Готовый перевод Tsuma wo Koroshite mo Barenai Kakuritsu / Вероятность убить жену втайне от всех.: Антиномия цвета сакуры.

Я ненавижу весну.

Больше знойного лета. Больше меланхоличной поры опавших листьев – осени. Больше щиплющей лицо морозом зимы. Я всем сердцем ненавижу этот сезон – период цветения сакуры.

И, в то же время, я люблю сию пору не меньше. Ведь, если задуматься, именно весной повстречался с «ней».

Всё началось с «её» устройства на работу в небольшую фирму, которой я руководил. В тот год она была единственным новым сотрудником, присоединившимся к штату и благодаря своему позитивному характеру с общительностью, моментально влилась в коллектив. Я до сих пор прекрасно помню, что удивился, как быстро она подружилась со старшими коллегами. Тогда сложилось мнение о ней, как об «общительной персоне», не более. Ни особого интереса, ни, тем более, нежных чувств, она в тот момент у меня не вызывала. Между нами сформировались обычные отношения начальника и подчинённого.

Изменения в этих отношениях произошли с незначительной мелочи. Это случилось на третий год её работы в моей фирме. Каждой весной, всем составом мы традиционно проводим ханами^[1] в неформальной обстановке. Разумеется, я тоже принимаю участие. Тот год не был исключением. Я уселся немного в стороне и тихо наблюдал за веселящимися подчинёнными, как ко мне подсела «она». Наполнила мой пустой бокал пивом и нежно улыбнулась:

― Красивое цветение, не так ли?

― …Пожалуй.

Это был наш первый неформальный разговор.

Застенчиво улыбаясь, девушка начала пить своё пиво. Я ничего не произносил, она тоже сохраняла молчание. В крови алкоголь, над головой розовые лепестки цветущей сакуры, совсем рядом сидит она. Мою голову невольно вскружило опьяняющее чувство… влюблённости.

На первое свидание я решил пригласить её в достаточно дорогой французский ресторан. Уговорить девушку на совместный ужин мне удалось с трудом, и весь вечер она недовольно хмурилась. Счастливая улыбка расцветала на мрачном лице лишь когда она кушала вкусные блюда.

― Тебе что-то не понравилось? Мне не стоило так настаивать на совместном вечере?

― Что Вы. Это слишком большая честь для меня, поэтому и отказывалась поначалу. На самом деле, я искренне рада, что Вы пригласили меня. Большое спасибо, ― произнесла она, всё же, сохраняя недовольное выражение.

Я недоумённо почесал лоб. И, похоже, подобная реакция позабавила девицу – она начала смеяться

― Чего смеёшься? Я сделал что-то странное?

― Нет, что Вы. Ничего странного. Просто меня забавляет факт, что такого важного человека, как Вы, приводит в замешательство мой каждый жест. Простите… Вас оскорбил мой смех?

― Нет. Или ты считаешь, что я буду злиться из-за подобных пустяков? В таком случае, необходимо будет всерьёз задуматься о пересмотре своего поведения перед подчинёнными…

― Не стоит ничего пересматривать, директор.

― И почему же?

― Потому что это был невинный риторический вопрос. Разумеется, у меня даже в мыслях не было, что Вы всерьёз можете разозлиться, ведь такого просто не могло произойти. О Вашей доброте и заботе знает каждый сотрудник компании. И весь коллектив, включая меня, Вас за это очень любит, ― сказала девушка, лучезарно улыбнувшись.

― …Приятно слышать.

Увидев эту прекрасную улыбку, я ощутил необычно участившееся сердцебиение. Меня переполнила радость. Без сомнения, приятно было узнать, что подчинённые такого хорошего мнения обо мне… но наибольшую радость принесли слова о том, что девушка перед глазами тоже «любит меня». Даже при том, что «любит» не как мужчину, а как коллегу по работе… начальника.

― В таком случае, могу ли я рассчитывать на ещё один вечер вдвоём? ― робко обратился я к ней под конец ужина.

Если откажет – возможность дальнейшего развития отношений почти полностью исчезнет. Мы с ней останемся начальником и подчинённой. Откажется – отброшу все лишние эмоции и продолжу с ней хорошие товарищеские отношения. Так я решил в тот момент.

― Могу ли я сама выбрать место в следующий раз? ― ответила она вопросом после недолгих раздумий.

