Готовый перевод The gods are bastards / Боги - ублюдки: Глава 5.

На балконе сидел император и размышлял.

Тираас был городом огней. Улицы были освещены парящими лампами фей, и даже в столь поздний час окна светились тем же волшебным светом, за исключением бедных районов, где они мерцали свечами и масляными лампами. Во всех направлениях небо пронзали спиралевидные башни, кристаллические шары на их вершинах мерцали радужными оттенками, принимая и передавая закодированные сообщения во все уголки Империи. Массивные антенны на вершинах заводов пульсировали и трещали молниями, выбрасывая нестабильные остатки магии прямо в атмосферу. С высоты, на которой он находился, он мог даже разглядеть между зданиями голубую полосу железнодорожного состава, который прибывал в город или ускорялся на пути из него.

Звезд он не видел. "Световое загрязнение", - называли они это. Прогресс требовал свою цену.

Шаридан Юлиос Адольф Тирасиан, правитель целого континента, откинулся на спинку дивана, одетый в довольно скромный халат из малинового шелка. На подлокотнике под его рукой лежала плоская шкатулка, по которой он время от времени барабанил пальцами. Несмотря на благоговейный вид сияющего города, раскинувшегося у его ног, несмотря на успокаивающие благовония, исходящие от двери в крыло гарема позади него, и тихие ноты арфы, играющей неподалеку, - в общем-то, отчасти из-за этого - он размышлял, с ужасом думая о том, что ему вскоре придется сделать. Он был не из тех, кто уклоняется от исполнения долга, но этот долг будет болезненным.

Музыкальное произведение подошло к концу, завершившись длинным восходящим арпеджио. Он еще раз побарабанил пальцами по шкатулке.

"Прекрасно".

"Благодарю вас, милорд, - пробормотала женщина, положив арфу у ног. Она поднялась с пуфика, на котором сидела, и подошла к нему сзади, опустилась на колени на диване и начала нежно разминать плечи императора. "Я была бы польщена, если бы моя музыка успокаивала вас, как это обычно бывает. Сегодня вы - один большой узел напряжения".

Это потому, что ты прикасаешься ко мне, - не сказал он. Это было правдой, но было бы бессердечным заявлением; скорее всего, ему придется задеть не только ее чувства, прежде чем это произойдет, но ненужная грубость была не в его характере. Кроме того, все это было смешно, вся ситуация. Она сделала гораздо больше, чем просто прикоснулась к нему, причем совсем недавно.

"Скажите мне, что вас беспокоит, милорд", - прошептала она. В этом не было сердобольности - это было не в ее духе, - но, несмотря на себя, несмотря на то, что он подозревал, его кровь потеплела от ее голоса, от того, как ее пальцы скользили по его коже. Не зря она была его любимой наложницей. Боги, это будет больно.

"Что меня беспокоит?" Он почувствовал, как его собственные плечи напряглись еще больше, несмотря на ее заботу. " Что меня не должно беспокоить, Лилиан? Слишком большой прогресс, слишком быстрый. Дело не только в магических удобствах и технологиях, и даже не в оружии. Слишком много новых идей, слишком много путешествий и общения; населению бросили в лицо весь размер мира и разнообразие людей в нем, и они реагируют примерно так же, как можно было бы ожидать, если бы их дети росли, изучая гномью философию и эльфийские представления о сексе и любви". Он сел, наклонившись вперед, чтобы вырваться из ее объятий. "И Церковь, пусть их собственный Пантеон мочится на Архипапу в алфавитном порядке, безжалостно воспользовалась этим, чтобы усилить свое влияние на людей. Церковь и Престол всегда существовали в осторожном равновесии, но мы оба милитаризируемся. По всей Империи традиции противостоят прогрессу, но на этот раз милитаризируются обе стороны". Император встал и начал быстро шагать. "Я сижу на линии разлома, в которую каждый гражданин моей Империи постоянно подсыпает черный порох и масло для розжига. Да, я обеспокоен".

"Ну, - пробормотала она, глядя на него прищуренными глазами, - если вы не хотите говорить об этом..."

Он остановился, глядя на нее сверху вниз. Леди Лилиан Риайе была высокой и стройной, почти по-эльфийски, хотя ее бронзовая кожа и выдающийся нос не принадлежали к эльфийскому роду. Обычно он предпочитал пышных и мягких женщин, но Лилиан всегда умела успокоить его и отвлечь от проблем, с чем не могла соперничать ни одна другая. Но даже этот факт начинал выглядеть предосудительным в свете того, что он недавно узнал.

