Готовый перевод Sui Yu Tou Zhu / Бусины из битого нефрита: Глава 12. Мне всё равно. Уходи.

— Ещё пару чашек и палочек!

Цзян Цайвэй наливала суп, когда услышала крик, и дрожащей рукой чуть не уронила миску в кастрюлю. Кричавший так торопился, что, не дождавшись ответа, вбежал на кухню. Она отдала суп и, не сдержавшись, вздохнула:

— Вот это новости! Ты так рано поднялся на работу?

— Поменьше сарказма. Если я не пойду на работу, ты будешь содержать меня, а? — съев пол чашки супа, сказал Дин Ханьбай.

Цзян Цайвэй была оскорблена своим племянником, который на три года младше неё. Чтобы унять свой гнев, она сжала кулак и ударила Дин Ханьбая по спине. Затем пришла Цзян Шулиу и встала на сторону сестры:

— Ещё обвиняешь других людей в ехидстве? Сам каждый день берёшь отгулы, начальник управления по вопросом культурного наследия не имеет столько свободного времени, сколько имеешь ты!

Дин Ханьбай не хотел ссориться с матерью и её сестрой, отношения которых больше походили на мать и дочь, доел, встал и вышел из кухни. Он не ходил на работу несколько дней, поэтому выбежал пораньше, купил по дороге кремовый торт, угостил им уборщиц и попросил их тщательно убраться в офисе.

На самом деле офисы убирали сами сотрудники по очереди или кто помоложе добровольно убирал сам. Но Дин Ханьбая это не устраивало. Совок и веник могли «убить» его, поэтому каждый раз, когда наступала его очередь, он подкупал уборщиц, работающих в здании, чтобы они убрались вместо него.

Коллеги приходили один за другим и видели чётки на столе Дин Ханьбая, на что тот сказал:

— Пару дней назад на антикварном рынке я купил парочку браслетов, поддельные я выбросил, а настоящие оставил поиграться.

— Это для директора Чжана? — спросил начальник Ши.

— Нет, я не люблю подлизываться к руководству.

Начальник Ши и разозлился, и рассмеялся, этот высокомерный тип вызывал головную боль. В это время Чжан Инь вошёл со своей сумкой, бросил на всех взор и поприветствовал. Дин Ханьбаю под взглядом начальника Ши пришлось встать, охлопать брюки, поправить рукава и направиться следом за Чжан Инем в кабинет.

— Наотдыхались? — спросил Чжан Инь, раздвигая жалюзи. — Директор музея Ли звонил мне, передал, что работа над каменным барельефом закончена. Приглашаю вас осмотреть его.

Дин Ханьбай уже и забыл о том случае в музее, спокойно сидел и слушал, какую работу для него подготовил директор. Потом Чжан Инь спросил:

— Разве у вас в лавке «Резьба по нефриту» не продают высококачественные товары, зачем вам ещё и торговать деревянными чётками?

Он явно неправильно понял, откуда у Дин Ханьбая взялись эти чётки. Но он ничего не объяснил, а достал из кармана чётки, которые оставил для себя.

— Ничего не поделаешь, нельзя же полагаться только на высококачественный товар, но это дерево тоже отличного качества, я дарю его вам.

— Ладно, иди работать, — не двигаясь, сказал Чжан Инь.

А Дин Ханьбай, словно шарлатан, добавил:

— Шишковидная древесина, ни одной трещинки, да вы только поглядите!

Он с таким усердием расхвалил чётки, что Чжан Инь не смог сохранить невозмутимое выражение лица: опустил взгляд и залюбовался вещицей. Цвет и плотность, действительно, были отличные, Чжан Инь достал из ящика стола ультрафиолетовый фонарик, рассмотрел узор и блеск чёток, при этом остался доволен.

— Директор, тогда, пожалуй, я пойду? — тихо спросил Дин Ханьбай. Встал и вышел, а когда дверь за ним захлопнулась, скривил губы. До полудня Чжан Инь расхаживал с важным видом, нося чётки. Внезапно он узнал, что чётки были из антикварного рынка Даймао, они были подлинными, но плохого качества. Он был так зол, что хотел схватить Дин Ханьбая и избить его.