Решила поставить свои условия… Да и ответила после недолгих раздумий… Но тогда подобные мелочи меня не волновали – от радости, я хотел прямо на месте пуститься в пляс. В тот вечер, окрылённый счастьем, я радостно устремился прямиком домой и нырнул в кровать, переполненный мыслями о «ней».

Следующее свидание было полностью под её руководством. Место встречи – под тем самым деревом сакуры. Правда, к этому периоду времени почти все розовые лепестки на его ветвях уже опали.

― Прости за опоздание.

― Ничего. Ну что, пойдёмте? ― никак не прокомментировав моё опоздание, она схватила меня за руку и потянула за собой.

Мы пришли на просторный холм, откуда открывался вид на весь парк. Дойдя до желаемого места, она спокойно села на траву. Я последовал её примеру.

― Знаете, это моё любимое место.

― Прекрасное место. Отсюда можно увидеть ещё цветущую сакуру.

― Весь пейзаж преисполнен розовым оттенком, не так ли?

Большая часть деревьев сакуры в парке уже отцвела и постепенно начала покрываться зеленью. Однако, розовый цвет всё ещё преобладал на общем фоне. Получается, это особое место, где можно насладиться цветением сакуры немного дольше, чем обычно принято.

Девушка передала мне баночку кофе, и сама открыла такую же. Обратив взор на парк, она отпила немного и улыбнулась.

― Так вот какие места тебе нравятся.

― Что Вы, французские рестораны со вкусными блюдами я тоже обожаю, просто… немного нервничаю в дорогих местах. Поэтому предпочитаю раменные или закусочные возле дома изысканным заведениям французской и итальянской кухни. Разочаровались во мне? ― улыбнулась девушка.

Я лишь помотал головой.

― Рад слышать.

― Э?

― Теперь я знаю больше мест, куда можно пригласить тебя поужинать.

На мои внезапные слова её щёки резко окрасились румянцем. Это стеснение… эта неловкость… Каждый жест был очарователен. Я сам не заметил, как наши губы соприкоснулись в поцелуе.

Вскоре у нас завязался роман.

Местом встречи было у того дерева сакуры. Как раз в период начала наших отношений, моя маленькая фирма начала быстро разрастаться, вынуждая меня проводить на работе всё больше времени. Поэтому я стал частенько опаздывать на свидания. Однако «она» неизменно встречала меня с радостной улыбкой.

― Уже привыкла ждать тебя. К тому же, мне это не в тягость, ― так каждый раз она меня прощала.

Мы продолжали наши любовные встречи в небольших и уютных кафе, скромных барах, а иногда, даже в моей квартире. Однако я ни разу не нашептал ей на ухо слова любви. Она сама этого не требовала от меня. И, всё же, когда был не в силах сдержать страстные чувства в моей груди, произносил при «ней», глядя на дерево, ставшим местом наших встреч: «Какая же сегодня красивая Сакура».

«Её» лицо тут же покрывалось румянцем, а взгляд невольно опускался к земле от стеснения. Однако до моих ушей всегда доносился ответ: «Вот как». Произносить эти слова вне зависимости от того, цвело дерево сакуры или нет… стало моим маленьким обрядом.

Вот так и пролетали годы вместе. Но в какой-то момент в наших отношениях вновь произошли изменения. С её слов:

― Похоже, я беременна.

Я подскочил от радости. И в тот же день устремился к её родителям – получить их одобрение. Родители были сильно удивлены моим визитом, но я кое-как смог добиться их разрешения, не получив по лицу от «её» отца. Уже к ночи мы оформляли документы о браке в ЗАГСе.

Напрямую предложение руки и сердца я не сделал. Но она всё равно радостно улыбнулась мне. А в моменты, когда с любовью гладила свой живот, казалась даже более святой, чем Богородица. Я был не в силах спокойно сидеть на месте и подлетал к ней, чтобы обнять любимую жену и тоже погладить её животик.

Тогда я был опьянён счастьем совместной жизни. Бизнес продолжал успешно разрастаться, нагружая меня всё большими заботами, но я старался закончить дела как можно быстрей, чтобы поскорей вернуться домой к «ней». Потому что дом, где «она» ждала меня, был настоящим раем.

