Готовый перевод О медитации и откровениях / Of Meditation and Revelations: Глава 1.Ремус не в депрессии

Доброе утро, день или вечер! Если вы пришли сюда из первой части серии "О Мародерах и монстрах", то поздравляю с окончанием такого длинного фанфика и еще раз говорю, как я рада, что вы закончили его.

Если вы здесь недавно: Я благодарю вас за проявленный интерес, умоляю ознакомиться с "Мародерами и монстрами", если Вам нужна полная история, и заверяю Вас, что Вам не обязательно делать это, чтобы насладиться "Медитацией и откровениями" (хотя вы, возможно, не поймете всех шуток про Мародеров!).

Также для новичков: фанфик очень похож на срез жизни, а не на действие, и это будет ОЧЕНЬ длинный фик.

Итак, если вы не читали "Мародеров и монстров", позвольте мне кратко изложить суть.

Ремуса Люпина, любителя поэзии и домашней жабы по имени Буфо, в юном возрасте укусил оборотень, и он провел шесть с половиной лет в карантине в своем доме, где компанию ему составляли только родители. Но вот Альбус Дамблдор лично приглашает его в Хогвартс, где он встречает друзей, попадает в неприятности и проводит много дней в Больничном крыле с замечательной мадам Помфри. Нелегко переносить предрассудки - многие сотрудники Хогвартса не в восторге от оборотня в Хогвартсе, - но Ремус (по его собственному скромному мнению) относится ко всему этому со смешной выдержкой.

Первый год обучения осложняется еще и тем, что на первый курс приходит язвительный, ненавидящий детей бывший профессор Дада из Аврора (профессор Джон Квестус), который начинает как абсолютный болван, но (предупреждение о спойлерах!) оказывается самым большим наставником Ремуса. Ремус, чьи родители годами считали тему его ликантропии табуированной, понимает, что испытывает настоящее облегчение от того, что, когда ему хочется, он может высказаться о вещах, связанных с оборотнями. Джон Квестус проявляет неловкое любопытство к оборотням, что поначалу вызывает неловкость, но в итоге Ремус наслаждается его обществом и часами беседует на темные, философские и академические темы, при этом дважды в неделю посещая частные уроки дуэли.

Есть и еще несколько сложностей. Друзья Ремуса приходят к выводу, что его мать - оборотень, и они (особенно Джеймс) не дают этому покоя. Весной Ремус должен посетить Регистр оборотней, а в декабре будет голубая луна. Родители считают, что у него депрессия, что совершенно нелепо, а мадам Помфри и профессор Квестус постоянно враждуют между собой. И это не говоря уже о постоянных кошмарах, непрекращающейся боли, некомфортно обострённых чувствах, развивающихся социальных навыках и постоянном страхе перед очередным приближающимся превращением.

Но он не может не быть настойчивым. Первый курс заканчивается прощанием с профессором Квестусом (который был восстановлен в должности аврора), беседой с профессором Дамблдором об экзаменационной тревоге Ремуса - простите, решимости, а не тревоге - сердечным прощанием с новыми друзьями Ремуса и нескрываемой радостью по поводу того, что Ремус стал лучшим в классе (после того как он столько времени занимался в Больничном крыле, как он мог быть кем-то еще?).

Теперь наступило лето, и Ремус Люпин готовится к очередному году хихиканья, озорства и, вероятно, множества очень скучных дней в Больничном крыле.

На этой ноте позвольте начать "Медитацию и откровения"!

______________________________________________________________________________

Лето, решил Ремус, было скучным.

Прошло всего несколько недель, а он уже успел рассказать родителям все истории о Хогвартсе, какие только мог придумать. Иногда за ужином он случайно повторял истории, и тогда мама, любовно покачивая головой, присоединялась к нему на полуслове, и Ремусу становилось неловко. Все свои истории он начинал со слов: "А я рассказывал вам о том, как я", но родители всегда прерывали его, прежде чем он успевал начать рассказ.

"Я рассказывал вам о том, как Буфо сбежал? Мадам Помфри держала его в..."

"В ее кармане. Да, ты нам рассказывал".

"Я рассказывал вам о том, как победил боггарта?"

