Готовый перевод Choice and no alternative / Выбор и безальтернативность: Глава 5.4.

IV

Так… она говорила сюда?

Я открыл первую попавшуюся дверь в коридоре.

— ?! 

— …

Чем я заслужил подобное везение?..

В комнате, которую я посетил, мне предстала весьма занятная сцена: Томако, по-видимому, после ароматной ванны, стояла в обнажённом виде лишь с единственным лифчиком на груди, неторопливо натягивая трусики. Нежная кожа, мокрые волосы и алые щёки прекрасно сочетались вместе, чудесным образом подчёркивая её женственную натуру. Пышные формы, аккуратные изгибы и сексуальная поза безжалостно пленили, приковывая к ней моё внимание. Возможно, поэтому я,  охмелённый похотью и влечением, без тени церемонности, нагло пожирал юную леди взглядом.

Действительно, чем я это заслужил?..

Это было голубиным суеверием. 

Из неприличной и достаточно распутной позы, по мне скользнули два персиковых глаза снизу вверх. Причём столь резко и суетливо, что могло бы показаться, что вместо меня она здесь увидела стоящего полицейского. Жутко багровея от гнева и робко смущаясь, Томако торопилась надеть нижнее бельё до конца.

Когда со столь неуклюжим ремеслом было покончено, девушка, запинаясь, выпалила, словно бы на ломаном корейском:

—Ты!.. Ты!.. Ты!.. Ты что з-здесь забыл?!.. — прикрыв очи, она готовилась от всего сердца крикнуть: — Юми-!..

Однако я в три шажка приткнулся к Томако и грубо зажал ей рот ладонью. 

Если Томако сейчас закричит — все мои труды пойдут коту под хвост. А достиг я уже многого — поздно мне проигрывать. Хоть головой об стол бейся, но я обязан достичь поставленной цели. Ибо на кой ляд я сюда пришёл?

Мой разум остыл от похоти быстрее, чем ветер меняет своё направление; быстрее чем произошло непоправимое. Видит Бог, моя потребность в безопасности находилась практически на пике пирамиды Маслоу. Именно поэтому реакция не заставила себя долго ждать.

— М-м-м!.. 

Наверное, крайне резко являлось с моей стороны хвататься за грудь Томако, но, так или иначе, я всё совершал впопыхах, — просто сделаю вид, что не заметил. Что ж, с моей стороны было бы просто оскорблением не заметить, что её грудь являлась нежнее бархата и столь же мягка, как зефир, — мои руки буквально утопали, таили, сгорали в ласке её форм.

— Не повезло, с кем не бывает? Я не знаком со всеми комнатами в доме Юмикавы, так что нет ничего удивительного в сложившейся ситуации.

— …

На лице девушки читалась то ли холодный гнев, то ли предельная утомлённость вперемешку с презрением. Как бы то ни было, брыкаться она не торопилась. Чувствуя себя в некой опасности, я продолжал держать ей рот на всякий пожарный. Кто знает, вдруг бы она тут же закричала? И немудрено — моё поведение выглядело уже не как приставание, а как потенциальное домогательство.

Так и в тюрягу загреметь недолго.

— Это случайность. Просто случайность. Я зашёл без задней мысли и растерялся. Остынь и подумай: стал бы такой человек, как я, совершать поступки, которые бы пагубно сказались на его мирной жизни?

Томако удручённо вздохнула через мою руку.

Даже если ты так вздыхаешь, то это не даёт мне никаких оснований тебя отпускать. Только крикнет — и это крах. Можно будет вести отсчёт до конца моей безмятежной юности. Повторюсь, я похож на мазохиста?

— Ты хотя бы отдаёшь себе отчёт, какие последствия мог возыметь твой крик?

— …

Продолжая держать её рот закрытым, я потянулся ближе дабы взглянуть в глаза девушки: в них не было и грамма понимания.

— Не понимаешь? Тогда позволь объяснить. С самого момента сегодняшней встречи с Юмикавой, от начала и до конца, я пытался заработать её расположение. — Томако неестественно вздрогнула. — И нет, дело не в том, что она мне нравиться или что-то в этом роде — всё намного проще…

Я отпустил девушку из своих «медвежьих объятий».

Она неспешно отступилась и беззастенчиво посмотрела мне в лицо. Выражение, которое на нём олицетворялось, являлось неподдельным безразличием, словно бы она смотрела на маньяка перед судебной расправой.

Верно, к моему бескрайнему сожалению, сейчас мне абсолютно без разницы, в каком облике ты передо мной предстаёшь. Так было и так будет. Я умею расставлять приоритеты. И сейчас моим главным приоритетом является — безопасность.

— Если я потеряю её лояльность — моя жизнь будет разрушена.

Мне не нужно врать себе или врать Томако: я знаю, как устроена жизнь школьного общества. Если того, кого неоднократно макали лицом в грязь, спросить: «Какой человек самый страшный?», то он, если хотя бы раз задумывался о своём положении, без угрызений совести ответит: «Инициатор». С него всё начинается.

Остальной сброд составляют лишь имитаторы — те люди, которых в народе прозвали чупа-чупсами. Они — одноразовые, безвольные и безмозглые идиоты — обыкновенное стадо животных, если быть предельно честным.

«Когда одна собака лает — остальные подхватывают» — простая истина, которую я отложил под коркой головного мозга на всю оставшуюся жизнь.

— Почему? У неё есть причины, чтобы…

Нас безжалостно прервали.

