крыльев, то мы отнимем крылья и у них, — шепчет он. — Цепи наготове. Крюки наготове. Мы взлетаем на счет десять.

 Отрывок из книги «Против мира», глава двадцать третья, автор Джейн Фабр

... По приблизительным подсчетам, поверхность мира все еще находилась в тысяче метров под ней, и на этот раз не было ни одной выступающей тропинки, по которой можно было бы с комфортом спуститься.

Однако это было великолепное зрелище. Ее гора оказалась не такой уж острой, как она думала. Небольшие холмы усеивали пышный и зелёный лес внизу, земля пахла плодородием, а солнечный свет был мягче и слабее, чем на вершине горы; конечно, это не значит, что он не был тёплым. Просто все было по-другому. Наконец-то она оказалась под морем облаков. Здесь дул слабый ветер, сметая пыльцу и брызги воды с огромных ревущих водопадов на соседних горах. Она проследила за разветвлением рек у основания водопада и обнаружила, что все они ведут под полог леса, и что бы ни скрывал лес от глаз, что бы ни прятал от нее... ей так хотелось узнать, что же там внизу, так хотелось.

Но там не было ни одной выступающей скалистой тропинки, на которую можно было бы ступить, и как бы далеко она ни заглядывала за уступ, сжимая руками пучки травы, на которые, вероятно, не стоило бы опираться, обрыв в основном прямо падал вниз. Изредка встречались покатые плато и валуны, торчащие из склона, но ни один из них не был достаточно близко, чтобы она могла спрыгнуть вниз. Ближайший находился в ста метрах, а второй - в трехстах. Даже если она доберется до первого из них живой, то до второго не дотянет.

— ...

Она огляделась по сторонам, посмотрела в ту сторону, откуда они пришли, - на сырые, удушливые, клаустрофобные туннели, где все еще таился монстр, - и решила, что у них нет шансов пройти здесь еще раз. Может быть, найдется выход получше, пониже, если они еще немного поизучают туннели, но она почему-то знала, что если они попытаются, то наткнутся на монстра... а она уже трижды его обманула. Она не очень-то надеялась, что в четвёртый раз получится.

Значит, единственным выходом был спуск.

— ... Что ты делаешь? — сказала Смайли, когда Сердце спустила ее на уступ и опустилась на колени, перебирая каменные колонны, окружавшие выход.

В конце концов ее пальцы ударились об одну особенно прочную колонну, и она повернулась, чтобы послать Смайли дрожащую и не очень уверенную улыбку.

— Ты ведь не боишься высоты, верно?

— Я... нет?

— Отлично! Тогда... у меня... есть план! Мы можем... э-э, мы можем...

Смайли схватила ее за запястья, прежде чем она успела засунуть ногти в рот, и бездна в глазах маленькой девочки была холодной, но неразборчивой - она не могла не задаться вопросом, насколько испуганной она бы выглядела на самом деле, если бы могла увидеть свое собственное отражение прямо сейчас.

— ... Ты предложишь что-то, что причинит тебе боль, а потом будешь улыбаться, будто тебе все равно, — сказала девочка, сузив глаза до злобных щелей. — Теперь ты страдаешь тем же недугом, что и я. Не предлагай ничего, что затруднит твое выздоровление. Если нам нужно найти другой путь, то мы его найдем. Мы снова пройдем по туннелям.

— Это чудовище... оно больше не пугает меня.

— Мы снова сможем его перехитрить.

— Мы найдем другой путь.

 — Так что не надо... не надо...

— Ты не хуже меня знаешь, что мы больше не сможем пройти через туннели! — сказала Сердце, вырываясь из хватки девочки и хватая ее за запястья. — У меня есть план! Мои ногти, шелк, который они создают, они... они часть «Божественной Швеи»! Они часть моей магии!

В глазах Смайли мелькнуло замешательство: — Твой шелк?

— Мм! Я думаю... ну, я знаю, что они часть моей магии! Они даже отдаленно не похожи на твои ногти, не такие красные, как мои, верно?

— Ну, да, но я думала что это из-за того, что ты странный Бог Мотыльков...

— Ты же видел, как я вытягиваю нити длиной в десятки метров из одного ногтя, верно? И почему-то они регенерируют быстрее, чем все остальные раны на моем теле? — продолжала она, показывая на бесчисленные мелкие порезы и царапины на коленях и локтях. — Они не такие, как мое тело! Мои нити очень прочные! Если я скручу пять из них в веревку, потом добавлю к ним еще пять, а потом продолжу наращивать их, восстанавливая ногти, я уверена, что смогу сделать веревку достаточно прочной, чтобы спустить себя вниз!