Постепенно её состояние ухудшалось. Утреннее недомогание становилось всё тяжелей, учащалась тошнота. Бывало, она весь день проводила в туалете. Аппетит при этом совсем пропал – ей приходилось заставлять себя есть. Прямо на глазах она худела и слабела. Я не на шутку перепугался и сразу же отвёз её в больницу, где врач настоял на недельной госпитализации.

― Мне не нужны никакие дети, если из-за них я могу потерять тебя! ― выкрикнул тогда я.

Врач чётко сказал, что у неё обычный авитаминоз, но меня всё равно не отпускал страх. «Она» же тяжело вздохнула и, немного нахмурившись, произнесла:

― Не говори таких печальных вещей.

Затем протянула свободную от капельницы руку, нежно обхватила мой крепко сжатый кулак и продолжила:

― Я хочу родить, не взирая ни на что. Это ведь наш драгоценный ребёнок.

― …Но ТЫ для меня важнее!..

― Спасибо. Не переживай, я не намерена покидать тебя. К тому же, хочу своими глазами увидеть, как любимое дитя обретёт своё счастье. Ах, поскорей бы подержать его в руках… ― произнесла она, гладя живот.

Я положил свою ладонь поверх её. Живот был ещё не таким большим, но от мысли, что внутри находится мой ребёнок… меня начинали переполнять загадочные чувства.

― Обещай, что не покинешь меня!

― Обещаю, ― улыбнулась она.

А через полгода она нарушила своё обещание.

По словам лечащего врача, во время родов лопнул один из сосудов мозга, что и привело к летальному исходу.

Я был не в силах ничего сделать. Лишь наблюдал, как из трубы поднимается тёмный дым, унося по ветру её останки. В тот день я не проронил ни единой слезинки. Возможно, до сих пор не мог переварить произошедшее внутри себя. Не в силах был осознать, что «её» больше нет. Наблюдал за поднимающимися клубами дыма, даже не задумываясь, что именно горело. А потом пересыпал «её» прах без каких-либо эмоций, словно останки постороннего человека. Мне передали небольшой камушек, сказав, что это «её» несгоревшая подъязычная кость… и я поместил его в другой небольшой горшочек. А потом нежно, но крепко прижал к груди… всё, что от «неё» осталось.

― А ты стала заметно легче.

Ответа на мои слова не последовало.

― Что ж такое? Только родившаяся Юри и та тяжелее тебя будет.

И снова «она» ничего не ответила.

― Все говорят, что ты умерла. Интересно, почему? Ведь я до сих пор ощущаю твою теплоту.

Сосуд с прахом был немного тёплым. Я это чутко ощутил, прижав его к телу. Головой понимал, ещё минуту назад «её» бездыханное тело было объято языками пламени и превратилось в содержимое горшка. Но сердце отчаянно продолжало отрицать. Не желая расставаться с последними остатками «её» теплоты, я ещё крепче прижал урны к себе. В таком виде и вернулся домой. Хотелось поскорей заснуть. Заснуть и обо всём позабыть.

Когда я открыл входную дверь, из дома послышался плач. Крик маленькой, хрупкой жизни.

Сжимая «её» в объятьях, я со всех ног устремился к источнику голоса, распахнув дверь в комнату с таким грохотом, что оставалось только удивляться, как она с петель не слетела.

― С возвращением.

На секунду у меня перехватило дыхание. Показалось, что «Она» вернулась… однако эту иллюзию с лёгкостью раздавила жестокая реальность. Передо мной был источник крика – он, находясь на руках домработницы, старательно водил маленькими ручками в стороны, словно ища кого-то.

― Неужели снова проголодалась? Я ведь только что кормила, ― вздохнула женщина.

Улыбнувшись младенцу, она положила его в колыбель и пошла готовить новую порцию детского молока. А я медленно приблизился, стараясь не потревожить лишний раз.

― Смотри, Юри. А вот и мамочка.

Я показал маленький сосуд с «её» костью, и младенец перестал кричать. Вместо этого он стал с интересом наблюдать за моими руками и урной. Юри только родилась и, наверняка, ничего ещё отчётливо не видела, тем не менее, её глазки были сосредоточенны на одной точке… матери.

― Это мамочка. Она уже не сможет ни обнять тебя, ни взять на ручки, ни покормить грудью, но по-прежнему остаётся твоей мамочкой. Мамочка это…

Я повторял одни и те же слова, словно пытаясь объяснить что-то не Юри, а самому себе.