*Тук-тук!*

В дверь постучались и громко обратились, голос звучал приглушенно:

— Томако-сан, ты там как? Надела нижнее бельё? Я тебе тут принесла одежду — можешь переодеться в неё и носить, пока твоя форма не высохнет.

Самое время, хах?

Человеком, стоящим по ту сторону двери, являлась никто иная, а именно Юмикава, Сайко, — и чего здесь, спрашивается, удивительного? Ситуация накалялась, — нет, я бы даже сказал, что она начинала пахнуть жаренным. Сердце напряженно сжалось — по телу пробежали мурашки.

— Что же делать?! Что же делать?! — засуетилась Томако, бегая по комнате в взад-вперёд всё в том же обнажённом виде.

Это действительно незадача, хуже сценария просто не придумаешь... 

В случае если Юмикава обнаружит нас в этой комнате вместе, то, вероятнее всего, истолкует это обстоятельство в неверном свете: либо я предстану, как домогающийся, либо Томако, как потаскуха. Как бы то ни было, оба варианта являются крайне неприятными исходами.

Впрочем, есть и третий, маловероятный исход — тот, в котором мы сдаёмся с повинной. Но я пока не торопился создавать себе неприятности, которые не смогу предугадать. К тому же, именно я являюсь тем, кто виноват в этой конкретной ситуации: мне следовало хотя бы постучаться, но я этого не сделал. 

Всё может быть намного проще, чем выглядит. Главное — не терять самообладание.

— Томако-сан, ответь ей вот что…

Девушка внимательно меня выслушала и попыталась повторить:

— Юмикава-сан, я ещё не закончила, так что можешь оставить сухую одежду у двери, если не затруднит?

— Я только что закончила с готовкой, поэтому подожду тут. К тому же, мне ещё нужно забрать из машинки постиранные вещи и поставить новую стирку!

Шах!

— Ну-ка, Томако-сан, скажи, что тебе нужна расчёска, — говорил я шёпотом.

— Ах, Юмикава-сан, мне нужна расчёска — не могла бы ты её принести, пожалуйста?

На лице моей подельницы росло беспокойство. По дрожи в её голосе я мог судить, что врать ей не особо нравилось. К тому же, сама по себе Томако не выглядела законченной аферисткой или последней лгуньей — опытом она явно не располагала.

Я понимаю, Томако: чем больше мы лжём, тем в более неблагоприятное положение себя вгоняем. Но разве у нас теперь есть альтернативы?

— Всё в порядке! Я её сразу прихватила с собой, на случай если тебе понадобиться!

Томако повернулась ко мне и отчаянно пробубнила:

— Такеши-кун, давай сознаемся…

Мат, хах?

Мне потребовалось время перед тем, как, наконец, ответить. Юная леди даже несколько раз подвала признаки сильной тревоги и, казалось, хотела уже отворить дверь, но что-то её удерживало. Быть может, надежда или вера в то, что я смогу что-нибудь придумать?

Я не смотрел непосредственно на Томако, но к моему счастью или сожалению — мой взгляд падал именно на неё. Хотелось просто отключиться от всей этой ситуации, забить болт и вот так нагло пожирать девушку своим похотливым, скользким взглядом.

Не знаю, разделяла ли Томако моё мнение, но, обратив внимание на мой рассеянный взор, даже её волнение на минуту развеялось. Она лишь наблюдала за мной, порой пряча от меня глаза и стараясь скрыть свои обнаженные части тела. Такая сконфуженная реакция меня забавила.

— Т-Такеши-кун… ты во мне дырку прожжёшь… Не смотри… Это меня… смущает… Тем более… я в таком виде…

— …

Её слова лишь ещё больше пробуждали, подогревали и возбуждали моё страстное, безудержное, озорное любопытство — очи приковались к Томако, словно бы плетенной, золотой цепью. Я видел, как опускается и поднимается её грудь при каждом выдохе и вдохе. Видел как белену страха на её коже, так и багрянец непомерной скованности, робости. Понимал жар ситуации и ощущал тот же ранее упомянутый жар, исходящий лично от неё. В весьма значительной по размерам ванной комнате становилось тесно, душно. И казалось: нам обоим не хватало воздуха — того самого вожделенного кислорода, ибо иначе оправдать нашу диковинную, загадочную манеру поведения было бы крайне затруднительно.

На шее и на лице Томако выступили капли пота.

Я и сам почувствовал, как моя спина стала немного влажной. Однако найти тому разумное объяснение, в силу нашего положения, являлось непосильной задачей. К тому же, у меня отсутствовало в данный момент всяческое желание подвергать свой разгоряченный ум безжалостной стерилизации.

«Не ты ли говорил, что способен сохранять хладнокровие?» — оживился Мудрец в моей голове.

На самом деле, я не уверен в том, что даже Томако сейчас сохраняла в душе хладнокровие, не претерпевая при этом некое чувство вожделения или похоти. Казалось, девушка тоже морально готовилась к чему-то, как и некогда я. Вот только, к чему именно? — ни я, ни тем более Томако никогда бы не осмелились ответить на этот вопрос, в силу своей этики.

— Томако-сан, твоя сумка с тобой? — последняя попытка.

— Д-да… вон сушится, — она указала на батарею. — Но зачем она тебе?

Нет, ещё не вечер…

— Дай мне свой телефон, и побыстрее, если можешь.

Скрупулёзно отыскав телефон в сумке, и предварительно разблокировав, она неуверенно протянула тот мне.