"О том, как ты превратил его в тарелку, или о том, как профессор Квестус использовал его, чтобы отвлечь тебя во время уроков дуэли?"

"Неважно. Я рассказывал вам об охоте на Мародеров?"

"Да, рассказывал".

"А про камень, который Сириус подарил Питеру на день рождения?"

"Да".

"И про персонализированные стуки Мародеров, которые у нас есть, чтобы мы знали, кто из нас за дверью?"

"Да".

"А когда профессор МакГонагалл пришла в Больничное крыло в образе кошки?"

"Да".

"А когда я чуть не провалил экзамен по Трансфигурации?"

"Да".

"А когда мадам Помфри случайно дала мне не то зелье, и у меня выросли усики?"

"...Нет, вообще-то мы этого не слышали".

"Логично", - уныло сказал Ремус. "Этого не было. Мадам Помфри слишком осторожна для этого. Я просто хотел проверить, внимательны ли вы".

Все очень быстро наскучило. На самом деле, Ремус даже не мог вспомнить, чем он занимался до Хогвартса - как он развлекался, когда их было только трое? Как он мог обходиться без своих друзей, которые бегали вокруг и вели себя восхитительно глупо? Как он вообще развлекался без пиров, уроков и магии?

У отца Ремуса был домашний боггарт по имени Гаррисон (он жил в шкафу рядом с кухней), и некоторое время Ремус развлекался с ним. Он уже неплохо владел невербальным риддикулусом, который профессор Квестус вдалбливал ему во время дуэлей. Когда ему это надоедало, он читал все учебники второго курса (списков книг у него еще не было, но некоторые из них он мог предсказать). Все летние задания он выполнил за неделю, а на второй неделе переписал их более аккуратным почерком. Он постоянно писал своим друзьям. Он больше работал над своим романом (фальшивой автобиографией, которую он начал писать в прошлом году, чтобы не запутаться в своей лжи). Он заучивал стихи (чтение стихов наизусть часто помогало ему успокоиться перед трансформацией). Он раскрашивал картинки. Он пытался научиться делать стойку на руках.

Иногда родители Ремуса говорили о нем, думая, что он спит, но Ремус старался не обращать на них внимания. Обостренная чувствительность могла быть проклятием, тем более что родители Ремуса были тревожными волшебниками, а Ремус устал от жалости. Обычно Ремус был бессовестным подслушивателем, но даже подслушивать через некоторое время надоедало. Каждый раз повторялось одно и то же: Ремус выглядит усталым, у Ремуса в последнее время мало сил, ты видел, как мало он съел за ужином? Этого было достаточно, чтобы голова Ремуса закружилась.

До следующего полнолуния, которое наступило двадцать шестого июля, оставалась целая вечность. Ремус никогда не мог спокойно спать перед полнолунием, поэтому он спустился вниз около четырёх тридцати утра, завернувшись в одеяло. Вскоре проснулась и мама, и они молча уселись на диван, стараясь не вспотеть.

"Мадам Помфри писала", - наконец сказала мама Ремуса, и ее голос, казалось, прорезал барабанные перепонки Ремуса, как меч.

"Что она сказала?"

"Она спрашивает, все ли у тебя хорошо".

"Скажи ей, что у меня все хорошо".

"Я сказала ей, что ты выглядишь подавленным".

"Подавленным?" Ремус бросил на маму недоверчивый взгляд. "Я в порядке. Я такой же, каким был всегда".

"Да..." Мама Ремуса наморщила лоб, и Ремус не был уверен, на что она намекает. "Все точно так же, как и всегда, хотя все изменилось, да?"

"Ничего не изменилось", - сказал Ремус с нарастающей паникой. "Вообще ничего. К чему ты клонишь?"

"Мы с папой волнуемся, вот и все".

"Да? В этом нет ничего нового", - сказал Ремус, и мама игриво ударила его.

"Все, что я хочу сказать... это должно быть тяжело, не так ли? Когда твои друзья могут все делать вместе, а тебе приходится оставаться здесь? Теперь, когда ты знаешь, что есть у других людей, разве здесь не скучно?"

"Нет", - соврал Ремус. "У меня есть ты, папа и Гаррисон. И домашний боггарт, мама. Это совсем не скучно! А мне нравится сидеть и читать учебники, заучивать стихи и... и всякое такое..." Он говорил не очень убедительно.

