Готовый перевод Evil Overlord: The Makening / Злой Повелитель: Начало: Глава Пятнадцатая: Мой топор теперь острый

У отца Викера была поговорка: глупость должна быть болезненной. Обычно он говорил это после того, как бил меня по затылку за то, что я сделал что-то не так на уроке письма, и обычно за этим следовало его второе любимое высказывание, которое звучало так: "Хватит сопли распускать".

Хотя в то время мне хотелось его отлупить, сейчас я понимаю, что это выражение несет в себе неприятный груз правды. Хотя ошибки могут быть неизбежны, боль, которая часто является результатом их совершения, - лучший способ убедиться, что вы не совершите их снова.

Эффективный повелитель зла предложит своим приспешникам эффективные корректирующие меры, вот к чему я веду. Это в их интересах, как и в его собственных. До тех пор, пока урок будет соразмерным - ведь кому-то очень трудно учиться на ошибках, если он мертв.

Однако парни справа и слева от остывающего трупа обычно приобретают немного мудрости.

~ ~ ~

Когда я пришёл в себя, уже рассвело. Мое лицо болело. Честно говоря, у меня болело все. Кроме того, мне было очень холодно. Неохотно я открыл глаза.

Я обнаружил, что мне было очень холодно, потому что я был голый. Ну, мое старое ржавое одеяло как бы наполовину прикрывало мои интимные части тела, но все остальное было открыто холодному воздуху или холодной земле. Если не считать того, что я был связан по запястьям и лодыжкам, чего не было.

Оглядевшись, я увидел, что Катапульта (конечно, это была Катапульта, Нук не был настолько умен, чтобы быть настолько злобно справедливым) прижала меня к тому же валуну, к которому я прижал ее, прежде чем все так подло перевернулось. Каменные черви все еще были там, и все еще мертвы. Как и трое коллег Нука и моего нового злейшего врага. Но от моей одежды, насколько я мог видеть, не осталось и следа. Или чьей-либо еще одежды. Или чего-нибудь полезного, например, ножа.

Это означало, что она забрала мой рюкзак в дополнение ко всему остальному.

Это означало, что она забрала и Гразз'ка.

И хотя я уже получил силу, которую он мог дать, и поэтому не нуждался в нем больше, чем в случайном совете, потеря Гразз'ка была очень болезненной. Не буду врать.

"Что ж, - сказал я себе, - если повезет, она освободит его, а потом он откусит ей голову". Но я очень сомневался, что Катапульта сделает такую глупость.

Я скорчился, воспользовался валуном, чтобы встать, и увидел, что Катапульта оставила мне еще одну вещь. Топор, затупленный до чертиков, лежал на валуне.

Это было лучше, чем ничего. Я схватил его и расположил так, чтобы можно было перепилить путы на лодыжках, а когда ноги освободились, я смог приседать и держать топор так, чтобы перерезать полоски ткани, связывающие запястья. Как только это было сделано, я обернул одеяло вокруг себя, как юбку, взял топор и отправился в Спорные земли, держа восходящее солнце за спиной.

То, что последовало за этим, было многомесячной экскурсией в ад.

Я не буду вдаваться в подробности обо всем, что я пережил, потому что мне в основном удалось отгородиться от этого несчастного периода моей жизни. Природа - бесчувственная, безжалостная штука, красная от зубов и когтей, и чтобы выжить, нужно стать с ней единым целым. Во всяком случае, я так и сделал.

Но этот период времени просто слишком важен, слишком формирован, слишком уместен для моего превращения из незадачливого дурака в человека, которым я являюсь сегодня, чтобы полностью его обойти. Поэтому в качестве компромисса я предлагаю этот монтаж страданий:

*Перевод принадлежит Некрозме и сайту Рулейт.

Я обвязываю корой свои кровоточащие ноги, используя стебли длинной травы, как жалкое подобие сандалий, когда тварь, похожая на белку (если бы у белок были двухдюймовые клыки), бросается с ветки и начинает царапать и кусать мое лицо. Мне удается снять ее с себя и задушить до смерти. Его предсмертный хрип созывает еще полдюжины, потому что, очевидно, эти маленькие засранцы - стайные существа.

*

Я готовлю на костре белок-засранцев. У меня текут слюни. На моем лице и туловище десятки порезов. На мне ожерелье из беличьих хвостов, а сандалии из коры я заменил меховыми сапогами. Вы, конечно, этого не видите, но вонь от невыделанных шкур просто зверская.

*

На дне скалистого ущелья я обнаружил небольшой бассейн с чистой водой. Я наклонился над ним, поднося пригоршни воды ко рту, когда на противоположной стороне ущелья появилось невысокое, зеленоватокожее, горшкообразное, длинноухое существо. На нем набедренная повязка, а в руках копье с каменным наконечником. На шее у него ожерелье из того, что подозрительно похоже на высушенные уши разных видов, некоторые из которых более разумны, чем другие.