Она боится, что я могу увидеть её личную информацию?

Моё любопытство давало о себе знать, но не столь сильно, дабы тратить на это время в данный момент. Я нажал на иконку телефонной трубки на смартфоне Томако и вписал собственный номер. Несколько раз проверив, верна ли последовательность, я совершил звонок.

Девушка смекнула, что я делаю, и неукротимо, с неподдельной сообразительностью и пониманием, радостно закивала.

*Пилик-пилик! Пилик-пилик!*

Из гостиной послышалась громкая, протяжная и непритягательная на слух мелодия, — да-да, Вы не ошиблись, это мой телефон. Как бы то ни было, судя по реплике Юмикавы «Томако-сан, я оставлю тебя на секунду, хорошо?», похоже, всё прошло удачно.

— Фух… Пронесло… — в заключение сказала Томако.

— …

Рыбы падки на наживку. Остаётся только покинуть это место.

— Похоже на то… Тем не менее, мне стоит незамедлительно уйти.

Я напоследок запечатлел обнажённую Томако в своей памяти и, уходя, язвительно заметил:

— Весьма откровенно и соблазнительно выглядишь, Томако-сан, — и закрыл за собой дверь.

Последней вещью, которую мне едва удалось расслышать, являлась избитая временем реплика, что прекрасно бы вписалась в какое-нибудь третьесортное аниме или в обыкновенный хентай.  Прощальный ропот Томако звучал так: «Д-дурак!..».

Я мысленно улыбнулся.

Разве дразнить людей не здорово? Нет прекраснее чувства, чем то, когда ты можешь указать людям на глупость или нелепость их поступков.

В конце коридора я увидел две двери: одна была приоткрыта, а ко второй прикрепили на скотч альбомный лист. На листе вырисовывались остроумные надписи: «Не суй свой нос!​​​​​​», «Стучаться не учили?» и «Без спроса — не входить!». Как же иронично получается.

Комната, находящаяся по ту сторону двери, определённо принадлежала проблемному человеку. Я сразу для себя мысленно отметил, что она никоим образом не относится к Юмикаве. Как бы ни старался, я не мог себе представить Юмикаву со склонностями инфантильных и скрытных людей.

Мой взор приковался к другой двери. 

Вследствие преследующего меня любопытства, я решил прокрасться в приоткрытую комнату и изучить её «содержимое». Что-то подсказывало мне, что именно эта комната, в которую едва ли поступает свет — и является берлогой Юмикавы.

Я беззвучно схватился за ручку, потянул её на себя и взглянул в вырисовывающийся на моих глазах дверной проём. Картина, которая предстала передо мной, повергла меня в шок... 

Невзирая на то, что я себе представлял милую на вид, ухоженную, женскую комнату с обоями в розовых тонах, меня встретила мрачная, тёмная, просторная спальня с чёрно-белыми стенами, дизайн которых я затрону позже. Такого откровенного, пугающего, жуткого беспорядка, я ещё прежде никогда не видел. Столь сильно запустить свою комнату, даже отъявленным панкам нужно ещё постараться. Такого «фундаментального краха» биржа не встречала со времён мамонтов, хотя во времена мамонтов даже бирж по сути не было. Настолько велика была концентрация пыли, запаха дряблых, бумажных листов, валявшихся продуктов и прочего мусора. Бесспорно, я мог впору сравнивать это место со свалкой.

Факто того, что Юмикава способна быть такой неряхой, поразил меня до глубины души.

Я неспешно вошёл в комнату, анализируя каждую деталь, в пределах своего взора.

А теперь несколько слов о дизайне чёрн-белых стен в комнате. Стены по левую и по правую сторону от двери были белого цвета, а по переднюю и заднюю — чёрные. Это было крайне симметрично. 

Я сразу обратил внимание на чёрные рисунки на белом фоне: тень девочки, идущей по тонкому, узкому канату, растопырив руки в сторону; подвешанная на крючок клетка, из которой вылетают птицы — вылетают все, за исключением одной; бабочки летящие к двери и к окну, расположенному в стене по правую руку от меня; там же — море тёмных рук, тянущихся к силуэту некого оратора. 

Следом я сосредоточил взгляд на белых рисунках, изображённых на чёрных стенах: по центру передней стенки — огромных размеров портрет девушки со сдержанной, несколько ненатуральной улыбкой и холодными глазами, едва ли отражающими свет; мотыльки, летящие на свет лампочки; развернувшаяся шахматная партия, подходящая к своему завершению; большие часы по центру, время которых подписано на английском языке, как «восемь часов сна» и «шестнадцать часов работы».

И не слова об отдыхе, хах? 

Я был впечатлен символичностью каждой иллюстрации. Что-то притягивало меня в них — я поминутно замирал и задумчиво всматривался в каждый рисунок.

Вслед за тем, я присмотрелся к вещам валявшимся по площади пола — там валялись: использованая, мятая одежда; нижнее, женское белье, носки; заполненная доверху урна; бумажки, салфетки, фантики, упаковки, альбомные и тетрадные листы; ручки, колпачки, карандаши, краска, акварель, гуашь и даже масляные краски; открытые и закрытые, с закладками и без, целыми стопками и единицами, порванные и в хорошем состоянии — в общем, разного рода книжки. На полу лежало всё подряд. Я не имел представления, как Юмикава тут вообще может ходить.