"Судя по твоим рассказам, у тебя и твоих друзей почти каждый день были какие-то приключения. Разве это не... ну, не уныло? Когда ты здесь совсем один?"

"Мама!" - сказал Ремус. "Я не в депрессии!"

"Я знаю, знаю..."

"И я не один!"

"Мне жаль, милый..."

"И я вовсе не чувствую себя подавленной. Просто теперь здесь спокойнее, и меньше разговоров. И... о нет, папа не спит". Ремус услышал, как скрипнули пружины отцовской кровати, и слегка застонал. Родители наверняка собирались объединиться против него. Так обычно и происходило.

Отец Ремуса спустился по лестнице, сильно зевая, и опустился в кресло. "Доброе утро", - сказал он. "О чем вы двое кричите?"

Ремус покраснел, испугавшись, что потерял самообладание. Оборотни, как правило, очень вспыльчивы, и Ремус иногда забывал делать дыхательное упражнение (вдох через нос, выдох через рот), которое было единственным, что помогало. "Я не кричал", - сказал он в панике. "А я кричал?"

"Нет", - сказала мама Ремуса. "Но, возможно, кричал".

Ремус начал вдыхать через нос, выдыхать через рот.

Мама с нежностью наблюдала за ним и гладила его по волосам. "Я как раз говорила Ремусу, что мы беспокоимся о нем..."

Отец Ремуса фыркнул. "Да, потому что ему так нравится это слышать".

"Я не в депрессии", - повторил Ремус. "Нет. Я в порядке."

"Ремус, мы живем с тобой уже двенадцать лет..."

"Одиннадцать с половиной", - упрямо сказал Ремус. "Я был в Хогвартсе полгода, и я изменился. Мне можно иногда помолчать".

"Мне все равно, сколько лет. Мы знаем тебя. И ты иногда выглядишь немного грустной, как будто скучаешь по Хогвартсу - что совершенно нормально! - но, может быть, в данном конкретном случае нам нужна помощь мадам Помфри..."

"И что она собирается делать?" - спросил Ремус. "Потому что ты прекрасно знаешь, что я не принимаю зелья, изменяющие сознание. Успокаивающее зелье - это вообще не вопрос".

"Я думаю, тебе нужно с кем-то поговорить", - сказала мама Ремуса. "Кто-то, кто уже знает, и кто не мы..."

"Мне было с кем поговорить в течение десяти месяцев! Я разговаривал с мадам Помфри, и с профессором Квестусом, и с профессором Дамблдором..."

"И это помогло, не так ли?"

О, Ремус ни за что не признал бы, что помогло - ни за миллион лет, - хотя, безусловно, помогло. "Не всегда", - запротестовал он. "Слушай, я скучаю по Хогвартсу, как по дому, когда был там. У меня нет депрессии. Я просто не такой разговорчивый, потому что я уже рассказал тебе все свои истории".

"Дело в том, - сказал отец Ремуса очень осторожно, как будто боялся, что Ремус сломается, если будет говорить слишком быстро, - что тебе, возможно, придется когда-нибудь уехать - ну, знаешь, навсегда. Может быть, даже в ближайшее время. Если кто-то узнает, то ты не сможешь остаться в Хогвартсе, Ремус. А мы беспокоимся о тебе, когда ты уедешь навсегда".

"Я приспособлюсь", - сказал Ремус раздраженно. "Разве не так поступают животные?"

Наступило долгое молчание.

Такое заявление было совершенно несвойственно Ремусу. В его семье никогда не говорили об оборотнях - когда разговор заходил о ликантропии и полнолунии, отец Ремуса принимал виноватый вид, а мать плакала. Эту тему часто тщательно обходили стороной, и Ремус никогда не говорил о ней так легкомысленно, с жалостью к себе. Только не при родителях. Может быть, при мадам Помфри и профессоре Квестусе, но не здесь.

Ремус хотел было посочувствовать - в конце концов, родители наверняка сейчас очень беспокоятся о нём, - но не смог. Он физически не мог пожалеть о сказанном. Он устал от того, что люди говорят ему, что он должен чувствовать. Почему он не может просто сказать им, что с ним все в порядке, и пусть так и будет? Почему они не могут просто принять его слова за правду? Почему он не мог справиться со всем сам?