— Твои нити прочнее тех, что я видела, это точно... но если они - часть твоей магии, значит, твои нити сделаны из ихора, верно? Как ты производишь их в таком количестве и не теряешь при этом голову?

Сердце в свою очередь наклонила голову в замешательстве. Смайли нахмурилась.

— Ихор. Жизненная сила Бога Насекомых, — объяснила она. — Когда мы перерождаемся и смертный проглатывает наше ядро, мы превращаем его в Бога насекомых, да? Но чтобы развить наши основные черты насекомых, наши ядра выделяют ихор, который течет по нашим кровеносным сосудам, изменяя и модифицируя наши тела. Наша магия также, хотя в большинстве случаев она непонятна, объединяет то, что она происходит из нашего ихора. Мы также можем вливать свой ихор в смертных, чтобы передать им часть своей силы - вспомни «Звездный бастион» Космос и ее армию Созвездий, «Миллионное видение» Смерть и ее Черные руки или «Убийцу королей» Славу и его Охотников Портовой гавани. Даже одна капля нашего ихора стоит смертному, жаждущего власти, жизни.

— Ну... хорошо? И к чему все это...

— У нас он не кончается, но даже для самых сильных Богов Насекомых выработка такого количества ихора, как у тебя за последний день, приведет к головокружению и усталости... и это без болезни, которая обычно препятствует выделению ихора, — сказала она, внимательно изучая ногти Сердца. — Я видела, как ты тянешь... что? Ты сказала, что из них можно вытянуть десять метров нитей? И ты просто выбрасываешь нити после того, как сделаешь из них что-то, вместо того чтобы втягивать их обратно в свое тело? Как ты до сих пор не уснула...

— Но я же сейчас не сплю, разве нет?

— ...

Встречное сальто. Встречный захват. Сердце собрало все шесть рук девочки и сцепило их перед грудью, стараясь выглядеть как можно увереннее.

Смайли притворялась логичной и невыразительной, но едва заметный румянец снова проступал на ее щеках.

Сердце мягко улыбнулась в ответ.

— Поверь мне, хорошо?

Если у меня нет других талантов или отличительных черт, которые выделяют меня среди других Богов Насекомых, которых ты встречала, я уверена, что мои нити никогда меня не подведут.

— Так что поверь мне еще раз... хорошо?

Смайли повернулась. Ее взгляд был бесцветным, сердито-серым. Она как будто не могла поверить себе, что хочет поверить Сердцу еще раз, но в то же время не могла удержаться от того, чтобы не купиться на красивые, веселые слова.

Веселые слова - вот на что рассчитывала Сердце.

— ... Хорошо.

Девочка протянула руки, и это послужило сигналом для Сердца повернуться и перевернуть ее на спину. Шесть рук обхватили ее туловище, две ноги - талию. Плотно и крепко. Она подползла к каменной колонне и еще раз щелкнула по ней, чтобы убедиться, что она по-прежнему прочна и устойчива, а затем обкусила все десять ногтей, вращая руками, чтобы вытянуть из них более пятидесяти метров нитей. Она делала это до тех пор, пока свободные концы нитей не скопились у ее ног, а те, что все еще были соединены с ногтями, кровоточили с обратной стороны - она не могла тянуть больше, не порвав кожу до сустава первого пальца. Пятьдесят метров были ее пределом.

Этого должно было хватить.

Не отрывая нитей от пальцев, она принялась за работу, сплетая свободные концы в веревку, которая могла удлиняться просто за счет регенерации ногтей. Именно поэтому она не обрывала нити. Частично она просто хотела подстраховаться - ей не хотелось выпустить веревку в середине спуска из-за потных ладоней, сильного порыва ветра или чего-то подобного, - но главная причина заключалась в том, что ей не пришлось бы заплетать совершенно новые веревки в середине спуска, чтобы привязать их к своей первоначальной. Ей потребовалась минута, чтобы придумать наилучшую схему плетения: спиралевидный канат. Эластичная, с высокой прочностью, а когда она восстановит ногти, они просто закрутятся в спираль и автоматически удлинят веревку. Единственное, что от нее требовалось, - постоянно держать руки на ней.

