Готовый перевод Молодой господин снова создает проблемы / Молодой господин снова создает проблемы: Глава 12. Первое разочарование молодого господина

- Нет, ну ты представляешь? – мужчина улыбался Филиппу улыбкой заядлого пьяницы. Не проведи молодой граф в его компании весь вечер, решил бы, что тот пьян, но нет, это лишь часть характера излишне добродушного и глуповатого человека. – Старик Фрэн так сильно хотел мальчика, что постоянно вливал ману в жену во время, ну, ты понимаешь. Хах! А вместо этого у него были постоянные двойни из девочек, и это передалось по наследству, представляешь? Там в семье одни бабы! Ой, простите, женщины.

Первые пятнадцать минут фривольность нового знакомого веселила Филиппа, но спустя десяток пошлых шуток и ироничных взглядов, так и говорящих: «Вы ведь понимаете, о чем я говорю?», молодой граф начал жалеть о том, что не прислушался к своему помощнику. Не просто не прислушался, но и оставил в квартире вместе с виконтом, что бы «противники активной жизни Грейса не мешались под ногами». Не будь Филипп так взволнован, он бы подумал более тщательно, но чего нет, того нет.

После тревожных месяцев лета и суетливого начала осени, неожиданно установившееся после спокойствие действительно успокаивало душу. Полностью заблудившись в счастливых днях, наполненных следующих за ним радостными детьми и приветливо здоровающимися при встрече незнакомцами, Филипп предпочел забыть обо всех свалившихся на него проблемах. И в тот день, когда ему пришло не самое обычное письмо, неразборчивым почерком приглашающее его посетить «клуб любителей магии», молодой граф вместо подозрений и тревог испытал только предвкушение и любопытство. Единственный голос разума неловко оставил свои сомнения при себе, так и не решившись остудить пыл своего господина. Вопреки плохому предчувствию, Уильям не отговорил Филиппа от его планов наведаться в подозрительный клуб.

Именно так, на волне воодушевления от последних событий, Филипп впервые в своей жизни попал в среду людей, разделявших его интересы. По крайней мере, в его улетевших в небо мечтах.

И Филипп не видел ничего плохого в том, что клуб находится в одном из пабов города (к облегчению Уильяма - одном из самых приличных), или же в его полной неизвестности высшему свету.

И когда он, преисполненный гордости и достоинства (как же! он ведь нутром чувствует, что эти люди – единомышленники, а не зрители цирка), пришел в условленное место, Филипп оказался крайне разочарован, обнаружив там за одним из столиков именно эту не самую приятную ему личность.

- Не обижайтесь, граф, - были первые слова, которыми его встретили. – Сами понимаете, у всех день расписан. Не подумайте, мы действительно вам рады! Просто я немного не рассчитал время встречи, простите!

Если бы Уильям видел в тот момент своего господина, он бы онемел от шока и удивления на добрых пару часов. Слишком много Филипп готов простить тем людям, которые ему симпатичны, а Бэнзол числился среди них целых пятнадцать минут. Для не-мага поразительное число, с учетом того, что дольше Филипп терпит только Терезу.

Вскоре к ним присоединился еще один участник клуба, который смог развлечь Филиппа чуть дольше. Не то чтобы до раздражения высокомерный Меллер обладал хоть каплей харизмы, но молодой граф впервые на своей памяти видит косоглазого человека так близко от себя. Даже его приветственный сарказм Филипп не услышал.

- Он пытается исправить это магией. Так мы и познакомились, - пояснил Бэнзол, увидев чужой интерес.

- Безуспешно, насколько я вижу, - бездумно ответил Филипп, на что Меллер недовольно хмыкнул.

- Мое дело, насколько я успешен. Пока я не встречал людей, достойных того, чтобы я смотрел прямо на них.