"Возможно, вы не расслышали меня, миледи?"

"Я слышала, как вы произносили прекрасную толковую речь о текущих делах, милорд", - ответила она, улыбаясь. Ее темные глаза сверкнули озорством, в том очаровательном выражении, которое заставляло его находить ее очаровательной, даже когда она говорила вещи, за которые других людей он бы прогнал. "Это было хорошо и ёмко. Но эти беды - просто часть мира, в котором мы живем, такие беды, как война, бедность и болезни. Нет ничего, что могло бы довести вас до такого состояния. Вы никогда раньше не стеснялись делиться со мной своими тяготами, мой господин... Я начинаю задумываться, не сделала ли я что-то, что может вам не понравиться".

Император сделал длинный вдох и медленно выдохнул. "Ты... никогда не была ничем, кроме радости, Лилиан".

"В этом комплименте есть невысказанное "но"", - ответила она после паузы. "Имеет ли это какое-то отношение к четырем Рукам, скрывающимся вдали от глаз?"

Он не потрудился спросить, откуда она узнала, и постарался не выдать удивления, хотя у него было чувство, что она слишком хорошо его понимает, чтобы так распространяться. Руки Императора были его доверенными лицами, его голосом и осязанием во всем огромном королевстве, а также последней линией обороны, защищавшей его даже здесь, в его доме. Разношерстная группа людей, скрытых за однообразными черными костюмами, объединялась лишь яростной преданностью Престолу и высоким уровнем их опасных талантов. Столкнувшись с Десницей Императора, никогда нельзя было точно знать, каковы его способности, можно было лишь предположить, что они велики. Он выбрал этих четверых за их скрытность; то, что Лилиан заметила их, было не просто беспокойством.

Император повернулся к ней спиной, глядя с балкона. Прямо перед ним, через Императорскую площадь, возвышался Великий собор Вселенской церкви Пантеона, с двух сторон окруженный центральными храмами Авеи и Омну. Невидимый, но очень ощутимый, храм Видия находился под мостовой самой площади. У Авеи был свой оплот и в Виридиле, но эта площадь была центром божественности и поклонения в Империи. На ее четвертой границе Дворец казался... в меньшинстве.

"Моя разоблачительная речь, как ты выразилась, была актуальна сразу", - сказал он наконец. " Архиепископ стал действовать более прямолинейно, и я пока не знаю, что из этого получится. Совсем недавно он сделал тревожные предположения относительно вас, Лилиан".

"Это оригинальный подход, - язвительно сказала она. Большинство людей - почти любой здравомыслящий человек, узнав, что сам архиепископ обратил на них свое внимание, запаниковал бы. Она была слишком хладнокровна. "Тонко, но, возможно, эффективно. Может быть, девушки из гарема и не обладают политической властью, но мы вносим свой вклад в ваше благополучие. По крайней мере, я искренне надеюсь на это". Ее смех был горловой, как музыкальная рябь. "Кроме того, если он сможет лишить вас возможности произвести на свет наследника..."

Он нахмурился, скривив рот при этом напоминании.

Имперский гарем был рассчитан на десятки женщин; некоторые из предшественников Шаридана заполняли его до отказа и даже больше. Он не был столь самодовольным; в нем проживало всего семь женщин, и три из них принадлежали его жене. Наложницы, как отметила Лилиан, не были роскошью... или, по крайней мере, не совсем. Империя нуждалась в продолжении династии Тиразиев, а наследника от императрицы Элеоноры не будет.

Он считал Элеонору своим лучшим и, возможно, единственным настоящим другом, а также самым мощным союзником в акульем бассейне придворной политики; поэтому он решил уважать отвращение, которое она испытывала к перспективе делить свое тело с любым мужчиной. Заставить ее исполнять женские обязанности было в его праве, но не в его характере. Так что у нее были свои девочки, а у него - свои; они были странной маленькой семьей, но, как ни странно, счастливой. Однако ни у одной из его любовниц до сих пор не было никаких признаков беременности. Лилиан была права: если Архиепископ или его враги смогут помешать этому, они смогут ввергнуть Империю в легкодоступный хаос, просто убрав его из поля зрения.