― Прости, что не смог сделать мамочку счастливой. Прости, что не смог дать повстречаться Юри с мамочкой.

Из моих глаз потекли слёзы, словно прорвало дамбу. Впервые с «её» смерти. Юри тоже начала громко реветь. Той ночью мы вместе оплакивали потерю дорогого нам человека.

Через несколько дней после похорон я снова пришёл к нашему дереву сакуры. Достал из кармана маленький сосуд и вытянул находившуюся в нём кость. Крепко сжал её в кулак. Кость немного раскрошилась… большую часть положил обратно, а маленькие кусочки посыпал возле ствола дерева.

― Прости, но подождёшь здесь немного, пока я не отправлюсь к тебе?

Подул ветер, раскачивая ветки дерева. Мне на лицо попали розовые лепестки. Я поднял голову… и только тогда заметил, что эта сакура цветёт.

― Какая же сегодня красивая Сакура.

Думал, что за последние несколько дней полностью опустошил все запасы жидкости, но из глаз вновь полились слёзы.

― Я люблю тебя больше всего на свете, Сакура, ― впервые произнёс я слова любви.

Боль в груди была такой мучительной, что я не мог дышать. Но вновь подул ветерок и унёс мои слёзы, словно «она» нежно стёрла их с моего лица.

С тех пор я возненавидел весну. Терпеть не мог этот период года, отнявший у меня Сакуру. До невозможности возмущал сам факт, что с наступлением весны все магазины переполнялись вывесками с созвучными «её» имени словами. Ведь то прекрасное время вспоминается поневоле… та прекрасная женщина…

Как же я ненавидел весну… но ещё больше любил этот сезон, который свёл нас вместе. Сезон, подаривший мне драгоценную дочь. Вот так время пролетало, принося и унося одну весну за другой. А противоречие внутри меня всё росло.

Со временем я с головой ушёл в работу. Чтобы обеспечить безбедное будущее последнему дару жены – Юри. Чтобы сделать счастливой её за нас двоих. Слышал, на детей уходит немыслимое количество денег, и лишними они точно не будут. К тому же, воспитание дочери полностью взяла на себя специально нанятая сиделка. Ну а я посвятил всего себя расширению бизнеса. Ведь это единственное, что мог сделать для своего ребёнка. Какой же это был эгоистичный поступок – ибо он полностью игнорировал чувства Юри.

Разумеется, чем сильней я отрешался от ребёнка на работе, тем сильней отстранялось его сердце от меня. Но понял эту элементарную истину, лишь когда дочь перешла в старшие классы школы.

― Юри, сегодня будет родительское собрание, верно?

― Можешь не приходить, отец. Ты очень занят на работе, да?

― …Да.

Возможно, что-то изменилось бы, не отступись я так легко в тот момент. До сих пор не могу отделаться от этой мысли, но тогда я совсем не знал, как правильно общаться с подростком, да ещё и своей дочерью. Какой поступок был верным? Какой – неверным? Даже понимая, что наши отношения постепенно рушатся, я ничего не мог с этим поделать.

Зато продолжал всё глубже уходить от семьи в работу. В какой-то момент это занятие во имя счастья дочери превратилось в способ избегать прямого контакта с ней. Цель моей занятости полностью изменилась. Я продолжал работать, продолжал избегать дочь, продолжал оставлять её наедине с одиночеством, наивно веря, что время чудесным образом разрешит всё на свете.

Через несколько лет мой «ребёнок» окончательно вырос и стал достаточно взрослым, для одной из главных забот в жизни – «замужества». Лично меня не заботило, за кого она выйдет, главное – чтобы стала счастливой… однако мои чрезмерно разросшиеся влияние, фирма и окружение не позволяли подобного. Хоть я и не собирался использовать любимое дитя в качестве инструмента для получения прибыли, начали появляться люди, пытающиеся сблизиться с дочерью, стремясь создать крепкую связь со мной или намереваясь в итоге прибрать к рукам бизнес нашей семьи. Если кто-то из них будет искренне любить Юри… сделает её счастливой, я готов был смириться даже с таким раскладом. Но реальность не настолько радужна...

В один прекрасный день…

― Отстанешь от меня, если рожу наследника? ― холодно произнесла Юри и бросила на пол передо мной папку с большим числом фотографий.