30% его гнева было направлено на этот предмет, 70% на обман Дин Ханьбая.

Дверь кабинета директора хлопнула, все вели себя так, будто были немыми и занятыми. Начальник Ши с тяжёлым сердцем опустился на стул:

— Сяо Дин, почему ты всегда его раздражаешь?

Дин Ханьбай, печатая, ответил:

— Потому что я могу подготовить отчёт об анализе артефактов, а он нет. Он не может этого сделать, но всё равно никогда не затыкается и ведёт себя, как перепёлка, говоря бред о нашей семейной лавке, что портит моё настроение.

— В офисе так много людей, но лишь единицы могут понять тебя, не так ли? — неловко рассмеявшись, проговорил начальник Ши.

— Неважно, понимают они или нет, я просто не выношу, когда всякие недоучки бестолково хвастаются и унижают других людей. Он не знает насколько я способный, — произнёс Дин Ханьбай, поставив точку в их разговоре.

Он ждал, пока заработает принтер, и при этом думал, что эта работа слишком скучная, и что всё же отдыхать дома намного лучше.

Подумав о доме, он невольно вспомнил Цзи Шенью, как тот сказал, что сделает ему подарок, а Дин Ханьбай отказался. Утром Цзи Шенью снова заговорил о том, что преподнесёт ответный подарок, что-нибудь ценное и дорогое, но Дин Ханьбай ничего не ожидал, поэтому предположил, что не будет удивлён.

Цзи Шенью неожиданно чихнул и, стоя около двери, шмыгнул носом.

Когда дверь закрылась, Цзян Цайвэй вошла через арку и встретилась с ним взглядом:

— Шенью, почему ты не завтракал? — Цзян Цайвэй заботилась о нём, поэтому всегда приносила ему что-нибудь поесть. — Твои волосы такие мокрые, принимал душ?

Цзи Шенью кивнул головой и сказал:

— Тётя, в следующие два дня я не буду есть в гостиной, помогите мне рассказать учителю и его жене об этом, — увидев любопытный взгляд Цзян Цайвэй, он объяснил. — Я должен кое-что сделать, так что не смогу выйти.

— Ты же не будешь занят до такой степени, что не сможешь выйти поесть? Или ты себя плохо чувствуешь и стесняешься сказать мне? — удивлённо спросила Цзян Цайвэй.

Цзи Шенью поблагодарил её за заботу и пояснил:

— Я боюсь, что если буду отвлекаться, то сделаю плохо. Я ещё не съел сладкого печенья, которое вы мне дали, и когда я проголодаюсь, то перекушу ими в комнате.

Он уговорил её согласиться и она принесла ему много закусок и фруктов. Когда Цзян Цайвэй ушла, Цзи Шенью зашёл в комнату, закрыл дверь и окна, и, не обращая внимания на свои мокрые волосы, как обычно достал скраб и защитное масло для рук, нанёс их.

На его десяти пальцах не осталось ни единой пылинки, пальцы стали ровными и гладкими. Помыв их снова, он понял, что подготовка к работе завершена. Цзи Шенью сел перед столом, разложив свои инструменты в ряд. Их у него было не меньше десяти видов, даже была старомодная маленькая полировальная машинка. В центре стола лежала груда фрагментов культурных реликвий, разделённых на две части. Все разрушенные кальцинированные артефакты и их приспособления были сохранены и аккуратно размещены.

Цзи Шенью взял кусок повреждённого основания тарелки, положил его поверх листа бумаги, провёл по его границе и обвёл контур. Затем в зависимости от контура, он выбрал ещё один кусок из кучи остатков, взял нож для наитончайшей и точной шлифовки.

Его ждала наполовину наполненная бутылка клея, которую он купил в Янчжоу. Текли минуты, секунды, промелькнул день. Когда наступили сумерки... Когда тёплый золотой свет полностью угас, осталась только кромешная тьма, и эта часть была, в конце концов, установлена. Кончики пальцев без мозолей были лучшим инструментом; это позволяло прощупать любую текстуру, которая была недостаточно изысканной. Цзи Шенью просидел на стуле несколько часов и, наконец, собрал дно чаши.