Элеонора была недовольна тем, что ее исключили из сегодняшних дел, но она была нужна ему в безопасности, в другом месте. Учитывая, как плохо все может пойти... если с ним что-то случится, ей придется удерживать Престол против тех, кто попытается его захватить. Потребности Империи должны быть превыше всего.

"Я принимаю меры предосторожности", - тихо сказал он. "Но меня не запугать и не обмануть. Я просто... так устал от этих манипуляций. Империя всегда процветала, когда и Церковь, и Престол были сильны. Нам нужно это напряжение, борьба за власть. Архиепископ Юстиниан, похоже, намерен..." Он запнулся.

"Победить", - подсказала Лилиан.

Император кивнул. "Да. Он либо не понимает природы этой игры, либо ставит собственные амбиции выше общего блага. Я не уверен, какая перспектива меня пугает больше".

"Как победить противника, которого вы не можете позволить себе победить?" Она тихонько хмыкнула про себя. "Это довольно сложная загадка. Есть одна обнадеживающая вещь: Юстиниан, вероятно, будет ожидать, что вы встретите его на тех же абсолютных условиях - или, если вы этого не сделаете, будет считать, что вы не увидели истинную природу его собственной игры. В любом случае, возможно, именно вы сможете склонить его к неверному шагу".

"Мне нравится, как устроен твой ум". Он повернулся к ней и грустно улыбнулся. "Иногда я жалею, что не отводил тебе более важную роль во дворце. И не только тебе... Не растрачиваю ли я ценный потенциал, держа таких умных женщин... в качестве домашних животных?"

"Мне, например, очень нравится быть домашним животным", - легкомысленно ответила она. "Это не для всех, но я не скучаю по обязательствам. Миланда, наверное, хотела бы иметь еще одну отдушину для своей сообразительности... но в общем и целом, мы остаемся здесь, потому что нам нравится быть здесь". Юмор исчез из ее лица, и она просто смотрела на него, вглядываясь в его глаза. "Потому что мы любим тебя".

От этих слов у него защемило в груди, потому что даже если его подозрения окажутся верными, он знал, что она говорит правду.

"У меня есть для тебя подарок", - сказал он, наклоняясь, чтобы поднять шкатулку с драгоценностями с дивана.

" Вам не нужно было", - мягко сказала она.

"Именно это и делает его подарком, любовь моя. Пожалуйста". Сжав нервы, он протянул ей шкатулку. Хотя он не мог видеть или слышать их, он знал, что наблюдающие за ним Руки напряглись, готовясь к нападению, если это окажется необходимым.

"Все, что мне нужно, это быть рядом с вами... но спасибо. Я не могу отказаться от предложения любви, не так ли?" Лилиан поднялась, одарив его грустной улыбкой, и взяла у него коробку. Он дважды отступил назад, когда она повертела ее в руках, нащупала защелку и открыла ее.

Вспышка золотого сияния взорвалась на балконе с силой солнца. Лилиан вскрикнула от боли и, пошатываясь, упала спиной вперед на папоротник в горшке, отбросив коробку в сторону. Она ударилась о балюстраду, рассыпав на каменный пол бриллиантовое колье высочайшей работы. Бесценное украшение лежало в беспорядке и яростно сверкало, а на краю его слуха витал слабый звук, похожий на звон колокольчиков.

Это ожерелье несло в себе самое могущественное благословение, которое только можно было получить благодаря его значительным ресурсам, - святую магию, которую можно было бы встретить на мече паладина, а не на украшении придворной дамы. Лилиан попятилась назад, углубившись в растение и глядя на него сверху вниз.

Святая магия могла навредить только одному виду существ. Любой демон был бы ослеплен и ранен этим благословением, но только тот, кто обладал огромной силой, мог заставить его вспыхнуть так яростно.

Как только ожерелье вспыхнуло, четверо Рук выскочили на балкон: двое - через дверь в гарем, остальные - из соседних окон. В считанные секунды двое схватили упавшую супругу и заслонили ее парой жезлов и посохом мага; оставшийся дуэт расположился между ней и императором, оба держали мечи наготове.

Шаридан почувствовал, как внутри него что-то треснуло. Он заставил боль не показывать себя. Позже он посидит с Элеонорой и погорюет в тишине. Сейчас нужно было сделать храброе лицо.

"Это, - с упреком сказала Лилиан, - была невежливая выходка, милорд". Она осторожно поднялась из кустарника, поправила мантию и вернула себе достоинство, хотя и держалась в стороне от пылающего ожерелья. При всем том внимании, которое она им уделяла, эти две Руки и их огнестрельное оружие, направленное на нее, могли бы и не существовать.