В то время дочь уже совсем перестала со мной разговаривать. Мы жили в одном доме, но почти полностью игнорировали существование друг друга. Поэтому я удивился, когда она обратилась ко мне. А потом ещё больше удивился фотографиям на полу. Посмотрев ближе, заметил, что это снимки мужчин с кратким резюме на обратной стороне.

― Что это такое?

― Твой подарок, а что ещё? Неделю назад мистер секретарь принёс, сказав, что это подарок от отца. Хуже сюрприза не придумать!

Я ничего не знал и растерялся, узнав об этом. А пока приходил в себя, неспособный ответить, дочь протянула мне одну из фотографий.

― Выбираю его.

На снимке был мужчина заурядной внешности, с презрением смотревший в объектив. Я сразу же пришёл в чувство и выкрикнул: «Ничего не знаю!», после чего объяснил Юри, мол не причём, мол это самовольный поступок секретаря… но она не слушала моих оправданий.

― Не хочу, чтобы ты выходила замуж за этого!

― Я и не сомневалась, ведь его фотография находилась в самом низу!

Я совсем не понимал, что она говорит. Мне стало обидно, и я накричал на дочь, но она так и не изменила своего мнения.

В итоге оказавшись втянутой в интересы фирмы, Юри вышла замуж.

― Не думаю, что смогу полюбить тебя. Если не смущает этот факт, давай поженимся, ― посмел произнести «жених» прямо в лицо дочери в день их первой встречи.

Меня охватила ярость. Я попытался наброситься на него, схватив за воротник, но окружающие не позволили. Не в силах вырваться из их рук, пришлось уступить. Я был настолько жалок, что на глаза наворачивались слёзы. С ума сводила мысль, что придётся отдать драгоценную дочь в руки такому невеже. Хотя, не стану отрицать, во мне теплилась надежда… может, однажды между ними прорастут нежные чувства. Находясь рядом, живя под одной крышей, люди невольно привязываются друг к другу. Это справедливо для кого угодно. Возможно, время всё разрешит.

Однако вскоре мои надежды были разбиты. Примерно через год-полтора после начала супружеской жизни дочери, я позвонил ей по определённому делу, однако решил заодно узнать, как идёт их семейная жизнь.

― Ну как, хорошо ладишь с Масахиро-куном?

『 С чего бы это я должна? 』

― Ребёнка ещё в планах нет?

Я очень хотел, чтобы Юри поскорей смогла подержать в руках собственного ребёнка. Сделать то, чего так и не смогла добиться Сакура. Поэтому частенько неосознанно поднимал эту тему в разговоре с дочерью. Торопил её со словами «скорей роди ребёнка…». Я не считаю, что единственное счастье женщины в рождении ребёнка, но, однозначно, деторождение является одним из её форм.

『 Позволь поинтересоваться, каким образом мне его запланировать? По требованию мужа мы даже спим в разных спальнях. Сомневаюсь, что у нас когда-нибудь будет ребёнок. 』

У меня потемнело в глазах от её слов. Выходит, после свадьбы, даже после года совместной жизни, между дочерью и тем невежей совсем не возникло симпатии? Так и знал, что он никуда не годится.

С этими мыслями я устремился прямо в их дом, чтобы вырвать свою дочь из лап злодея, однако… Если кратко резюмировать мой визит – я остался доволен результатом.

― Я не намерен ни спать с ней в одной кровати, ни иметь половую связь, так как не способен полюбить эту женщину. Кто захочет вверить своё тело в объятья такого мужчины? Женщина это Вам не инкубатор. Если нас поженили с подобной целью, то вынужден огорчить – Вы ошиблись с выбором. Можете прямо сейчас подавать на развод и подыскивать более подходящего молодого человека, который будет искренне любить вашу дочь, — именно это он произнёс мне в лицо.

В его словах было столько же провокации в мою сторону, сколько и заботы о дочери. Я даже возразить ничего не смог. Сам зять, может, этого и не замечал, но я убедился, что в нём совершенно точно растёт симпатия к Юри. Это хорошо. Это отлично. Если он будет любить её… заботиться… я…

Неуверенной походкой я направился к выходу, как неожиданно не окликнула дочь:

― В следующий раз предупреждай заранее, если намерен нанести визит.

― Позволишь ещё наведаться? ― спросил я с удивлением.

Юри отвернулась, почувствовав неловкость, и произнесла:

― Если не будешь истерить, как в этот раз…

― Хорошо. Спасибо.