Когда отец Ремуса заговорил, его голос был низким и опасным. "Пожалуйста, скажи мне, что ты на самом деле не это имел в виду".

Ремус вдруг понял, что очень плохо убедил родителей в своем здравом уме.

Он мотнул головой. "Нет. Я не это имел в виду. Я просто хотел привлечь ваше внимание. Теперь ты слушаешь?"

Отец и мать Ремуса медленно кивнули, явно находясь в состоянии шока. "Я не в депрессии", - сказал Ремус. "Совсем нет. И вам, наверное, стоит перестать говорить мне, что я должен чувствовать, потому что, честно говоря, я пережил гораздо худшее, чем возвращение домой на летние каникулы, и со мной все будет в порядке".

"Ты... ты болен?" - сказала мама Римуса, прижимая тыльную сторону ладони ко лбу Римуса. "О, Боже, ты болен. Ты весь горишь".

"Сегодня полнолуние!" - сказал Ремус.

"Ах, да." Она отдернула руку. "Обычно ты не такой... открытый..."

"Мне приходилось много говорить об этом в школе", - сказал Ремус, пожимая плечами. "Мне очень жаль, если это тебя беспокоит".

"Нас это не беспокоит", - сказал отец Ремуса, хотя он уже снова выглядел виноватым. "Но если я еще раз услышу, что ты так себя называешь, то у тебя будут большие неприятности".

Ремус кивнул. Он уже давно не попадал в неприятности. Правда, сейчас он немного жалел о сказанном... немного. "Мне жаль", - честно сказал он. "Но эти вещи меня не беспокоят".

"Конечно, беспокоят", - сказал его отец. "Любому человеку было бы неприятно, если бы его называли такими ужасными именами, Ремус".

"Ну вот, опять ты за свое! Перестань говорить мне, что я чувствую!"

Отец Ремуса на мгновение замолчал. "Мне очень жаль."

"Я все это уже слышал. Я десенсибилизирован", - объяснил Ремус.

Теперь мама Ремуса выглядела в ужасе. "Они говорили тебе такие вещи в школе?"

"Нет, мама! Конечно, нет! Просто... в книгах и газетах... и иногда, может быть, другие дети говорят. Они, конечно, не знают, но я все равно кое-что подслушиваю".

"Например?" - тихо сказал отец Ремуса.

"Это будет тебя беспокоить", - предупредил Ремус, вспомнив, как Сириус с болезненным беспамятством настаивал на том, что оборотням нельзя жить.

"Я тоже все это слышал", - сказал отец Ремуса, и вид у него был ужасно пристыженный. "Я работаю в Департаменте по регулированию и контролю магических существ, Ремус. Я тоже все это слышал".

"Тогда не думаю, что мне нужно это повторять".

"Конечно, не нужно, дорогой", - сказала его мама. "Ты можешь выпить немного чая, пока не началась тошнота?"

Ремус скорбно покачал головой и натянул одеяло на голову. Ему было холодно, и теплое одеяло приятно прижималось к его лицу. "Сейчас я пойду спать".

"Хорошо, милый. Мы пойдем поедим на улицу".

Ремус всегда выгонял родителей из дома во время еды в день полнолуния. Запах любой еды вызывал у него невероятную тошноту. "Это ты сделай. Развлекайся. Я буду здесь".

И он пришел. Он так и лежал на диване, пока отец не потрепал его по плечу, разбудив от странного лихорадочного сна о превращении Питера в сову, и не сказал, что пора спускаться в подвал.

Ремус прошелся по темной комнате, с отвращением ощущая на лапах каменный пол. По крайней мере, в другом доме был деревянный пол. По нему было легче бегать. И другой дом был намного больше, там было чем заняться... а здесь было так тесно и холодно. Ремусу захотелось убить человека с каштановыми волосами, который его сюда затащил.

Да кто угодно, вообще-то.

Он принюхался к воздуху, и тот пах так же, как и в те ночи, когда он жил в другом доме. Он почувствовал запах человека, который, как он знал, был его отцом. Но это не имело никакого значения - семья была просто другим словом для обозначения человека. Он не был по-настоящему его собственной плотью и кровью, ведь они были отдельными видами? Он также чувствовал запах маггла, который был его матерью. Но ему было всё равно. Ему было абсолютно все равно. Всё зудело.