Почувствовав в его словах вызов себе, Филипп вспыхнул, но Бэнзол вовремя прервал спор, предложив не ждать остальных, а самим пройтись до штаба их клуба. Для своих экспериментов семеро членов этого маленького общества снимали целый дом. Четверо из них жили там же. У главы же была собственная квартира неподалеку, Меллер жил с родителями в другой части города, а Вероника, как единственная женщина среди «любителей», жить среди толпы мужчин брезговала. По словам Бэнзола, никто доподлинно о ней ничего не знает – и ее прошлое и ее настоящее покрыты пеленой тумана, и даже наличие у нее фамилии выведали случайно. Правда, какой именно, так и осталось неизвестным.

Рассказывающий о клубе Бэнзол быстро и бесповоротно переключился на воспевание красоты и таинственности Мисс Вероники («Возможно, миссис, но я предпочитаю думать – «мисс». Ну, вы меня понимаете»). Филипп его не понимал. Единственное, что удерживало его от немедленного ухода, было воображаемое лицо виконта, так и светящееся самодовольством. «Я ведь говорил тебе», - кричали его глаза. Зрелище оказалось таким раздражающе неприглядным, что Филипп заранее принялся цепляться к каждой детали в обликах новых знакомых, чтобы доказать себе, насколько он не ошибся в своих суждениях. И когда он пропустил мимо ушей чужой вопрос, а голова Меллера повернулась к нему на добрых 270 градусов, молодой граф отпустил нарастающую тревогу.

«Ах, это действительно «любители магии»», - мысленно вздохнул он, легкой бездумной улыбкой ответив на недовольное замечание Меллера. По тонким (и не очень) намекам Бэнзола Филипп уже понял, что его позвали не как потенциального участника и не как специалиста в своей сфере. Клубу, как и всем прочим, для существования нужны были средства, а еще лучше – спонсоры. Граф Грейс и сам бы от одного такого не отказался, но Бэнзолу с его энтузиазмом знать не обязательно. Позже, уже дома, Филипп напишет ему небольшую поощрительную записку и на этом положит конец их несуществующим финансовым отношениям.

Но пока этого не произошло, Филипп все больше запутывался в своих эмоциях, не в силах определиться с тем, что он должен чувствовать. Открытое безразличие к собственно персоне раздражало его самолюбие, но и подавить интерес к магам (не ученикам – коллегам!) у него не получалось. Тревога молодого графа улеглась только в клубном доме, где он смог получить более теплый прием. Будучи натурами эксцентричными, маги повсеместно выделялись из толпы. И если в Эйншинском Королевстве, как на Родине магии и маны, это не так сильно бросалось в глаза, то соседние государства похвастать тем же не могли. Для Филиппа не стала удивительной встреча с иностранцами, скорее их присутствие внушало ему уверенность в искренности целей клуба.

С абсолютной апатичностью на лице Франциск де Лавуа поприветствовал молодого графа Грейса, как приветствуют мимо проходящего знакомого. И видя его бледный и болезненный вид, Филипп не мог обижаться на чужую холодность. И даже проскочившее небольшое недовольство быстро подавилось энтузиазмом высокого блондина. За те пару минут, что Филипп был в клубе, этого мужчину успели назвать Рафинадом («Как те популярные сладкие кубики», - пояснил Меллер), Братом (брюнет Лаврентьев той же национальности постоянно пытался одернуть товарища) и Витей (Бэнзол с особой гордостью растягивал слоги в чужом имени, словно представляя собственного ребенка). Мужчина, единственный из клуба искренне интересующийся Грейсами и заочно влюбленный во все семейство, смутился от посыпавшихся на него насмешек. Его щеки, лоб и часть шеи покрылись такими яркими красными пятнами, что он стал напоминать Филиппу малышку Пени, у которой от усердия порой краснели даже руки.

- Сахаров Виктор, - раздраженный чужой суетой Франциск недовольно скривился. – Не обращайте на него внимания. Он всегда такой.

Кто-то посчитал нужным заступиться за товарища, но все происходящее проходило мимо внимания Филиппа. В этот, ставший таким несчастным, день слова Франциска оказались единственным, что Филипп еще долго не мог забыть. Любой сказанный пустяк приобретает грандиозное значение, если он сказан человеком, вызывающим исключительную неприязнь. Ни по-детски поджатые от обиды губы Сахарова, на которые Филипп не мог не обратить внимания, ни раздражающее косоглазие Меллера, на котором задерживался его взгляд, ничто из этого он не смог бы воскресить в своей памяти время спустя.