"Значит, Юстиниан был прав", - сказал император, затем вздохнул. "После этого с ним совершенно невозможно будет ужиться... Пожалуйста, не делай ничего дерзкого, Лилиан. Я не желаю тебе зла, но ясно, что я не могу позволить тебе больше разгуливать на свободе".

" Вы всегда были таким умным мальчиком", - с нежностью сказала она. Он мог видеть ее лицо из-за плеча ближайшей Руки. "Лучше, когда у вас есть время подготовиться. Идемте, Ваше Величество, вы же знаете, что все, что вы попытаетесь сделать со мной вашими слугами, сейчас будет более чем просто вредно".

"Я Император", - просто сказал он. "Я и раньше делал вещи, которые причиняли мне боль. Даже сегодня. И я сделаю это снова".

"И вы, и я", - ответила она и ударила обеими руками по двум мужчинам, державшим наготове оружие. Один из них перелетел через перила балкона, а его посох разрядился молнией, от которой камень у ее ног раскололся; другой с тошнотворным треском врезался в стену дворца, а его жезлы бесполезно упали на пол.

Мгновенно одна из оставшихся рук повалила императора на пол, превратив диван в импровизированную баррикаду и одним эффективным движением отбросив своего сеньора за нее. Другой бросился на Лилиан, занося меч. Десница и наложница были отрезаны от взгляда императора, когда его бесцеремонно спихнули вниз, но он не мог не увидеть вспышку пламени, на мгновение осветившую балкон, и не услышать быстро затихший крик мужчины. Через долю секунды его последняя оставшаяся рука с удивленным возгласом отдернулась, выронив при этом меч. Раздался звук удара плоти о плоть, затем удара плоти о камень. Затем тишина.

Шаридан выхватил меч и поднялся на ноги. Теперь было ясно, чем все это закончится, но он твердо решил закончить все с оружием в руках, а не труся за диваном.

За прошедшие несколько секунд балкон превратился в сцену из кошмара. Все сгорело, папоротники и цветы превратились в пепел, ковры и подушки - в тлеющие обрывки; арфа Лилиан была скрюченной, почерневшей, похожей на несчастный кусок коряги. Три тела лежали там, где упали: два в черном императорском одеянии, одно - не более чем обугленный скелет. Все это освещалось жутким светом богов, исходящим от этого проклятого ожерелья.

На Лилиан не было ни волоска, даже складки ее мантии не были на месте. Не обращая на него внимания, несмотря на меч, который он держал направленным ей в сердце, она тихо вздохнула и подошла к ожерелью, наклонившись, чтобы поднять его. По мере ее приближения интенсивность его пламени все более возрастала; когда она прикоснулась к нему, в его ушах раздался пронзительный вой протеста, а из ее пальцев повалил дым.

"Это действительно потрясающая работа", - спокойно сказала она. Теперь он едва мог разглядеть ее сквозь свечение. "Подходящий подарок от Императора. Думаю, я сохраню его, как напоминание о вас, мой господин. Поскольку, похоже, я должна покинуть вас теперь". С этими словами она поднесла ожерелье к горлу и застегнула застежку на шее.

Раздался звон, похожий на звон серебряных колокольчиков, и свечение резко исчезло. Ожерелье, еще слегка дымящееся, но уже неживое, причудливо лежало на ее медной коже. Он моргнул от внезапно наступившей темноты.

Сейчас это не имело значения, учитывая то, что должно было произойти, но сердце Шаридана заныло еще сильнее. Он никогда не слышал о демоне, достаточно сильном, чтобы разрушить святое благословение. Это не должно было быть даже возможным.

"Кто ты?" - прошептал он.

Она подняла на него глаза, и его поразила чистая боль в ее выражении. "Мне бы хотелось, чтобы вы меньше отравляли свой разум церковной чепухой. Из всего того, как меня называли, Лилиан Риаже вполне сойдет, по крайней мере, для вас. Я женщина, которая делила вашу постель и ваши страдания в последний год, и никогда не делала вам ничего плохого". Она снова вздохнула. "Ну, я не могу винить вас за это, не совсем. Мир таков, каков он есть".

Лилиан шагнула к нему, и он отступил, держа меч между ними. "Не подходи. Пожалуйста".