Я заметил, что дочь стала немного мягче после замужества. До свадьбы она просто стала бы гневно кричать, что не хочет больше меня видеть… Ну, заслуженная реакция, после всего, что я сделал с ней…

― А ребёнок…

― Забудь. Если ты счастлива, то меня не волнует никакой ребёнок, ― перебил я.

Она на секунду замерла в недоумении, а потом медленно кивнула.

С тех пор, я понемногу начал общаться с дочерью. Постепенно мы стали разговаривать всё чаще и дольше, словно понемногу навёрстывая упущенное время. Нас до сих пор разделяла невидимая стена, но было стойкое ощущение, что она становится всё тоньше. Ещё немного и удастся проломить этот барьер.

Время текло неумолимо. Я не знал, как складывались отношения в семье дочери. Но глядя на то, какой радостной она становилась, когда речь заходила о муже, понимал, что у них всё хорошо. По крайней мере, я всем сердцем желал этого.

― Не поверишь, я вчера хорошенько пообщался с Юри, Сакура. Похоже, в детстве заставил её пострадать по своей глупости. Разумеется, уже извинился… но, похоже, ещё не заслужил доверия. Воистину, ужасный отец.

На годовщину смерти Сакуры и не только, я навещал наше дерево, чтобы совершить какой-то доклад или же просто пообщаться с любимой женщиной. Почему именно это место, а не могилу… я и сам не знаю. Было ощущение, словно Сакура ждёт меня именно здесь. Как и всегда это делала.

Я присел рядом с «ней» и заговорил:

― Поскорей уже хочу отправиться к тебе, ― мои истинные чувства, сказанные тихим голосом, сразу же растворились в нежном дуновении ветерка. Я горько улыбнулся, неожиданно для себя, и продолжил, ― Ты, наверняка, будешь злиться за такие слова… Но, знаешь, в последнее время я всё чаще прихожу к этой мысли. Дочка выросла и нашла свою семью, фирма разрослась больше, чем надо и во мне уже не нуждается. Не осталось ничего, что я должен сделать.

У меня больше ничего не осталось, кроме желания вновь увидеть тебя. Мы уже не виделись несколько десятков лет. Интересно, что следует сказать при встрече? Полагаю, в первую очередь надо будет извиниться за то, что не смог осчастливить ни тебя… ни дочь.

Внезапно подул тревожный ветер и принёс какое-то нехорошее предчувствие. Хотя, скорей не предчувствие… как бы верней назвать… смятение?

Почему?

В отношении чего?

Сердце в груди стало колотиться, как бешенное, голову заполнила непонятная тревога. И как раз в этот момент зазвонил мой телефон. Глянув на экран, я забыл, как надо дышать. Отобразилось имя звонящего: «Юри». Немного успокоив себя, я ответил.

Плохое предчувствие подтвердилось…

― Ваша дочь попала в аварию, ― сухо произнёс офицер полиции на другом конце провода.

Я бросил всё и побежал. Сердце выпрыгивало из груди. В голове возникали последние моменты жизни Сакуры, а потом накладывались на образ дочери, от чего меня выжигало изнутри и тошнило. Но я не останавливался. Словно в агонии, со всех ног нёсся в госпиталь. Добравшись до палаты, я увидел свою дочь, подключенную к множеству приборов.

Юри впала в кому.

Рядом с ней всегда находился тот мужчина… муж дочери. Постоянно приходил в палату пораньше и самоотверженно заботился за ней. А мне было больно смотреть на это. В каждом его поступке или жесте ощущалась безграничная любовь к жене. Глядя на него, сердце в груди сдавливалось, поэтому старался избегать встречи с ним. Поначалу я ещё помогал в заботе, но постепенно находиться рядом стало невыносимо. В голове всплывали горькие воспоминания о Сакуре.

В итоге, я стал выбирать моменты для визита, когда его в палате не было – поздний вечер. После захода солнца зять возвращался домой, а я проводил безмолвное время с дочерью. Иногда касался лба или щёк, но Юри никак не реагировала, отчего мне становилось ещё больней.

― Сакура, спаси нашу дочь.