Как ни странно, в комнате были также и объекты, вызывающие бурный интерес. Например, у окна стоял дорогой на вид телескоп, а напротив письменного стола, размещенного в конце комнаты, висела астрономическая карта звёздного неба с небесными телами. Помимо этого, я заметил мольберт, на котором находился ещё пока чистый холст; остальные холсты, в свою очередь, покоились изорванные в клочья у стены. Также на одной из стен, находящейся напротив кровати, висели физические и политические карты разных континентов — они буквально наслаивались друг на друга. Разумеется, эти карты также были на английском языке.

А Юмикава... крайне разносторонняя личность.

Помимо всего прочего, в комнате Юмикавы я увидел множество настенных полочек и парочку книжных шкафов — они окружали постель. Каждая полка была каким-либо образом подписана. Допустим, одна была подписана, как «Трофеи​​​​​​», и на ней, представьте себе, лежали разные трофеи: награды за участия в различных спортивных соревнованиях, конкурсах моды, олимпиадах, а также фотографии, дипломы, грамоты, сертификаты, благодарственные и рекомендательные письма — для всех них едва ли хватало места. Смотря на эти подвиги, я чувствовал себя чертовски маленьким и жалким.

Следующая полка была подписана, как «Рецензии​​​​​​», — каждый её миллиметр был заполнен маленькими тетрадками — их тоже подписали. Это были рецензии к книгам, работам, фильмам, сочинениям, — видно, Юмикава очень много писала. В числе прочих я даже увидел крупную рецензию к произведению Л. Н. Толстого «Война и мир​​​​​​». У меня прошлись мурашки от подобной дотошности.

Другая полка несла надпись «Философские концепции​​​​​​». Мне не нужно было быть подвешанным в этом деле человеком, чтобы узнать здесь работы Платона, Джона Локка, Марка Твена, Лейбница, Иммануила Канта, Рене Декарта, Ницше, Маркса и даже Ленина. Столь могущественная жажда знаний меня пугала. В конце этой полки я увидел какую-то печатную работу, подписанную, как «Моя концепция​​​​​​». И пускай меня разрывало любопытство, вторгаться в личное пространство Юмикавы я не осмелился.

Были и другие полки, но я не стал зацикливать на них внимания. 

Юмикава, насколько же высоки твои амбиции?..

Книжные полки были усеяны книгами разных стран, различных авторов, разнообразных эпох — это коллекция в несколько раз превышала мою по своим габаритам. Внутренне мне почему-то хотелось верить, что Юмикава не прочитала каждую из них. Впервые я начал вспоминать о эрудиции, осведомленности и компетентности этой юной особы, — её познания, несомненно, были широки. Юмикава создавала впечатление человека, способного ответить на любой вопрос.

Из всех прочих книг, лишь у одной была какая-то особенная, выделяющаяся на фоне остальных закладка. Я достал эту книгу и прочитал название обложки. «Так говорил Заратустра​​​​​​» — гласило оно, это было произведение Фридриха Ницше. Когда я прочитал это название, то всё встало на свои места.

Юмикава, неужели ты хочешь стать... Но если так, то у тебя... 

Я моментально огляделся в поисках новых деталей и обнаружил на тумбочке, возле кровати кучи будильников, множество разных упаковок, пластинок с таблетками, баночек, в числе которых были такие названия, как: Glyna Ajinomoto, BeMaxDepo, Kobayashi Kenpo Nitamin, Kobayashi Yarak и прочие. Я достал телефон и загуглил несколько из них, чтобы выяснить их назначение. Как только процедура была выполнена, я утомлённо вздохнул. 

— Как я и думал... Все, кто так трепетно стремятся к идеалу, страдают от одного и того же...

Да, именно эта мысль ко мне пришла, когда я увидел альбомные листы и стикеры с надписями, приклееные к стенам, шкафам, полкам, потолку — они были везде, занимали почти каждый сантиметр. И каждые из них, поголовно, несли одни те же логичные и лаконичные мысли, по типу:

«Сдержанность и преобладание — превыше всего!​​​​​​»

«Талант не победит усердный труд!»

«Я обязана победить»

«Всегда проверяй трижды!»

«Будь готова к любым неприятностям»

«Готовься заблаговременно!»

«Стремись к идеалу»

«Соблюдай режим»

«Контролируй распределение ресурса внимания!»

«Тебя ждёт замечательный день!​​​​​​»

«ТРУДИСЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ КТО-ЛИБО!»

И прочее, и так далее, и тому подобное. Девушка по имени Юмикава Сайко. Её ничем неумолимое стремление к идеалу было сродни безумию. Под безумием, как правило, подразумевалось отсутствие логики, однако безумие Юмикавы заключалось в том, что отсутствие логики коренилось в логике её стремлений.

Юмикава, разве ценности, которые действуют тебе во вред... разве такие ценности логичны? Я понимаю, что они логичны с точки зрения развития человеческого существа, но разве человеческому существу не надлежит отдых от стресса?.. Я слышал, что лошадь может свалиться с ног, пасть на землю и испустить дух, если ты не будешь о ней надлежащим образом заботиться, а только гнать и гнать, словно гончую собаку, гнать до полного изнежения. Разве ты не свалишься, Юмикава? Или утомление вызывает у тебя удовольствие? 

Я напоследок окинул комнату Юмикавы оценивающим взором, после чего незамедлительно вышел. 

*Скрип*

Предварительно сходив в уборную, напоминающую по своей цене больше апартаменты императора, нежели туалет, — я спускался по скрипучей лестнице вниз и вспоминал Томако. 