Более опытные из вас узнают в этом существе гоблина.

Я замираю. Оно замирает.

Я неуверенно улыбаюсь: "Давай дружить?", а оно воет и бросается на меня с копьем.

Я сжигаю его.

Еще трое прибывают с той стороны, откуда появился первый, все они воют и размахивают грубым оружием.

Я сжигаю их. Вадим Минеев, ты конченый дегенерат, если решил, что я не узнаю, когда мой перевод воруют.

Еще по меньшей мере дюжина появляется почти со всех сторон. Их крики эхом отражаются от скалистых стен ущелья.

Я сжигаю еще около пяти? А потом огонь прекращается, когда я зову его, обессилев на время.

Я подбираю свой топор и бегу.

*

Уже ночь. Я нашел болото и прячусь в нем. Все, кроме моего носа, погружено в воду. Несмотря на то, что мои уши находятся ниже линии грязи, я все еще слышу вой охотничьего отряда гоблинов.

*

Я нашел пещеру и сижу в ней в темноте. Мои руки обнимают колени, и я раскачиваюсь взад и вперед. Я плачу, но очень тихо, по той же причине, по которой я не разжег костер. Чертовы гоблины.

Рассвет приносит с собой достаточно света, чтобы видеть глубже в пещеру. Я понимаю, что всю ночь просидел в двадцати футах от спящего медведя.

Пока я крадусь из пещеры, я думаю обо всем, что я сделаю с Катапультой, когда найду ее. Ни одно из этих дел не связано с сиськами.

*

Покрытый сухой, трескающейся грязью, я наткнулся на горного льва. Он в ложбине, а я позади и выше него. Он меня не замечает, потому что я с подветренной стороны, все его внимание сосредоточено на оленях, которых он с удовольствием поедает, а я учусь двигаться незаметно, потому что у гоблинов, которые меня выслеживают, чертовски хороший слух.

Горный лев - огромный, рыжеватый зверь с очень большими зубами и очень острыми когтями, но к этому моменту я бы продал свою мать в рабство за один кусочек оленины.

Я решаю применить тот же трюк, что и с каменными червями, и приготовить льва изнутри.

Я понял, что голод - это очень суровое ограничение моей силы. Лев рыгает и трясет своей массивной головой, а затем продолжает пировать.

Я выхожу из себя, беру топор в обе руки и бросаюсь на него сверху. Скорее от удачи, чем от какого-либо умения, я всаживаю топор в его череп.

Но он все равно проходит в нескольких сантиметрах от того, чтобы разделаться со мной. Топор застрял в черепе.

В конце концов я добиваю его большим камнем, обрушив его на голову льва с криком "Просто! Блядь! Сдохни! Уже!"

*

Я сижу на корточках рядом с другим костром. Куски оленьего мяса шипят на плоском камне передо мной. Мое лицо измазано отвратительной смесью грязи и оленьей крови. Через мои плечи перекинута шкура горного льва, от нее воняет, и мне не до забот. Я добавил несколько львиных когтей к своему ожерелью из беличьих хвостов и пытаюсь сшить себе штаны из оленьей шкуры, кишок горного льва и колючек. Результат - осталяет желать лучшего.

Когда они будут "закончены", я буду носить их с гордостью, хотя и с зудом.

*

Снег начал падать, толстыми ублюдочными хлопьями со свинцово-серых небес. Я рычу на них, почти забыв человеческую речь. Я все еще путешествую на запад, более или менее, когда вспоминаю об этом - хотя я не могу вспомнить, почему. У меня выросла борода. Мои волосы длинные и грязные, в них живут разные существа.

На моем ожерелье, помимо когтей, теперь есть уши гоблина. В рюкзаке на моей спине лежат куски копченого мяса, завернутые в листья. Вам лучше не знать, что это за мясо.

Я пересекаю хребет. В расщелине подо мной, справа от меня, я вижу гоблина-разведчика, который крадется за мной тенью. Я направляю на него свой топор, рычу, и он исчезает. Они больше не охотятся на меня. С тех пор, как я начал охотиться на них.

Мой топор теперь острый. Я научился оттачивать его на камнях, которых в Спорных Землях в изобилии.

*

Я наткнулся на... вещь. Как след дичи, но больше, шире. Более ровная. Медленно, вяло, мой мозг предложил слово: дорога.

Я присел на корточки в подлеске и стал наблюдать за этим новым явлением. Если чему меня и научили Спорные земли, так это тому, что новое обычно опасно и вызывает глубокие подозрения.

