Готовый перевод Harry Potter: Second chance / Гарри Поттер: Второй шанс: Глава 56

Великан коротко кивает, и мы принимаемся за дело. Хагрид показывает мне, как застегнуть на тестрале нечто вроде тонкой кожаной узды, как для лошадей. Звери ведут себя сдержанно, позволяя нам выполнять работу без особых трудностей. Когда я набрасываю узду на последнее животное, Хагрид сгоняет крылатых лошадей вместе, похлопывая их по бокам и прикрикивая на тех тестралов, которые, по его мнению, недостаточно расторопны. Вскоре звери растягиваются по поляне двумя относительно ровными шеренгами и терпеливо ждут дальнейших действий Хагрида. Он объединяет их всех огромной – в несколько десятков футов – упряжкой, и взбирается на тестрала, стоящего впереди всех. Зверь чуть пригибается к земле под массой великана, но продолжает стоять смирно.

– Влезай на одного из тех малышей, – командует Хагрид, указывая назад. – Так их будет легче вести.

Стоит мне вскарабкаться на гладкую спину одного из последних тестралов, как Хагрид громко кричит: «Тпру, поехали!», звери почти одновременно расправляют свои широкие кожистые крылья и резко взмывают ввысь.

Давно забытый восторг полета опьяняет. От быстрого подъема желудок ухает куда-то вниз, в лицо бросается порыв дождя и ветра, срывая капюшон мантии прочь. Я ничего не слышу за свистом ветра и стуком собственного сердца, мне хочется взлетать все выше и выше, хочется, чтобы полет не кончался никогда. Неуемное радостное волнение переполняет меня через край. Всего несколько секунд – и под нами раскидывается бесконечный Запретный лес, а за ним сквозь пелену дождя темнеют очертания Хогвартса. Справа и слева от меня плавно поднимаются и опускаются черные крылья. Я поднимаю своего тестрала чуть выше, чтобы лучше видеть длинную вереницу крылатых лошадей впереди. Это выглядит, как какая-то жуткая пародия на упряжку летающих оленей Санты Клауса, и я не могу удержаться от смеха. Полет как будто бы исцеляет меня, освобождает что-то, давным-давно запертое внутри меня и теперь рвущееся наружу. Сидящий впереди Хагрид оборачивается ко мне и машет рукой.

– Держись крепче! – говорит он, перекрикивая свист ветра. – До Хогсмида осталось совсем немного.

Мы делаем поворот, огибаем замок по широкой дуге и пролетаем над волшебной деревушкой, уютно рассыпавшейся между холмами несколькими десятками домов. Сегодня волшебники, видимо, предпочли переждать непогоду в тепле и уюте своих гостиных, поэтому Хогсмид кажется безлюдным, как пластмассовые городки в стеклянных шарах с блестками.

– Приготовься, сейчас будем снижаться!

Хагрид направляет своего тестрала вниз, я делаю то же самое; веревка, объединяющая летающих коней между собой, натягивается, и они все начинают снижаться. Когда мой тестрал касается земли, меня подбрасывает вверх, но мне удается сохранить равновесие. Легко спрыгнув с гладкой спины, я помогаю спуститься несколько побледневшему Хагриду.

– Брр, не люблю я это дело, – бормочет великан, доставая из внутреннего кармана своего неизменного кротового пальто флягу и делая из нее солидный глоток. Затем Хагрид убирает фляжку обратно, встряхивает головой и, более или менее придя в себя, продолжает: – Тестралы останутся здесь до самого вечера. Сейчас я пригоню оттуда кареты, – он кивает на невысокое хозяйственное строение рядом с крошечной билетной кассой, – и мы с тобой запряжем в них тестралов к приезду учеников.

– Трудно поверить, что уже к вечеру они будут здесь, – негромко говорю я, оглядываясь по сторонам. Без толпы людей и пускающего клубы пара Хогвартс-Экспресса станция выглядит совсем пустой и кажется намного больше, чем я ее запомнил.

– Тю, Гарри, да ты весь замерз, вон как трясешься, – вдруг говорит Хагрид, глядя на меня. Я тоже замечаю, что стучу зубами.

– Небось еще и промок, – ворчливо продолжает лесничий. – Наверное, надо бы применить высушивающее заклинание, но с этой штукой у меня всегда было не слишком хорошо. Вот в последний раз, например… – он морщится и отмахивается, – а, ладно, неинтересно это. Лучше на, выпей для обогреву, самое лучшее средство, точно тебе говорю! А то не дай Мерлин простынешь, Дамблдор с меня потом шкуру спустит.

Он отвинчивает крышку своей фляги, подносит горлышко к моим губам и прежде, чем я успеваю возразить, лихо запрокидывает ее вверх. Чтобы не захлебнуться, мне приходится сделать несколько крупных глотков. На глазах тут же выступают слезы, дыхание перехватывает, и я сгибаюсь в приступе кашля, пытаясь продышаться.

– Хагрид, это что, виски? – сиплю я.

– Лучший Огденский, из моих давних запасов! – с гордостью подтверждает великан. Затем он похлопывает меня по спине и говорит: – Ты это, откашляйся как следует, скоро должно пройти.

Наконец мне удается совладать с дыханием, кое-как выпрямиться и утереть слезы. От желудка по всему телу разливается тепло, даже жар, дрожь проходит, а веки неодолимо тяжелеют.

– Да, пожалуй, это помогло, – слегка заплетающимся языком произношу я. – Так намного лучше.

– Вот видишь, я ж говорил! – обрадовано восклицает великан. – Уж я-то плохого не посоветую, будь уверен.