Осторожно она потянулась веревкой к каменной колонне. Обвила ее раз, два. Еще десять раз для дополнительной безопасности. Затем она обмотала ее вокруг нескольких соседних колонн, чтобы обеспечить максимальную безопасность, и к тому времени, когда она сделала паутину из веревок у выхода, она уже израсходовала первые пятьдесят метров. Поэтому она села там. И ждала. Она никогда сознательно не пыталась ускорить скорость регенерации ногтей, но, как ни странно, казалось, что от этого они регенерируют чуть быстрее. Еще через минуту у нее был метр свободной веревки, и теперь...

— ...

... Она спрыгнула с уступа, не успев опомниться.

В тот момент, когда ее последняя часть тела оторвалась от скалы, она почувствовала себя падающей, невесомой, и ее мир словно перевернулся с ног на голову. Затем веревка натянулась, заставив ее застыть на месте. У ней сердце подскочило к горлу. По позвоночнику побежали мурашки: ноги толкались, дрыгались, пытаясь ухватиться за склон скалы, чтобы уменьшить нагрузку на ногти, и в конце концов у нее получилось - босые ступни едва держались за крошечные выступы на теплом, выжженном солнцем камне.

Острые камни впивались в подошвы ног.

Не беда.

Она стиснула зубы и шагнула на более низкий гребень, руки взлетели над головой, мучительная боль пронзила голень. Ее ногти восстановили еще один метр веревки. Она не учла одну проблему - ей приходилось постоянно смотреть вниз, чтобы найти опору; теперь оставалось только надеяться, что через некоторое время она не оцепенеет от смертельной высоты. Она спокойно выдохнула, еще раз подтянула ноги, опустив верхнюю ногу в то же положение, что и нижнюю, - и это был ее первая завершенная часть цикла, когда она спустилась на один метр после целой минуты борьбы.

Осталось пройти еще девять тысяч девяносто девять метров.

— ...

Она сделала паузу, переводя дыхание. При желании она могла бы подняться обратно. Она была не слишком далеко. Возможно, Смайли была права. Возможно, ей стоит еще раз попытать счастья в туннелях или, по крайней мере, потратить еще немного времени на выбор лучшего, более эффективного и безболезненного способа спуска.

Но она также знала, что если поднимется, то не сможет найти в себе силы, чтобы снова сойти с уступа.

Ее первый спуск станет последним.

Медленно, неуклонно, мучительно она заставляла себя прислониться к стене, пока спускалась вниз. Она не хотела постоянно менять равновесие, чтобы Смайли не было слишком трудно удержаться ногами. Где-то в глубине души она подумала, что лучше было бы просто привязать девочку к себе, как ранец, но сейчас было уже слишком поздно. Пока ее крылья не порвались от того, что их сжимали большую часть прошедшего полудня или около того, девочка продолжала держаться. И этого должно было хватить.

— Два. Два. Два. Два.

Утренний ветер был сильным и слегка порывистым, и она шептала высоту, с которой спустилась четыре раза, каждый раз, когда завершала полную часть цикла. Может быть, это и не слишком помогало прогнать мучительные мысли, но то, что Смайли тоже шептала что-то непонятное, причем тише, чем она, свидетельствовало о том, что чтение мантры - один из способов укрепить разум.

— Восемь. Восемь. Восемь. Восемь.

Не сразу она осознала, что чувствует себя ужасно неловко, когда кто-то прижимается к ее спине. Смайли прижимался к ней слишком крепко. Ноги, обхватившие ее талию, были на дюйм ниже, чем ей хотелось бы. Ее крылья и так были скользкими от пота, а то, что кто-то еще прилип к ним, как сок, не помогало ветру охладить ее тело. Ей было жарко, липко и не хватало воздуха, но в глубине души она понимала, что все это не имеет значения.

Ей нужно было только продолжать двигаться.

— Пятьдесят. Пятьдесят. Пятьдесят. Пятьдесят.

Влага в воздухе работала против нее, руки и ноги становились все более скользкими. Каждый шаг по камням вызывал приступ боли, такой резкой и внезапной, что она не могла подавить голос. Следы ихора, стекающие по спирали с напряженных кончиков пальцев, согревали руки. Разорванная кожа болталась на ступнях ног, мышцы под ними жаждали сладкой разрядки. Она все еще могла ясно видеть уступ над собой. Прошло совсем немного времени, и она почти не продвинулась вперед, а глаза уже горели, словно она долго смотрела прямо на солнце.

— Сто. Сто. Сто. Сто.

