Готовый перевод Suzume's Door-Locking / Судзумэ,закрывающая двери.: Ночная вечеринка и одинокая мечта

Какое же оправдание стоит придумать? А может, вообще, мне не стоит возвращаться? Но тогда не будет ли это слишком эгоистично? Эти мысли прокручивались у меня в голове и не давали покоя. Взглянув на часы в телефоне, которые показывали два часа ночи, я тяжело вздохнула.

Сделав глубокий вдох, я открыла дверь заведения, от чего раздался беспечный звук дверного колокольчика.

— Этот блудный ребёнок вернулся. — Протиравшая за барной стойкой стаканы Мики-сан, подняв голову на звон колокольчика, горько усмехнулась.

В баре стоял полумрак и выключено освещение, все посетители разошлись, оставив после себя слабый запах алкоголя. Руми-сан, которая сидела за стойкой, уткнувшись лицом в сложенные на ней руки, медленно подняла голову и обернулась на меня.

— Судзумэ-чан! — она подорвалась с места и побежала ко мне.

Я на автомате убрала, державшую Соуту-сана руку за спину. Увидев уставшее выражение на ее лице, мое сердце сжалось.

— Где ты была?!

— Извините, я…

— Ты не представляешь, как я волновалась! Ты так резко пропала, да ещё и в такой поздний час!

— Да ладно успокойся, — сказала Мики-сан, смотря на то, как Руми-сан сжимает меня в своих объятиях. — Она же вернулась целой и невредимой.

— Но…

— Да вспомни себя в её возрасте, мы тоже частенько сбегали из дома. — Когда я мысленно поддакнула её словам, у меня забурчал желудок.

— Ах, — покраснев, я спешно пытаюсь прикрыть живот ладонью.

Руми-сан вздохнула и, посмотрев на меня и криво улыбнувшись, сказала: «Для начала, давай лучше перекусим».

Мы встали втроем на тесной кухоньке, и начали думать над тем, что лучше бы скушать. В такое позднее время, съев рамен — потолстеешь, якисоба1 то же самое, отязуке2 можно было бы, но такое ощущение, что этим не насытишься. Может, что-нибудь из овощей, но тогда будет не хватать углеводов? Посовещавшись, мы решили приготовить якиудон3.

— А что, если наверх положить яичницу? И у нас есть целая куча маринованного имбиря. А ты, Судзумэ, что будешь?

На что я ответила, что дома, на якиудон обычно кладу картофельный салат4. Они на мгновение не нашлись со словами, сказав:

— А почему бы и нет? Только вот не слишком ли это калорийно?

В итоге, мы решили, что сегодня будем ужинать якиудоном, приправленным яичницей с картофельным салатом, в котором будет побольше овощей.

Руми-сан налила кунжутного масла на сковороду, пока я резала овощи, а Мики-сан разогревала в микроволновке завернутый в пищевую пленку разделенный на порции удон.

В то время пока Руми-сан жарила овощи, рядом я обжаривала удон, и длинными палочками раскладывала на тарелки, а Мики-сан большой ложкой клала на готовый удон, ранее заготовленный картофельный салат. Мы как слаженная команда на уроке домоводства, болтая и смеясь, с мастерством готовили без пауз и заминок.

— Спасибо за еду!

Мы сели на диван, находящийся в центре заведения и принялись за еду. Отведав, Руми-сан воскликнула: «Вкусно!», и во мне поднялось что-то похожее на чувство удовлетворения. После того, как Мики-сан сказала, что с пивом это будет еще лучше, Руми-сан встала и взяла из холодильника баночного пива, а мне вручила имбирный эль5. С возгласом: «Хорошо потрудились!», мы чокнулись банками.

Этот насыщенный вкус удона хорошо сочетался с холодным газированным напитком, скользя в желудок, даря ощущение, будто я могу до бесконечности пить и есть это.

Расставляя тарелки с удоном на столе, мы еще выложили то, что нашли в заведении: острые чипсы, сушеный кальмар и сыр камамбер. Это было похоже на банкет по случаю завершения культурного фестиваля в школе, Руми-сан третьекурсник, Мики-сан второкурсник, ну а я, первокурсник.

Прекрасное платье Руми-сан, похоже на костюм для школьного культурного фестиваля. Желтоватый, приглушенный свет бара, походил на украшенный, опустевший после занятий школьный класс.

Обернувшись, я увидела детский стульчик, стоящий у стены, как симпатичный старшеклассник, в гордом одиночестве подпирающий стенку в углу класса. Я встала с дивана и, подойдя к нему, прошептала:

— Эй, Соута-сан. Давай с нами!

Он только успел прошептать: «а?», когда я, не раздумывая, подхватила его и понесла к столу, за которым мы сидели.

— Эм…ты…подожди! — не обращая на его шепот внимания, я поставила его рядом со столом и села сверху.

— ...! — он глубоко вздохнул.

Даже когда я всем своим весом села на него, трехногий стульчик даже не пошевелился, только за своей спиной я слышала приглушенный ворчание Соуты-сана, смирившегося со своей судьбой.

