Готовый перевод Yoru no Bakemono / Ночью я обращаюсь в монстра: Глава 18. Понедельник, день

С начала моих обращений в монстра я перестал спать.

Мой облик определялся границей между днем и ночью. Обычно я возвращался в свою человеческую форму между четырех и пятью утра, когда солнце только всходило. И естественно, по возвращению домой монстром ни одна душа не просыпалась. До завтрака и отправки в школу еще было кучу времени, поэтому я был свободен.

Сколько раз я думал, что, может, все же поспать хотя бы часик другой, и ложился под футон. Однако сколько бы я не ложился, сон меня так и не одолевал, а вскоре с первого этажа начинал доносится аромат кофе.

Сегодня, как обычно, я сидел в своей комнате на кровати с кучей свободного времени. Если включу лампу, свет от нее просочится в коридор, и тогда семья может заметить это и что-нибудь сказать. По этой причине я только раскрыл занавески и тихонько сидел в темноте. Пасмурная погода сохранялась с субботы; луна была скрыта.

Раньше я использовал слабое свечение от экрана телефона и читал мангу, но в последнее время у меня полностью пропал к ней интерес. Вместо нее я доделывал домашнюю работу и продолжал безучастно сидеть на месте, будто светильник, ожидающий своего времени.

Такие моменты успокаивали, если ни о чем не думать. Хотя пытаться очистить свой разум было той еще задачкой. Гуру в фильмах способны делать это безупречно, но даже они часто проговаривали что-то вроде: истинный дзен доступен после многих лет тренировок.

Я растянулся на кровати, уставившись в потолок. Я не мог спать, но тело будто отдыхало в таком положении.

Раз все равно погасить мысли не удастся, пусть они хотя бы будут о веселом. Я сложил руки на затылке и стал представлять, что буду делать следующей ночью.

С наступлением темноты я, скорее всего, пойду в школу и присмотрю за Яно из тени, как это проделывал раньше, а затем проведу время где-нибудь в другом месте. Только где? Я представил разные пункты назначения, все направленные на трату часов. За выходные я посетил множество островов. Я пересек волны и обнаружил невиданную ранее природу и людей, с которыми, вероятно, никогда в жизни больше не столкнусь. Повстречал животных помимо кошек и собак, но при виде меня они быстро сматывались.

Может, в этот раз попробовать устроить прогулку по другой стране. По моим предположениям я, пусть и не мог оставаться в этом облике долго, могу направиться в другие страны Азии, например. И если у меня получится, весь мир будет в моих руках.

Только подумав об этом, внезапно одна мысль проскочила в голову.

Как долго я собираюсь этим заниматься? Я предполагал, что эти мои странные ночи теперь со мной навсегда, но на самом-то деле совсем не знаю, сколько ночные обращения еще могут продолжаться. Как раз об этом я раздумывал в ту ночь, когда собирался прогнать Мотоду, – мои ночки могут вернуться к нормальным в любой момент.

Я взмолился, чтобы они продолжались так долго, насколько это возможно. Но что именно значило это «так долго, насколько это возможно»? До выпуска из средней школы? Или выпуска из старшей? Из университета? Или, может, когда я стану стариком?

Я не мог точно конкретизировать это терминами. Будет здорово, если продлится это хотя бы до тех пор, пока не обрету свободу. Пока не почувствую себя подавленным. Так я был бы не прочь сохранить свой монструозный облик.

И все же, когда этот момент настанет?

Возможно, как говорила Ното, – ты можешь жить немного свободнее, когда станешь взрослым.

Если это правда, какой возраст она подразумевала? Как много лет это займет?

Сколько мне нужно следить за тем, чтобы никто не портил ночи одноклассницы? Сколько еще Яно собирается следовать своей привычке и проникать в школу по ночам?

Сколько это будет продолжаться? Я сейчас не только о защите ее полуночных перерывов. Как долго Яно будет продолжать раздражать всех, будучи неспособной прочитать настроение класса? Как долго Мидорикава будет отказываться общаться с остальными? Как долго Мотода и Накагава будут получать удовольствие от издевательств над другими? Как долго Игучи будет не способна обрести веру в окружающих ее людей?

Вот сколько все это будет продолжаться?

Возможно, все закончится после выпуска из средней школы. Быть может, мы разойдемся по разным старшим школам, от нашего класса останутся лишь воспоминания, отношение каждого друг к другу изменятся, – как и их характеры, убеждения и извращенные хобби.

Но кто знает наверняка?

Опять же, из-за слов Ното во мне росло негодование из-за того, какими наивными они казались.

Тогда я понял, у меня нет времени, чтобы беспокоиться о других. Я должен держаться и не выпадать из класса, не пересекать черту, а на предстоящей неделе жить с бдительностью. Только представив себе это, меня прошиб холодный пот.

Однако все будет в порядке. У меня ведь еще есть ночное время.

Я заерзал и обеспечил себе комфорт, когда муза человеческой жизни начала оживать.

***

На пути в школу пошел легкий дождь. Мрачный понедельник во всей красе. Я шел под зонтом, попутно проклиная погоду, которая, как я надеялся, устаканится к ночи.

