Готовый перевод Journey to the West / Путешествие на Запад: Путешествие на Запад Глава 17

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

повествующая о том, как Сунь У-кун учинил разгром на горе Черного ветра и как бодисатва Гуаньинь усмирила Духа медведя

Итак, Сунь У-кун взлетел на облако. Видевшие это монахи, послушники и монастырские работники перепугались насмерть, пали ниц и, совершая поклоны, говорили:

— Милостивый отец! Оказывается, это сошел на землю праведник, который обладает способностью ездить на облаках и путешествовать на тумане. Ничего нет удивительного в том, что огонь не нанес ему вреда. Будь проклят этот старый сквалыга, который не сумел распознать божественное существо. Перемудрил и сам погиб.

— Встаньте, почтенные, и не давайте волю своему гневу,— промолвил Сюань-цзан.— Пусть только мой ученик найдет рясу, и все будет в порядке. А вот если он не найдет ее, дело может обернуться скверно. Характер у моего ученика дурной, и я не смогу поручиться даже за то, что кто-нибудь из вас останется в живых.

Услышав это, монахи пришли в отчаяние и стали призывать на помощь небо, давая всевозможные обеты, моля о том, чтобы ряса нашлась. Однако мы пока оставим монахов с их переживаниями и вернемся к Сунь У-куну. Повернувшись несколько раз вокруг собственной оси, он быстро добрался до горы Черного ветра и здесь, остановив свое облако, внимательно осмотрелся. Перед ним была чудесная гора. Весна стояла в полном разгаре.

Картина открывалась поистине великолепная.

Потоки мчатся по ущельям с ревом

И злобно брызжут пеною седой,

И пики — величавы и суровы —

Соперничают дикой красотой;

Повсюду тишь. Умолкли птичьи стаи.

Не видно человеческих следов,

И благоухать леса сильнее стали —

Густ аромат увядших трав, цветов...

Промчался ливень, небосвод обширный,

Казалось, стал и ярче и светлей,

И лес сосновый протянулся ширмой,

Колышет ветер изумруд ветвей.

Разросшихся зеленых трав сплетенья

Над пропастью свисают со скалы,

И гибкие ползучие растенья

Смоковниц пышных оплели стволы.

Здесь, на тропе, не встретится отшельник,

Топор в лесу не застучит вблизи,

И лишь журавль с подругой длинношеей

Склонились, клювы в воду погрузив...

Любуясь красивым пейзажем, Сунь У-кун вдруг услышал голоса. На покрытом душистой травой склоне горы кто-то разговаривал. Осторожно ступая, чтобы не быть услышанным, Сунь У-кун шмыгнул за скалу и, украдкой выглянув оттуда, увидел трех духов-оборотней, сидевших на земле. Наверху сидел какой-то черный человек, слева от него — даос и справа — ученый.

Говорили они напыщенно, громко. Разговор в основном шел о том, как устанавливать треножники и печи, о способах закладки киновари, свинца и ртути2 и о тех путях и способах, которые применяются в других религиозных учениях.

— А ведь послезавтра у меня день рождения,— смеясь сказал черный человек.— Надеюсь, что вы, уважаемые, окажете мне честь своим посещением.

— Мы каждый год празднуем день вашего рождения, почтенный князь, как же можем мы не явиться в этом году? — отвечал ученый в белых одеждах.

— Сегодня ночью я раздобыл одну драгоценность,— продолжал черный человек,— расшитую золотом рясу Будды. Вещь поистине великолепная. В честь дня своего рождения я завтра выставлю ее напоказ и приглашу всех даосских служителей, пусть придут поклониться рясе Будды. А пир мы назовем «Пиром в честь одеяния Будды». Что вы об этом скажете?

— Превосходно! Замечательно! — в восторге воскликнул даос.— Завтра я непременно буду у вас, хочу заранее поздравить вас с днем вашего рождения, а послезавтра приду на пир.

Сунь У-кун, услышав слова «Ряса Будды», сразу же решил, что речь идет о драгоценности, которую он ищет. Не в силах больше сдерживать своего гнева, он выскочил из-за скалы и, взмахнув посохом, крикнул:

— Наконец вы попались мне, разбойники! Украли мою рясу, да еще собираетесь устраивать какой-то Пир в честь одеяния Будды! Ну-ка, верните мне ее, только живо! Ни с места! — закричал Сунь У-кун и взмахнул своим посохом, целясь в голову противника. Однако черный человек, испугавшись, превратился в ветер и исчез. Успел сбежать и даос: он улетел на облаке.

Остался только ученый, которого Сунь У-кун одним ударом уложил на месте. Оттащив его в сторону и рассмотрев хорошенько, Сунь У-кун увидел, что это была белая пятнистая змея-оборотень. Сунь У-кун растерзал ее на мелкие кусочки и ринулся в горы на поиски черного человека, оказавшегося волшебником.

Он обогнул острый пик, перевалил через хребет и там увидел высокую отвесную скалу, а в ней пещеру. Что за великолепная картина открылась перед ним!

Густой лес из сосен и кипарисов стоял, окутанный розовой дымкой.

У входа в пещеру Сунь У-кун увидел плотно затворенные каменные ворота, а над воротами — каменную плиту с надписью, сделанной крупными иероглифами: «Пещера на горе Черного ветра». Вращая посохом, Сунь У-кун закричал:

— Открывай!

Охранники-оборотни открыли ворота и, выйдя наружу, спросили:

— Ты кто такой и как смеешь врываться в нашу священную пещеру?!