Хоть там и была весьма щекотливая ситуация — я смог из неё выбраться. Последний разговор с Юмикавой ставит на кон мою жизнь в школе, а потому — следует выложиться на полную.

По возвращению в гостиную, я увидел Юмикаву, уже сидящую на коврике за приставным столиком и неспешно попивающую чашечку чая. Изысканные губы юной леди приняли строгий вид, а брови — застыли, точно сталь. Сама по себе её гримаса варажала собой глубокие размышления, из-за чего своим утонченным поведением Юмикава напоминала мне светских, грациозных дам Эпохи Просвещения, которых так горячо описывали в своё время зарубежные авторы неповторимых, бурных романов, которые я временами разбирал и читал в детстве.

Завидев меня, она поманила рукой и указала на вторую чашку, которая расположилась на столе.

Чаепитие, которое решит мою судьбу.

Ничего не сказав, я сел напротив неё и вгляделся в своё отражение на водной глади. Парень по ту сторону отражения не выглядел озадаченным или тревожным. Однако того же нельзя было сказать о его душе: она тряслась от страха. 

Страха быть раздавленным, страха быть попущенным, страха быть испорченным.

Она тряслась от страха, точно жертва. 

Тусклые глаза скользнули с чашки на Юмикаву.

Верно, во мне нет ненависти к этой девушке. Просто так сложилось, что у меня отсутствует возможность понять её. Единственное, что я узнал наверняка, Юмикава — самовлюблённое и гордое собой создание, однако в то же время справедливое и доброе. Пускай она и стремится во всём добиться идеала, а также стать затычкой в каждой бочке, — так или иначе, Юмикава неплохая девушка. По крайней мере, она — не дьявол.

— Юми-…

— Прежде, чем что-то сказать, ты не против ответить на мой вопрос?

Она перебила меня на полуслове.

По своей натуре, Юмикава — весьма тактичная особа. Потому мне стало несколько не по себе, когда она в разрез со своим обычным образом поведения решила меня перебить. В какой-то мере, это показывало степень важности поднимаемого вопроса.

Как бы то ни было, данная ситуация настораживала.

— …

— Так… ты не против?

Утвердительный кивок.

Я пытался определить по тону её голоса, направлению взгляда, эмоциям на лице и языку жестов, какого рода вопрос мог меня ожидать.

Может ли быть так... Нет, это неправильное предложение… — моя голова уже чуть ли не закипала, словно чайник, по причине натужной работы. — Почему она вообще меня перебила?.. С какой целью человек попытался бы перебить собеседника во время того, как тот говорит свою реплику?..

Я сделал глубокий вдох носом.

Ответ: дабы тебя не сбили с мысли или дабы не дать собеседнику возможности перевести тему. 

Если представить, что Юмикава была не до конца убеждена моим ответом касательно баскетбольного матча, то становится очевидным, что данная тема ещё не исчерпана.

Вопрос, который мог возникнуть в голове Юмикавы, это…

— Такеши-кун, могло ли быть так, что ты был не до конца уверен в успехе игры на истощение против Хайро-куна?

— …

*Стук-стук! Стук-стук!*

Моё сердце быстро застучалось — я ясно слышал это где-то глубоко внутри. 

— Чем был тот мимолётный взгляд во время матча, когда ты приближался к линии?

— …

— Связано ли это как-то с тем, что я пострадала?

— …

Она… догадалась?

Я испытал жуткое напряжение, — казалось, сердце вот-вот провалиться в пятки.

Если ничего не ответь, то она окончательно убедится в своих выводах. Нужно сказать нечто беспрецедентное, дабы ввести её в ступор. Что же это может быть?.. Что сказать?.. Мне нужно время!.. Если бы только было пару-тройку секунд в запасе…

—Чирик-чирик!

Я взглянул в открытое окно, откуда доносилось щебетание птиц.

— Юмикава-сан…

— Что?..

Полагаю, я смогу выиграть несколько секунд на размышления.

— …Неужели люди просто привыкли себе воображать, что птицы поют для их собственного удовольствия или досады? — спросил я, не отрывая взгляда от окна. — Быть столь высокомерным, чтобы считать, что все неудачи Света выпали лишь на твои плечи; или же быть столь высокомерным, чтобы считать, что ты один на этом Свете этих самых несчастий не достоин, — люди просто-напросто привыкли думать, что их чёрная и светлая полоса жизни обязательно сопровождается пением незабвенных птиц. Хотя доподлинно чаще всего — это не так.

— К чему ты клонишь? Я не совсем понимаю... — девушка озадачено наклонила голову.

Я отрицательно помотал головой и, махнув рукой, проговорил:

— Не обращайте внимания, Юмикава-сан: это просто рассуждения вслух.

Она вглядывалась некоторое время в мои непроницаемые глаза, после чего продолжила:

— Тогда… может, ответишь на мои вопросы?

Я не просто так пустословил: теперь мне есть, что ей сказать.

Юмикава, ты — непомерно гордая собой девушка. И именно потому, что ты таковой являешься, у меня есть все шансы, чтобы тебя одолеть. Знаешь… однажды Фридрих Ницше сказал, что единственной, кому уступает Память, является Гордость.

«Это было» — сказала Память. «Этого не могло быть» — сказала Гордость. И память сдалась.

Так как Юмикава любит себя крайне сильно — она откажется от Памяти, что твердит ей о благоразумии, и прислушается к Гордости, что воспевает о её достоинствах.