Пока шел, думал над дневным расписанием. Сначала будет расширенный классный час, потом английский, а затем математика. Не такой уж тяжелый день. Трудность была только в том, сколько напряжения класса сохранилось с пятницы и перенесется ли оно на эту неделю. Нужно быть очень осторожным при оценивании ситуации. Ведь иначе я в любой миг могу внезапно оказаться по другую сторону. Оказаться за кругом единства еще даже прежде, чем это замечу. Мое положение, словно день и ночь, может измениться в мгновение ока. И я могу кардинально измениться сам, будто разница между человеком и монстром.

Я должен действовать грамотно. По правде говоря, те мысли, приходящие ко мне до самого рассвета, уже начали отклоняться от курса, так что может быть уже поздно.

Но я должен проявлять осторожность.

— Аччи!

Меня кто-то окликнул, и это привело меня в чувства. Я повернулся и увидел жизнерадостного Касая.

— Ах-ха-ха, да ты до нитки промок.

Очевидно, я перестал заботиться о дожде, пока витал в облаках. Стряхнул промокшее левое плечо, выпрямился и подготовился ментально.

— Я что-то не видел, чтобы ты пешком шел, Аччи.

— Разве? В дождь я всегда на своих двоих добираюсь.

— А. Похоже на то.

Касай жил в относительной близости от школы и всегда прогуливался по утрам. После школы он частенько пристраивался позади чьего-нибудь велика и добирался так домой. На школьной территории такая поездка, конечно, была запрещена, но за воротами подобные правила для него ничего не значили.

По дороге мало что произошло, пока мы пытались избегать луж. Мимо нас проезжали подвозящие школьников машины в дождливый день; мы прибыли к школьным воротам в целости и сохранности. «Пронесло», – подумал я, а затем мысленно рассмеялся над своей беззаботностью.

Ведь именно с этого момента начиналось настоящее испытание. Если и описывать это, то мой путь отсюда пролегал через минное поле.

Касай пролетел через ворота; его нисколько не волновал окружающий мир, и он ловко обходил каждую мину, направляясь ко входу в школу. Именно так – проворно и умело, как всегда.

Я так не мог. Во мне не было ни капли этого врожденного чувства, которое позволяет Касаю проживать свою жизнь таким образом. Я обязан с осторожностью выбирать следующий шаг на протяжении всей жизни и стараться не ступить на любую из мин, притом исполнять эти пируэты так, чтобы бдительность не тяготила меня. Потому что если делать я этого не буду, провалюсь. Стану изгоем.

Но меня тяготила скука от этой нерасторопности. В этом я сам виноват, таков недостаток моей установки. Тем не менее бывали времена, когда я действительно беспокоился, что эта проблема останется до конца жизни, – такие же мысли посетили меня на рассвете.

Я тряхнул головой, как бы между делом стряхивая с себя капли дождя, и постарался избавиться от трусливых мыслей.

Мне просто нужно продолжать жить осторожничая. Мне просто нужно убедиться, что выбираю правильную сторону. Это не так сложно.

Не дойдя до входа, я из вежливости закрыл зонт так, чтобы брызги не летели во все стороны и не задевали форму других школьников. Затем я услышал развеселый голос.

— Утро доброе, Нон-чан, куда это вы?

— Меня не Нон-чан зовут.

Таща по земле зонт, я приблизился к небольшой сценке, которая развернулась у шкафчиков для обуви нашего класса между Касаем и Ното. Также приметил, как она держала обувь – с ней она в данный момент и разбиралась – и зонт. Наверное, она только вышла из медкабинета.

— Доброе утро, Адачи-кун.

— Доброе.

— Один из учеников с первого года обучения упал с велосипеда и сломал кость, поэтому мне нужно отвести его в больницу.

— Вы не можете это так просто оставить?

— Касай, ты бы сам хотел, чтобы я вот так взяла и оставила тебя, когда у тебя будет что-то сломано? Меня кое-кто заменит. Вы же, парнишки, постарайтесь сегодня на занятиях, — бросив наставление, Ното поспешила наружу.

— Похоже, это также входит в обязанности школьной медсестры, — проговорил со смехом Касай, пока смотрел за ее уходом. — И посмотри, она ведь неплохо справляется. Вряд ли ей много чего нужно делать.

Действительно казалось, будто быть школьной медсестрой довольно легко… по крайней мере, исходя из увиденного на первый взгляд.

Истина такова, что нет никаких причин делать что-то большее. Способность воображать себе нечто за гранью возможности двух глаз была безрезультатной и излишней. Касай это знал. Мы переобулись в школьную обувь и, наконец, началась еще одна идеальная, ничем не примечательная неделя.

Я не наслаждался этой неизменчивостью или не ненавидел ее. Просто такова она. Даже в те дни, в которых не происходило ничего плохого, мне все еще нужно было осторожничать, чтобы мой комфорт оставался нетронутым.

По правде говоря, мне и не нужно вовсе задумываться над этим. Когда стану взрослым, я буду свободным. Я просто проживу достойную жизнь. Это ведь гораздо проще попыток избежать ДТП. Переживать мне тут стоит только затем, чтобы избегать делать вещи, которые я делать не должен. На данном этапе не было особого смысла думать над тем, как долго это может продолжаться.