Покачав головой, она дотронулась пальцем до кончика меча; лезвие мгновенно упало, словно сделанное из резины. Шаридан секунду смотрел на него, затем, опустив плечи в знак поражения, с грохотом бросил испорченное оружие на пол. "Что бы ты ни собиралась делать, надеюсь, ты сделаешь это быстро".

"О, Шаридан." Лилиан покачала головой, придвигаясь ближе. Она подняла руку к его лицу, но опустила ее, когда он вздрогнул. "Я хочу, чтобы ты знал несколько вещей. Прежде всего, ваша династия продолжится. И ваш наследник будет не под силу ни Церкви, ни кому-либо еще". Ее губы скривились в улыбке, и она приложила руку к животу.

"О", - простонал он. "О, нет".

"Во-вторых... несмотря на то, что Церковь и Пантеон говорили последние тысячелетия, я никогда не была врагом человечества. И тем более я не стала, - сказала она, пристально глядя на него, - и никогда не стану твоим врагом. Мне будет очень не хватать тебя, Шаридан. За последний год я впервые за долгое время почувствовала себя... счастливой".

Она отступила назад и снова грустно улыбнулась ему. "Прощай".

Затем она просто... исчезла. В воздухе остался лишь слабый запах серы.

Примерно в шестнадцати сотнях миль к северо-западу от Тирааса, у края изменяющей пространство магической прерии, называемой Золотым морем, из плоской земли возвышалась гора. Восемь тысяч лет назад, во время небесной войны, в которой восстали нынешние боги, когда этот край был застойным болотом, наполненным ползучими ужасами, гора была воздвигнута ныне забытым божеством - это было длинное плато, в котором высекли его крепость. Тысячелетие спустя катаклизмическое нападение его соперника уничтожило его и заставило камни земли течь как вода, погрузив половину горы в землю и оставив скрытую крепость в руинах.

Теперь же Пьяная гора представляла собой клинообразный излом прерии, с маленьким городком у основания и цитаделью знаний на вершине. А глубоко внутри, даже до сих пор, темнели залы, наполненные тайнами, которые лучше не тревожить.

Профессор Аларик Йорнхолдт размышлял о кошмарах, дремавших под его ногами, пока он в халате и мантии шел по коридорам Незримого Университета. Это была его привычка, когда он не мог заснуть, бродить по коридорам и размышлять о том, что лежит внизу. Магия, особенно магия дремотного, полузабытого вида, была наиболее опасна именно тогда, когда казалось, что ты с ней разобрался.

Этой ночью, кисло подумал он, проходя мимо двери в кабинет профессора Телльвирн, было приятно беспокоиться о своей старой доброй привычке, а не о начале семестра, в ходе которого президент университета и профессор истории отсутствовал, как это было большую часть прошлой недели. Телльвирн пришла сегодня днем, через несколько часов после прибытия последних студентов, и выглядела недовольной, но не угрюмой. Многолетний опыт подсказывал ему, что это означает, что ее задание провалилось и она взяла небольшой отпуск, чтобы справиться с разочарованием. Он гадал, сколько человек мертвы, а сколько лежат, запутавшись в простынях, с блаженными улыбками и без ног. Арахна обычно оставляла после себя по несколько человек, когда решала расслабиться.

Как раз в тот момент, когда он подошел к кабинету, внутри раздался взрыв, от которого дверь со звоном упала на раму, сопровождаемый криком.

"Арахна!" закричал Йорнхалдт, забыв о своем раздражении. Он схватился за дверную ручку; дверь, конечно же, была заперта и не поддавалась его обычным уловкам. Отступив назад, он ударил плечом в дерево.

Дверь выдержала воздействие пиротехники, но не устояла перед двумястами сорока фунтами взбешенного карлика. Дверь слетела с петель и разлетелась на куски, а Йорнхалдт, пошатываясь, вошел внутрь.

Первым делом он увидел профессора Телльвирн, сидящую на полу в дальнем углу, с почерневшим лицом и яростно глядящую на него. Он расслабился; если она была достаточно зла, чтобы смотреть на него, значит, она не сильно пострадала.

"Что я тебе говорила, Аларик?!" - кричала она. "Сколько раз? Если ты слышишь здесь стук и крики, значит, я либо провожу деликатный эксперимент, либо мастурбирую, и твоя помощь НЕ НУЖНА".