За недолгий период нашего общения длиной практически в неделю, я изучил эту девушку лучше, чем могло показаться по моему равнодушному поведению. Конечно, не столь хорошо, как Томако, но даже так вполне мог похвастаться некими сведениями о её личности.

И тем не менее, мне это нисколечко не льстило…

— Простите, Юмикава-сан. Всё, что с Вами произошло — это действительно по моей вине, — отвечал я. — Вы мне нравитесь, как девушка… и поэтому я пытался перед Вами покрасоваться, однако не рассчитал того, что Хайро, будучи на пределе, попытается выбить мой мяч за пределы поля. Ещё раз приношу свои извинения, — и поклонился.

Это была отвратительная ложь, но, так или иначе, не лишённая действенности.

Сделать вид, что она мне нравится, дабы оправдать этим свои подозрительные действия, — разве существует решение проще, чем это? Зная Юмикаву, она начнёт упиваться своим самолюбием и, дабы не терять лицо в моих глазах, простит мне мою небрежность, я в этом уверен.

— Ах… вот оно что, не стоит беспокоиться, Такеши-кун. Хоть я и полагала, что в этом есть часть твоей вины, похоже, это всё же не так. Я забираю свои слова назад, — она также поклонилась. — Хотя подожди… Что-то не сходится… Разве у тебя нет девушки?..

— Вы об этом фарсе, порожденном слухами? Уверен на сто процентов: он вызван тем, что я некогда проводил Катагири-семпай до нашего класса. Теперь из-за этой старшеклассницы у меня вагон проблем. Кто бы мог подумать, что Вы, Юмикава-сан, — не единственная, кто может крайне сильно усложнить мне жизнь в этой школе… Вот незадача. Везёт же мне на занозы в одном месте.

— Ох… вот оно что… Однако называть человека занозой в одном тёплом месте — несколько грубо, не находишь?

Юмикава мило, беззлобно усмехнулась, прикрыв рот рукой.

Порой я знаю, о чём говорю.

«Неужели люди просто привыкли себе воображать, что птицы поют для их собственного удовольствия или досады? Быть столь высокомерным, чтобы считать, что все неудачи Света выпали лишь на твои плечи; или же быть столь высокомерным, чтобы считать, что ты один на этом Свете этих самых несчастий не достоин, — люди просто-напросто привыкли думать, что их чёрная и светлая полоса жизни обязательно сопровождается пением незабвенных птиц. Хотя доподлинно чаще всего — это не так» — я вспомнил слова, которые некогда сказал Юмикаве.

Хоть они и являлись некой экстравагантной попыткой, выиграть пару десятков секунд, — вместе с тем эти слова не были лишены смысла.

Я повторял это не раз и, возможно, повторю ещё тысячи: мы с Юмикавой — разные типы людей. Если я — являлся тем самым соловьём, что выдержано напевает самому себе на бис, то Юмикава — была той, кто весьма требовательно заявляет, что песнь моя — услада для ушей чужих.

Не имело значения, что об этом думала Юмикава: я никогда не пел ради кого-то и петь не собирался.

Просто так сложилось, что на том баскетбольном матче ей выпала честь стать моей незаурядной целью.

Как бы то ни было…

— А что насчёт моего признания?

Юмикава немного вздрогнула при повторном упоминании о признании.

Похоже, даже такой рассудительной и остроумной девушке, как Юмикава, сложно держаться особняком рядом с человеком, который тебе признался в чувствах, однако, вместе с тем, доподлинно не нравится, — я мысленно вздохнул.

— Э… а, ну… насчёт этого… — Юмикава растерялась. — Кхм... В общем, полагаю, у меня уже есть человек, который мне нравится, — она поклонилась аналогичным образом.

— Ясно. Что ж, это было ожидаемо. Позвольте мне полюбопытствовать, тот человек, о котором Вы говорите, — это Хайро?

— Д-да… полагаю, что он.

По неуверенному тону голоса Юмикавы могу предположить, что она ещё не до конца определилась с чувствами, так что главное для меня — не перебарщивать. А то, кто знает? Вдруг мне удастся коснуться её сердца.

— В таком случае, может, пожмём руки?

— Хм?

Она озадаченно наклонила голову.

— Против сердца не попрёшь, по себе знаю. Так что предлагаю разойтись с миром, как будто я никогда и не говорил тех слов. Всё-таки такой человек, как Вы, Юмикава-сан, должны во всём стремиться к идеалу, даже если это касается выбора человека на роль своего партнёра, — я протянул руку.

— Такеши-кун, не держи на меня зла. Дело не в стремлении к идеалу, а в моих собственных чувствах, — девушка побагровела.

Не стоит лгать, Юмикава. Так или иначе, ты стремишься во всём взобраться на Олимп и достичь небывалого пьедестала, — не это ли стремление к идеалу? «Неважно, сколько времени это займёт; неважно, насколько это будет трудоёмко; и неважно, что потребуется сделать, я во всем достигну совершенства» — не этими ли мыслями ты доподлинно руководствуешься?

— Да-да, — сказал я на выдохе, — ну так что?

Я продолжал держать руку в невесомости.

— Уверена, при должных стараниях тебе удастся добиться сердца Томако-сан, — она протянула свою руку в ответ.

— Простите, Юмикава-сан, но это невозможно. Должно быть, Вы и сами хоть раз слышали, насколько плохо обо мне отзываются в классе.

— Хоть я и сама в это не верю, но говорят: любовь способна выдержать любые трудности.