Раз за разом я повторял эти слова перед нашим деревом. Приходить почти каждый день, чтобы помолиться, превратилось уже в привычку. Я молил, чтобы забрала меня, а не дочь. Чтобы не отнимала у меня последнего члена семьи. Разумеется, понимал – Сакура никогда бы так не поступила ни со мной, ни с Юри. Но если бы я не внушил себе подобные мысли – давно бы сошёл с ума.

Прошло два года с того момента, как дочь погрузилась в глубокий сон.

Из-за огромного стресса, моё здоровье стало совсем плохим. Я уже был не в состоянии навещать дочь в госпитале, или посещать наше дерево так часто, как раньше.

В один день, когда состояние было на удивление хорошим, после визита к Сакуре в парке, я решил заглянуть к дочери. Заодно и самому пройти осмотр у врача. Приближаясь к палате Юри, заметил, что в коридоре мечутся медсёстры. Не понимая, что происходит, продолжил движение, а когда попал на глаза одной из сестёр:

― Отец, ваша дочь…

Не дослушав до конца, я пулей устремился в палату. Сердце просто выскакивало из груди. В памяти всплывало мёртвое лицо Сакуры. Я начал задыхаться…

― Юри!

С криком ворвался в палату и встретился взглядом с дочерью. Верно, наши взгляды встретились.

― …………..Юри? ― Неуверенно произнёс ещё раз, дабы убедиться.

Дочь лежала в постели со слегка приподнятой верхней частью тела и удивлённо хлопала большими глазками с неловкой улыбкой. Рядом сидел муж, крепко сжав её руку и опустив голову к полу. Его плечи тряслись. Очевидно было, что он тихо рыдал. У меня самого нос охватил жар, горло пересохло, глаза намокли. В груди кольнула острая боль, я и не осознавал, насколько тяжёлым был груз напряжения, пока не почувствовал облегчение. Я резко повернулся спиной к дочери.

― Позже ещё загляну, ― кратко сказал, чтобы не выдать дрожащего голоса.

Выйдя из палаты, я помчался прямиком на крышу. Оставшись наедине с открытым небом, вволю нарыдался, громко повторяя как сломанный «спасибо» в пустое пространство. Нет… Сакуре. Наверняка, это именно она вернула нам Юри. Иного объяснения я найти просто не мог.

Успокоившись и приведя внешний вид в порядок, я вернулся в палату дочери. Она умиротворённо спала в кровати. По словам сидевшего рядом Масахиро-куна, её резко стало клонить в сон. Я подробней расспросил врача, и тот уверил, что на этот раз самый обычный сон. Только после я окончательно успокоился. Страх, что она вновь впала в кому, развеялся.

Неловко было наблюдать, как в полной тишине Масахиро-кун нежно гладит руку спящей дочки, поэтому я решил выполнить вторую свою цель – осмотр у врача. Как раз убью время, пока Юри не проснётся. К тому же, совсем не хотелось мешать молодым…

В результате этого «убийства времени» врач вынес мне смертный приговор.

― По словам доктора, мне не больше двух лет осталось. Сказали, что можно попробовать лечить, но я вежливо отказался. Уже как-то нет желания бороться за жизнь, ― так прозвучал мой очередной отчёт Сакуре под нашим деревом.

Совру, если скажу, что не испытал страха или печали. Но от мысли, что наконец смогу отправиться к Сакуре… всю грусть как рукой сняло. Про свою болезнь я никому не сказал. Если верить врачу, скоро проявится прогрессирующий парез^[2], так что рано или поздно они всё равно узнают. Так зачем сейчас беспокоить их попусту? В данный момент дочь переживает ответственный период реабилитации, а Масахиро-кун и без того достаточно истощён.

― Надеюсь, хоть в конце не доставлю лишних хлопот.

Я ничего не смог для них сделать. Был не в силах осчастливить ни жену, ни дочь. Получилась жизнь, полная сожалений. Всё, что я сделал – с детства мучал родное чадо одиночеством, доставил много проблем и даже не обеспечил правом свободной любви. Поэтому хотелось хотя бы в конце избавить их от лишних хлопот.

С тех пор я стал стараться как можно больше проводить времени с дочкой и её мужем. На память перед смертью… не так… хотелось набрать как можно больше историй для Сакуры на той стороне. Позабыв о всяких невидимых стенах, я пошёл на сближение. Благодаря чему удалось увидеть много счастливых улыбок дочери и вместе с зятем обсуждать светлое будущее.