Это было причиной того, что он не мог позволить расти мозолям, а также тому, чему он научился за многие годы работы с Цзи Фансю.

Дин Ханьбай однажды спросил его, может ли он чинить книги. Шенью ответил двусмысленно, хотя на самом деле знал, как это сделать. Однако реставрация лишь один из пунктов того навыка, который он знал. Строго говоря, то, чему он научился, называлось «подделывать».

Дин Ханьбай не вернулся в маленький дворик. Когда пришёл домой, он дождался ужина в большой гостиной. Во время еды по левую руку было пусто, он не мог никого достать локтём, удивительно и немного непривычно. После ужина Ханьбай смотрел телевизор с Цзян Шулиу. Когда он вёл себя хорошо и ходил на работу, то был любимцем в глазах своей мамы. А сейчас же, смотря телевизор, набивал свой живот лёгкими закусками.

Как только наступила поздняя ночь, он вернулся в дворик и увидел, что дверь в комнату Цзи Шенью закрыта. Даже после того, как принял душ, дверь всё ещё была закрыта. Он сел на крытую дорожку и начал читать книгу «Как горы и море», одну главу за другой. Глава об изучении древности была слишком интересной, он перечитывал её снова и снова.

Прохладный ветерок помогал ему листать страницы, цикады кричали во всё горло, беспокоя его. Глаза Дин Ханьбая устали, он повернул голову, чтобы заглянуть в дверь спальни, и кашлянул:

— Удивительно! Третья декада летней жары*, вопреки ожиданиям, ветреная и прохладная.

*Примерно с 11 июля по 20 июля.

Цзи Шенью скрупулёзно работал, не издавая ни звука, как будто вовсе не дышал.

Дин Ханьбай, конечно, забросил наживку, но не смог поймать рыбу, поэтому отложил книгу и приготовился ко сну. Подойдя к дверям своего дома, его любопытство в сочетании с освещением увеличивалось.

— Цзи Чжэньчжу, что ты делаешь? — серьёзно спросил он. — Ты голоден? Пойдём на кухню подогреем суп.

— Я не голоден, — Цзи Шенью был слишком обеспокоен.

Дин Ханьбай решил попробовать другой способ:

— Сегодня на работе произошёл очень забавный случай, открой дверь и я расскажу тебе об этом.

—Не хочу слушать, — сказал Цзи Шенью.

— ... — чем больше он сопротивлялся, тем любопытнее становилось. Дин Ханьбай так и хотел пробить дыру в двери. — В четвёртой главе книги, которую я читаю, есть ошибка, часть о Цычжоуяо* вся испорчена. Взгляни скорее.

*磁州窑(Цычжоуяо) — марка фарфора.

— Мне всё равно. Уходи, — потеряв терпение, крикнул Цзи Шенью.

Цзян Цайвэй весь вечер лелеяла Дин Ханьбая, а сейчас он, стоя за дверью, испытал на себе и заботу, и равнодушие всего мира. В конце концов, он разозлился и ушёл. Проспав всю ночь, на следующий день он решил игнорировать Цзи Шенью. Кто знал, что он обнаружит дверь по соседству всё ещё закрытой.

Вдалеке послышались звуки шагов, Цзи Шенью моргнул усталыми глазами, а перед ним была светло-зелёная фарфоровая ваза, которая начала обретать форму, но узкое горлышко ещё не было закончено. Он открыл дверь, чтобы умыться, и меньше чем через десять минут вернулся и запер дверь. Он съел всего несколько закусок, иначе, если бы он был слишком сыт, был бы более сонным.

Облака приходили и уходили, небо затянуло тучами.

Дин Ханьбай, возвращаясь с работы домой, промок до нитки. Придя домой, он побежал прямо в спальню, высунув голову только после того, как переоделся. Как и ожидалось, соседняя дверь по-прежнему была закрыта. Даже тем, кто рыл туннели, приходилось выходить, чтобы попить воды и помочиться, не так ли?