Мы крепко пожали друг другу руки.

Идеалистка и прагматист, — двум абсолютным противоположностям, взаимоотношения которых никогда не предвещались, внезапно повезло сцепиться в такой непосредственной ситуации.

Вышел ли я победителем? — не сказал бы. Однако в то же время, я — не проиграл, — это единственная наиболее верная истина при данных обстоятельствах.

— Ах, кстати, не желаешь присоединиться к моей компании?

Юмикава поковырялась в сумке и достала из неё что-то.

— Я, конечно, не думаю, что тебе все будут рады, но под моим крылом ты определённо сможешь достигнуть предела в раскрытии собственных способностей, — проговорила она. — И тогда… уже вряд ли кому-то удастся указать тебе на твоё место, — и протянула мне бумажку с каким-то номером. — Что ты об этом думаешь?

Это крайне занятное предложение.

Я потупил взгляд, смотря на Юмикаву.

…

[1. Согласиться]

[2. Отказаться]

…

Панель никогда не изменяла своим ценностям — меня вновь встретило не более чем два варианта линии поведения.

«Как ты поступишь?» — поинтересовался он — тот, кого я называл Мудрым человеком.

— …

Если бы я стремился к идеалу, то обязательно бы принял её предложение. Выбор, ведущий к максимальному раскрытию собственного потенциала, предоставляется не каждый день. При иных обстоятельствах я бы принял её руку помощи, однако…

— Спасибо, Юмикава-сан, но я уже нашёл свой собственный путь, и ступить с него — было бы слабохарактерностью. Если Ваше предложение умеет ждать, то, может быть, однажды я приму Вашу руку, однако это будет не сейчас.

…я стремился к тихой и размеренной жизни, без посягательств и излишних испытаний.

— Время покажет, умеет ли моё предложение ждать, — она учтиво улыбнулась.

Я неважно пожал плечами.

— Как знать.

На этом мою короткую, но весьма муторную, вылазку можно было официально завершить.

Следует забрать Томако и бежать, куда глаза глядят. На сегодня с меня достаточно: всему должен быть предел. Если Юмикава навяжет мне ещё один диалог, то тот станет для меня роковым.

Распрощавшись с Юмикавой, предварительно поблагодарив её за гостеприимство и оказанную помощь, я силком убедил Томако незамедлительно ретироваться. Хоть она и выражала крайнее недовольство, но в итоге всё же согласилась.

Пока мы шли вдоль уже знакомых улиц, Томако, вскинув носик, надув губки и нахмурив брови, рассерженно проговорила:

—Такеши-кун, ты видел меня… г-г-голой… и даже не извинился!.. Тебе нисколечко не стыдно?..

Хоть она и избегала моего взгляда, смотря куда-то в небо, по тону её голоса и красным щекам я мог понять, что сложившаяся ситуация Томако явно не радовала.

А ведь действительно… я же даже не потрудился извиниться.

И тем не менее, несмотря на «горькие угрызения совести», я мысленно ухмыльнулся и колко ответил:

— Хм-м-м?.. Ах, да… Я и забыл, что застал тебя голой.

— Т-ты!..

Она побагровела от гнева.

— Кстати, разве я должен за это извиняться? Как по мне, людям не нужно извиняться за то, что делает их счастливыми, — продолжал я. — К тому же, твоё зрелое, женственной тело просто услада для мужс-…

«…для мужских глаз» — хотел сказать я, как друг…

*Бам*

Мне пришёлся лёгкий удар в бок.

Однажды она точно меня покалечит…

— Т-Такеши-кун… — прошипела она сквозь зубы. — Т-ты даже не станешь извиняться за то… что… что трогал мою грудь?!..Ты… ты… ты грязный извращенец!.. Развратник, растлитель, распутник, подлец!.. 

На глазах Томако выступили стыдливые слёзы; её руки сжались в трясущиеся кулачки, а ранее игривый взгляд сменился отвращением, — данные обстоятельства моментально охладили мой насмешливый пыл.

Кажется, шутка вышла из-под контроля…

Я остановился и вгляделся в персиковые глаза девушки.

— Томако-сан, я не стану извиняться.

— ?!

Меня встретил отчужденный, непонимающий взор.

Только, было, она собралась что-то вновь воскликнуть, как я прислонил свой палец к её губам.

— Но… не потому, что не чувствую своей вины; не потому, что не испытываю стыда; и не потому, что мне доподлинно было приятно видеть тебя нагой и трогать твою грудь, — она гуще покраснела и мило нахмурилась, а я продолжал: — Нет же, я не извинюсь лишь потому, что в этом нет никакого смысла.

— Ч-что ты имеешь в виду?!..

Она полагала, что я продолжал разыгрывать комедию, однако…

— Неважно, чем закончится эта занимательная дискуссия: будь то твоя ненависть ко мне или же дружелюбие. Мы изначально договорились, что это наша последняя встреча, — говорил я. — Так… есть ли разница, на какой ноте мы разойдёмся, если следствие обоих прощаний является одним и тем же?

Мы никогда более не пересечёмся. Как минимум в диалоге точно. Я в этой ситуации — просто использованные перчатки, а Томако — нежные руки, которые согревали меня этот короткий промежуток времени. Только и всего.

— …

— Томако-сан, хватит.

Её бровки стали домиком, а губы затряслись в немом положении, — юная леди испытывала угнетающую её душу беспомощность.