— Ах вы мерзкие скоты! — заорал Сунь У-кун.— Да как вы смеете называть эту поганую дыру священной пещерой, хоть для вас она, может быть, и священна. Если хотите остаться в живых, живо бегите к своему господину и скажите ему, чтобы он сейчас же принес мне рясу.

Духи мигом скрылись и, вбежав к своему повелителю, сказали:

— Великий князь! Устраивать «Пир в честь одеяния Будды» не придется. У пещеры стоит какой-то монах, очень похожий на Бога грома, лицо его покрыто шерстью. Он требует рясу.

Между тем Черный волшебник, удрав от Сунь У-куна с лесной поляны, едва успел затворить ворота своей пещеры и еще не отдышался. Когда ему доложили о том, что Сунь У-кун явился сюда, он со злостью подумал:

«Откуда только взялась эта тварь и как смеет она ломиться в ворота?»

Властитель горы Черного ветра накинул на себя одежду, туго подпоясался и, вооружившись пикой с черной кисточкой, вышел из пещеры. Сунь У-кун шмыгнул за створку ворот и, держа посох наготове, уставился во все глаза на Черного волшебника. Вид у властителя Черной горы был действительно свирепый.

Шлем — словно чаша по форме —

Блестит ослепительным светом,

Из червонного золота латы

Ярким огнем горят,

Шелковая одежда

На плечи его надета,

Нежный ветер волнует

Прекрасный его наряд.

Идет он тяжелой походкой.

В руках — две большие плети

И черный волшебный посох.

С посохом он могуч

Поистине: горный владыка

По имени Черный ветер.

Но взгляд его столь же светел,

Как молния среди туч!

«Этот стервец словно обожжен в гончарной печи или же сделан из угля,— подумал, смеясь про себя, Сунь У-кун.—Видимо, он кормится тем, что подметает уголь. Иначе он не стал бы таким черным».

— Ты откуда взялся, монах? — закричал громовым голосом Черный волшебник.— И как смеешь так дерзко вести себя?!

— Нечего зря болтать! — тоже во всю мочь закричал Сунь У-кун и ринулся на противника с посохом.— Немедленно отдавай рясу твоего деда.

— Да ты из какого монастыря? — спросил властитель горы.— Где потерял свою рясу и почему пришел искать ее именно сюда?

— Моя ряса лежала в келье наставника монастыря бодисатвы Гуаньинь как раз к северу отсюда,— отвечал Сунь У-кун.— А ты, мерзавец, воспользовавшись пожаром в монастыре и суматохой, выкрал эту рясу и собираешься еще устроить пир в день своего рождения и назвать его Пиром в честь одеяния Будды. Может быть, ты посмеешь отрицать это? Так вот, сейчас же отдавай рясу, тогда я помилую тебя. Если же вздумаешь возражать мне, я переверну твою гору, сравняю с землей пещеру, а всех твоих оборотней сотру в порошок!

Услышав это, Черный волшебник презрительно расхохотался:

— Ах ты низкая тварь! — воскликнул он.— Ведь пожар ты сам устроил! Ты сидел на крыше дома наставника, раздувая пламя бешеным ветром. Пусть даже я и взял эту рясу, тебе-то что? Откуда ты явился и кто такой? Какой особой силой ты обладаешь, что позволил себе явиться сюда и хвастаться?

— Значит, ты не желаешь признавать своего деда! — воскликнул Сунь У-кун.— Я — ученик буддийского священнослужителя Сюань-цзана, побратима самого императора великих Танов! Фамилия моя Сунь, зовут У-кун, по прозвищу Странствующий монах. Ты спрашиваешь, на что я способен? Да если я скажу тебе, у тебя от страха душа улетит, и ты тут же умрешь!

— Я что-то тебя не понимаю!— отвечал властитель горы. Говори толком, я послушаю!

— Ну, младенец,— рассмеялся Сунь У-кун.— Держись крепче и внимательно слушай, что я тебе скажу:

В боях меняя образ свой мгновенно,

Я побеждал любых героев грозных —

Недаром способ быстрых превращений

В младенчестве еще был мною познан.

Я закалялся, проходило время

В лучах палящих солнца, под луною,

Законы смерти, властные над всеми,

Теперь уже не властны надо мною.

Трудился долго, искренне, упорно,

Стремлением высоким увлекаем,

И на горе Линтай ученья зерна

Заколосились бурным урожаем.

Там, от земного мира отгорожен,

Отшельник одинокий обитает,—

Сто восемь тысяч лет на свете прожил,

Секретом долголетья обладает.

К нему я обратился, грешник сирый,

И мне ответил мудрый: знай отныне,—

Кто примет тайно каплю эликсира,

Того навеки страх земной покинет.

Когда святые книги ты получишь,

Где заклинаний смысл глубок и сложен,

Ты вникни в них, познай, как можно лучше,—

И сам тогда владеть их силой сможешь.

Сиди под отраженными лучами,

Чтоб сердце было в благостном покое,

Чтоб страсти ненасытные молчали,

Чтоб душу не терзало все мирское,—

И чувств шести утраченные силы

Проснутся заново в окрепшем стане.

И тот, кто старцем дряхлым был и хилым,

По воле неба снова юным станет.

И если за три года ты не выдашь

Ни разу тайны волшебства великой,

То к святости широкий путь увидишь

И будешь приобщен к бессмертных лику.

Я триста лет скитался неустанно

По островам и странам отдаленным,

И за бескрайней далью океана

На край земли взирал я изумленно.

И все же не был на небе девятом,—

Хотя на дно морское опустился,

Там, в глубине пучин драконом спрятан,

Волшебный посох с обручем хранился.

Я драгоценность дивную похитил

И на Горе цветов и плодов зажил,

Как оборотней признанный правитель,

Нечистых духов окруженный стражей.