- Ваши выводы не обоснованы. Они основываются на ваших чувствах и не подкреплены фактами.

Бросает вскользь болезненный человек, а потом эхом повторяет Филиппу в кошмарах месяцы спустя.

- Чувства не лгут. Я управляю маной столько, сколько себя помню. Любое применение заклинаний не сравнится с ее прямым использованием.

- Скорее вы уникальный случай, - продолжает спорить Франциск. Его хитрая улыбка будто намекала на то, что с родословной и воспитанием Грейсов вовсе не стоит сравнивать себя с обычными людьми. – Мне не известен ни один человек, способный добиться успехов, используя только ману. Сами подумайте, будь это так эффективно, не было бы необходимости создавать заклинания. Пусть эти допотопные заклинания, основанные исключительно на воображении, иногда работают, они все равно остаются слишком отсталыми. В этом я действительно с вами согласен.

- В таком случае, у вас есть более подходящая альтернатива? – Филипп злится от каждого слова оппонента и не может подавить себе раздражения. Еще ни один маг не позволял себе смотреть на него с таким высокомерием. И еще не встречался ни один маг, сова которого заставляли бы его задуматься.

Спор начался из-за куклы. Голема, если быть точным. Занятый попытками заставить игрушку двигаться, Франциск натолкнулся на несколько интересных идей, и для их реализации приехал в Эйнширское Королевство. Его комната в клубе заполнена десятками деревянных, глиняных или керамических фигурок. Несколько фарфоровых останков разоблачали неудачи хозяина. Вместе с Сахаровым, изучающим магическую проводимость разных предметов, с каждой попыткой они приближались к тени успеха. На глазах у Филиппа один из образцов встал и сделал несколько шагов. Посреди затаивших дыхание магов маленький кусочек глины, делающий сои первые шаги, казался драгоценным ребенком любящих родителей. Жаль, но непростительно малый результат для всех сил, приложенных Франциском, о чем Филипп и поспешил заметить.

- Нужная последовательность слов и верная интонация работают намного эффективней одного лишь необъяснимого «воображения». Впрочем, насколько я мог понять по вашим словам, граф Грейс не пользуется заклинаниями вовсе и не может подтвердить или опровергнуть мои слова своим опытом.

- Граф Грейс, - невольно подражая манере Франциска, холодно замечает Филипп. Они оба игнорируют настойчивые намеки Бэнзола прекратить спор и не обращают внимания на открытое любопытство остальных. – Граф Грейс предпочитает не использовать заклинания в силу их ненадежного и неопределенного результата. Ваша мысль использовать песнопения еще более нелепа, чем идея использования слов в заклинаниях. Язык слишком текучая и переменчивая форма для чего-то вроде магических законов. Смысл любого слова меняется не только в переводах на другие языки, но и во временной вертикали. О чем я?! Толкование одного и того же слова меняется от человека к человеку. Суть использования слов не в самих словах, а в том, образ чего представляет человек, произнося их. Такое глобальное явление, как магия, не может быть разрушено только из-за отсутствия перевода одного единого слова на другой язык. И я, будучи потомком первооткрывателей магии, не настолько высокомерен, чтобы приписывать магии национальность нашей Родины.

- С открытием магии связано слишком много загадок и тайн, чтобы мы могли использовать это как аргумент, - с той же двусмысленной улыбкой произнес Франциск, обдумывая ответный выпад, но Филипп еще не закончил, поэтому магу пришлось замолчать снова.

- Слова становятся неотъемлемой частью заклинания только тогда, когда они к кому-то обращены. Наподобие тех песнопений, что воспевают люди богам в своих ритуалах. Вот только мне не знакома ни одна религия, посягающая на магию как на часть себя. И мне не знаком тот самый великий Бог, который втайне от своих божественных коллег и собратьев, создал бы ее. Маги не обращаются к высшим существам, когда им нужно сотворить магию.