Он скрежетнул зубами, надеясь хоть немного снять напряжение. Зуд. Он был готов на все, лишь бы избавиться от зуда в зубах.

Он ходил вокруг, вокруг и вокруг. Он прислушался, но ничего не услышал. По крайней мере, дом - другое место - находился достаточно близко к деревне, чтобы он мог слышать, как люди ходят и разговаривают друг с другом. Иногда это было занятно, но здесь делать было нечего.

Сверху доносился запах супа, но его это не интересовало. Он слышал, как наверху ходят люди, но в подвал они не спускались. Выхода не было - не было ничего, кроме этих стен.

И зуда.

Ремус бывал здесь уже много раз, но никогда не сбегал. Он знал, что и в этот раз ему не удастся. В этой форме Ремусу не разрешалось выходить на улицу. Хуже всего было то, что ему разрешалось выходить на улицу в другой форме (хотя она и была намного слабее), и у него были четкие воспоминания о том, как он был на улице: ветер на лице, борьба с друзьями - да, он хотел бы сделать это снова. Только это не закончится отмахиванием и смехом, это закончится тем, что кому-то вырвут горло. Скорее всего, другому мальчику. Сириусу. Он казался самым сильным. Или, может быть, его собственный, если Сириус был сильнее его.

Он фыркнул. Да, точно.

Ремус знал, что ему не вырваться, но все равно попытался. Что еще оставалось делать, чтобы снять это ужасное чувство нужды в зубах? Это было не просто желание, это была потребность. Инстинкт высшего порядка.

Зуд.

И пока кто-нибудь не придет и не даст ему то, в чем он так отчаянно нуждался, ему придется довольствоваться собственной плотью и кровью.

День. Восход солнца. Десять пальцев и благословенное отсутствие шерсти.

Ремус вздрогнул, пытаясь забыть о боли. Он перевел себя в сидячее положение, выплюнул немного крови и закашлялся. Когда мать и отец Ремуса вошли в подвал, они не стали кричать на него за то, что он сидит (как это сделала мадам Помфри). Они не заговорили голосом Матроны (как это сделала мадам Помфри). Все было совсем по-другому, и Ремус, несмотря на себя, усмехнулся.

"Я могу идти", - сказал он (он всегда настаивал на том, чтобы возвращаться в замок пешком вместе с мадам Помфри), но отец не обратил на него внимания и подхватил его на руки. Ремус, честно говоря, не возражал. С отцом всё было как-то по-другому, и это было гораздо лучше, чем беспомощно плыть по течению с помощью магии.

Вдруг в окно влетела сова. Ремус узнал в ней рабочую сову своего отца. "Папа, там... там... кажется, сова", - пролепетал Ремус, и лицо его отца побелело.

"Нет, нет, не сейчас", - прошептал он. "Хоуп, открой это для меня". Он уложил Ремуса на кушетку и начал его лечить. Онемение, которое всегда сопровождает последствия превращения, начало проходить, и Ремус яростно стиснул зубы.

"Папа, осторожно", - хныкал он.

"Лайалл, сова сказала, что тебя ждут на работе", - сказала мать Ремуса, ее пальцы дрожали. "Разве ты не можешь... не можешь сказать..."

"Почему меня ждут? Там написано?"

"Оборотни", - прошептала она. "Нападение оборотней в Пиблтоне. Кто-то погиб. Им нужно как можно больше людей для этого дела; они пытаются остановить... их... пока они не зашли слишком далеко".

"Ну, теперь уже слишком поздно", - сказал отец Ремуса, потирая Диттани и серебро на ране на руке Ремуса. "Оборотни быстры и не получают травм, когда пообедают." Ремус зажмурил глаза и издал тоненький звук, и это было не только от боли. "И все же... Я должен идти, Хоуп", - отчаянно продолжал отец Ремуса. "Мне... мне очень нужно сохранить эту работу. Это единственный источник дохода, который у нас есть".

"Хорошо." Мама Римуса встала и передала письмо отцу Римуса. "Хорошо. У нас все будет хорошо, правда, Ремус?"

