Готовый перевод Joy of Life / Радость жизни: Глава 49. Намерения одним словом

Минувшей ночью капал дождь, дул сильный ветер —

А я спала. Да, сон не вывел хмель.

Служанка полог подняла, и я спросила:

Что с яблоней хайтан теперь?

«Цветёт как прежде» был её ответ.

Но знаешь ли ты, знаешь, что, должно быть,

Хоть зелена листва, опал уже весь цвет.*

Фань Сянь под ветвями продекламировал это тихим, нежным голосом, и непонятно было, говорит он о человеке или о дереве. Впервые с той ночи во дворце Фань Сянь, гений поэзии, сочинил стихи.

Девушка по имени Хайтан молча смотрела на его стройное, даже худое тело и постепенно опускала руку, сжимающую короткий меч.

— Если ты хочешь сражаться, я буду сражаться. — Фань Сянь внезапно обернулся с улыбкой на лице, но при этом глядя на Хайтан с решимостью. — Однако в один прекрасный день я всё же хотел бы посмотреть, смогу ли я, не используя этот «хмель», защитить старую шкуру Сяо Эня от барышни Хайтан.

Хмель? Естественно, это означало навеянные дурманом весенние чувства.

Лицо Хайтан было спокойно, неизвестно, о чём она думала. Похоже, она не ожидала, что после того, как Фань Сянь прочитает это стихотворение, он продемонстрирует стойкость и отвагу, которые положены мужчине. Будучи выдающейся девушкой их поколения, она вдруг потерпела такое постыдное поражение от рук Фань Сяня, и тем более она не ожидала, что у него найдётся смелости встретиться с ней один на один. В этот момент она действительно обнаружила, что в сидящем перед ней молодом чиновнике есть что-то непонятное, и невольно нахмурилась.

Но интересовало её, казалось, нечто другое. Шёпотом она спросила:

— Я слышала, молодой господин Фань больше не пишет стихи, отчего же сегодня к нему вернулось возвышенное настроение?

— Вижу сосну — вспоминаю зиму, вижу хризантемы — думаю об осени, вижу яблоню хайтан — тоскую о… — Фань Сянь вовремя проглотил слово «весна»**, посмотрел на Хайтан с затаённой улыбкой и тихо сказал: — Поэзия — это низменный путь, она бесполезна для страны и народа. У меня имеется некоторая репутация поэта в государстве Цин, и мне не терпелось найти подходящий день, чтобы произнести эти строки. Это маленькое стихотворение случайно сложилось год назад после дождя. Сегодня, увидев сильный дух за нежным обликом барышни Хайтан, я не удержался и прочитал его — надеюсь, вы не станете винить меня за хвастовство.

Хайтан подняла голову, прищурившись на Фань Сяня, и вдруг внезапно легко улыбнулась и сказала:

— Если ты тут рисуешься — пускай, если пытаешься ослабить мою волю — тоже не важно. Я просто думаю, что до этого ты правильно сказал. Ты — чиновник государства Цин и волен сам решать, какими средствами пользоваться, так что я не держу на тебя зла за это. Что касается стихотворения господина Фаня, то оно, может быть, и хорошее, но я никогда не понимала стихов, поэтому не знаю, какой в нём смысл. Я только знаю, что яблоню хайтан нельзя мочить под дождём. Если в горшке скопится вода, то корни испортятся, и можно уже не говорить о цветах и зелёных листьях — останется только горшок с гнилыми ветками.

Сказав это, она развернулась и уже через несколько мгновений исчезла на укромной тропинке в горном лесу. Остался лишь слабый аромат и птичий щебет, да Фань Сянь со смущённым выражением лица.

***

— Почему барышня Хайтан ушла? — Фань Сянь вздохнул, как будто что-то потерял. — Я ещё собирался рассказать историю о маленькой девочке, собирающей грибы.

Хайтан беззаботно удалилась, а Фань Сянь, естественно, так же беззаботно развернулся, отряхнул ягодицы, заложил руки за спину и довольно пошёл обратно по заросшей мхом горной дороге. Не пройдя и несколько шагов, он увидел за поворотом семерых Тигровых стражей, напряжённо ожидающих врага. Ван Цинянь во главе группы служащих Контрольной палаты прятался в траве, готовый в любой момент вести убивать.

Увидев, что господин Фань благополучно вернулся, все дружно вздохнули с облегчением. Служащие Контрольной палаты, лежавшие в засаде, встали, но на их лицах и одежде остались тёмно-зелёные пятна травы, что выглядело очень забавно.