Время от времени она находила отдых для ног на относительно плоских выступах, на которые можно было почти опуститься, но потом камни просто врезались в колени. На каждом из них она долго не задерживалась. Все могло бы быть иначе, если бы она надела на свою незащищенную кожу несколько слоев защитной прокладки. Она внутренне проклинала себя за то, что не подумала об этом раньше, и продолжала спускаться.

— Четыреста. Четыреста. Четыреста. Четыреста.

Полуденное солнце палило над головой. Веревка раскалилась добела и обжигала ладони, отчего держаться за нее становилось все труднее, но, по крайней мере, от жары пот быстрее испарялся с ладоней; она изо всех сил старалась смотреть на это с другой стороны. Она могла бы бродить по туннелям, играя в прятки с монстром. Она могла навечно заблудиться в этих туннелях, никогда не найти выхода и никогда больше не увидеть солнца. Она прикусила язык и скрючила окровавленные пальцы, глаза стали водянистыми, губы неудержимо дрожали. Лес внизу жил светом и красками, и впервые за восемь тысяч лет она собиралась оказаться в нем.

— Семьсот. Семьсот. Семьсот. Семьсот.

Прошло десять часов. В небе появились оранжевые полосы света, которые медленно угасали, а вечерний ветерок уносил тепло к далекому горизонту. Солнечный свет то появлялся, то исчезал. Возвращение лунного света было поразительным. Она трясущимися руками подняла голову и оглядела гротескное увечье, которым были ее руки: мокрые и темные дыры пронизывали кожу в местах соприкосновения с веревкой, плоть под ногтями пульсировала ярким и голодным красным цветом. Ее ноги, давно изрезанные камнями, совершенно онемели. Она не знала, как еще ни разу не поскользнулась, но...

Скрип!

Семьсот четыре метра вниз, и при одной только мысли о том, что она может поскользнуться, она почувствовала толчок, пронесшийся по ее веревке откуда-то сверху, - и вдруг она упала.

Каменная колонна сломалась.

Десять метров веревки ослабли. Гравитация потянула ее голову назад. Она потеряла равновесие, потеряла опору и не успела даже вскрикнуть, как упала на десять метров; от резкого движения сломалась еще одна каменная колонна, потом еще одна. Еще двадцать метров. Смутно она почувствовала, что Смайли бьется о скалы всеми шестью руками, вероятно, пытаясь удержаться, но, судя по тому, как она вздрогнула и отшатнулась, ладони были разодраны. Вокруг них закружился воздух. Очередная каменная колонна треснула.

В качестве последнего средства она выхватила иглу и вонзила ее в камни, держась за веревку только одной рукой. Осколки полетели ей в лицо, рассекая щеки, шею, лоб. Кости вибрировали от уколов, зубы клацали так, как никогда раньше. Она врезалась пятками в камень для дополнительного трения, как и Смайли со своими шестью руками, делая все возможное, чтобы замедлить их движение, - и в конце концов это сработало. Пройдя шестьдесят метров, она проделала иглой двадцатиметровую трещину в скале и остановилась. Веревка выдержала. Каменные колонны больше не ломались.

До поверхности оставалось двести метров.

— ...

Ее губы не переставали дрожать. В ушах не прекращался звон. Щеки, руки, плечи; дрожь распространялась до кончиков пальцев ног, и вздрагивающий вдох не успокаивал ее и на этот раз.

Что-то в ней сломалось, и конечности полностью застыли.

— ... Я не могу.

Она не могла пошевелиться.

— Холодно.

Она не могла видеть.

— Это слишком высоко.

Все болело.

— Сейчас ночь.

— Мне нужны мои мотыльки.

— Я хочу свое одеяло.

— Я хочу свою кровать.

— Это... это не то, что я...

— ...

— ... Сейчас мы спускаемся с горы Кхулаш'а, известной как самая высокая гора на континенте Хашара, а также как самая высокая гора во всем мире.

Когда девочка заговорила вслух - неуверенным, успокаивающим, нежным голосом, - она продолжала резко втягивать воздух, выдыхать, вдыхать, выдыхать; вихрь в ее груди все никак не мог улечься.

— На высоте восьми тысяч метров над уровнем моря Кхулаш'а называют горой в центре мира. Паломники с юга круглый год отправляются к подножию этой горы, чтобы завершить последний этап погребального ритуала Амджа-Накаль, который представляет собой форму горного погребения, где усопшего усыпают восемьюдесятью восемью световыми цветами в знак уважения к восьмидесяти восьми скоплениям созвездий Космоса.