— О, что это?

— Ах, какой милый! Это детский стульчик?

— Чего ты так резко, решила на него сесть?

— …А…Просто для воспоминаний из Кобэ. — Когда я им честно ответила, они начали посмеиваться, не понимая смысла того, что я сказала.

На прощание мы сделали памятную фотографию и, убираясь со стола, я своим прокаченным за сегодня навыком, ловко перемыла всю посуду.

Этой ночью мы разошлись так естественно, будто говоря друг другу: «встретимся завтра в школе!».

***

— Может они подумали, что ты странная? — у меня в изголовье, смеясь, сказал Соута-сан, когда я прилегла на диван, на котором мы только недавно проводили вечеринку. Я как раз собиралась спать, после того как Руми-сан одолжила мне одеяло с футболкой и разрешила использовать ее ванную.

— Это когда я села на стульчик?

— Нет, это когда ты неожиданно исчезла, а потом заявилась посреди ночи.

— Да, наверное.

Руми-сан и Мики-сан, да и Чика тоже… Их великодушие в том, что каким бы не был бы странным человек, они совсем не обращают на это внимание. Они уверенны, что у каждого человека своя собственная реальность, которая кардинально может быть не похожа на их мир. За эти два дня, как я уехала из родного города, мой мир раскрасился новыми яркими красками.

— Соута-сан, послушай, ты все время так путешествуешь? — восхитившись, спросила я.

— Нет, не все время. У меня есть квартира в Токио.

— А?

— Я хочу стать учителем, после того как выпущусь из университета.

— А? — неосознанно посмотрела ему в глаза.

— Что? — он уставился на меня в ответ.

«А? Университет?»

— Э-э-эм, так ты студент?!

— Да.

— А? Ты собираешься пойти работать? А как же «Мастер по закрыванию дверей»?

Так его работа, не в том, чтобы путешествовать по стране?! У меня голова пошла кругом ведь это было полной неожиданностью, слушать как маленький стульчик, говорит с покерфейсом6 о таких «обычных» вещах.

— Мастер по закрытию дверей, это семейное дело, которое передается из поколения в поколение. И оно будет продолжаться и дальше, только вот этим невозможно заработать себе на хлеб.

— Ах, вот как.

Да именно так. Когда он так сказал, я поняла, что, занимаясь только этим, ему нечем будет питаться, и не на что будет жить. Даже закрыв дверь, никто же не заплатит тебе за это деньги.

— Но всё-таки это очень важная работа…

— Да, эта работа важна, но будет лучше всего, что бы о ней никто не знал.

По моему позвоночнику пробежали мурашки. Я еще ни разу не думала об этом в таком ключе, я считала само собой разумеющееся, что чем важнее работа, тем больше людей должны обратить на нее внимание и тем больше денег за нее должны платить.

Он посмотрел мне в глаза, и ласково будто утешая, произнес:

— Все хорошо. Надо быстрее вернуть мой облик, и я буду работать учителем и мастером закрывания дверей, одновременно.

Его мягкий голос успокоил меня, и я начала проваливаться в полудрему, как вдруг в моей голове начали всплывать образы сегодняшнего дня, колеса обозрения. В то время, когда на вершине рядом с небом, мы оставили скрытые следы, которые никто другой не сможет увидеть. Мое тело охватила слабая дрожь, от нахлынувшего чувства гордости и, лелея это чувство в душе, я заснула.

***

Пока я спала, не видя сновидений, Соута-сан видел сон. Это был сон полного одиночества, которое нельзя ни с кем разделить, и даже он сам, проснувшись, так и не вспомнит, о чём всё-таки был этот сон.

Соута-сан, сидя на трёхногом стульчике, прокручивал в голове свои недавние слова: «Я быстро верну свой облик и буду работать одновременно учителем и мастером по закрыванию дверей» …Но…Может быть, он уже…

Стоило только ему об этом подумать, как тело резко потяжелело. Будто увеличилась сила притяжения, он вдавливается в стул... и когда тяжесть тела пересекает определенную отметку, с хлопком и ощущением лопнувшего пузыря, сидение под ним исчезает.

— ..!

Он чувствует, будто падает. Словно тонет. И когда с изумлением смотрит вверх, видит самого себя будто измученного, сгорбленно сидящего на стуле с прикрытыми глазами. Эта фигура, похожая на сброшенную скорлупу неуклонно отдаляется и, в конце концов, словно растаяв, исчезает в темноте.

«О, все дальше и дальше» — будто сдаваясь, думает он. Смирение. Хоть это не то, чего он желает, но он это принимает. Вскоре за горизонтом появляется горящий красным огнём город. Он должен быть очень далеко, но, если присмотреться, то можно увидеть мельчайшие детали.

Как на тщательно проработанной миниатюре, в языках пламени отчетливо виднеются поваленные столбы, сваленные в кучу автомобили, развевающиеся шторы на разбитых окнах и танцующие на ветру развешанные сушиться вещи. Это место постепенно удаляется из поля видимости.