Ремус попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. "Угу", - пробормотал он. "Пока, папа".

"Звучит не очень хорошо", - сказал отец Ремуса. "О, нам не следовало беспокоить его вчера. Дамблдор сказал, что от стресса становится хуже, не так ли? Надеюсь..."

"Если понадобится, я могу послать сову Поппи", - твердо сказала мать Ремуса. "Пока, Лайалл".

Она поцеловала его в щеку, а затем он, ошеломленный, схватил свое пальто и смахнул кровь с одежды. "Удачи", - беспомощно сказал он.

Затем раздался резкий треск, и Ремус остался наедине со своей мамой.

"Итак, - сказала она, скорее себе, чем Ремусу. "Что бы сделал Лайалл?"

"Мама, я могу сделать... сделать это сам".

"Конечно, не можешь, Ремус. Может, тебе нужно обезболивающее зелье, дорогой?"

"Н-нет, мы можем с-с-спас-с-сти его".

"Если ты уверен." Она осмотрела рану на его предплечье и поморщилась. "Мне так жаль, Ремус..."

"Не знаю, почему ты извиняешься. Вообще-то, я думаю... Я думаю, что это я... сделал это", - пролепетал он, пытаясь пошутить и терпя неудачу из-за непрекращающегося заикания. После полнолуния его речь не всегда была такой плохой, но он подумал, что, возможно, прикусил язык. А может, ударился головой. Он не был уверен, но надеялся, что его речь скоро улучшится.

"Тебе было бы гораздо легче, если бы я умел пользоваться магией".

Ну, это было просто глупо. Он хотел сказать ей об этом, но Ремус немного нервничал, произнося мягкий звук "с". Иногда он застревал и в итоге шипел секунд пять, прежде чем смог произнести что-то еще. "Это было бы гораздо проще, если бы я не был... оборотнем... тоже...", - заметил он.

Мама либо игнорировала его, либо не понимала его нелепой невнятной речи. "Подожди. Я знаю, как использовать серебро, Диттани и бинты, по крайней мере. С нами все будет в порядке. Что-нибудь сломано?"

Ремус издал короткий возглас разочарования. "Я не знаю, мама!"

"Ладно... тише. Мы разберемся с этим. Я чувствую себя такой бесполезной. Ладно, я перевязала твою руку и правую ногу маггловским способом, так что, надеюсь, до возвращения твоего отца всё будет в порядке. Ты можешь вздохнуть, дорогая? Ты давно не дышал".

Ремус вздохнул. Ему стало больно в груди.

"Хорошо. Как думаешь, ты сможешь заснуть?"

"М... м-может быть", - пробормотал Ремус. "Может быть, ты почитаешь?"

"Конечно."

"Есть б... б... б... книга. В моей..." Ему не хотелось снова произносить звук "б"; он вдруг забыл, как его произносить.

"В твоей сумке?" - уточнила она, и Ремус горячо кивнул.

"В твоей сумке много книг, дорогой. Какая?"

"Мне все равно".

"Хорошо. Вот одна. Боюсь, я не смогу произнести все эти слова. Quintessence: a Quest."

"Неплохо", - пробормотал Ремус, глаза уже были полузакрыты.

"Четыре элемента..." начала мама Ремуса, и Ремус почти уснул, не дочитав до второй страницы. Он услышал, как она прекратила чтение и пробормотала: "Слава богу, мне не нужно читать дальше", а затем почувствовал, как она убирает волосы с его лба. "Ты такой скучный", - ласково сказала она. "Я едва ли знаю, что такое квинтэссенция".

Ремус проснулся и поморщился. "Тебе лучше?" - с надеждой спросила мама.

"Да", - ответил он. Удивительно, насколько хуже он стал переносить боль после того, как месяц за месяцем принимал зелья мадам Помфри. Он стал избалованным. Возможно, именно поэтому его речь была такой плохой - надо будет поработать над этим. "Теперь я в порядке".

"Вы можете сказать, не сломаны ли у вас какие-нибудь кости?"