Дальше работа начинает продвигаться значительно легче и веселее, и я серьезно подозреваю, что отчасти этому способствует принятый в лечебных целях глоток Огденского. Хагрид вывозит из сарая кареты одну за другой и вполголоса напевает детскую песню про двух братьев-троллей, отчего с ближайших деревьев с криками слетают птицы, а я тем временем смазываю маслом скрипящие колеса, и, сосредоточившись на работе, отвлекаюсь от мыслей о грядущем вечере.

Оставшийся день проходит в заботах и суете. Все преподаватели так и светятся радостным предвкушением, домовые эльфы сбиваются с ног, убирая гостиные факультетов к приезду студентов и занимаясь приготовлением восхитительных блюд – настоящих кулинарных шедевров – которые, без сомнения, продержатся на праздничном столе во всем своем великолепии лишь несколько секунд до того, как оголодавшие за время долгой поездки студенты сметут их в свои тарелки. Покончив со всей работой, я обнаруживаю, что до праздника остается еще довольно много времени, а заняться мне уже решительно нечем. Меня постепенно охватывает то тяжелое, томительное ожидание, которое испытываешь перед неотвратимыми и не слишком желанными для себя событиями. Это ожидание заставляет меня без дела слоняться по замку, отсчитывая часы до прибытия Хогвартс-Экспресса и внутренне подготавливаясь к предстоящему вечеру. Однако когда Оберон напоминает мне, что ужин скоро начнется и мне следует поторопиться, я с внутренним разочарованием отмечаю, что день пролетел даже слишком быстро.

Большой зал великолепен, как никогда. Над четырьмя столами факультетов парят тысячи свечей, их огни отражаются от золотой посуды и потому кажутся еще более яркими. Дождь уже прекратился, но по заколдованному потолку продолжают неторопливо ползти низкие темные тучи. В редких просветах между ними виднеются хрустальные россыпи звезд.

Я занимаю свое обычное место – между профессором МакГонагалл, которая сидит по правую руку от Дамблдора, и мадам Хуч. Напряжение внутри меня все нарастает, пока не достигает своего пика. Меня все раздражает. Воротник строгой черной мантии, которую профессор МакГонагалл прикупила для таких вот официальных случаев, кажется слишком тесным, голос мадам Хуч, беседующей с сидящей рядом с ней Спраут о поправках в учебных планах в связи с новыми требованиями к проведению экзаменов – чересчур резким, свет – излишне ярким, а Силенси, которая осторожно перебирается под мантией по моей руке от плеча к запястью, откуда легче следить за происходящим вокруг, и вовсе выводит из себя. Я откидываюсь на спинку стула и глубоко вздыхаю, прикрывая глаза. Так легче отключиться от происходящего. Расслабься, Поттер. Это же не конец света.

– Успокойся, Гарри, – негромко говорит мне профессор МакГонагалл. – Все будет в порядке.

– Я спокоен, – сквозь зубы цежу я, и профессор Трансфигурации оставляет меня в покое.

Вскоре профессор МакГонагалл кивает Дамблдору и поднимается со своего места, чтобы встретить прибывших студентов. Мне кажется, что проходит совсем немного времени, прежде чем Хогвартс начинает вибрировать от едва уловимого гула. Шум продолжает нарастать, становится почти оглушительным – это похоже на нарастающую горную лавину, – и наконец прорывается наружу вместе со стуком открывающихся дверей Большого зала, впускающих внутрь сотни оживленных студентов. Они гомонят не переставая, смеются, шумно отодвигают скамьи, занимая места за своими столами. От обилия черных мантий вокруг у меня рябит в глазах. Однокурсники приветствуют друг друга громкими криками, а представители враждующих факультетов – в первую очередь, разумеется, Гриффиндора и Слизерина – обмениваются ядовитыми насмешками, давно уже вошедшими в традицию. Когда шум начинает казаться едва выносимым, студенты понемногу успокаиваются, рассаживаясь по своим местам и с интересом рассматривая преподавательский стол.

Я жадно высматриваю в толпе студентов в одинаковых черных мантиях Рона, Гермиону, Джинни и остальных своих друзей. Но их нигде не видно, и на миг мне становится страшно, что они… что их здесь просто нет, как мамы и папы. При этой мысли я холодею. Мне удается найти их только тогда, когда почти все студенты уже занимают свои места. Они сидят почти в изголовье гриффиндорского стола, недалеко от меня. Рон о чем-то переговаривается с Гермионой, оживленно показывая на преподавательский стол, Джинни сидит в окружении своих подруг и придирчиво рассматривает себя в крошечное зеркальце, Дин Томас и Симус Финниган заговорщицки шепчутся с близнецами… Точно такие же, какими я их запомнил… На миг у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает биться так часто, что мне приходится дышать медленно и глубоко, чтобы избежать удушья. Они так близко, что мне трудно сдерживать эмоции. Мне хочется рвануться к ним, хочется заключить их в объятия, хотя бы для того, чтобы убедиться, что они материальны, что они не исчезнут снова. Я так скучал, хочу сказать я им, я так чертовски скучал, что едва не потерял рассудок. Я вдруг понимаю, что все это время ждал только одного – когда они наконец вернутся. А теперь мне кажется, что не было всех этих долгих лет ожидания, что мои друзья ушли лишь вчера, а сегодня я обрел их вновь. Теперь я раскаиваюсь в том, что воображал когда-то, что смогу жить без них – я так чудовищно ошибался. Не знаю, чего мне хочется больше: рассмеяться от счастья или расплакаться от облегчения, но вместо этого я просто опускаю лицо в ладони, опираясь локтями о стол, и сижу совершенно неподвижно, стараясь не вспоминать, не думать, не дышать.

http://tl.rulate.ru/book/36380/791218