- Граф, вы говорите только пустые слова, - улыбка Франциска давно сменилась раздражением. Он вновь указал на голема, который не так давно делал робкие шаги по комнате. – Взгляните на факты. Маной и известными на данный момент заклинаниями можно заставить его двигаться. Но сдвинуть объект в пространстве сторонней силой и заставить его действовать самостоятельно, согласно алгоритму, вы не сможете. Да, я не достиг стопроцентного успеха в этом, но я иду на верном пути. В этом мне помогает речь, и именно она позволяет мне вложить в неодушевленный объект подобие человеческого мышления. Если вы считаете это…

Голос Франциска резко оборвался. Поняв, что с ним не все в порядке, члены клуба обеспокоено засуетились. Пытаясь подавить вспыхнувшую злость и агрессию, Филипп устало потер переносицу.

- Простите его дерзость, - с плохо скрытым испугом поспешил вставить Бэнзол, стоило ему понять, что в молчании товарища виноват граф. – Сами понимаете, все мы интересуемся доступной обществу магией, а она скудна. Вам, как одному из Грейсов, известно больше нас. Что ваш предок, что ваш отец имели знания, выходящие далеко за пределы развития обычных людей. Уверен, вас ждет великое будущее. Уже в столь молодом возрасте вы способны сотворить подобное, нам такое не под силу и через…

- Предпочитаю говорить сам. Не выношу конкуренции, - вскользь съязвил Филипп, прерывая поток чужой лести и снимая звуконепроницаемый купол маны с Франциска. Мужчина не стал комментировать несдержанность графа, но по его лицу любой мог различить презрение.

- Ах, эта магия была удивительной, такая тонкая работа маны, - с громким восхищением пробормотал Сахаров.

- Действительно необычно, - с небольшим акцентом пробормотал Лаврентьев. Осознав, что кроме самолюбия у Франциска ничего не пострадало, «любители» заметно успокоились. Короткий всплеск чужих похвал, призванных скорее упокоить и польстить, чем выразить уважение, лишь больше разозлил молодого графа. Не слушая окружающих, он решил уйти.

Вызвавшегося проводить его Бэнзола быстро вытеснил Сахаров, что-то горячо объясняющий Филиппу. Как ему жаль, что граф торопится. Как ему бы хотелось обсудить и свои мысли. Как ему стыдно, что граф стал свидетелем провала его прототипа. Пропустив чужой лепет мимо ушей, Филипп ответил что-то, и молодой парень распустился в улыбке. Отстраненно мелькнула мысль, что он лишь добавил себе этим проблем, но досада на одного члена клуба распространилась и на остальных его участников, поэтому Филипп не потрудился переспросить.

Приехавший раньше условного срока, Уильям с несчастным видом ждал господина у дверей паба. Плохое настроение графа говорило само за себя, и помощник не отважился ничего спрашивать. Неловкое напряженное молчание в салоне давило даже на водителя, от чего автомобиль с каждой минутой лишь набирал скорость, стараясь как можно скорее вернуться домой.

В жизни такого человека, каким был Филипп Грейс, человек, проживший больше двадцати лет, не могло не быть разочаровывающих дней. Жаль, что нынешний Филипп Грейс, проживший в обществе лично лишь несколько месяцев, не может похвастаться большим опытом. Презрения со стороны сородичей магов он никогда не испытывал. И пусть Франциск не сказал ему ничего нового и даже не оскорбил его, разговор с ним Филипп ощущал как худший в своей жизни. Чем-то постыдным ему казалась мысль о собственной неправоте. Благословением было отсутствие Уильяма. Клуб «Любителей магии» мог и не осознавать, насколько огромным был урон, который он нанес молодому графу.

Но что-то было в словах Франциска, что не давало покоя Филиппу. В угрюмой задумчивости он не заметил возвращения домой.

- Это не люди, это уроды. Фрики! Ты позоришься уже тем, что проявляешь к ним любопытство, - продолжал ворчать виконт Маус, возобновляя прерванную уходом Филиппа тираду недовольства.