Призвал меня Нефритовый владыка,

Был Мудрецом я, равным небу, назван,

Но на небе разбушевался дико —

И совершил поступок безобразный.

Не мог я званьем удовлетвориться,

Мала казалась мне небес награда,

И у самой Ван-му — небес царицы —

Украл святые персики из сада.

Я окружен стотысячным был войском,

Никто сквозь строй, казалось, не пробьется,

Но в поединке трудном и геройском

Поверг на землю князя-полководца,

И Ночжа ожидала та же участь,

И отражен был стойкий в обороне

Сошедший с неба праведник могучий,

В искусстве превращений изощренный.

Нефритовый владыка, бодисатва

И Лао-цзюнь с небесного порога,

Увидев, как войска бегут обратно,

Смутились, охватила их тревога...

Пришлось вмешаться Лао-цзы,— иначе

Был и Эрлан бы мною обесславлен.

Тогда лишь только был я войском схвачен

И с ликованьем на небо доставлен.

Там во дворце воздвигли столб позорный,

К нему узлами тело привязали,

И палачи, орудуя проворно,

Меня с утра до вечера терзали:

Мечи вонзали, пиками кололи,

По сердцу молотком стучали медным,—

Как каменный, не ощущал я боли,

И оставалось рвенье их бесследным.

Тогда они позвали духов грома,

Чтоб разом в пепел превратили тело,

Но было заклинанье мне знакомо,

И туча молний мимо пролетела.

Тогда меня в жаровню посадили,

В очаг для выплавленья эликсира.

Усердно духи Лю и Дин следили,

Чтоб в нем огонь пылал неугасимо.

Когда же наконец я обнаружил,

Что иссякает палачей терпенье,

То в злобе лютой выскочил наружу,

Чтоб разгромить небесные владенья.

Размахивая посохом от гнева,

Я взад-вперед метался там, и скоро

Все тридцать три перетревожил неба,

Не повстречав достойного отпора

И лишь святого Будды заклинанью

Я должен был с позором подчиниться,

Он гору взял своей могучей дланью

И опустил ко мне на поясницу.

Я пять веков под нею был придавлен

И думал, что навеки там останусь,

Но, к счастью для меня, совсем недавно

Пришел святой монах из царства Танов.

Путь к Истине для нас далек и труден,—

Ведь тайна в странах Запада хранится,

Но в храм Раскатов грома мы прибудем,

Чтоб перед Буддой золотым склониться;

Кого захочешь, на Земле спроси ты,

Тебе любой немедленно ответит,

Что я волшебник самый знаменитый

Из всех, какие есть на белом свете!

— Так ты, оказывается, тот самый конюх из небесных чертогов, который учинил дебош на небе,— ехидно сказал волшебник.

А следует вам сказать, что Сунь У-кун не выносил, когда его называли конюхом, и потому пришел в бешенство.

— Ах ты проклятое чудовище! — заорал он.— Ты выкрал рясу и, вместо того чтобы вернуть ее, еще оскорбляешь меня! Отведай же моего посоха!

Волшебнику удалось уклониться и избежать удара. С пикой в руках он ринулся навстречу противнику, и между ними завязался отчаянный бой.

Гром битвы оглашал пещерный свод...

Они сражались в ярости великой —

Один свой посох выставил вперед,

Другой вращал над головою пикой

Вот первый — тело изогнул дугой,

Как белый тигр, терзающий добычу,

И не жалеет сил, чтобы другой

Признал его надменное величье.

А враг, как желтый сказочный дракон,

Что кольцами клубится в злобе рьяной,

Отбросил милосердия закон,—

И в голову и в грудь наносит раны!..

Дыханье двух борцов все горячей —

Сгустилось мглой и знойным ветром веет,

И мечется слепящий сноп лучей,

Он средь паров зловеще пламенеет.

Измучились борцы, но не склонясь,

Они удары множат с дикой силой...

За что же бьются и Мудрец и Князь?

Священная одежда их прельстила!

Они схватывались уже раз десять, и все же нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Раскаленное солнце стояло в зените, когда Черный волшебник, защищаясь копьем, крикнул:

— Монах Сунь! Сделаем передышку! Я хочу подкрепиться! А потом продолжим!

— Ах ты скотина мерзкая! — заорал в ответ Сунь У-кун.— А еще называешься удальцом! Хорош удалец! Сейчас только полдень, а ты есть захотел. Я больше пятисот лет был придавлен горой и все это время не пил и не ел. А за пятьсот лет можно было проголодаться! Нет, увильнуть тебе не удастся! Никуда ты не уйдешь! Верни рясу, тогда я отпущу тебя!

Однако Черный волшебник, притворившись, что собирается защищаться, быстро скрылся в пещере, затворив за собой каменные ворота. Нет надобности распространяться о том, как он собрал всех подвластных ему духов, распорядился об устройстве пира и написал приглашения всем духам и демонам — властителям гор с просьбой прибыть на торжество.

Как Сунь У-кун ни осаждал ворота, никто ему не открывал. Пришлось вернуться в монастырь. Монахи уже успели похоронить наставника и находились в его келье, прислуживая Сюань-цзану. Они приготовили ему завтрак, а в полдень подали обед. И вот, когда они сменяли блюда и подносили воду, появился Сунь У-кун, опустившийся прямо с воздуха. Монахи почтительно склонились перед ним и провели его в келью.

— А, Сунь У-кун! Вернулся! — обрадовался, увидев его Сюань-цзан.— Ну, что с рясой?