— Господин, всё закончилось? — Ван Цинянь нахмурился и последовал за Фань Сянем. — По данным разведки, эта Хайтан — мастер выше девятого уровня, к тому же в Северной Ци говорят, что она Тяньмай. Как ни посмотри, дело самое обычное. Она не тронула вас, господин?

— Тронула? — Фань Сяню послышался непристойный подтекст в словах Ван Циняня, и он заругался: — Если бы она меня тронула, как бы я мог так уверенно вернуться?

Он внезапно остановился, с подозрением взглянул на Ван Циняня и сказал:

— Раньше ты был лучшим в выслеживании и преследовании. У тебя, должно быть, хороший слух.

— Да, господин. — Ван Цинянь не понял, к чему это он.

— Значит, ты только что слышал наш с ней разговор? — Фань Сянь улыбнулся во всё лицо, но чувствовал себя полностью раздавленным.

Ван Цинянь не смел скрывать:

— Я слышал кое-что.

— Что именно ты слышал?

Ван Цинянь со страданием на лице ответил:

— Я услышал великолепное стихотворение господина, а также что-то о каком-то снадобье.

Фань Сянь предостерёг его:

— Ни в коем случае не разглашай этого.

Если распространятся сведения о том, что он замышлял одурманить афродизиаком барышню Хайтан, выдающуюся девицу их поколения, его точно будет осуждать весь народ Северной Ци, а самой барышне Хайтан от стыда придётся прикрывать лицо корзинкой с цветами, иначе она не решится выйти на улицу.

— Слушаюсь, — ответил Ван Цинянь с глубоким почтением. — Вы, господин, действительно не простой смертный — всего несколькими словами изгнали такого ужасающего мастера высокого ранга.

Фань Сянь отмахнулся от его лести и погрузился в глубокие размышления. Сегодняшнее дело выглядело просто, но на самом деле ему пришлось много думать. Во-первых, он всегда называл себя чиновником, подтверждая свой официальный статус, чтобы Хайтан отчётливо осознала, что это не просто стычка в цзянху, и не позабыла многие важные вещи, разозлившись из-за афродизиака.

А стихи Ли Цинчжао на мелодию «Словно во сне» были подготовлены бесстыжим Фань Сянем ещё в столице. С тех пор как Янь Жохай сообщил ему, что на севере есть одна удивительная женщина по имени Хайтан, Фань Сянь начал заготавливать подобные ошеломляющие противника приёмы. Он даже вспомнил стихи Хань Юя*** под названием «Ленивое пробуждение»:

Глубокой ночью дождь прошёл, морозило к утру****.

В цвету ль ещё моя хайтан? Пойду-ка погляжу.

Но это стихотворение более интимное, чем у Ли Цинчжао, поэтому сегодня он не осмелился его использовать. Фань Сянь слегка улыбнулся. Он намеренно сказал, что почувствовал что-то, глядя на нежный облик Хайтан, — он считал, что это должно было сделать девушку, принявшую афродизиак, очень счастливой. С детства она была ученицей выдающегося грандмастера, и тёмный народ поклонялся ей как Тяньмай. После того как она окончила обучение, ей не находилось достойных соперников — она действительно была выдающейся героиней. Но даже такие женщины всё равно надеются в глазах других людей выглядеть нежными: женщина, даже если она царица, всё равно женщина.

Фань Сянь, возможно, не тот человек, который лучше всех в мире читает мысли других людей, но он точно мужчина, который лучше всех понимает мысли девушек. Потому что в этом этом мире, где возвеличивают мужчин и принижают женщин, ни один мужчина не захочет подойти с равным отношением и деликатными чувствами к выяснению того, чего же хочет девушка.

Фань Сянь хотел, потому что он любил всех женщин без исключения, так что он мог, невзирая на последствия, позволить противнику с удовлетворением надавать ему по заднице.

Он достал из-за пазухи точно такое же противоядие, какое он преподнёс Хайтан, и с бульканьем проглотил. Ван Цинянь с любопытством спросил:

— Что это за средство?

Фань Сянь бросил ему одну пилюлю:

— Пилюля из сушёной цедры, изгоняет внутренний жар, всегда наготове в обычной одежде.