Профессор Йорнхалдт на мгновение поправил халат, оглядывая кабинет. Бумаги разлетелись по углам как сугробы, люстра висела криво, но больше ничего не было повреждено, кроме совершенно разбитой в щепки подставки для колдовства, которая стояла в центре ковра. Теперь это были две расколотые половинки хрустального шара, обугленная карта и несколько палочек для растопки. Ковер тоже нуждался в чистке, если не в полной замене.

"Мы проходим через это каждый раз, каждый раз, когда ты кричишь, а я врываюсь, - пробормотал он, - и я еще ни разу не застал тебя за этим занятием. Обычно я застаю тебя либо в огне, либо борющейся с чем-то, что ты случайно вызвала, а в одном памятном случае - приклеенной к потолку. Как, мать вашу, ты сумела взорвать свое оборудование для предсказаний? В нем не хватит магии, чтобы зажечь свечу".

"Хмф." Она атлетически вскочила на ноги, не в силах подавить легкую ухмылку. За годы работы Йорнхалдт научился ловко обращаться с профессором Телльвирн; самый быстрый способ успокоить ее раздражение - дать ей возможность похвастаться, когда она сделала что-то умное. "Ну, я обнаружила, что можно значительно увеличить дальность и восприимчивость заклинания, используя компонент "энергия-материя" заклинания сотворения, с некоторыми изменениями".

" Ты... ты действительно..." Он растерянно моргнул, затем на его лице появилась громогласная гримаса. "Арахна, это звучит как отличный способ непреднамеренно наколдовать то, что ты пыталась изучить. А это, как я понял, была внутренняя часть печи. Так вот что случилось в тот день, когда это место было по колено в плюющихся ядом рыбах-саблезубах?"

"Не говори ерунды, я готовила буйабес". Она полусерьезно смахнула пепел со своего жилета, затем потянулась вверх, чтобы погладить свои волосы. "Кроме того, отчаянные времена, изобретательные меры, и все такое. У меня нет зацепок по проблеме со взрывающимися девушками, и я бы предпочла заняться этим, не допрашивая мисс Фалконер, у которой и своих забот хватает".

Хмурый взгляд Йорнхалдта стал еще глубже. " Ты использовала заклинание колдовства, чтобы проследить за демонами? Женщина, ты что, совсем спятила?"

"Не больше, чем когда мы говорили в последний раз". Она наклонилась к нему. "Как мои брови?"

"Полные сажи, но все еще на месте".

"Ах, великолепно. Чтобы отрастить их заново, понадобится вся ночь, а без этого я вряд ли смогу приступить к занятиям".

"Черт возьми, Арахна, отнесись к этому серьезно! Если бы ученик сделал что-то настолько безрассудное, ты бы сбросила его с горы! Ты пытаешься открыть адские врата в своем кабинете?!"

Она обошла свой стол, открыла ящик и достала ручное зеркало. "Глупости, если бы я хотела открыть адские врата, я бы сделала это в мужском туалете в музыкальном корпусе. Ты видел, что там обо мне написано?".

"Что ты делала в.... Арахна!"

Телльвирн сделала паузу в стирании сажи со своего лица, чтобы посмотреть на него в отчаянии. "Что?"

Йорнхалдт подошел к столу и уперся кулаками в его поверхность, глядя на нее. Поза была менее эффектной, чем могла бы быть, учитывая, что стол находился на уровне его груди. "Что. Здесь. Случилось."

"А, это." Она пренебрежительно щелкнула по нему пальцами, вызвав крошечную струйку сажи. "Сначала у меня был определенный успех. Я сканировала текущую активность демонов, поскольку я еще не была уверена, как совместить мое модифицированное заклинание сканирования с заклинанием, изменяющим время, а это такая вещь, которая имеет тенденцию нарушать реальность, если ты делаешь это неправильно." Йорнхалдт прикрыл глаза рукой, но она не обратила на это внимания, продолжая вытирать лицо, пока говорила. "Я обнаружила довольно значительный всплеск в Тираасе".

"В столице?"

"Если только они не перенесли столицу, пока я кочевала по границам, то да, в Тираасе. Точнее я не смогла определить, что означает, что он находится в охраняемом месте. Значит, в Императорском дворце или Большом соборе; я взломала все остальные заслоны. Дворцовые тоже взломала, но они меняют их каждые несколько недель. Шаридан стал раздражающе осторожен в вопросах безопасности после инцидента с элементалем водки".

"Все еще думаешь, что это было смешно?"