— Да все как будто в порядке,— отвечал Сунь У-кун.— Зря я обидел монахов. Оказывается, украл рясу волшебник с горы Черного ветра. Я незаметно подкрался к нему: он сидел на лужайке на склоне горы и беседовал с каким-то ученым и даосом. Волшебник оказался недостаточно осторожным. Он рассказал, что послезавтра у него день рождения и он приглашает к себе всех духов. Кроме того, он сообщил, что ночью ему удалось достать одеяние Будды и в день своего рождения он устроит пир, который назовет «Пиром в честь одеяния Будды». Ну, тут я бросился на волшебника и пустил в ход свой посох. Однако волшебник превратился в ветер и скрылся. Исчез также и даос. Мне удалось только убить ученого-оборотня, который оказался белой пятнистой змеей. После этого я помчался к пещере Черного волшебника и вызвал его на бой. Он признался в том, что взял рясу. Мы бились с ним полдня, однако никто из нас не вышел победителем. Потом волшебник сказал, что проголодался, скрылся в пещере, запер каменные ворота и больше не показывался. Я вернулся лишь для того, чтобы посмотреть, как вы себя чувствуете, и сообщить обо всем. Самым главным было узнать, где находится ряса. А хочет он ее вернуть или нет, меня нисколько не беспокоит.

Монахи, кто благоговейно сложа руки и низко кланяясь, кто отбивая поклоны, в один голос причитали:

— О милостивый, святой Амитофо! Если мы сегодня узнаем, где находится ряса, наша жизнь вне опасности.

— Погодите радоваться,— сказал Сунь У-кун.— Рясу я пока не отобрал, а учитель еще от вас не уехал. Вот когда у меня в руках будет ряса, а вы достойным образом проводите учителя, тогда можете считать, что все в порядке. Смотрите не допускайте даже малейшей небрежности, раздражать меня нельзя! Ну, а сейчас у вас, может быть, найдется хороший чай для моего учителя и корм для нашего коня?

— Есть, как же! Конечно, есть! — с готовностью ответили монахи.— Мы со всяческим усердием рады служить учителю.

— Пока тебя не было,— сказал Сюань-цзан,— меня три раза поили чаем и два раза кормили. Они очень внимательны ко мне. А сейчас отправляйся и постарайся поскорее принести рясу.

— Не спешите, учитель,— отвечал Сунь У-кун.— Теперь нам известно, где она находится, и дело лишь за тем, чтобы поймать этого мерзавца и отобрать у него вашу драгоценность. А это я сделаю, не сомневайтесь.

Пока они разговаривали, смотритель верхних зданий приготовил еду и пригласил Сунь У-куна поесть. Подкрепившись, Сунь У-кун снова взобрался на облако и отправился на гору Черного ветра. По пути ему повстречался оборотень, который шел по главному пути и нес под мышкой цветной деревянный ящичек, сделанный из грушевого дерева. Сунь У-кун сразу же догадался, что в ящичке лежат пригласительные карточки. Тогда он поднял свой посох и опустил его на голову оборотня.

Но, к несчастью, он не рассчитал удара, и от волшебника осталась одна лепешка. Сунь У-кун оттащил его в сторону, взял ящичек, раскрыл его и увидел, что там действительно лежит пригласительная карточка, на которой было написано:

«Я, Черный волшебник, земно кланяюсь и почтительно обращаюсь к вам, почтенный старец Цзинь-чи. В прошлом вы неоднократно оказывали мне милость, за что я вам глубоко признателен. Ночью я был свидетелем пожара, но не мог оказать вам помощи. Надеюсь, что вы остались невредимы. Мне случайно удалось приобрести рясу Будды, и я собираюсь устроить пир, на который почтительно приглашаю вас. Выражаю надежду, что вы прибудете со своей свитой. Примите мое уважение. Приглашение посылаю за два дня до торжества».

Прочитав это, Сунь У-кун не выдержал и расхохотался.

— Вот так мерзавец! — воскликнул он.— Он хоть и подох, но получил по заслугам. Так вот оно что! Оказывается, он в одной шайке с этим волшебником. Что ж тут удивляться, что он прожил двести семьдесят лет. Очевидно, волшебник научил его какому-нибудь способу подчинения духа, вот он и стал бессмертным. Я отлично помню, каков он из себя. Приму-ка я сейчас его вид, проникну в пещеру и разыщу рясу. Если будет нетрудно, возьму ее, чтобы избежать дальнейших хлопот.

О чудесный Мудрец! Он произнес заклинание и, встав против ветра, тотчас же изменил свой вид, превратившись в точную копию наставника монастыря. Спрятав посох, он, широко шагая, подошел к пещере и крикнул:

— Открывайте!

Духи-охранники открыли дверь и, увидев перед собой знакомую фигуру, бросились докладывать своему властителю, что прибыл почтенный отец Цзинь-чи.

— Да ведь я только что отправил к нему посыльного с приглашением,— изумился Черный волшебник.— Посыльный не успел еще прийти к нему. Как же мог почтенный отец так скоро очутиться здесь? Они, вероятно, разминулись. Видимо, Сунь У-кун подослал его за рясой. Спрячь ее подальше, чтобы он не увидел! — приказал волшебник.

Между тем, пройдя первые ворота, Сунь У-кун увидел небольшой двор, посреди которого росли сосны и бамбуки, пора- жающие яркостью своей зелени; персики и сливы оспаривали друг у друга красоту. Везде были цветы. Прекрасные орхидеи разливали в воздухе нежный аромат. Это был поистине благословенный уголок. На вторых воротах Сунь У-кун увидел две бумажные полосы с надписями: «В далеких и тихих горах нет мирских печалей», «Уединение в райском уголке приносит истинное счастье».