«Я даже туда и то не могу войти» — думает он. — «Куда же все-таки я могу пойти?.. И это место, насколько оно далеко?»

Он продолжает проваливаться сквозь бесцветную, неосязаемую, прозрачную, вязкую воду отрываясь от мира. Важные нити, соединяющие Соуту-сана с реальностью, начинают одна за другой обрываться.

Исчезает свет.

Исчезает голос.

Исчезает тело.

Исчезает память.

Холодно. Холодно. Холодно. Холодно.

И наконец, отрывается последняя нить.

«…»

Но моя душа все еще здесь. И тут.

Он открывает глаза.

Он все так же по-прежнему сидит на стуле. Подняв голову, он видит перед своими глазами, ветхую деревянную дверь.

Окинув взглядом окружение, он увидел огромное бескрайнее волнующееся море, на берегу которого стоит одинокая дверь, и он сидит пред ней на стуле. А между морем и песчаным пляжем лежат по линии прибоя, выкинутые на берег волнами кости. Нельзя сказать, что эти кости принадлежат человеку, но и рыбьими их тоже не назовешь. Они настолько безупречно белые, как будто кто-то забыл закрасить эту полоску из костей. Смотря на нее, кажется, что эта безукоризненно белая линия делит мир на две части: он на одной стороне, дверь на другой.

Он снова посмотрел на дверь.

Дверь украшена растениями, вырезанными на ее поверхности, а краска потрескалась и облезла. Он понимает, что эта дверь должна быть ему хорошо знакома, но это чувство не соединяется с его воспоминаниями. Он ничего не может вспомнить. Обрывается нить, соединяющая его воспоминания с чувствами.

— Я… — он мямлит, не находя слов, которые должен сказать дальше.

Его дыхание выходит белым паром.

«За той дверью…» — подумав в душе, он попробует встать. Однако нижняя часть его тела, не сдвинулась с места, и он невольно посмотрев на свои ноги, изумился. Его босые ноги стояли на песке, и были покрыты льдом. С тихим звуком похожим на стрекотание насекомых, толстая корка льда расползалась все дальше.

Она достигает его коленей, замораживает бедра, и постепенно распространяется на верхнюю часть тела. Лед будто имеет собственную волю и, покрывая его, будто хочет привязать к этому отдаленному месту.

«Вот как» — думает он, глубоко вздыхая; и даже выдыхаемый им воздух превращается в блестящие крупинки льда.

— Так это мой конечный пункт? — с улыбкой на губах он опускает голову.

Его тело покрывается льдом и становится все тяжелее и тяжелее, а холодный воздух, вместе с этой тяжестью, парализует. И это оцепенение, похожее на пустоту, необыкновенно сладко.

— ---- — издалека слышится чей-то голос. Но его постепенно охватывает сладость пустоты, погружая в полудрему.

— ---

«Кто это?» — он неожиданно разозлился. Почему его не оставят в покое, ведь он выбрал сон. Наконец-то все вокруг исчезнет.

— Соута-сан! — одновременно с этим голосом дверь распахнулась, заставляя его прищурится от ослепляющего света льющегося из проёма.

***

— Судзумэ-сан?.. — сонным голосом проговорил Соута-сан.

«Реально?» — подумала я, — «Он и в правду встал. Чика, извини, что я сомневалась в твоих словах».

— Доброе утро, — подняв на меня глаза-выемки на спинке, он посмотрел мне в лицо.

— Наконец-то ты встал… — деланно вздохнув, я поставила его на диван и показала экран смартфона. — Смотри! Дайдзин! Опять опубликовали с ним фото!

Он медленно наклоняет спинку и пристально смотрит на фото.

— Судзумэ-сан… — Пробормотал Соута-сан, глядя на экран.

— М?

— Только что…Ты со мной что-то сделала?

«Если поцелуешь, он проснется» — этот горделивый голос. Что и ожидалось от Чики.

— Да ничего такого.

Сказав, что пункт назначения определен, и что нам надо выезжать, я накинула джинсовую куртку и засунула детский стульчик в сумку.

Небо, виднеющееся из окна, сегодня снова было ясно голубым.

Примечания

1. «Жареная лапша в соусе», — блюдо японской кухни, заимствованное из Китая в начале XX века

2. Блюдо японской кухни, в основе которого лежит варёный рис, залитый зелёным чаем, даси или горячей водой

3. Блюдо японской и китайской кухни. Это пшеничная лапша — удон, которую готовят с овощами, мясом, морепродуктами, грибами, с добавлением соевого соуса, чеснока, имбиря, рисового уксуса

4. Похоже на оливье только без горошка

5. Имбирный эль (англ. Ginger Ale) — сладкий сильногазированный безалкогольный напиток со вкусом имбиря

6. Покерфейс означает не что иное, как бесстрастное, ничего не выражающее лицо

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

http://tl.rulate.ru/book/81645/2860403