- Знаешь, Маус. Порой ты не просто невыносим, но еще и чертовски глуп.

За спиной господина Уильям подал ошеломленному виконту знак молчать. Несколько тихих часов не облегчили тяжелые мысли Филиппа, и Маус, перед возвращением в свое поместье, попросил Уильяма сообщать обо всех изменениях. Вопреки обыкновению, тот послушно согласился докладывать на своего господина.

В эти дни много чего пошло «вопреки обыкновению». Вместо того, чтобы запереться дома, доставая всех намеренно плохой игрой, как всегда делает граф в плохом настроении, он в той же угрюмости отправился в Академию. Привыкшим к новаторским идеям преподавателя, расстроенным детям снова пришлось, как и всем остальным, усесться за обычный учебник.

Приезд на квартиру Терезы и тот не привнес былого оживления. Стоит отдать ей должное – несколько язвительных замечаний она из брата вытянула. Уезжала, правда, уже без сил, потратив на Филиппа весь запас остроумия.

Период нескончаемой досады Филиппа кончился внезапно. Передумав множество мыслей и скопив в себе килограммы негативных эмоций, молодой граф в один день избавился от них всех. К несчастью, под его горячую руку попали не те незнакомые люди, принявшиеся здороваться с Филиппом и льстить ему по любому поводу (их стало раздражающе много после последнего происшествия в Обсессе). Не почетная роль козла отпущения досталась Луизе, которая не вовремя возобновила свои праведные походы против продажного преподавателя.

Упрямая девушка все же сумела добраться до мистера Коллинза, но тот лишь развел руками на ее претензии. Он не имеет квалификации учить и оценивать, если все посчитали экзамен графа Грейса справедливым и обоснованным, то так оно и есть. Если есть проблемы, стоит обсудить это с самим преподавателем.

Терзаясь тревогой и муками совести (или скукой и переизбытком свободного времени), девушка не выдержала и вновь попыталась вразумить Филиппа.

- У вас нет ни чести, ни достоинства, - в глазах девушки праведный гнев, будто он совершил тяжкое преступление. - Вы из семьи Грейсов, но уподобляетесь остальным, преклоняясь перед властью и деньгами.

- Милая моя, ты сама ответила на свои претензии, - ощутив на себе привычный необоснованный гнев наивной ученицы, Филипп смог вернуть себе то приятное чувство своей правоты. - Я из семьи Грейсов. Из семьи! У меня есть незамужняя сестра, которую хотелось бы видеть в счастливом браке. У меня есть долг перед родом, как минимум, не дать ему развалиться. У меня есть территория, на которой живут зависимые от меня люди. Мое благородство не позволяет мне проигнорировать судьбу подответственных, даже если это означает закрыть глаза на чужие капризы и несправедливость. Академия не более чем картонная статуэтка, прикрывающая собой театр абсурда. У нас с вами, мисс Луиза, разница всего пять лет, и я не понимаю, почему я должен объяснять вам столь элементарные вещи. Ваш род влиятелен и благороден, мой – славится исключительно магической основой. Вот только магия - не избавление от всех бед. Но знаете что? Я знаю, как сделать ее таковым.

Со слезами стыда девушка не смела шевельнуться, так и оставшись стоять в пустом классе, где она остановила молодого графа. Проигнорировав ее, довольный собой господин, и его помощник, отпустивший груз чужой депрессии со своих плеч, смогли спокойно отправиться домой.

- Вы действительно заботитесь о ваших подданных, Милорд - с убеждением и некоторым смущением пробормотал Уильям. Он открыл рот только для того, чтобы сказать хоть что-нибудь, в надежде, что господин, наконец-то, расскажет ему обо всем.

- Я не одаренный человек, - с несвойственной ему скромностью пробормотал в ответ граф. - Успех, если я не доставляю проблем. Но! Прямо сейчас у меня и впрямь родилась одна занятная идея, мой дорогой Уильям.

http://tl.rulate.ru/book/95401/3350331