«Этот волшебник покинул мир и познал тайны неба»,— подумал Сунь У-кун. Он отправился дальше и, очутившись у третьих ворот, увидел стены с росписью и потолки с лепными украшениями. Двери были окрашены, окна большие, вокруг светло. Здесь находился сам Черный волшебник. Одет он был в темно-синюю власяницу и шелковый халат. Поверх халата была на- кидка из черного, как воронье крыло, шелка. Голову украшала повязка из мягкой материи, завязанная впереди в виде треугольника. Черные сапоги были сшиты из кожи молодого оленя. Увидев Сунь У-куна, волшебник поспешно одернул халат, поправил повязку на голове и пошел гостю навстречу.

— Почтенный друг Цзинь-чи! Давненько не видались! Присаживайтесь, пожалуйста!

Сунь У-кун ответил на приветствие, совершил по всем правилам этикета поклоны, и вместе с хозяином они уселись. Подали чай. После чая Черный волшебник, почтительно склонившись, сказал:

— Я только что отправил вам приглашение на пир, который состоится послезавтра, как мы и договаривались. Что же привело вас сюда сегодня?!

— Ваше приглашение я получил как раз в пути, когда шел к вам,— отвечал Сунь-У-кун.— Весть о прекрасном Пире в честь одеяния Будды заставила меня поспешить сюда и попросить вас показать мне это платье.

— Тут что-то не так, дорогой друг,— сказал смеясь волшебник.— Эта ряса принадлежит Танскому монаху. Он ведь остановился в вашем монастыре. Как же могли вы не видеть ее?

— Не успел я вчера вечером развернуть ее и вдоволь налюбоваться, как вы унесли ее к себе,— отвечал Сунь У-кун.— А тут еще случился пожар, все наши дома и имущество сгорели. На беду ученик Танского монаха оказался очень уж отчаянным. В суматохе мы обыскали все кругом, но рясы так и не нашли. На наше счастье, вы унесли ее к себе. Вот почему я и пришел к вам с просьбой показать рясу мне.

Неожиданно их беседу прервал волшебник, который охранял горы.

— Великий князь! Беда! — сказал он входя.— Гонец с приглашениями по дороге убит Сунь У-куном. Сам же Сунь У-кун под видом наставника монастыря Цзинь-чи явился сюда, чтобы завладеть одеянием Будды.

Выслушав это, волшебник подумал:

«Мне и самому показалось странным, что наставник так быстро пришел сюда. Конечно, это Сунь У-кун!»

Вскочив на ноги, волшебник схватил копье и ринулся на Сунь У-куна. А тот, выхватив из уха свой посох, приняв свой настоящий вид, отразил удар и выскочил во двор. Здесь перед воротами завязался ожесточенный бой. Волшебники, населяющие пещеру, помертвели от страха. В этот раз противники дрались куда яростней, нежели в прошлый.

Начав бой у самой пещеры, противники постепенно передвинулись на вершину горы, а оттуда взлетели на облака. Они вызывали туман и ветер, кружили песок и камни. Они дрались до тех пор, пока красный диск солнца не стал спускаться к западу. Однако все еще нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

— Эй, Сунь! — крикнул наконец волшебник.— Остановись! Сейчас уже поздно. Иди-ка к себе, а завтра утром приходи. И тогда мы сразимся с тобой не на жизнь, а на смерть.

— Нет, постой! — крикнул Сунь У-кун.— Биться, так до конца. Разве можно уходить только потому, что поздно?!

Сунь У-кун продолжал наступать. Тогда Черный волшебник превратился в ветер и скрылся в пещере. Он запер каменные ворота и больше не показывался. Сунь У-куну ничего не оставалось, как снова вернуться в монастырь бодисатвы Гуаньинь. Опустившись на облаке вниз, он крикнул:

— Учитель!

Трипитака, с нетерпением дожидавшийся своего ученика, очень обрадовался. Однако заметив, что тот вернулся без рясы, не на шутку испугался.

— Что ж ты и на сей раз вернулся без рясы?

В ответ на это Сунь У-кун вынул из рукава пригласительную карточку, и передавая ее Трипитаке, сказал:

— А ведь волшебник с покойным настоятелем были друзьями. Волшебник отправил к нему гонца с приглашением на Пир в честь одеяния Будды. Я убил гонца, а сам принял вид монаханаставника и таким образом попал к волшебнику в пещеру. Меня приняли как дорогого гостя, напоили чаем. Но когда я попросил показать мне рясу, он наотрез отказался. В довершение ко всему во время нашей беседы появился дух, который охранял горы, и все дело раскрылось. Тогда Черный волшебник начал со мной драться. Мы бились до позднего вечера, но ни один из нас не вышел победителем. Наконец волшебник улизнул к себе в пещеру и крепко заперся там. Мне тоже не оставалось ничего другого, как вернуться домой.

— Ну, а как ты думаешь, сможешь ты в конце концов одолеть его? — спросил Трипитака.

— Вряд ли,— отвечал Сунь У-кун.— Силы у нас, пожалуй, равны.

Прочитав пригласительную карточку, Трипитака передал ее смотрителю.

— А ваш наставник, вероятно, тоже был волшебником? — спросил он.

Смотритель упал на колени:

— Почтенный отец,— взмолился он,— наш наставник был человеком. Однако Черный волшебник путем совершенствования овладел человеческой сущностью и постоянно приходил к настоятелю беседовать о священных книгах. Кроме того, он обучил нашего учителя искусству подчинения духа. Так они и стали друзьями.