"Я думаю, что некоторые из моих пальцев", - сказал Ремус, пытаясь пошевелить ими. "О, пушистики, я сломал несколько пальцев". Несколько на правой руке и один на левой. Ремус почувствовал, как на глаза навернулись обидные слезы. Как он должен был что-то делать? Он ничего не мог сделать своими руками, пока отец не вернулся домой и не вправил его. Он даже не мог читать. "У меня тоже сломана лодыжка", - уныло признался он, смахнув несколько слезинок.

"Ничего страшного, дорогой. Мы с тобой разберемся. Ты голоден?"

"Я не думаю, что смогу сейчас что-то съесть". Он лгал. Он определенно был голоден. Но у него были сломаны пальцы, и он не собирался позволять маме кормить его. Конечно, ей и раньше приходилось это делать, но сейчас ему было двенадцать лет. И на сегодня с него было достаточно унижений, спасибо большое. И еще раз: ему было двенадцать лет! Это был практически взрослый человек. Он был уже более чем на две трети взрослым.

"Если ты уверен, - вздохнула она, уже понимая, что бесполезно пытаться заставить Ремуса есть, если он не хочет. "Я написала мадам Помфри".

"Пожалуйста, скажи мне, что ты не сказала, что у меня депрессия", - сказал Ремус.

"Конечно, нет. Ты лучше меня знаешь, что ты чувствуешь", - сказала она, и Ремус благодарно улыбнулся. "Но ты должен пообещать, что расскажешь нам, если у тебя будет депрессия, хорошо? Мы можем помочь, ты же знаешь. А ты слишком много держишь все в себе. Как и твой отец".

Ремус закатил глаза и попытался кивнуть, но голова у него слишком сильно кружилась. "Хорошо", - сказал он. "Но этого никогда не случится".

"Может быть."

"Не будет".

"Может быть", - настаивала его мать. "Я только сказала мадам Помфри, что я сегодня одна, и она хочет зайти проверить тебя".

"Мама!" - в ужасе сказал Ремус. "Она... ты не можешь... Я в порядке!"

"Она все равно хотела бы прийти".

"Просто... она не может... мы..."

"Ремус, ты говоришь глупости".

"Мы прекрасно ладили до Хогвартса!" - сказал он. "Отец уже уезжал, помнишь? Когда мне было семь или восемь? Или девять, я не помню. И обычно он уезжал, во всяком случае, после того, как заканчивал с самым худшим".

"В этот раз он не успел закончить с худшим, Ремус. А в прошлый раз, когда он уходил, это было гораздо более легкое полнолуние для тебя".

"Но мы прекрасно ладили до Хогвартса!" - снова сказал он.

"До Хогвартса нам приходилось возить тебя в больницу Святого Мунго и нанимать частных целителей в редких случаях, помнишь? И дважды нам приходилось переезжать, когда частные целители справлялись с этим. Разве ты не предпочтешь мадам Помфри, чем больницу Святого Мунго?"

"But I don't need either," he said. "Я в порядке. По крайней мере, пока папа не вернется домой".

"Твой отец тоже написал", - жестко сказала его мама. "Они нашли одного из предполагаемых оборотней и передали его в суд. Папа ожидает, что его дежурство продлится всю ночь. Я слышала все подробности о твоих травмах, полученных после полнолуния - мы с мадам Помфри очень хорошие друзья - и знаю, насколько опасными они могут быть даже при надлежащей помощи. Судя по всему, через день после полнолуния тебя лечил высококвалифицированный аврор, а ты все равно получил сильно инфицированную руку?"

Ремус молчал. Он помнил об этом.

"Я бы предпочла, чтобы мадам Помфри навестила тебя, а потом занималась тобой весь оставшийся месяц", - сказала мать Ремуса с какой-то окончательностью, и Ремус не мог с этим поспорить.

"Если ты считаешь, что так будет лучше", - сказал он.

Мама поцеловала его в макушку. "Ты такой покладистый ребенок", - сказала она. "Знаешь, когда я была в твоем возрасте, я спорила, можно ли выходить из дома в джинсах, не разрешала ведьме приходить и колдовать надо мной". Она хихикнула. "Времена изменились".

Да, времена изменились. Все изменилось.

Ремус думал, что после первого года обучения в Хогвартсе он просто вернется домой, и все станет на свои места. Но оказалось, что на самом деле все гораздо сложнее. Жизнь, как оказалось, часто бывает такой.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://tl.rulate.ru/book/95991/3276727