― Уважаемый тесть. Простите за всё, ― внезапно произнёс Масахиро-кун во время одной из наших личных бесед наедине.

Я совсем не понял, за что он извиняется и переспросил:

― Ты о чём?

― Обо всём, с нашей первой встречи. Простите моё невежественное поведение.

А, так он о том заявлении, что не сможет полюбить при первой встрече? Или, может, это касается и случая, когда я ворвался в их дом?

― Можешь не извиняться. Часть вины лежит на мне.

― Но я не могу отделаться от одной мысли в последнее время … если бы у меня была дочь и её жених сказал такое прямо в лицо… я бы не выдержал и ударил бы его по лицу.

― …Я тоже пытался, но мне не дали.

― Понимаю. Вот поэтому… простите! ― он виновато опустил голову.

Глядя на подавленный вид Масахиро-куна, я усмехнулся. Даже не верится, что перед глазами тот же человек, что дерзил мне при первой встрече.

― Знаешь, я немощный глупец, который не смог осчастливить своих самых драгоценных женщин. Жена уже скончалась, и моих ошибок не исправить… но можешь ли ты вместо меня принести счастье дочери?

― Непременно! ― короткий уверенный ответ.

Глядя на всю серьёзность во взгляде Масахиро-куна, я с облегчением вздохнул.

― Тогда у меня больше не осталось сожалений в этой жизни… ― тихо прошептал я, чтобы эти слова не достигли никого и растворились в тишине.

― Совсем скоро я уже смогу отправиться к тебе. Прости, что заставил так долго ждать, ― обратился я к Сакуре под нашим деревом.

Над головой всё украшено красивыми розовыми лепестками. Пейзаж такой, словно я вернулся в тот момент, когда влюбился в «неё». Два года пролетели незаметно. В последнее время тело совсем перестало слушаться. Оно тяжёлое, как свинец. Не осталось сил даже руку поднять. Учащаются дни, когда вовсе не могу встать с кровати. Мучает постоянная сильная боль. Ощущаю, что жизнь покидает тело… близится мой последний час. И всё равно… когда позволяет самочувствие, я навещаю свою любимую, как сейчас.

― А, точно. Я принёс хорошую весть – Юри забеременела. Вчера она мне сама рассказала по телефону.

Прошлым вечером я молча проливал слёзы, слушая радостный голос дочери. В последнее время часто такое случается… совсем сентиментальным стал.

― Сказала, что хочет поскорей подержать на руках ребёночка… как же я хотел, чтобы ты тоже могла это сделать.

Сразу вспоминается, с какой любовью Сакура гладила свой живот. С какой нежностью она приветствовала рождение новой жизни и поистине счастливо улыбалась. Настоящая богиня… Не раз мне повторяла, что хочет поскорей увидеть ребёночка, обнять его… любить больше всех на свете. Боюсь представить, как сильно Сакура хотела своими руками подержать дитё… как было ей обидно, когда осознала, что этому не суждено сбыться… какая печаль с отчаянием её тогда поразили…

― …Прости, что не смог сделать тебя счастливой.

Не в силах держаться сидя, я всем телом прислонился к стволу дерева.

Я ненавижу весну. Ведь она напоминает мне о тебе и на душе становится больно. Сердце начинает бешено колотиться.

Ощутив сильную боль, я схватился за грудь. Голова гудела, словно её огрели кувалдой. В ушах раздался звонкий щелчок, будто что-то оборвалось. В глазах потемнело. Окружающий мир буквально перевернулся с ног на голову.

Во тьме возник силуэт человека. Сразу как заметил его, я протянул руки, словно приветствуя его. Ошибки быть не могло, мне не спутать этого человека ни с кем… Ведь всё это время так хотел увидеться… пообщаться… провести время вместе… воссоединиться. И не было сильней желания за всю мою жизнь…

― Давно не виделись, Сакура.

Таковы были последние слова. На этом закончилась моя история.

Всё-таки я люблю весну.

[1] Ханами – японская национальная традиция любования цветами. Хотя наиболее известно любование цветами сакуры, ханами проводится и для любования другими цветами – умэ (японской горной сливы), ландыша, подсолнуха, космеи, тюльпанов и т.д.

[2] Парез – потеря мышечной силы из-за нарушения передачи импульса нервами. В отличие от паралича двигательная функция частично сохранена.

http://tl.rulate.ru/book/72270/2265417