— Нет у этих монахов никакой волшебной силы,— вмешался в разговор Сунь У-кун.— Голова у них торчит вверх, ноги обычные, ступают по земле. Они толще меня. А это тоже говорит о том, что они не духи. Однако взгляните, на карточке написано: «Почтенному храброму медведю». Это значит, что в настоятеле, несомненно, сидит Дух медведя.

— Я слышал, что в старину люди говорили, будто обезьяны и медведи относятся к одной породе зверей,— сказал Трипитака.— Как же мог он превратиться в духа?

— Стал же я, с вашей точки зрения относящийся к породе зверей, Великим Мудрецом, равным небу,— со смехом сказал Сунь У-кун,— так чем же он хуже меня? Ведь всякое живое существо на земле, имеющее девять отверстий, может путем само- усовершенствования, достичь бессмертия.

— Ты только что сказал, что способности у вас одинаковы,— возразил Трипитака.— Как же, в таком случае, ты сможешь одолеть его и отобрать рясу?

— Э, не беспокойтесь! — успокоил Трипитаку Сунь У-кун.— Я знаю, что делать.

Пока они беседовали, монахи накрыли на стол и пригласили учителя с учеником поесть. После ужина Трипитака с фонарем в руках отправился на отдых в передний храм. Монахи расположились на ночлег вдоль стен, во временно устроенных шалашах. Задние помещения — покои наставника — они уступили старшим священнослужителям. Ночь прошла спокойно. Вот что рассказывается о ней в стихах!

Чертогов неба линия сверкала

Волшебной, безупречной чистотой,

Небесная Река пересекала

Все небо полосою золотой.

Но россыпь звезд не только в черном небе,—

Их огоньки дрожат в реке земной,

Умолк в горах веселый птичий щебет

И мир уснул, объятый тишиной.

Померк костер рыбачий, пепла грудой

Вдали едва его отмечен след,

И в пагоде высокой, перед Буддой

Угас лампадки благодатный свет.

Еще вчера здесь гонга медь гудела,

Звал барабан остатки сил напрячь,

Сегодня ночью в храме опустелом

Лишь слышатся стенания да плач...

Но Трипитака, почивавший в храме бодисатвы Гуаньинь, спал беспокойно. Все его мысли были сосредоточены на рясе. Повернувшись на бок и взглянув в окно, он вдруг увидел, что забрезжил рассвет. Он быстро встал и позвал:

— Сунь У-кун! Уже светло! Иди скорей за рясой!

Сунь У-кун одним прыжком вскочил с постели. Монахи уже принесли воду для умыванья.

— Смотрите, как следует прислуживайте моему учителю,— приказывал им Сунь У-кун,— а я снова отправляюсь в путь. Встав с постели, Трипитака остановил его:

— Ты куда идешь?

— По-моему, бодисатва Гуаньинь довольно беззаботна,— не отвечая на вопрос, сказал Сунь У-кун.— В ее честь здесь воздвигнут прекрасный монастырь, возжигаются благовония, а она допускает, чтобы по соседству жил какой-то волшебник. Я сейчас отправлюсь к Южному морю. Найду ее и скажу, чтобы она прибыла сюда сама и отобрала у волшебника рясу.

— А когда ты вернешься? — спросил Трипитака.

— Если успею, вернусь, когда вы еще будете завтракать,— сказал Сунь У-кун.— Могу и задержаться. Но к полудню непременно буду здесь. Вы не беспокойтесь, монахи будут хорошо служить вам. Итак, я отправляюсь.

Не успели замереть еще звуки его голоса, как он бесследно исчез. Вмиг очутился он у Южного моря и, остановив свое облако, стал осматриваться. Величественная картина открылась перед ним.

Морской простор лазурный, необъятный

От синевы небес неотделим,

И залиты сияньем благодатным

Вершины гор и глубина долин.

И с яростью сшибаясь непрестанно,

Валы швыряют хлопья пены вверх,

И в сумраке прибрежного тумана

Ликующий и ясный день померк

Как гром, прибой грохочет небывалый,

Великолепна неба красота

Там радуг многоцветных покрывало

Раскинулось над пиками хребта,

Цвета переливаются и гаснут,

И снова — алость, желтизна и синь...

На море Южном есть утес прекрасный,

Его ты взором пристальным окинь —

Там Гуаньинь в блаженстве обитает

И, красоты исполнен неземной,

Хребет вершины грозные взметает

До неба достающею стеной.

Колышет ветви ветер, свеж и ласков,

Траву, которой мягче нет нигде,

И солнца светлый круг на небе ясном

Горит как лотос золотой в воде.

И на дворцовой черепичной крыше

Глазурь необычайной красоты,

И двери в грот, где звук прилива слышен,

Сплошь покрывают черепах щиты.

В густой тени под веткой тополиной

Рой попугаев весел и болтлив,

А у бамбука, где кричат павлины,

На листьях фиолетовый отлив.

Сунь У-кун долго любовался всей этой красотой и никак не мог налюбоваться. Наконец он на облаке опустился у бамбуковой рощи. Тут его встретили небожители и обратились к нему с такими словами:

— Бодисатва говорила нам, что Великий Мудрец встал на путь Истины, и даже оповестила всех об этом. Сейчас вы должны охранять Танского монаха. Как же вам удалось выбрать свободное время и прибыть сюда?

— Именно потому, что я охраняю Танского монаха, я и хотел побеспокоить бодисатву. Дело в том, что мы с учителем попали в затруднительное положение.

Тут дух-хранитель вошел в пещеру и доложил бодисатве о приходе Сунь У-куна. Бодисатва приказала ввести его. Войдя в пещеру, Сунь У-кун подошел к лотосовому трону и приветствовал бодисатву поклоном.