Мой мозг изрыгнул чуть более конкретное описание: грунтовая дорога.

Дороги вели в места. В местах были вещи. Такие вещи, как алкоголь, и катапульты. И еда. И алкоголь.

Многое и многое из того, о чем я уже давно не думал, стало вспоминаться мне все быстрее и быстрее. Дикое, охотящееся на гоблинов существо, которым я стал, отступило - не до конца, но достаточно - и Гар снова вышел на первый план.

Я встал, вышел на дорогу, выбрал направление и начал идти. Я вспомнил самое главное.

"Иду за тобой, Катапульта, да, иду", - прокричал я деревьям, горло и рот не привыкли издавать ничего более осмысленного, чем рычание.

* * *

Как оказалось, за месяцы, проведенные в дикой местности, мне удалось полностью миновать Мудхельм и оказаться довольно далеко к западу и северу от него. Местность, хотя и оставалась кошмарной по меркам большинства обжитых мест, была куда менее ужасной, чем та, в которой я выживал предыдущие месяцы. Во-первых, здесь было несколько достаточно больших и ровных участков земли, чтобы заниматься сельским хозяйством, а во-вторых, большая часть неровной местности была достаточно пологой, чтобы не приходилось карабкаться вверх и вниз, используя руки и ноги.

Я шел по дороге около часа, прежде чем увидел первый признак цивилизации. Это было репное поле. Это было дерьмовое репное поле даже по стандартам моей семьи, без понятия о посадке рядами и с валунами, наполовину торчащими из почвы, но это было репное поле. Я был близко знаком с репными полями, проведя значительную часть своего детства за их выкапыванием, посадкой в них семян, прополкой и последующим выдергиванием репы из них.

Я люблю репу примерно так же, как люблю получать пощечины, но я уже давно научился не привередничать. Я нарвал горсть и стал хрустеть, продолжая идти дальше.

За следующим поворотом дороги показалась фермерская хижина. Ее хозяин, пожилой мужчина, сидел возле нее на пне. Он был занят ощипыванием курицы и бормотал.

"В какую сторону Мудхельм?" прохрипел я. Он поднял голову, увидел меня, закричал, бросил курицу и побежал внутрь своей хижины. Я услышал, как дверь подпёрли чем-то с той стороны.

"Спасибо за курицу, наверное?" сказал я двери.

"Забирай! Бери и уходи!" - прозвучал приглушенный ответ.

"Хорошо. Но в какой стороне Мудхельм?" Курица - это хорошо. Найти Катапульту было бы гораздо, гораздо лучше.

"Продолжай идти тем же путем!"

"Ваше здоровье." Я продолжил свой путь, полуощипанный цыпленок и несколько реп составляли мне компанию.

По пути в Мудхельм я встретил еще полдюжины уединенных хуторов, похожих на первый. Как и в первом случае, жители этих хуторов не встретили меня с распростертыми объятиями. В нескольких из них все с криками убежали в лес, что я воспринял как приглашение порыться в их вещах и взять все, что мне приглянется. (отступление: у изолированных фермеров с полями из камней, как правило, есть все, что угодно).

Трое других фермеров поступили более или менее так же, как и первый, забаррикадировавшись в своих лачугах. Один бросился в собственный колодец. Я начал находить эти реакции на мое присутствие несколько обидными. Но только когда я столкнулся с последним самодостаточным фермером, я понял, почему я не был более популярен.

"Ты воняешь как задница и выглядишь как дерьмо на тосте в сочетании со смертью на палочке. Уходи". Этот парень знал толк в словах. Кроме того, он явно был полуорком - бивни были большой подсказкой - и его топор был намного больше моего. Он стоял у ворот своей фермы, а позади него я увидел трех или четырех детей, которые смотрели на меня из разных укрытий.

"Спасибо", - ответил я. "Как далеко до Мадхельма?"

"Просто продолжай идти. Ты доберешься туда к утру, убийца гоблинов".

"А?"

Он указал на мое ожерелье.

"О."

"Хочешь совет, убери его до того, как попадешь в город. Твоя репутация опережает тебя".

"Правда?"

"Да. Большинство людей не очень-то плачут о том, что ты делаешь, но городские гоблины не будут забрасывать тебя лепестками цветов, если ты понимаешь, о чем я".

"...нет?" Я хотел сказать, что не понимаю, что он имеет в виду, но он понял это по-другому.

"Нет. А теперь отвали, а? Мухи собираются".

Я пожал плечами и продолжил путь. Мне было плевать на гоблинов, городских или иных. Меня не волновало, что от меня воняет задницей. Я просто хотел найти Катапульту.

Одержимость - вещь одновременно прекрасная и ужасная.

http://tl.rulate.ru/book/35183/1827011