Смайли продолжала говорить, пересказывая по памяти случайные факты, и от досады на собственную слабость у Сердца заболели костяшки пальцев; пальцы крепче сжались вокруг иглы и веревки.

— Конечно, есть и другие горы, достойные сравнения с Кхулаш'а. На дальнем востоке, за приливами Бэй Ян, Цитадель Теншань возвышается на пятитысячеметровом горном хребте, известном как плато Теншань. Поскольку весь восточный континент поднят на тысячу метров над уровнем моря, драконы Цитадели свободно разгуливают по вершине плато, что делает невозможным перемещение по небу для большинства крылатых Богов Насекомых. Это весьма благоговейное зрелище.

— ...

— На крайнем западе, за морями Силар, горный хребет Риамурос скрывает самые свирепые и крупные паводки во всем мире, и если бы не поток воды из этих каналов, ведущий в Окасо-дель-Мар, левиафанам, скрывающимся на западном континенте, было бы гораздо легче выходить на поверхность. Нет сомнений, что Порт-Харбор и Восточный Харбор-Сити будут завалены и сровнены с землей за несколько дней, если левиафанам позволят выходить на поверхность группами. Забавно, но, несмотря на бесчисленные предупреждения, сделанные Порт-Харбор-Сити, сотни путешественников тонут в каналах Риамуроса каждый год. Думаю, они просто не боятся историй.

— ...

— Если не считать обширных горных хребтов, есть множество других одиноких гор, достойных упоминания. Алнаажма в северо-восточной четверти этого континента считается «Горой, тронутой звездами», потому что, по слухам, Космос приземляется на ее вершину по крайней мере раз в год в ночное время. Донсан, Наман, Шичуй и Глаза Бейтуна - четыре горы на дальнем востоке, где, по слухам, обитают Божественные драконы Брайтлира. Если же речь идет о подземельях в горах, скажем, в лабиринтах Червя, то горы Аранаш, «Печь пожирателя земли», вообще-то не считаются горной цепью. Это всего лишь шипы на панцире Бога Жуков Разложения, высотой в двести метров и сложенные из осыпающихся отходов, но... не говори об этом людям, ладно? Для большинства жителей мира, горы Арахнаш - обычные горы. Люди будут еще больше бояться лабиринта Червя, если узнают, что Разложение настолько огромен.

— ...

— Даже та стена вдалеке.

— Ты видишь ее?

— Это «Стена Червя» - не могу поверить, что ты можешь видеть ее так ясно на Кхулашах, в то время как на поверхности ее едва можно разглядеть, но это единственная нерушимая стена, которая окружает Брайтлир во всех мыслимых направлениях: по краям мира, над звездами, под подлеском. Никто не знает, кто ее построил, зачем она была построена и что находится за стеной, но это увлекательное место, которое многие пытались преодолеть. За исключением Хулашаха, вид на мир, который открывается, если подняться хотя бы на половину высоты, не имеет себе равных. Чудесное сооружение.

— ...

— ... Я покажу тебе, хорошо?

— Я приведу тебя во все эти места.

— Ты увидишь все, что может предложить Брайтлир, и даже больше.

— Так что не... не сдавайся, «Божественная Швея» Сердце, мой друг.

— Я верю в тебя.

Смайли прижалась к ее шее, и странное спокойствие поселилось в ней, когда она обнаружила, что ее дыхание... замедляется.

Успокаивается.

Нервы все еще были на взводе, тревога в груди еще не исчезла полностью, но теперь все это было легче принять; словно то, что она делится этим с кем-то другим и шепчет ей на ухо приятные слова , действительно помогло.

— ...

Она вытерла рукавом слезящиеся глаза, облизала губы и укрепилась в решимости добраться до поверхности мира, несмотря ни на что.

Осталось двести метров.

Еще двести метров...

Треск.

Каменная глыба взорвалась над головой, и костяной грохот потряс весь склон горы.

Веревка начала раскачиваться.

Ее колени задрожали.

Ее игла начала соскальзывать.

Затем появилась гигантская тень с когтями, вытянув остальную часть тела, чтобы встать боком на две растопыренные ноги; к черту гравитацию, что это было.

Ему было все равно, что они находятся так близко к поверхности.

Монстру, не видевшему ни капли солнечного света с момента входа в туннели, должно быть, казалось, что сегодняшняя ночь – а ведь прошел целый день с момента появления и исчезновения трещины - была ночью конца вечности.

http://tl.rulate.ru/book/106745/4076147