— Зачем ты явился? — спросила бодисатва.

— В пути мы с учителем зашли в монастырь, выстроенный в честь тебя. Народ приносит тебе жертвы. А ты позволила волшебнику — Духу черного медведя поселиться рядом с монастырем и выкрасть рясу моего учителя. Я много раз пытался отобрать у него рясу, но не смог, и сейчас прибыл специально для того, чтобы просить у тебя помощи.

— Ну что за невежественная обезьяна! — возмутилась бодисатва.— Как ты смеешь так со мной разговаривать и требовать, чтобы я спасала вашу рясу? Из-за тебя все и получилось. Зачем тебе понадобилось хвастаться этой драгоценностью и показывать ее простым смертным, да вдобавок ко всему вызывать ветер и раздувать пожар? Ведь ты сожгла мой монастырь Задерживающихся облаков. А теперь явилась сюда и поднимаешь шум.

Сун У-кун понял, что бодисатве известно все, что было, и все, что будет, и поспешно опустился на колени.

— О бодисатва! — воскликнул он.— Прости твоему сыну грехи! Все это правда. Но я осмелился побеспокоить тебя, милостивая бодисатва, лишь потому, что волшебник ни за что не хочет отдавать рясы, а учитель сердится и грозит заклинанием, от которого у меня голова раскалывается на части. Яви свое милосердие, помоги отобрать у волшебника рясу, и мы сможем продолжать свой путь.

— Этот волшебник обладает огромной силой и, пожалуй, не уступит тебе. Но ради Танского монаха я, так и быть, отправлюсь вместе с тобой.

Тут Сунь У-кун снова склонился перед бодисатвой, выражая ей свою глубокую признательность, и затем вслед за ней вышел из пещеры. Сев на радужное облако, они вмиг очутились у горы Черного ветра и здесь спустились вниз. Направляясь по тропинке к пещере, они вдруг заметили даоса, который появился из-за склона горы. В руках у него было стеклянное блюдо, а на блюде лежали две пилюли бессмертия. Чрезвычайно обрадованный этой встречей, Сунь У-кун выхватил свой посох и с размаху так стукнул даоса по голове, что у того вылетели мозги и фонтаном брызнула кровь.

— Ну что за обезьяна! — в ужасе воскликнула бодисатва.— опять ты за свое! Ведь не он украл твою рясу, ты даже не знаешь его. Значит, между вами не могло быть никакой вражды. За что же ты убил его?

— Ты знаешь, кто это такой? Это приятель Черного волшебника. Вчера они еще с каким-то мудрецом сидели на полянке и беседовали. Черный волшебник пригласил его на Пир в честь одеяния Будды. Дух, которого я убил, шел поздравить Черного волшебника, а завтра должен был явиться на Пир в честь одеяния Будды. Вот откуда я знаю его.

— Ну, ладно! — сказала бодисатва.

Сунь У-кун приподнял даоса, чтобы рассмотреть его как следует, и тут увидел, что это волк. На блюде была выгравирована надпись: «Сделал Лин Сюй-цзы».

Прочитав это, Сунь У-кун от радости рассмеялся.

— Вот удача! — воскликнул он.— Теперь нам не придется затрачквать усилий! Этот волшебник, можно сказать, сам попал нам в руки, а с другим мы быстро разделаемся.

— О чем это ты говоришь? — спросила бодисатва.

— У меня есть одна мысль, которую можно назвать: «На план ответить планом». Только я не знаю, одобришь ли ты ее.

— Ну говори, что надумал.

— Взгляни на это блюдо,— сказал Сунь У-кун.— Здесь лежат две пилюли бессмертия. Мы понесем их в подарок волшебнику. На оборотной стороне этого блюда вырезаны четыре иероглифа: «Сделал Лин Сюй-цзы». На эту удочку мы и поймаем волшебника. Если ты согласишься, нам не придется прибегать к оружию и драться с волшебником. Его мгновенно поразит болезнь, и тогда ряса в наших руках. Если же ты не согласишься, ты можешь спокойно отправляться к себе на Запад, а я вернусь на Восток. В этом случае рясу можно считать подаренной волшебнику, а поездка Танского монаха кончится впустую.

— Ну и язык у этой обезьяны! — рассмеялась бодисатва.

— Что ты, помилуй! Я просто хотел предложить тебе свой план!— отвечал Сунь У-кун.

— Ну, что же ты придумал? — спросила бодисатва.

— На этом блюде выгравирована надпись: «Сделал Лин Сюй-цзы». Надо полагать, что Лин Сюй-цзы — имя этого даоса. Ты, бодисатва, должна принять вид этого даоса. Я же съем пилюлю бессмертия и приму ее вид, только буду немного побольше. Затем ты возьмешь блюдо с пилюлями и преподнесешь волшебнику ко дню его рождения. Потом предложишь ему съесть пилюлю, которая побольше. Когда волшебник проглотит ее, то есть меня, я у него в желудке найду, что делать. Пусть только откажется вернуть рясу, я из его кишок веревки совью.

Бодисатва покачала головой, но возразить ничего не могла и вынуждена была согласиться.

— Каково? — смеясь спросил Сунь У-кун.

Тут бодисатва проявила свое великое милосердие и безграничную божественную силу. Обладая способностью превращаться в любое существо или предмет, она во мгновение ока превратилась в даоса — отшельника Лин Сюй-цзы.

У журавлей священных ветер страшный

Пух развевает, вдруг рассвирепев,

И вой его суровый и протяжный

Напоминает боевой напев.