"С каждым годом все смешнее. Так или иначе, я пыталась сфокусироваться на каком-то демоне - а он должен был быть очень серьезным, возможно, даже сильнее, чем Вадриени, - когда этот демон сделал что-то очень экстравагантное, и обратная связь взорвала мой стол для наблюдений".

Йорнхалдт откинулся на спинку стула, поглаживая одной рукой свою аккуратно подстриженную бороду. "...Как ты думаешь, мы должны предупредить дворец?"

"Я ручаюсь, - сухо сказала она, - они уже знают и занимаются этим. Это лишь вызовет неловкие вопросы о том, зачем я пыталась подсматривать за дворцом. Этот новый император довольно разумный человек, но его дед однажды пытался похитить меня за это". Она вздохнула с воспоминаниями. "Вот это было хорошее время. Никто больше не знает, как правильно организовать похищение".

"Тогда что же нам делать?"

"Мы?" Она склонила голову на одну сторону. С половиной лица, все еще покрытой пеплом, и почерневшими волосами, торчащими во все стороны, она была похожа на любопытную птицу из джунглей. "Я собираюсь отступить и попробовать другой подход через несколько дней, в зависимости от того, когда у меня будет время. Сейчас мы ложимся спать. Первым делом утром у нас первокурсники, и я хочу, чтобы ты был готов к этому, Аларик. Я хочу знать твое мнение о них сразу после занятий. О, и еще, мне нужно будет позвать сюда Стью, чтобы он починил мою дверь".

Он хрюкнул. "Отлично. Если ты не собираешься снова взорвать себя сегодня ночью, то кровать звучит очень привлекательно. Кто знает, может, я и вправду засну".

Йорнхалдт повернулся к ней спиной и зашагал обратно к взорванной двери, но остановился перед самым входом в коридор. "Похоже, тебе понадобится Стью, чтобы оттереть стены и здесь".

"Что это значит?" Она обогнула стол и заглянула ему через голову.

На стене коридора у кабинета Телльвирн, напротив двери, в камне были высечены слова.

НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЕ ДЕЛО

"А. Хех... фантастика". Профессор Телльвирн потерла руки, ухмыляясь с маниакальным весельем. "Они никогда не удосуживаются посылать предупреждения, если ты не подходишь близко".

Йорнхалдт задумчиво повернулся и ткнул ее толстым пальцем в живот. "Арахна, хватит. Ты должна прекратить это".

"Прошу прощения?" Ее брови поднялись. "Надеюсь, ты знаешь, что обычно происходит, если мне запрещают что-то делать?"

"Тогда смирись с этим!" - прорычал он. Она удивленно моргнула от такого несвойственного ей проявления вспыльчивости. Йорнхалдт потер глаза большим и указательным пальцами, собираясь с мыслями, и продолжил. "Арахна, мы больше не искатели приключений. Здесь нет подземелья, которое можно разграбить, нет принцессы, которую можно спасти, или войны, в которую можно вмешаться. У нас восемьдесят учеников, за которых мы несем ответственность, и провоцировать силы самого ада - это не просто безрассудство, это предательство доверия". Он вздохнул и наконец поднял голову, чтобы серьезно посмотреть ей в глаза. "Я не говорю тебе отказаться от этой идеи, поскольку знаю, что ты все равно этого не сделаешь. И раз уж здесь девчонка Фальконер, я соглашусь, что это наше дело. Но это, - он указал на сообщение, - означает, что пора сделать шаг назад и взглянуть на это с другой, менее провокационной стороны".

Телльвирн мелодраматично вздохнула. "Ну вот, ты снова стал голосом разума. Помнится, Аларик, раньше мы с тобой веселились".

"Необходимая уборка после веселья просто не входит в бюджет", - язвительно сказал он.

"Да, да, хорошо, конечно. У меня все равно не будет времени возиться с этим по крайней мере неделю, так как начинаются занятия. Я придумаю что-нибудь более изощренное. А сейчас, - добавила она мягко, надавив на его плечи. "Иди спать".

"Обещай мне, что ты тоже".

"О, не беспокойся на этот счет. Омну не допустит, чтобы мне пришлось встретиться с маленькими чудовищами не в лучшем виде".

"Спокойной ночи, сумасшедшая ведьма".

"Спокойной ночи, старый волновашка".

Когда профессор Йорнхалдт направился в свою комнату, он обнаружил, что совсем не беспокоится о неведомых ужасах, скрывающихся под их ногами.

.

http://tl.rulate.ru/book/15801/2051616