Звук шагов приблизился. Цзи Шенью наклонил голову, чтобы отшлифовать горлышко бутылки, и увидел краем глаза тень за дверью.

— Ты там атомную бомбу, что ли, сооружаешь? — спросил Дин Ханьбай.

Цзи Шенью не поднял глаз, просто улыбнулся, а Дин Ханьбай снова спросил:

— Ты перестал показывать своё лицо после того, как сказал, что сделаешь мне подарок, сожалеешь?

Цзи Шенью до смерти раздражал этот человека, глубоко вздохнул, чтобы не тряслись руки. Дин Ханьбай заскучал и в итоге ушёл. Шенью закрылся от мира на два дня и одну ночь, используя метод соединения, предварительно закончил светло-зелёную фарфоровую вазу. Поскольку керамика является культурной реликвией из океана, последующая обработка пошла намного проще.

Цзи Шенью снова бодрствовал всю ночь, создавая текстурные следы вазы и возвращая соскобленные отложения и мхи. Дождь продолжал капать. Он сосредоточился на выполнении десятков этапов, и когда уже почти рассвело, стало так холодно, что он не ощущал комнатную температуру.

Дин Ханьбай надел дополнительную верхнюю одежду, молча пошёл на работу и больше не подходил к двери для расспроса.

Людское любопытство имеет предел, оно уменьшится, когда достигнет своего пика, и уже не будет иметь значения.

В дождливый день работники в офисе не особо старались работать, даже Чжан Инь лениво ходил со стаканом воды. Дин Ханьбай встал у окна, наблюдая за происходящим, дотронулся до вьющейся по подоконнику части кленовой лозы, потёр её и бросил вниз, оставив на одной руке только мокрую зелень.

Он подумал, что в данный момент Дин Яншоу читает газету в их семейной лавке, посетителей нет, и это действительно вызвало жалость.

Ханьбай также предположил, что Цзян Цайвэй прямо сейчас пила горячую воду на работе, ведь даже в холод она надевала юбку или платье, чтобы покрасоваться.

Наконец, подумал о доме, вспомнил о Цзи Шенью, который работал за закрытыми дверями, таинственный и интригующий.

Дин Ханьбай не ошибся. Двери дома по-прежнему были закрыты, а станок находился в завершающей стадии. Все пальцы Цзи Шенью покраснели, он слишком долго держал нож и надавливал подушечками пальцев, а желатин, пропитанный лекарством, причинял боль его коже. Но он не останавливался на достигнутом и не допускал ни малейшей небрежности.

Шенью хотел подарить Дин Ханьбаю ответный подарок: золотую закладку для книг и янтарный кулон. Он не мог дать что-то непрезентабельное. Сперва ему нужно было заработать немного денег. Сначала он собирал эти обломки для тренировки, а сейчас они пригодились как нельзя кстати. Доделав, он пойдёт на антикварный рынок, чтобы продать фарфоровую вазу, и получит деньги.

Цзи Шенью не мог допустить, чтобы об этом узнали другие. Семейным делом была резьба по дереву, но подделывание требовало больше времени и усилий, а если об этом знали другие, то это навлекало неприятности. Более того, когда Цзи Фансю занялся антикварными артефактами, у него появилось несколько хороших друзей, но немногие знали об этом навыке. Поскольку это было умение, которое следовало держать в секрете, его нельзя было широко распространять.

К тому же, Цзи Шенью вспомнил, как в тот день ходил на антикварный рынок Даймао, и Дин Ханьбай сказал, что умеет различать подделку и оригинал, выражение его лица и тон были уверенными, да ещё и высокомерными, без всяких сомнений, он говорил правду. И если Дин Ханьбай узнает, что он умеет подделывать вещи, то невозможно представить, как тот отреагирует.

Размышляя и обдумывая, Цзи Шенью, наконец-то, закончил работу и дождь прекратился как раз вовремя.

Он поставил фарфоровую вазу в шкаф сушиться в тени и, сделав последний рывок, почистил столешницу. У него не было ни сил, ни желания поесть, принять душ и переодеться, он даже не мог открыть дверь и окна.