И стонут под могучим этим ветром,

Стволами ударяются порой,

Красивые не по-земному кедры

И лучезарно-синих сосен строй.

Природа только кажется единой.

Различиям в природе нет числа!

Но для людей все к одному сводимо —

К борьбе неутомимой против зла!

— Чудесно! Замечательно! — с восторгом воскликнул Сунь У-кун.— Не разберешь — не то это оборотень — бодисатва, не то бодисатва — оборотень.

— Бодисатва, оборотень — все это лишь одни понятия, — сказала смеясь бодисатва.— Если говорить по существу, то ничего подобного нет.

Сунь У-кун тотчас же понял, что хотела сказать бодисатва, и, повернувшись, превратился в пилюлю бессмертия.

Пилюля, в которую превратился Сунь У-кун, была чуть побольше. Бодисатва отметила это, взяла блюдо и отправилась прямо к пещере.

Бодисатва осталась очень довольна.

«Эта грязная скотина не зря выбрала себе такое место для жилья»,— подумала она и все же в душе у нее родилось чувство сострадания.

У пещеры бодисатва увидела духов, они охраняли вход.

— Преподобный отшельник Лин Сюй-цзы прибыл! — закричали духи. Одни из них бросились доложить о его приходе, дру- гие пошли навстречу.

Тотчас же показался дух-волшебник, вышедший встретить гостя.

— Я очень рад,— сказал он,— что ты осчастливил мое убогое жилище своим высоким посещением.

— Примите от меня скромный дар — пилюлю бессмертия и пожелание вам вечной жизни,— промолвила в ответ бодисатва. Закончив церемонию приветствий, они уселись и начали обсуждать вчерашние события. Бодисатва поспешила достать блюдо с пилюлями.

— Великий князь,— молвила она,— прошу вас взглянуть на мой скромный подарок.

Выбрав шарик побольше, она преподнесла его волшебнику со словами:

— Желаю вам, великий князь, здравствовать тысячу лет!

Волшебник в свою очередь взял второй шарик и, подавая его бодисатве, сказал:

— Желаю того же и вам, дорогой Лин Сюй-цзы!

Как только церемония была окончена, волшебник хотел проглотить пилюлю, но пилюля сама проскользнула прямо в желудок. Там Сунь У-кун принял свой обычный вид, потянулся во все стороны, и волшебник тотчас же повалился на землю.

Бодисатва тоже приняла свой обычный вид и велела волшебнику отдать рясу.

Тем временем Сунь У-кун успел уже выйти через нос вол- шебника. Однако, опасаясь, как бы волшебник не учинил какого-нибудь буйства, бодисатва набросила ему на голову обруч. И когда волшебник, вскочив на ноги, бросился на Сунь У-куна с копьем, она вместе с Сунь У-куном была уже высоко в воздухе и стала произносить заклинание. В тот же миг у волшебника началась мучительная головная боль, он выронил из рук копье и стал кататься по земле. А Прекрасный царь обезьян, наблюдая все это, посмеивался.

— Ну что, мерзкая тварь, вернешь ты теперь рясу или нет? — спросила бодисатва.

— Я готов сделать это сейчас же,— поспешил ответить волшебник.— Только пощадите меня.

Между тем Сунь У-кун, боясь, как бы дело не затянулось, решил избить волшебника, но бодисатва остановила его:

— Не причиняй ему вреда! — сказал она.— Он мне еще пригодится.

— Да на что может пригодиться это чудовище, убить его надо, вот и все,— сказал Сунь У-кун.

— Часть горы Лоцзяшань, где я живу,— сказала бодисатва, — сейчас никем не охраняется. Я возьму его с собой и сделаю небожителем — хранителем этой горы.

— Ты поистине милосердна и всегда выручаешь из беды,— сказал смеясь Сунь У-кун.— Тебе жаль погубить всякое живое существо. Вот если бы я знал это заклинание, то наверняка прочитал бы его не меньше тысячи раз. Однако здесь еще осталось много духов, надо и с ними кончить.

Волшебник тем временем пришел в себя. Он катался по земле и жалобно кричал:

— Пожалейте меня! Я готов вступить на путь Истины.

Тогда бодисатва опустилась на облаке вниз и, возложив руки на голову чудовища, взяла с него обет монашества. Затем она заставила волшебника взять копье и следовать за ней. Наконец-то лихие помыслы Духа черного медведя исчезли и строптивый характер его был усмирен.

— А ты, Сунь У-кун, возвращайся теперь обратно,— приказала бодисатва,— и как следует служи Танскому монаху. Смотри, чтобы в дальнейшем не было никаких упущений или безобразий.

— Прости, бодисатва, что доставил тебе столько хлопот и заставил ехать в такую даль,— сказал Сунь У-кун.— Позволь мне проводить тебя немного,— добавил он.

— Нет, не нужно,— отвечала бодисатва.

Тогда Сунь У-кун взял рясу и, распростившись с бодисатвой, отправился в монастырь. А бодисатва в сопровождении Духа черного медведя пустилась в обратный путь к Великому морю. Вот что рассказывается об этом в стихах:

Темь облаков раздвинулась внезапно,

И в ореоле мягкого сиянья

С небес сошла на землю бодисатва,

Чтоб людям грешным облегчить страданья.

Ей троном служит лотос совершенный

С большими золотыми лепестками,

Она следит за тем, чтоб нарушений

Законов Будды мы не допускали.

Она познаний жажду утоляет

И объясняет сутр священных строки,

И, уходя на небо, оставляет

Лишь добродетель, истребив пороки.

О том, как же развивались события в дальнейшем, вы узнаете из следующей главы.

http://tl.rulate.ru/book/14623/286419