Я должен только убедиться, что нахожусь на своем месте. Идти в школу, сидеть на уроках и отдыхать на переменах. И между тем следить, чтобы мой теперешний статус-кво резко не изменился в худшую сторону. Нужно продолжать делать то, что делал до этого, держаться стратегии, которая и привела меня в мое текущее положение.

Я, человек, мог придерживаться хотя бы этого плана.

А вот когда становлюсь монстром, все меняется. С моим воображением под рукой мне больше не нужно так сосредотачиваться на себе.

Все как всегда. Я сохраняю свой статус-кво, а значит жизнь в порядке.

Укрепив свою решимость, я даже выпрямился. Мы с Касаем поднялись по лестнице, прошлись через коридор и ступили в класс.

Тогда-то это и случилось.

Что-то приземлилось у моей ноги.

Ума не приложу, что к этому привело, или что вообще происходит, или почему эта вещь оказалась возле ноги. Сейчас я понятия не имел, что это за вещь-то была. Я знал лишь одно – взгляды каждого в классе, кроме Касая, переметнулись на мою ногу и на меня.

Я взглянул вниз, дабы узнать, что за вещь, – белый бумажный пакет. На нем что-то написано. Я рассмотрел слова.

Яно Сацуки.

Он принадлежал Яно.

Вот он, момент истины.

В голове снова пронеслись все те мысли с рассвета, и среди них была угольно-черная пропасть. Из этого мрака всплыла мысль об Игучи. Хотя на самом деле суть была не в ней. Нечто еще более ужасающее – травля Игучи.

Вот и снова я, будучи во власти закона Мерфи.

Я вновь взглянул на лица каждого в классе. Все они тщательно изучали мои действия. Меж тем, ко мне поспешила Яно с восклицанием «Ой!».

Дрожь пробежала по спине.

Я должен поступить правильно.

Никакого оправдания тому, что я даже не задумался. Проявлять осторожность – значит никогда не оставлять все на волю случая.

Я убедился, что именно лежало у моих ног. Это не заняло много времени, но пришлось напрячься, решить и немедля действовать.

Правой ногой я наступил на белый бумажный пакет.

То, что находилось внутри, хрустнуло.

Этот звук словно послужил ключом для снятия заклятия. Из-за одного шага время в классе продолжило течь дальше. Все в классе перестали на меня глазеть и вернулись к своим делам.

Я почувствовал облегчение. Хруст стер любые сомнения внутри меня. Я сделал правильное дело, как член нашего класса. Первый шаг был роковым, и я прошел дальше к своей парте.

Я знал – обычно такие поступки осуждались, да только в нашем классе так поступить было правильно. Я просто оценил варианты и должным образом соотнес их с видением одноклассников. Да, вот что я говорил сам себе.

Я поставил сумку на парту и отчаянно пытался унять бешено стучащее сердце, когда Кудо ткнула меня в бок. Сначала я испугался упрека с ее стороны, но она вместо этого оживленно ухмыльнулась мне.

Даже Кудо должна знать, как много злобы в таком – ступить на чью-то вещь – поступке. Впрочем, не только она, это должно было диктоваться здравым смыслом, которым обладали все в классе. И тем не менее Кудо улыбалась, и никто из одноклассников не упрекнул меня, потому что поступил я правильно, – правильно только в этом месте и только в данной ситуации. Я успешно справился с барометром ненависти и злобы, которые должны быть направлены на Яно, и чьи странные измерения определялись для оценивания классом других. Это испытание стало чем-то вроде священного обряда внутри стен.

Я знал это. Но сердце стучало все быстрее и быстрее, потому что не мог найти утешение в убежище, построенном на уникальном образе мышления нашего класса. Я должен понять важность своего поступка. Но те факты, что знали только мы с Яно, удерживали меня от чувства праведности.

Жар разгорался внутри меня, словно в сердце разразилась война.

Если бы только это было позволено, я немедля и что угодно сделал бы, чтобы задать прямо сейчас Яно вопрос.

Почему?

Почему она не оставила нечто важное для нее дома? Зачем она притащила эту вещь в школу? Подвергшись панике, я даже не поколебался и не попытался узнать, а что, собственно, было внутри этого белого бумажного пакета. Но я должен, по крайней мере, знать.

И даже так, я все равно ступил на него.

— Ох, — сказала Яно, подобрав пакет и заглянув в него. — Слома…но.

Она потащилась в конец класса и положила его в свой шкафчик. Я наблюдал за ней, сидя рядом с ликующей Кудо.

Тут даже моя сила воображения была не нужна. Я с одного только взгляда на пакет знал ответ.

И вот, впервые за это время в сердце вспыхнуло настоящее чувство вины. Оно наполняло меня как шар, готовый лопнуть в любой момент.

Во время шага я заметил другую линию букв на белом пакете, под именем Яно.

Кому: Ното-сенсей.

Разве должно быть не «для»?

Я мог лишь повторять себе раз за разом, что это не мое дело.

http://tl.rulate.ru/book/56402/1476541