Откуда бы у афродизиака, приготовленного Фань Сянем, взялось противоядие? Достаточно лишь помокнуть в ледяной воде денёк, и полегчает. Хайтан он дал настоящий афродизиак, но она так долго не могла избавиться от него из-за злокозненного тростника в Северном море. Каждой весной из основания трубчатых листьев этого тростника вырастало что-то вроде волосяного язычка. Попав в воду, эти волоски взаимодействовали со снадобьем, которое приготовил Фань Сянь, отчего тело девушки ещё сильнее зудело, заставляя её думать, что она не может вывести яд.

Также из-за этого Хайтан молча согласилась обменять противоядие Фань Сяня на мир.

Думая об этом случае, Фань Сянь невольно покачивал головой и вздыхал: он действительно очень удачлив, только кто знает, когда эта удача закончится.

***

Когда дипломатическая миссия остановилась в долине на берегу озера, Сяо Энь со сломанными ногами обречённо ждал в повозке, зная, что в итоге ему светит заключение под стражу по воле императорской семьи Северной Ци. Члены семьи Чжань всегда были чрезвычайно фанатичны, и ради того, чтобы найти местонахождение Священного храма, они определённо не дадут ему жить спокойно. Наверное, Ку Хэ, чтобы избежать этого, мог использовать свои силы, чтобы покончить с ним. Что касается Ху’эра… Старик вдруг почувствовал утомление интригами друг против друга и подумал, что, если он умрёт утром от рук Фань Сяня, может быть, это будет хороший исход.

Послы, пересёкшие границу, ещё не вернулись: вероятно, сейчас они как раз буянили на застолье с чиновниками Северной Ци. Ведь трупы за пределами города у переправы У уже были прибраны стороной Цин — они были самым веским доказательством того, что армия Северной Ци вторглась через границу и пыталась выпустить пленника.

В текущей мировой ситуации государство Цин было главным агрессором, а другие страны в основном защищались. Чрезмерно рассерженное посольство, возглавляемое Фань Сянем, воспользовалось возможностью, чтобы создать проблемы. После долгой возни принимающие чиновники Северной Ци в конце концов утихомирили гнев посланников государства Цин.

Тайные соглашения и открытые договорённости, наконец, начали переходить к следующей стадии.

Посольские повозки, вытянувшись длинной чередой, медленно обогнули Северное море и свернули в другую долину. Сидя в повозке, Фань Сянь смотрел на необъятное озеро и на медленно поднимающийся с поверхности туман. Его лицо ничего не выражало, но чувства он испытывал сложные.

Повозка катилась по лугу, оставляя глубокие колеи и вспахивая свежую землю; четыре колёса крутились изо всех сил, стараясь не застрять в мокрой траве.

Прежде чем въехать в город, Фань Сянь в последний раз сел в повозку к Сы Лили. Они молча смотрели друг на друга, и спустя какое-то время Фань Сянь тихо сказал:

— После въезда в Северную Ци мне будет неудобно часто навещать вас.

Сы Лили легко кивнула, и её лицо стало казаться намного спокойнее. Она тихо сказала:

— Благодарю вас за это путешествие, господин.

Фань Сянь посмотрел на её очаровательное лицо, на соблазнительные изгибы её тела и слегка наклонил голову, как будто собираясь что-то сказать, но в итоге всё же беспомощно промолчал и вышел из повозки.

***

На лугу за городом у переправы У ещё уцелели следы вчерашней кровавой битвы, а в самой густой траве у подножия холма оставались отрубленные конечности и повреждённое оружие.

Фань Сянь прислонился к окну повозки, глядя на следы на траве, думая о невероятной смертоносности Чёрных всадников и тайно ужасаясь. Трупы людей Северной Ци уже вернули на родину; что же касается того, как это компенсировать и сколько придётся платить в будущем, Фань Сянь не должен был сейчас об этом задумываться.

Повозки въехали в город, ни разу не остановившись, и под пристальными взглядами горожан с каменными лицами медленно катились по дороге из светлого камня, продолжая свой путь на северо-восток. Занавески в повозке были по-прежнему раскрыты, это была личная привычка Фань Сяня: он любил, сидя в повозке, смотреть на людей и пейзажи по пути, а не закрывать глаза чёрной тканью.

------------------

* стихи Ли Цинчжао «Минувшей ночью капал дождь…». Перевод при участии Edheldhae .

** слово «весна» в китайском слишком сильно намекает на афродизиак.

*** Хань Юй (эпоха Тан 768-824 гг.) — китайский философ, историк, писатель, поэт, каллиграф.

**** В китайском в этой строчке можно рассмотреть намёки на бурную ночь вдвоём.

http://tl.rulate.ru/book/96718/3077456