Три дня и две ночи не было ни сна, ни отдыха, его напряжённое состояние расслабилось, когда он лёг на кровать. Цзи Шенью не стал раздеваться, чтобы поспать, и поспешно отправился на встречу с богом снов.

После дождя становилось всё холоднее. На ужин подали суп с фрикадельками. После ужина Цзян Шулиу подогрела оставшуюся миску супа и попросила Дин Ханьбая принести её Цзи Шенью. Ханьбай очень рассердился и грубо высказался, а пройдя пару шагов, вернулся и сказал:

— Дайте и лепёшки с кунжутом тоже.

Он вернулся в дворик с подносом и, с удивлением, обнаружил, что свет погас.

— Цзи Чжэньчжу? — позвал он, ставя поднос на террасу. — Моя мама подогрела для тебя суп, открой дверь, чтобы поесть.

В комнате не было ни звука. Не желая быть похожим на официанта, он сказал:

— Я оставлю еду, захочешь, поешь.

Затем Дин Ханьбай направился в кабинет, чтобы порисовать. Рисовал он до полуночи, начисто забыв о прошлых и будущих делах. Возвращаясь в комнату, чтобы лечь спать, он почувствовал какой-то запах, посмотрел на оставленную еду. К ней по-прежнему никто не прикоснулся?!

Он бросился в двери и настойчиво постучал:

— Открой дверь, я все ещё не могу поверить, это мой или твой дом?

Он долго стучал в дверь, но изнутри не было ответа, Дин Ханьбай остановился и внезапно запаниковал. В комнате ничего же не произошло, так? У Цзи Шенью не было же врождённого порока сердца, он же не умер?

— Цзи Чжэньчжу! — он громко кричал и энергично топал ногами. А после того, как дверь открылась, ворвался в комнату и почувствовал кислый запах лекарства… Включил свет, комната была чиста, а с кровати доносился звук спокойного дыхания.

Цзи Шенью свернулся калачиком из-за того, что замёрз.

— Твою мать... Напугал, — Дин Ханьбай подошёл к кровати и укрыл его одеялом. Только подойдя, он увидел, что Цзи Шенью не переоделся в пижаму, лицо было грязным, и с первого взгляда можно было сказать, что его покрытое синяками лицо похудело, а на руках появились какие-то следы.

Он выжал мокрое полотенце и сел у кровати. Подняв пучок тонких и мягких волос, начиная со лба, он вытер лицо Цзи Шенью. Он не контролировал свою силу, дикие вопли не разбудили Шенью, а от прикосновений тот неожиданно проснулся.

— Я больше не буду…— лицо Цзи Шенью покраснело и он оскалил зубы от боли.

— Не будешь что? — отстранил руку Дин Ханьбай.

— Не буду больше воровать еду, — рассеянно сказал Цзи Шенью.

Он принял Ханьбая за жену Цзи Фансю и потому подумал, что эта боль возникла из-за пощёчины.

— Шиму вытирает тебя, — голос Дин Ханьбая изменился от злости. Он снова кое-как вытер лицо, а затем и руки Шенью.

Осторожно и предусмотрительно, боясь перестараться и поцарапать лицо, Дин Ханьбай внимательно рассматривал его, задумавшись, что его руки делали чтобы стать такими? Подняв глаза через некоторое время, он, наконец, понял, что Цзи Шенью полностью проснулся.

Недоумение читалось у него на лице, когда он безмолвно смотрел на него.

Дин Ханьбай опустил руку и спросил:

— Ты голодный?

Увидев кивок собеседника, он снова заговорил:

— Я покажу тебе магический трюк.

Цзи Шенью закрыл глаза и услышал, как Дин Ханьбай встал, вышел из спальни и опять вернулся. Когда Дин Ханьбай позволил ему открыть глаза, он увидел на кровати миску супа с фрикадельками и две лепёшки с кунжутом.

Дин Ханьбай ушёл спать, больше ничего не спрашивая.

Снова пошёл дождь и Цзи Шенью напрочь забыл пейзажи Янчжоу.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: идёт перевод

http://tl.rulate.ru/book/48282/2764202