— Полагаю, мне стоит, наконец, расставить все точки над «i», — я вздохнул. — Томако-сан, помнишь, о чём ты меня попросила на второй день нашего обучения? Ты пожелала найти себе друзей, — и я сделал всё, что было в моих силах. Как итог, я предоставил тебе возможность. Но что я вижу теперь?

Я замолчал и задержал на девушке пристальный взгляд — Томако не нашла, что ответить.

— Что ж, мало того, что ты каждый раз, рискуя своей репутацией, лезешь в моё личное пространство, так ещё и пытаешься удержать в руках статус популярного человека. Не слишком ли это алочно и беспардонно с твоей стороны?

— …

— На двух стульях не усидеть, увы, — именно поэтому люди обязаны правильно расставлять приоритеты. И, исходя из этого суждения, я могу твёрдо заявить, что Я — не вхожу в сферу твоих «интересов».

— Что?.. Но почему?..

— Боже, Томако-сан, очнись уже, наконец. Сними свои розовые очки и оглянись вокруг. Может быть, тогда заметишь, что в классе меня не особо жалуют. Ах, ну да, куда мне до твоего мировоззрения? — моя речь стала полниться экспрессии. — Тебе ведь этого не понять, не так ли? Я очень сомневаюсь, что тебя когда-нибудь высмеивали или презирали.

Она опустила голову и сжала маленькие ручки в кулачки — её лица я более не видел.

Томако-сан, это бесполезно. Идти против фактов бессмысленно и глупо. Так ты только выставишь напоказ свою безмерную дурость.

Рука тянулась погладить её по голове, но желание «спасти» Томако от себя подавляли мои чувства.

Я опустил руку и вытер её об штанину.

Незамысловатое действие, однако в нём таилась неимоверная выдержка. Или же так казалось только мне?

— …презирали…

— Что?

Я не расслышал, что она пробормотала.

— …Меня презирали…

— …

Во второй раз необходимость в повторе отпала.

Презирали?

Даже при худших обстоятельствах, я не мог себе представить подобного сценария. Несмотря на общение со мной, она всё также оставалась весьма популярной девочкой в классе, как среди парней, так и среди девушек. Единственное качество, которое могли презирать в Томако — это её до жадности эгоистичную доброту, коею она активно демонстрировала.

— Слышишь, меня тоже презирали! — она положила ладонь на грудь. — Но, тем не менее… я продолжаю оставаться собой! Именно поэтому ты… ты… ты обязан выбрать то, чего желает твоё сердце! Это единственное, что имеет значение!.. 

«Выбор»

Порой людям хватает одного слова, чтобы затронуть триггер, прочно закрепившийся в их подсознании.

Каждый раз, когда передо мной представали две двери, можно было вести отсчёт до появления панели.

Пытался ли я когда-нибудь проигнорировать эту панель? — ни в коем случае! Пытался ли я когда-нибудь выяснить причину моей «особенности»? — и не задумывался! Пытался ли я когда-нибудь пойти против собственных амбиций? — никогда!

Именно поэтому, глядя на эту панель, я размышлял…

…

[1. Выбрать себя]

[2. Выбрать Томако]

…

…какой выбор будет истиной.

Выбор — это всё, и иного способа мышления быть не может. Тот, кто поступает только неправильно — глупец; тот, кто поступает только правильно — невежда; тот, кто чередует правильные и неправильные поступки — мудрец; а тот же, кто вечно избегает совершения поступка — обыкновенный трус.

Именно потому, что я являлся трусом, я, как следствие, с некой задержкой ответил:

— Ты просила, чтобы я выбрал то, чего желает моё сердце... 

Девушка, подняв очи, внимательно на меня посмотрела.

— …И именно поэтому я… настоятельно тебя прошу… оставить меня в покое.

Каждый раз, когда мои глаза встречались с глазами Томако, я непроизвольно умолкал, но, тем не менее, ответил ровно то, что считал верным. Конечно, это не являлось моим подлинным желанием. В сердцах я хотел общаться с такой незатейливой особой, как Томако. Однако едва мне стоило представить, как она проходит через те же страдания, которые некогда испытывал и я, как моя душа обливалась кровью.

Но это было не единственное, что меня пугало. 

Ведь...

— О чём вы? Мне просто было его жалко!..

Ведь страшно не то, что люди могут испытать, а то, что они могут сделать, находясь на грани.

Я боялся предательства, боялся издевательств над Томако, боялся разрушения её личности — я боялся этого неопределенного будущего. И зачастую не потому, что это будущее могло действительно настать, а потому, что именно это и являлось качеством труса​​​​​​. 

Девушка более ничего не добавила, но по её повешенному носу мне удалось понять, что Томако весьма опечалена.

Я знаю: ты жертвенная, Томако. Только потому, что во мне есть эта частичка жертвенности, я могу понять, насколько неприятно сейчас твоему сердцу. Но даже так… Несмотря на то, что люди плачут… я всё равно желаю уберечь их от невзгод.

День близился к своему логическому завершению.

Эх… Главное — не забыть погладить Юи. Всё-таки… я проиграл ей в споре, — размыслил я, наступив в лужу и разглядев в той своё кривое отражение.

Томленный душевными бурями, я шёл удрученный домой.

Рекомендации:

1) Читайте произведение со шрифтом Times New Roman!

2) Оставьте комментарий и получите сердечки! ❤️❤️❤️

3) Нажмите кнопку "Спасибо", порадуйте автора! 

http://tl.rulate.ru/book/62626/1925422